Сборник книг вселенной The Elder Scrolls

Часть 1: высокие эльфы

В этой серии очерков будет представлен краткий обзор символических и стилистических отличительных особенностей основных культур Тамриэля в области искусства и ремесла. Основной упор будет направлен на характерные для разных рас личные вещи, такие как одежда, украшения, оружие и броня, поскольку они наиболее достоверно выражают культурную самобытность народа. После завершения серия войдёт в учебный план вводного курса по этнографии Университета волшебства.

Начнём с высоких эльфов или альтмеров, затворников с островов Саммерсет, поскольку по многим свидетельствам (в том числе, от самих эльфов) цивилизация пришла в Тамриэль вместе с альдмерами Старого Эльнофея. Поскольку эльфы Саммерсета осознанно пытаются сохранять наследие своих меретических предков, их традиции определённо ближе, чем чьи-нибудь другие, к традициям, существовавшим в обществе ещё до Первой эры.

Нельзя сказать, что за тысячи лет, прошедшие после прибытия первых альдмеров, культура высоких эльфов не изменилась и не приобрела новые формы, потому что это не так. Тем не менее, рассматривая современную альтмерскую культуру с точки зрения историка, можно получить представление о первоисточнике.

На этом начальном этапе мне помогал советами знаменитый Мориан Зенас, преподаватель транслиминальных наук в Университете волшебства. Он единственный на нашем факультете, кто бывал на Саммерсетских островах, в частности на Артеуме, где делал короткую остановку по пути в Даск.

Когда я впервые пришла в дом профессора Зенаса в Кафедральном округе, то немного побаивалась встречи. Однако он оказался хоть и старым, но очень милым и совсем не заслуживающим своей репутации сварливого и раздражительного. Мориан (как он попросил обращаться к нему) пригласил меня остаться на обед, который подал его немногословный ученик аргонианин Сейф-идж Хиджа.

Мориан рассказал, что высокие эльфы приветствуют скромную элегантность во всём, стремясь к плавным линиям, повторяющим совершенные формы окружающего мира. Более или менее абстрактные птицы, цветы, морские ракушки составляют основу узора, представляемого хоть и во множестве красок, но в приглушённых тонах. На броне выбивают рельеф в виде перьев или чешуи, и даже кирасы и шлемы тяжёлой брони щеголяют стилизованными крылышками и клювами.

Металлические предметы часто украшаются полупрозрачным зеленоватым материалом, называемым «стеклом». Это похожий на жадеит минерал вулканического происхождения, который эльфийские кузнецы научились обрабатывать, и это секретный процесс, известный только альтмерам. Совершенно твёрдое и непластичное в холодном состоянии стекло при нагреве послушно принимает практически любую форму, и высокие эльфы широко его используют для отделки оружия и брони.

После обеда, за бутылочкой сиродильского бренди, Мориан забросал меня множеством вопросов обо мне и о моём проекте. Было действительно очень приятно побеседовать. Надо будет придумать повод и встретиться с ним снова.

Часть 2: тёмные эльфы

От высоких эльфов будет естественно перейти к тёмным, которые проживали на Саммерсетских островах до своей миграции в Морровинд. Таким образом, их культуру можно было бы рассматривать как разновидность альтмерской, однако во многих отношениях данмерская культура скорее противоположность саммерсетской, чем её продолжение.

Мориан познакомил меня с одним тёмным эльфом по имени Дивайт Фир, своим коллегой, который помогает ему в проекте «транслиминальное перемещение». Не знаю, чем они занимаются, но Дивайт предложил мне помочь разобраться с культурой данмеров, и я согласилась.

Утончённость столь же свойственна тёмным эльфам, как и высоким, но это по сути единственное, что роднит их искусство. В Морровинде жизнь много суровее, чем в безмятежном Саммерсете, и это отражается в стиле данмеров. Тёмные эльфы также черпают вдохновение от природы, но вместо цветочных и птичьих мотивов у них появляются шипастые и изогнутые формы панцирей гигантских насекомых, населяющих Морровинд. Элегантно строгие, но зловещие, они служат вечным напоминанием о том, что данмерам приходится ежедневно бороться за само своё существование.

Тяжёлую броню тёмные эльфы предпочитают изготавливать из эбонита, и даже сделанную из стали и стальных сплавов более лёгкую броню, а также щиты, часто покрывают тёмным лаком, маскируя таким образом под эбонит. В облачении, особенно на шлемах и броне в области плеч и бёдер, имеются выраженные заострённые выступы, напоминающие двемерский геометрический стиль — правда, Дивайт с возмущением отверг саму идею какого-либо влияния двемерской культуры на данмеров.

По правде говоря, я нахожу этого тёмного чародея из Вварденфелла необычайно привлекательным. Он совсем не выглядит стариком, хотя и обращается к Мориану, которому не меньше шестидесяти, со словами «молодой человек». Интересно, сколько же ему на самом деле лет? Если честно, мне всё в нем интересно. У него такие яркие кроваво-красные глаза, которые, кажется, пронизывают тебя насквозь. Это чуточку будоражит.

Он пригласил меня сходить с ним в босмерскую таверну на берегу. Пойду.

Часть 3: лесные эльфы

Изучение культуры эльфов завершается у нас на босмерах из Валенвуда. Хотя влияние лесных эльфов на мир в целом значительно менее существенно в сравнении с влиянием их сородичей высоких и тёмных эльфов, но зато они, будучи довольно плодовитыми (для эльфов) и даже, можно сказать, влюбчивыми, превосходят по численности всех прочих меров Тамриэля.

