Сборник 2019 года. Том 7

Рита

В порту «Кларки», то есть американские электрокары.

И Рита работала на них.

В порту я, сменный механик, оставлял её ночью на хозработах.

В порту мы ещё были в самодеятельности.

А порт поехал в подшефный колхоз с концертом на американском грузовике «Додж» три четверти.

Весна. Дорога в колхоз непролазная.

Но «Додж» шёл по грязи, заворачиваясь, разворачиваясь, изворачиваясь.

Боком, задом, но вперёд.

И с нами её бывший муж, Риты, – грузчик знаменитой бригады лауреатов. Тоже в подшефный колхоз.

И в колхозе между ними ссора.

Он чего-то хотел.

Она не хотела.

Он её ударил.

Она устояла.

Чтоб заслонить её, я встал перед ней.

А он сказал мне: «Уйди. Это наши дела».

Я стоял.

А он ударил меня.

И я упал.

Но опять встал, чтоб её заслонить.

И он ушёл.

А все его друзья сказали: «Почему ты его хоть раз не ударил? Хоть разок?»

А я сказал, что никогда этого не делал.

Потом был концерт.

Потом Рита сидела с председателем колхоза.

И выпросила у него для меня «козла» покататься.

Он дал мне легковой «козёл» покататься.

Она была красивая.

Она была свободная.

А я никогда на легковой не ездил.

Я катался выпимши.

А она сидела с председателем.

Потом катался ещё выпимши.

Потом у меня «козла» отобрали.

Потом был банкет.

Стол богатый.

И мы поехали в Одессу на чём приехали.

Американский грузовик «Додж» три четверти.

В большой колхозной грязи до города шёл юзом.

Вертелся на грязи, но шёл вперёд, не останавливаясь.

Водитель и «Додж» – фронтовики.

Не важно.

Довезли.

А все мне в порту: «Почему ты его не ударил?»

Надоели.

И вдруг дня через два заявляется этот тип, её бывший муж, и спрашивает, где я.

Он знал, что я на смене, по её смене.

Все на меня указали.

Я думал, убьёт.

Он очень здоровый.

Ну, мешки по доскам.

Но встретил я его на рабочем месте.

А он достал из пакета что-то белое.

– Это тебе. Она мне твой размер сказала.

Это была первая в мире белая нейлоновая сорочка.

Её не надо было стирать никогда.

Помыл, повесил.

Или надел. Она на тебе сохла.

А главное – не убил.

Потом принёс ботинки какие-то, чтоб подарить.

Она ему размер сказала.

Бригада у них знаменитая.

Лауреаты Сталинской премии.

Я даже пытался их помирить с Ритой.

Не удалось.

Любила, думаю.

Мы с ней, извините, встречались у меня дома на Комсомольской, после смены.

Мама нас застала.

Утром вдруг зачем-то пришла с работы.

Никто ей не открывал.

Тыкала ключом, бедная.

Вдоль окон по веранде бегала. Стучала.

В окна заглядывала.

Двор затих.

Разглядела всё-таки.

И ушла.

Я её искал три дня.

Маму.

Город перевернул.

Нашлась.

Аж у своей троюродной сестры, с которой не разговаривала два года.

Отца у нас не было.

Умер в шестьдесят семь лет – от войны.

Она на меня надеялась.

Порт нам углём помогал.

Даже в тот колхоз хотели послать меня механиком.

Как её одну оставишь?

Может быть, она Риту не разглядела, но мы с ней домой уже не приходили.

Маму жалели.

А мама сказала, что раскусила меня, к сожалению.

И в порту меня раскусили.

– Ну, ты мог хоть раз его ударить… Хоть разок.

– Нет, – отвечал я, – не мог.

И перед ними стоял.

И перед ней стоял.

Что тут объяснять…