Было бы банальностью указать, что лесные эльфы предпочитают природные мотивы, но как я выяснила, всё сложнее. Манера, в которой они представляют тему природы, обусловлена их почитанием И’ффре и истории Костей Земли. Босмеры верят, что всё сущее пребывало в хаосе до того, как И’ффре дал всем растениям, животным и народам собственные имена — они и определили ту постоянную и неизменную форму, которую обрела каждая особь. Таким образом, каждый уникальный вид животного мира представляется собственным стилизованным мотивом, представляющим ур-форму, полученную непосредственно от И’ффре.

Это отражается в стиле, присущем всем украшениям, изделиям и одежде лесных эльфов. В мире босмеров существует невероятное многообразие форм и узоров, обусловленное уникальным представлением, созданным для каждого вида растений и животных. Правильный вид и особенности применения строго предписаны обычаями, и отклонение от них не приветствуется. Считается, что неортодоксальное использование стилизованных пиктограмм неправомерно или даже просто «дурно».

Строгость правил может показаться парадоксальной для столь беззаботного и беспечного народа, но это так и есть, и я получила возможность убедиться в этом лично. В Имперском городе довольно много лесных эльфов, достаточно сказать, что некоторое их количество обитает в Портовом районе, где для них работает таверна «Загулявший светлячок». Тёмный эльф Дивайт Фир, обворожительный маг, помогающий Мориану Зенасу с его экспериментами, предложил сводить меня туда, и я согласилась.

В назначенный для прогулки день я прибыла к дому Мориана, и старый профессор сам отворил мне дверь. Я удивилась, когда он попросил выслушать его мнение о моих исследованиях. Ещё более удивительным был его вид: в новой шёлковой мантии, украшенной звёздами, подстриженный и причёсанный, он еле слышно благоухал лавандою. Какое разительное изменение — до этого я видела его неопрятным, в запятнанной и местами подпалённой мантии.

Оказалось, что он хочет предостеречь меня от похода в Портовый район с Дивайтом Фиром. Я не смогла удержаться от смеха, отчего он покраснел, и тогда я сказала ему, что я взрослая женщина и способна сама о себе позаботиться. Он смутился и начал бормотать извинения, из которых я поняла, что его больше беспокоит то, что я собираюсь провести время с Дивайтом, а не сам факт посещения доков. Мне не хотелось ранить его чувства, поэтому я отвесила комплимент его мантии, от которого он просиял, а затем отправилась в кабинет Фира.

Буду краткой: это был прекрасный вечер. «Загулявший светлячок» оказался бойким местом, и Дивайт познакомил меня с леди Биниель, хозяйкой заведения, которая настойчиво звала нас за свой стол. В качестве развлечения мы увидели искрящийся босмерский бурлеск в исполнении Биниэль, и это было уморительно смешно. И хотя я отказалась пить эти отвратительные напитки лесных эльфов, но всё же согласилась выкурить вместе с Дивайтом трубочку, набитую личинками жуков, отчего пришла в необычайно приподнятое настроение.

И вот тут я получила свидетельство презрительного отношения босмеров к «ненадлежащему стилю». Моряк из Лейавина, наблюдавший, как мы с Дивайтом курим, предложил мне вырезанную из кости трубку «настоящей валенвудской выделки». Но леди Биниель сказала мне, что это подделка, не стоящая своих денег. Моряк заспорил, но миниатюрная эльфийка заявила, что любой дурак разглядит неправильные письмена на имга, вырезанные на чаше трубки, и пусть он убирается. Что он и сделал.

Вскоре и мы с Дивайтом ушли оттуда. По пути к городским воротам он показывал мне на звёзды в безумно красивом ночном небе и называл древние имена созвездий, подаренные им каймерами. Каюсь, что ничего я не помню, кроме чарующих душу оттенков его звучного голоса и тёплой руки на моём плече.

Часть 4: норды

Вот мы и подошли к нордам, первой человеческой расе Тамриэля, которая успешно противостоит эльфам и даже вытесняет их гегемонию на континенте.

Так же как у босмеров, в основе декора архитектуры, ремесленных изделий и одежды нордов лежат стилизованные, с обилием переплетений, природные мотивы. Однако если лесные эльфы выбирают в основном растительные орнаменты, норды предпочитают зооморфные, в особенности выделяя восемь «тотемных» животных старинной религии Атморы: волк, ястреб, кит, змея, мотылёк, лиса и так далее. Но у них позволяются значительные отклонения от основной темы вплоть до мотивов, абстрактных настолько, что животных в них уже не распознать. И действительно, многие предметы украшаются плетёным геометрическим орнаментом, совсем ничего природного не напоминающим.

Есть ещё одно различие между нордским и эльфийским стилями: там, где норды в целом выбирают крупные, простые и функциональные формы, эльфийская работа была бы тонкой, элегантной и — недооценённой. Ничто из созданного нордами недооценить нельзя.

Это стало ясно прямо у порога посольства Скайрима, куда Мориан, Дивайт и я пришли на приём к королю Логрольфу. Над входом в посольство разместилась огромная железная голова ястреба с презрительно раскрытым в крике клювом, дверной проём фланкировали барельефы опять же с ястребами, но стилизованными и походящими скорее на боевые топоры, чем на птиц. Дверь была сделана из тёмного дуба, обита железом и сама вся в железных заклёпках — не иначе как нападения ждут.

Внутри посольства всё выглядело уже не так воинственно, не считая вооружённых и закованных в броню стражников в дверях. Мне стало любопытно, неужели для того чтобы проверить приглашения у гостей, действительно необходимо нацеплять на себя закрытые шлемы, украшенные бараньими рогами? Вот только выражение нордских глаз не предвещало ответов на мои вопросы.

Приём был дан в честь, как я уже сказала, короля Логрольфа, приехавшего с визитом в Имперский город выразить уважение потентату. Мориан представлял на приёме Университет волшебства. Он попросил меня пойти вместе с ним, и я приняла его приглашение, воодушевлённая мыслью увидеть наших свирепых северных сородичей в естественной для них обстановке. Когда Дивайт узнал, куда мы идём, то решил присоединиться к нам, несмотря на недовольные взгляды Мориана. Однако оказавшись в посольстве среди шумных и буйных нордов, тёмный эльф, казалось, пожалел о своём решении.

А вот Мориан нет! Он осушил целый кувшин мёда и предстал предо мной совершенно другим профессором Зенасом. В своей новой мантии он определённо был в ударе, рассказывая об истории магии окружившим его восхищённым дипломатам. Он просто покорил их рассказами о невероятном мастерстве в магических искусствах, проявленном их соотечественником, архимагом Шалидором. Он помолодел лет на двадцать, и я неожиданно увидела его таким, каким он мог быть в расцвете сил, когда впервые пришёл в Имперский город помогать созданию Университета волшебства.

Мориан меня даже познакомил с королём Логрольфом, хотя откуда он может знать правителя Скайрима, я понятия не имею. Я оглянулась в поисках Дивайта, но его нигде не было видно. А мы с Морианом остались в посольстве допоздна, попивая мёд большими кружками и смеясь над незамысловатыми нордскими шутками. Когда после приёма он пошёл провожать меня домой, мне показалось, что я заметила в его глазах новое выражение.

Он мог разглядеть то же самое в моих.

Часть 5: бретонцы

Архимагистр Университета, леди Опель Дантайн, бретонка, и поэтому я проконсультировалась с ней по бретонской культуре. Она была любезна и очень мне помогла.

Бретонцы последними из людей Тамриэля освободились от эльфийского господства. Долгая вассальная зависимость от Диренни во многом повлияла на всю их культуру. Они чрезвычайно склонны к автономности: каждое королевство в Хай Роке ревностно блюдёт свой суверенитет, но в целом бретонское общество сохраняет феодальную структуру, которая восходит к традициям многоуровневой социальной системы гегемонии Диренни. Бретонцы почти также непримиримы, как их родственники норды, но в отличие от них, пережив долгую опеку эльфов, без подозрения, а с уважением относятся ко всем видам магии.

Как это отражается в искусстве и ремесле? В качестве примера рассмотрим бретонскую броню. Сверкающая тяжёлая броня бретонского рыцаря так же прочна и практична, как у нордского хускарла, но при этом её привлекательный внешний вид несёт в себе нотку утончённости, вызывающую воспоминания об эльфийской элегантности. То же влияние сказалось на бретонском оружии, которое выглядит красиво, сохранив при этом неоспоримую смертоносность.

Это заставило меня задуматься о том, как сильно Дивайт со своей эльфийской учтивостью отличается от Мориана, который при всей широте своих знаний обладает такой обычной человеческой непоследовательностью, даже, я бы сказала, вздорностью. И похоже, что транслиминальные эксперименты зашли не в ту сторону. Когда вчера вечером я пришла к ним, то не застала ни Мориана, ни Дивайта. Ученик Мориана Сейф-идж сказал мне, что они крупно рассорились, обсуждая, сколько нужно вложить в транспортирующий объект, чтобы гарантировать возвращение из Обливиона. Высказывания становились всё более личными, а потом, судя по всему, прозвучало моё имя. Сначала раздались крики, а затем они оба в ярости выбежали из лаборатории и удалились в противоположные стороны улицы.

Это ужасно. Ссора? Из-за меня? Каюсь, я была так огорчена, что выболтала всё леди Опель, которая проявила невероятную доброту и заботу. Она спросила меня, испытываю ли я чувства к тому или другому магу, и я призналась, что да, но чувства мои противоречивы и спутаны. Опель достала пару бутылок бангкорайского пряного вина, и мы доверительно проговорили друг с другом, пока вечер не кончился. Не помню, как я добралась домой, и голова сегодня болит, но это стоило того — на сердце больше не так тяжело.

Часть 6: редгарды

Явившись этим утром в особняк Мориана, я обнаружила, что всё безоблачно и радужно: Дивайт с профессором словно лучшие друзья вели беседу за кружкой чала, сравнивая «Одиннадцать ритуальных форм» Раллибаллы с «Книгой магических договоров». Я напомнила Дивайту о его обещании показать мне йокуданскую часовню в Торговом районе. От этих моих слов Мориан сперва слегка нахмурил лоб, но затем улыбнулся и сказал, что отлично, он-де как раз хотел испытать в лаборатории новую гиперагональную среду.

(Может быть, причиной тому освещение, но мужчины выглядели… как-то моложе. Мне не стоит забывать, что они оба очень могущественные маги и, полагаю, знакомы с магией иллюзии. Хотя, возможно, я просто льщу себе).

В часовне я встретила нескольких знающих редгардов с хорошими манерами и чувством собственного достоинства, что присуще, как я считаю, самым образованным представителям этого народа. Многоуважаемый Зирумир, жрец Ту’вакки (надеюсь, я правильно записала), оказался мне особенно полезен.

Зирумир рассказал, что и бывшая родина редгардов Йокуда, и нынешний их дом, провинция Хаммерфелл, — пустыни (но Йокуды больше нет). Одежда редгардов должна защищать от стихии, оставаясь при этом лёгкой, и поэтому редгарды предпочитают всё светлое, длинное и струящееся, и вот эти плавные кривые и перетекают в их художественный орнамент. Сгибы и сочленения одеяний и брони часто подчёркиваются объёмными складками и рифлением, то же справедливо и для головных уборов. И даже мечи у них обычно искривлённые.

По контрасту с лёгкостью одежды архитектура производит впечатление тяжеловесной. Однако при более близком рассмотрении выясняется, что толстые стены нужны в основном для защиты от высоких температур пустыни. И Зирумир показал мне в часовне хитрую систему жалюзийных вентиляционных проходов в верхнем ярусе окон, спроектированную так, чтобы улавливать малейший ветерок и направлять его вглубь нефа.

Потом Зирумира отозвали к кому-то из его паствы, а мы с Дивайтом стали прогуливаться по апсиде храма, рассматривая святилища восьми йокуданских божеств. Дивайт объяснял, что Предшественники из Хаммерфелла часто поклоняются сиродильским богам, пришедшим к ним с империей Ремана, в то время как более консервативные Венценосцы почитают своих традиционных богов. Мы стояли позади святилища Морвы в форме улья. Внезапно он повернулся ко мне, глянул своими пылающими очами, вложил мои руки в свои и сказал, что считает меня самой красивой и желанной женщиной во всём городе. Дыхание у меня замерло, сердце забилось. Но когда он потянулся обнять меня, я вдруг испугалась и отпрянула, мотая головой, а потом сбежала в неф, распугав по пути семью молодых редгардов, собиравшихся зажечь свечи у алтаря Морвы.

Что мне теперь делать? Боюсь, что ужасно обидела Дивайта. Как мне помириться с ним? Смогу ли я рассказать об этом Мориану? Чайничек Джулианоса, ну что за дилемма!

Часть 7: каджиты

Когда этим утром я пришла в особняк Мориана, моим первым стремлением было извиниться перед Дивайтом, но Сейф-идж сказал, что его нет — он исчез куда-то, воспользовавшись порталом и заклинанием и оставив после себя только запах дыма. Так, сказала я себе, от навязчивых мыслей тебя отвлечёт работа. И отправилась искать Мориана.

Я застала милого старика за завтраком, доедающего сладкий рулет вместе с чалом. Когда я зашла на кухню, он со стуком поставил кружку на стол, в спешке вскочил и поклонился! Я объяснила, что хочу составить заметки о каджитах, но ничего о них не знаю, и спросила, известно ли ему что-нибудь о кошачьем народе. Он ответил, что он именно тот, кто мне нужен, и что он будет рад мне помочь, поскольку «этот несносный Телванни» все равно отнял у него целый день.

Мне не раз доводилось проходить мимо караванщиков Баан-Дар, разбивавших временный лагерь у ворот Торгового района, но никогда я к ним не заходила — и не только следуя заветам отца, предостерегавшего меня когда-то, но из-за едкого запаха тоже. Потому что я словно собака — терпеть не могу кошек. Но Мориан без всяких сомнений потащил меня прямо к ним и повёл в шатёр, обвешанный разноцветными молитвенными флажками. Я последовала за ним внутрь, где и была представлена мадам Шизаи-джо, каджитской ведунье, служащей, как он сказал, Азуре и Магрусу. Она сидела в позе лотоса, но все равно вежливо поклонилась — кошачий народ такой гибкий — и, указав на пару подушек, на которые можно было присесть, спросила, чем «эта самая» может быть полезна.

Мы долго и сердечно беседовали. Между стилем и декором каджитов и редгардов имеется внешнее сходство, возможно объясняющееся сходными климатическими условиями (жарой и сухостью), но там, где редгарды предпочтут длинные струящиеся линии, кошачий народ выбирает округлые или серповидные формы по образу и подобию своих лун. Массер и Секунда во всём многообразии фаз проявляются и в одежде каджитов, и в их орнаментах. Сам серп неполной луны напоминает своей формой когти, которые каджиты выпускают из подушечек лап, — оружие, которое всегда с собой, коварная угроза народам не столь защищённым.

Шизаи-джо заварила нам чай, приторно сладкий, как вся каджитская еда и напитки, и позже попросила мою опустевшую чашку. Она покрутила чаинки на дне своим розовым коготком и сказала, что видит причину моего беспокойства: я позволила страху затмить свою страсть и омрачить своё сердце. Я ляпнула что-то про то, как Дивайт пытался поцеловать меня, отчего Мориан выронил чашку, забрызгав бедную Шизаи.

Я подумала, что он сейчас взорвётся в гневе, но вместо того он опечалился, а потом принялся изливать свои чувства ко мне. Было так приятно его слушать! Я была действительно тронута. Каджитка деликатно исчезла, а мы остались на её подушках, разговаривая и теряя счёт времени.

Часть 8: орки

Вчера вечером у меня была короткая встреча с Дивайтом в «Светлячке». Я объяснила, что он мне действительно нравится, но сердце моё отдано Мориану. Он сделался мрачнее бури в горах Джерол, но лишь глубоко вздохнул и удалился с достоинством. О, я хочу надеяться, что с ним всё будет в порядке!

Потому что, каюсь, я больше тревожусь за Мориана. Эксперименты, над которыми он работает вместе с Дивайтом, достигли той наивысшей точки, когда Мориан вот-вот откроет врата и отправится прямиком в Обливион. Он говорит, что собирается в мир Азуры, Лунную Тень, что, по его словам, относительно безопасно. Безопасно! Меня колотит сильнее, чем скриба на сковородке. Страстно желаю увидеться с ним до отбытия, но Мориан говорит, что должен сконцентрироваться на подготовке к ритуалу и не может ни на что более отвлекаться.

Он прислал мне через Сейф-иджа записку, в которой сообщил, что я должна заменить его как представителя Университета на официальном обеде, который даёт потентат в честь прибытия нового посла Орсиниума. Он, должно быть, действительно очень занят, раз пропускает такое событие, потому что, как мне известно, он очень хотел пойти. Ладно, полагаю, так даже лучше для моего проекта — буду работать и работать, работа отвлечёт меня от переживаний!

У новой провинции пока ещё нет своего посольства, поэтому шатры, в которых подали обед, расставили — по распоряжению потентата — у подножия Башни Белого Золота. Из уважения к послу Туггику вся утварь в шатрах, специально для приёма доставленная из Ротгарианских гор, была подлинного орочьего происхождения. Пользуясь этим обстоятельством, я под нескончаемый поток речей писала заметки в своём дневнике.

Удивительно, что такой грубый народ, как орки, оказываются способны придумывать и создавать изысканные вещи! Конечно, всему Тамриэлю они известны как прекрасные оружейники, но я всегда полагала, что слава эта пошла от их великой силы, а не мастерства. Но одного взгляда на их оружие и броню мне хватило, чтобы понять ошибочность былых своих суждений. Они не станут выбивать на металле орнамент или приделывать лишние украшения; их творения даже проще и утилитарнее, чем нордские, но при этом смотрятся абсолютно пропорциональными, идеально симметричными, гармонично сочетающимися друг с другом. Орочий меч может быть грозным оружием, но полюбуйтесь, как стремительный взмах клинка уравновешивается массивной, но при этом изящной рукояткой, которая сидит словно влитая в руке владельца — расслабленного и уверенного в себе.

Чуть позже я, к огромному своему удовольствию, встретила знакомую — леди Опель, нашего архимагистра, которая тепло меня поприветствовала. Под вино из Западного Вельда и эйдарский сыр расспрашивала она меня о моих сердечных делах с двумя именитыми магами. Я рассказала, что натворила, как мне самой ясно, ужасную пропасть ошибок, а она утешала меня словами, что всё кончится хорошо. Она сказала, что очень давно знакома с Морианом, и что он по-настоящему ранимый человек, прячущийся под маской стариковской сумасбродности. Она очень рада, что ему удалось найти родственную душу в моём лице, умную и способную удержать его от затворничества в стенах лаборатории.

Но именно это с ним сейчас и происходит, что меня очень беспокоит. Думаю, стоит пойти поговорить ещё раз с Сейф-иджем — быть может, он поможет мне проникнуть к Мориану до его отбытия.

Часть 9: аргониане

Моя служанка Дариелла вошла ко мне сегодня утром и возбуждённо сообщила, что у дверей стоит аргонианка и просит о встрече, настаивая, что это срочно. В городе мало аргониан, и я подумала, что это может быть родственница Сейф-иджа, с которой он передал какую-нибудь жуткую весть насчёт Мориана. Я надела свою университетскую мантию и ринулась вниз.

На улице действительно ждала молодая аргонианка. На ней было соблазнительное платье из тонкого паучьего шёлка, отделанное замысловатым спиральным орнаментом. Она представилась как Задирает-Свой-Хвост (я подумала, что это шутка, но кто знает, какие привычки у этих с виду бесстрастных рептилий) и сказала, что её хозяин, Деш-Вульм Говорит-Понятно, послал её за мной. Она не знает, для чего именно, но дело неотложное, и она должна отвести меня к хозяину тотчас же. Я нервно покивала и поспешила за ней.

Аргонианская девушка провела меня за ворота Храмового района вниз, в доки, в дальнем конце которых обнаружился любопытный старый особнячок, который я раньше не замечала. На потемневшей табличке у двери было написано «Занмир» — слово, мне неизвестное. Мы зашли внутрь. Это оказался большой дом, целиком заселённый аргонианами — было их никак не меньше дюжины, и которые, очевидно, давно уже обосновались в многочисленных комнатах. Повсюду взгляд мой натыкался на аргонианские драпировки, статуэтки, амулеты и всяческие поделки, сделанные из таких натуральных материалов, как кость, перья, раковины, и украшенные яркими спиральными и геометрическими орнаментами. Если эти предметы обихода привычны в домах аргониан на их родине, значит, змеиная кожа, черепаховые панцири, зазубренные клыки, бирюза и жадеит — всё, что мы считаем экзотическими материалами, должно встречаться в Чернотопье повсеместно.

Задирает-Свой-Хвост повела меня вверх по пандусу, заменявшему, судя по всему, в доме лестницу. На верхней площадке она пригласила меня войти в комнату, очень сырую, как мне показалось, или, во всяком случае, дышавшую запахами тлена и плесени. Кашлянув, я вошла и увидела, что комната целиком забита горшками с тропическими растениями, причём некоторые из них оказались засохшими и мёртвыми. Я наступила на что-то — под сандалией раздался хруст, и я непроизвольно отскочила назад, но ящерка деликатно потянула меня за руку в центр комнаты сквозь целый лес из папоротников.

Там совершенно неожиданно обнаружилась большая нибенейская ванна из фарфора, точно такая же роскошная, как у меня дома, но только заполненная до самого края зловонной зелёной жижей. И лежал в ней, едва возвышаясь над поверхностью, самый старый аргонианин из всех встречавшихся мне когда-то.

Иссохший и морщинистый ящер на самом деле выглядел как мумия, и я перепугалась, когда он открыл пасть и заговорил. Скрипучим голосом рептилия промолвила: «Я Деш-Вульм. Ты Ал-Фид, ярчайшая звезда в этом городе. Приветствую тебя в моём уксите — в моём гнезде».

Он, казалось, смотрел куда-то мне за спину, и я заметила, что глаза старого ящера заволокла молочного цвета плёнка — он был слеп. Этот его недуг почему-то успокоил меня. Самообладание вернулось ко мне, так что я смогла ответить с учтивостью и соблюдением всех правил этикета. Я поклонилась — хотя он не мог этого видеть — и сказала: «Это большая честь для меня быть приглашённой в ваш дом, многоуважаемый Деш-Вульм. Чем такая как я может услужить мудрейшему старейшине?»

«Ты предостеречь можешь! — прохрипел он, положив чешуйчатые лапы на бортики и приподнявшись из ванны. — Твои сухошкурые маги — на себя плетение распутывают, — сказал он уже спокойнее, показав над ванной непонятный кручёный жест. — Это плохо. Аурбические клубки не должны разделяться с намерениями неправедными».

Я достаточно много времени провела в общении с магами, чтобы сразу догадаться, кого он имеет в виду. «Мориан? — ахнула я, — и Дивайт? Они в опасности? Что я могу сделать?»

Деш-Вульм дважды клацнул челюстями и сказал: «Ты сможешь. Ты должна остановить их. У тебя получится. Если нет, — приподнялись три острых шипа над глазом, — дурные сны станут явью, и смерть придёт ко всем, кто плавает в реке. Каос!» Старый аргонианин внезапно начал раскачиваться в ванне, расплёскивая по сторонам мерзкую жижу. — «Тейлул!»

Задирает-Свой-Хвост проворно достала кувшин, который, казалось, был сделан из цельного панциря насекомого, распечатала его и влила немного коричневой жидкости в глотку старого ящера. «Иди! — прошипела она, указывая на дверь. — Делай, как он говорит! Скорей!»

Я повернулась, выбежала из комнаты, спустилась по пандусу, выскочила за дверь и бросилась к воротам Имперского города.

Часть 10: имперцы Сиродила

Имперский город. Я привыкла к нему, я люблю его. В детстве мой родной город Скинград казался мне безнадёжно провинциальным, и я целый год с огромным нетерпением ждала нашей с матушкой ежегодной поездки в сердце Сиродила. Столица была для меня воплощением культуры и знаний — всего того, чем я дорожила.

Я брожу сейчас по широким улицам города, из района в район. Наблюдаю. Скинград казался провинциальным, да, но это был коловианский город: простой, с отвесными стенами и чёткими линиями, c подчёркнутой скромностью аскетического стиля. И народ там жил такой же.

Имперский город, за исключением стен и Башни, которые остались от айлейдов, другой… нибенейский. Изысканный, нарядный, утончённый, многоликий.

Декадентский. Порочный.

Он такой же, как его жители. А жители — пленяются им навсегда.

Я опоздала.

Мориан ушёл. С помощью Дивайта, проклятого Дивайта, он осуществил свою мечту и проник в Обливион. Как сказал Сейф-идж, он двинулся в Лунную Тень, как и планировал, но там не задержался. Он прошествовал дальше: в Зольник, в Хладную Гавань, в Трясину. В Апокриф.

И там, в Апокрифе, он и остался.

Когда Сейф-идж говорил со мной, эмоции проскальзывали даже в его бесстрастном, как у всех рептилий, голосе. Он рассказывал, как Мориан, с тех пор как вступил в Обливион, становился, казалось, всё более беспечным, всё более восторженным — с каждым новым порталом, с каждым новым планом. Как он игнорировал призывы своего помощника возвращаться назад. Как Апокриф… вступил в него.

Сейф-идж был просто не в себе — совсем поникший, он явно не понимал, что делать. Это было ясно мне. Я влетела в кабинет Дивайта, хотя Сейф-идж и сказал, что он исчез, надеясь, что он всё же оставил хоть какую-нибудь возможность войти с ним в контакт, надеясь, что он откликнется на мои мольбы.

Я увидела лишь лежавшую на его столе открытую книгу, книгу под заголовком «Фрагменты Бездны Хермеуса Моры». Она была открыта на странице, посвящённой, очевидно, ритуалу призыва даэдрического князя Хермеуса Моры; открыта на словах «любая запрошенная цена будет уплачена».

Ритуал призыва Хермеуса Моры. Лорда Апокрифа.

Я побежала в лабораторию Мориана. Она была разгромлена, разграблена. Единственной стоящей вещью оказалась скомканная записка. Она гласила: «Когда ты входишь в Обливион, Обливион входит в тебя».

Мориан ушёл. Ушёл в Апокриф. Где и останется.

И потому брожу я по городу, из района в район. Размышляю. Какую цену Лорд Апокрифа назвал Дивайту Фиру? Какую цену потребовал за заманивание, за пленение Мориана Зенаса?

Я брожу по улицам города, по его широким улицам и глухим переулкам. Размышляю.

Размышляю, когда же я, в свою очередь, буду готова заплатить.

Часть 11: древние эльфы

Следующие части написаны Сейфом-идж Хиджа.

Хозяин — я имею в виду профессора Мориана Зенаса — ушёл. Как и леди Алфидия — хотя я всегда обращался к ней «доктор Люпус», впрочем. И всё из-за этого Телванни, отвратительного мера, отпускавшего саркастические замечания насчёт «чешуйчатого помощника» всякий раз, когда профессор бывал рядом. Хотя бы по этому типу я скучать не буду.

Нет, я рад, что ушёл Телванни. Но остальные… что ж…

Я останусь здесь столько, сколько смогу. Буду поддерживать порядок в доме профессора, следить за его записями и реагентами, протирать пыль с его любимых книг. Я по-прежнему надеюсь, что он вернётся. В университете его зачислили в списки находящихся в творческом отпуске, который полагается профессорам время от времени, а его жалование пересылают мне, так что у меня есть средства на содержание дома и магической лаборатории.

Разбирая письменный стол профессора, я обнаружил стопку листков, заполненных элегантным почерком леди Алфидии, неоконченные записи об одежде, оружии и доспехах многих культур. Река медленно течёт в эти дни, поэтому я решил дополнить эти заметки о стилистических особенностях, причём в таком виде, в каком (как я надеюсь) леди доктор сделала бы это сама.

Хотя заметки о стиле основных эльфийских обществ Тамриэля наших дней уже готовы, ещё есть что сказать. Меры, почитающие своих предков и их наследие, особенно уважают историю альдмерской культуры. Меретическую эру, в которую эльфы впервые завоевали и колонизировали Тамриэль, они рассматривают как золотой век. В результате вся одежда и оружие того периода никогда по-настоящему не выходили из моды, и многие эльфы по-прежнему следуют стилю и манерам древних альдмеров. Нет ничего необычного в том, чтобы даже на континентальном Тамриэле встретить высокого эльфа или тёмного, одетого как древний айлейд или каймер. Эльфы называют этот обычай «эльнофейская драпировка», остальные говорят о них «древние эльфы» и тем и ограничиваются.

(Добавлю здесь к запискам отсутствующей леди, что я сам, проживший в имперской столице многие годы, никогда не видел ни одного лесного эльфа, одетого в этом стиле древних. Босмеры, как и мы, аргонианцы, кажется, предпочитают жить в аурбическом «сейчас», выказывая довольно мало интереса к укладу жизни в минувших эпохах).

Стиль древних эльфов отличается от облюбованного современными ремесленниками Саммерсета и Морровинда тем, что в нём больше растительных элементов, при том что одновременно он и более абстрактный. Распространены мягкие и плавные цветочные мотивы, обычно сужающиеся на концах, как остроконечные арки из вездесущих айлейдских руин, так хорошо знакомые жителям Сиродила. Бесчисленные круги, полукружья, дуги, связанные усиками растений, подобно тому как сами аэдра (которых эльфы считают своими предками) были заключены в клетку при создании Мундуса.

(Что? Что это?.. Я как будто бы услышал у себя в ухе шёпот моей леди: «Как претенциозно, Сейф-идж!»)

Часть 12: варвары

Несмотря на усиливающуюся роль цивилизации в нашей великой Второй Империи в Тамриэле по-прежнему сохранились отдалённые глухие места, населённые племенами варваров. Вероятно, самый известный из них нам, сиродильцам, это дикий клан жителей Предела, который обитает в горах между Скайримом и Хай Роком, и чьи набеги на окрестности Брумы живы в памяти нынешнего поколения. Но кроме них также существуют эшлендеры Морровинда, свирепые котринги Чернотопья, кет кепту из центрального Хаммерфелла и многие другие.

Отмечу странный, но непреложный факт, что эти племена, широко раскиданные по всему Тамриэлю, тем не менее придерживаются поразительно схожих вкусов в одежде. И это непременно должно стать отправной точкой для проведения ещё одного этнографического исследования, более системного, чем данное, которое имеет чисто описательный характер. (Так что вернёмся к описанию.)

Стиль этих племён и кланов, хотя и известен всем как «варварский», в действительности не менее продуман, чем у любых других культур. Так называемые племена варваров просто отвергли все идеи вкусовых ограничений, предпочитая броскость и экстравагантность. Они выбирают яркие цвета, их материалы могут быть выкрашены во множество оттенков. Типичными личными вещами являются рога, черепа, перья, бусы из зубов убитых животных, изделия из битой меди, оружие — демонстративно крупного размера и весьма разнообразное.

(Здесь я чувствую необходимость прерваться, поскольку многое из моего описания можно также приложить к культуре моего родного Чернотопья, к региону, который иные описывают как «варварский»! Пфуй! Вернусь к этому стилю завтра.)

Часть 13: первобытные народы

Вы можете посмотреть на снаряжение полностью экипированного гоблинского военачальника и подумать: «Какое несуразное нагромождение примитивных вещей!». И окажетесь неправы. Каждый предмет, надетый на вождя, тщательно отобран исходя из много раз доказанной практичности; это решение, обусловленное тысячелетней традицией. Мы, этнографы, называем этот стиль оружия и доспехов «первобытным», и он узнаваем и отличим от любого другого.

Гоблины и прочие народы, практикующие первобытный стиль, обычно заядлые собиратели и подбиральщики. Кажется, что они обладают особым чувством, позволяющим им обнаружить места, где можно найти что-то изношенное, но полезное и, более того, исключительно ценное в их первобытной эстетике. И они будут гордиться своей экипировкой как какой-нибудь имперский центурион.

Исследование, которое провёл недавно доктор Интрикат из университета Гвилим, подтверждает это и добавляет немного новой информации, показывающей, что «первобытный» — действительно самое оптимальное определение для этого стиля. Он изучил пятьдесят семь костюмов кровожадного гоблинского племени Нож-Кусака и выяснил, что многим из их предметов одежды сотни, если не тысячи лет. Некоторые поножи и кирасы, датированные им началом Первой эры, выполнены в старинных и ныне утраченных техниках ковки. Разграбили ли гоблины древние руины Сиродила или им самим были известны способы их изготовления? Или они действительно передавали эти вещи из поколения в поколение со времён незапамятных?

Да, профессор Зенас, это именно как ВЫ произносите «незапамятные». «Что… что? Профессор? Это ваш голос?»

Часть 14: даэдра

Совершенно очевидно, что эта последняя заметка в серии доктора Люпус «Стилистические мотивы народов Тамриэля» должна быть посвящена даэдрическим доспехам и оружию, так как, по моему глубокому убеждению, исчезнувшая леди Алфидия каким-то образом отправилась в даэдрические планы Обливиона в поисках моего потерявшегося профессора Мориана Зенаса. И так как теперь я слышу голос профессора у себя в ухе почти постоянно, самое время закончить эти записки и приступить к рассказу о его путешествии через двери Обливиона.

Даэдра, как часто упоминал профессор, это хаотические создания, сущности, обладающие огромной энергией и силой, но полностью лишённые самобытности. Они способны подражать, они умеют утрировать и извращать, но не могут создавать ничего нового. Эта способность присуща только аэдра и нам, смертным Нирна, которым аэдра преподнесли такой подарок. (У себя в Чернотопье мы смотрим на эти вещи по-другому, разумеется, но я здесь описываю воззрения профессора и леди Алфидии.)

Итак, доспехи и оружие таких даэдра как дремора, зивилаи и золотые святоши — которых доктор Люпус называет «гуманоидными» даэдра — включают близкие тамриэльским по стилю набедренники, нагрудники и наплечники, мечи, копья и луки. Они, на наш взгляд, отделаны весьма необычными и причудливыми зубцами и завитками, но загляните внутрь даэдрического доспеха, и вы обнаружите там знакомую подбивку и те же ремни, так что при схожем телосложении любой сможет их носить. Поднимите даэдрический меч и почувствуйте, что несмотря на свою причудливую форму, он имеет удобную рукоятку и хорошо сбалансированный вес. И действительно, неслучайно говорится, что знаменитые артефакты князей даэдра, такие как булава Молага Бала, большей частью были сделаны ремесленниками — простыми смертными, которых соблазнили обещаниями или заставили работать силою.

Да, профессор, соглашусь с тем, что уже достаточно — по крайней мере, на сегодня. Я выполнил свой долг перед добрым доктором. Теперь я перехожу к вашим исследованиям, и я вас слушаю. Расскажите мне ещё раз о Лунной Тени.

Часть 15: двемеры (Райнор Ванос)

Кирет сказала, что мне стоит записать свои знания о двемерских ремесленниках и стилистических особенностях утерянной цивилизации. Ещё она говорит, что сортировать записи об исследованиях в алфавитном порядке по видам реликтов — поразительное занудство, но это только иллюстрирует её путаное и бессистемное мышление.

У гномьих булав тяжёлые, тупые набалдашники геометрической формы, не имеющие лезвий, шипов или острых наверший. Двуручные булавы уступают по массе лишь орочьим крушителям черепов и сминают латы, как фольгу.

Гномий кинжал обыкновенно имеет широкое, увесистое треугольное лезвие, равно удобное для нанесения рубящих и колющих ударов. По правде говоря, он равно походит и на оружие, и на инструмент.

Гномьи изогнутые луки очень мощны; выпущенные из них стрелы пробивают дубовую доску. Они выглядят, как металлические, но это не так; прочный, но гибкий материал, из которого они сделаны, неизвестен современным изготовителям луков, и воспроизвести его они не в силах.

Мечи гномов более всего напоминают их же удлинённые кинжалы, сохраняя характерный вид широкого треугольного клинка с заточенным и лезвием, и остриём. Однако гарда в виде поперечины настолько мала, что будто её и нет вовсе. Это позволяет предположить, что в двемерском фехтовании мало практиковали колющие удары.

Все нагрудники гномов состоят из разнокалиберных металлических пластин, прикреплённых к кожаной кирасе: для лёгкой брони используется гибкая кожа и несколько небольших пластин, по мере утяжеления доспеха кожа утолщается, а пластины становятся крупнее и многочисленнее. Пластины имеют простые формы и украшены типичным геометрическим орнаментом.

Обычно гномы изготавливали наплечники из негнущихся металлических пластин, наложенных на толстую кожу. В комплектах тяжёлой брони на них можно встретить продольные выступы, перекликающиеся с гребнями на их шлемах.

Все гномьи перчатки изготовлены из тонкой гибкой кожи или её заменителя, что объясняется потребностью их обладателя в хорошей моторике при работе со сложными устройствами. Только в самых тяжёлых комплектах брони рукавицы отделаны металлом, чаще всего — мозаичной защитой тыльной стороны ладони.

Двемерская защита ног в большинстве случаев представляет собой прямоугольные или цилиндрические пластины из металла, покрывающие основу из того же материала, что используется для сапог. Особенно тщательно бронировались колени.

Даже самый искусно сделанный гномий посох выглядит утилитарно, как будто его собирались использовать в качестве лопаты для вынимания хлеба из печи. Рукоять изготавливалась из похожего на дерево, но не являющегося им мелкоструктурного материала, охваченного кольцами двемерского металла. Набалдашники встречаются округлые либо веерообразные, небольшого размера.

Гномьи пояса, как правило, изготовлены из наложенных внахлёст однотипных металлических звеньев геометрической формы, например, в виде кругов или квадратов. Их длину легко изменить, добавив или удалив несколько звеньев. Такие пояса не имеют равных по устойчивости к растяжению, во много раз превосходя в этом такие же по размеру стальные цепи.

Гномьи сапоги крепкие, но не такие тяжёлые, как может показаться на первый взгляд. В них имеются вставки двемерского металла, однако основной материал больше похож на кожу; при этом либо он является рукотворной имитацией, либо двемеры нашли животных с невероятно гладкой и однородной шкурой. В стандартную конструкцию гномьих ботинок до колен включены наголенники.

В конструкции двемерского топора присутствуют элементы в виде колёс, шестерёнок и винтов, которые являются важными составляющими большинства механизмов глубинных эльфов. Рукоять увенчана диском, внешне схожим со ступицей колеса, из которого расходятся спицы, соединяющие его с лезвием или двумя, которые служат как бы частями обода. Лезвия, несмотря на древность, сохраняют удивительную остроту.

Все виды гномьих шлемов полностью закрывают лицо забралом-маской, посередине которой проходит металлический выступ, делящий её на две симметричные половины. На вершине шлема этот выступ переходит в гребень, высота которого варьируется от вполне умеренной до неоправданно большой. Должно быть, шеренга двемерских воинов с одинаковыми бесстрастными ликами наводила ужас на врагов.

Гномьи щиты отличаются разнообразием видов, но все они имеют простую геометрическую форму, знакомую по броне, пусть и в более крупном масштабе. Собранные из сравнительно тонких пластин двемерского металла, они гораздо легче и удобнее, чем кажутся.