Секретные коммандос

Глава 2

Существовала ли SOG на самом деле? Оглядываясь по сторонам в Нячанге, приморском курортном городе, где квартировал штаб 5-й Группы специального назначения, сказать было сложно. Ни один офис не носил такого названия, и SOG не значилась нигде среди подразделений 5-й SFG. Может быть, это действительно был миф — в конце концов, я никогда не видел и не слышал никаких подтверждений этим слухам в Форт-Брэгге. После двух дней вынюхивания я ничего не добился.

Хуже того, я не вызвался ни в какое другое подразделение, например, в Майк Форс, поэтому писарь, отвечающий за оформление, сказал, что меня назначили в роту связи 5-й Группы. Восемь человек, с которыми я прибыл, на следующее утро отправятся своими дорогами, а я застряну в Нячанге в качестве радиста тылового эшелона. Такая перспектива была невыносима.

В тот вечер я сидел в сержантском клубе, жалуясь на свое бедственное положение. Затем, волею судьбы, вошел Билл Габбард, товарищ по группе на Второй фазе, который был во Вьетнаме около трех месяцев. За выпивкой мы вспомнили захватывающие приключения, о которых говорили в Форт-Брэгге. Затем компаньон Билла, сержант SF, кивком подал ему знак "окей", жест, который заставил Билла придвинуть свой стул ближе к столу и понизить голос. "Джон, ты хочешь заняться настоящим дерьмом? Тем дерьмом, ради которого ты оказался в SF?" Разумеется, я хотел. "Иди в CCN", — посоветовал он. "Не спрашивай, мы не можем тебе сказать. Просто иди в CCN — Командование и управление Север".

"Ну, хотя бы расскажи мне, каково там".

"О, это опасно, чертовски опасно", — вмешался его компаньон. "Но это реально дело что надо. Скорее всего, тебя все равно убьют. Может, стоит податься в CCN и получить с этого выгодную сделку".

Это решило дело. На следующее утро я попытался вызваться добровольцем, но было уже поздно. Писарь по оформлению раздал листки с назначениями нам девятерым, в основном NCO среднего звена, включая моего старого приятеля по Учебной группе Гленна Уэмуру и чернокожего специалиста по вооружению Рейнальда Поупа. Листки обоих гласили: "CCN". Я прочел свой: "Рота связи".

"Все получили назначения?" — спросил писарь. Я скомкал бланк в ладони и поднял руку. "Я не получил", — солгал я, — "но мне полагалось отправиться в CCN с Уэмурой". Он торопливо нацарапал "CCN" на листке бумаги, протянул его мне, и на этом все.

Вот так вместо роты связи меня оформили в CCN, чем бы это ни было.

Гленн и Рейнальд знали о CCN так же мало, как и я. Как и мне, им посоветовали пойти добровольцами, не зная, где и что это такое. На следующее утро мы сели в самый странный транспортник C-130, который я когда-либо видел. Под носовой частью самолета, прозванного "Блэкберд"[17] за свою отличительную черно-зеленую окраску, находились сложенные "усы", часть специального устройства для подхвата секретных агентов с земли. Американские опознавательные знаки были нарисованы на съемных металлических пластинах, чтобы их можно было легко убрать. Внутри C-130 передняя треть грузового отсека была закрыта занавеской с предупреждением: СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. На оставшиеся сидушки втиснулась толпа пассажиров — китайцы, вьетнамцы, американцы в гражданской одежде, вооруженные и невооруженные Зеленые береты, и не поддающиеся описанию азиаты, национальность которых я даже не мог угадать.

Час спустя мы приземлились на огромной авиабазе Дананг, самом загруженном военном аэродроме в мире. Затем в кузове открытого грузовика мы въехали на территорию CCN, миновав нескольких вооруженных караульных и знак ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА, запрещающий фотографировать. Находящееся на песчаном берегу Южно-Китайского моря, обнесенной колючей проволокой расположение CCN занимало примерно два квартала под сенью 1000-футовой (305 м) Мраморной горы, выступающей из песка в четверти мили (400 м).

Нам по-прежнему никто ничего не говорил. Отвечающий за административные вопросы сержант CCN заверил, что на все наши вопросы ответят утром.

Так что на следующий день, когда Уэмура, Поуп и я сидели в конференц-зале CCN, где доминировала красная занавеска во всю стену с вызывающей надписью "СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО", царило чувство предвкушения. Было непонятно, что за ней. Время тянулось.

Затем прибыл командир CCN во всем своем великолепии, одетый в черную ветровку со штанами от тропической формы и шлепанцами, его голову венчал зеленый берет. Он вытащил из губ мундштук, стряхнул пепел и объявил: "Привет. Я Джек Уоррен".

С отработанным изяществом подполковник Уоррен смахнул в сторону "сверхсекретную" занавеску, а затем смотрел на наши изумленные лица, пока реальность доходила до нас. Это была большая карта. Рассматривая ее, я искал знакомые южновьетнамские топонимы, но они были далеко-далеко на правом краю. Через несколько секунд я понял — это была карта южного Лаоса.

"Джентльмены", — продолжил полковник Уоррен, — "добро пожаловать в Командование и Управление Север".

Он указал сигаретным мундштуком на нарисованный восковым мелком квадрат на карте, по меньшей мере, в дюжине миль внутрь Лаоса. "Вот тут у нас разведгруппа, которая наблюдает за движением грузовиков на дороге 922". Он постучал по еще двум квадратам неподалеку. "Эта следит за бродом через реку Секонг. А эти ребята ищут полковой базовый лагерь, чтобы мы могли поразить его ударом с B-52".

Примерно в 100 милях к югу, где Лаос заканчивался на границе с Камбоджей, находились еще пять групп, высаженных с передовой оперативной базы CCN в Контуме, на Центральном нагорье Южного Вьетнама.

Эта программа, хвастался Уоррен, была первой в американской военной истории, когда специальные операции продолжительное время обеспечивались исключительно авиацией — в части вывода, эвакуации и огневой поддержки.

"По большей части", — пояснил он, — "мы собираем разведданные". Но когда представляется возможность, "Мы делаем с ними то же, что они делают с нашими войсками в Южном Вьетнаме". Это означало, что группы CCN минировали дороги противника, устраивали засады на подразделения и вызывали авиаудары по замаскированным базам. "Мы заставляем их платить цену за каждый фунт снабжения, который они доставляют на юг, за каждую милю, что они проходят по тропе Хо Ши Мина".

Тропа Хо Ши Мина? Я видел в прессе фотографии, на которых вьетконговские кули толкали велосипеды, и полагал, что противник доставляет припасы вручную по мелким пешеходным тропам. На этой карте была показана сложная система шоссе — паутина красных линий, изображающих сотни миль дорог, которые обслуживались не крестьянами-партизанами, а многотысячными северовьетнамскими регулярными войсками, армией Северного Вьетнама, NVA — с использованием тяжелой инженерной техники. Каждую ночь по Тропе проезжало порядка 10000 грузовиков. Масштабы этого поразили меня. Войска Ханоя вытеснили жителей Лаоса с территории размером с Массачусетс, а затем заняли ее, как если бы это была их собственная территория. Оттуда они обеспечивали и вели руководство всей войной в Южном Вьетнаме. "Только в прошлом году", — отметил Уоррен, — "противник провел по Тропе 235000 человек".

В убежища на этой нейтральной территории, включая Камбоджу на юге, отступали целые вражеские дивизии, чтобы в безопасности отдохнуть между боями в Южном Вьетнаме. Перейдя границу, они были защищены от действий американских наземных сил, объяснил Уоррен. "Кроме нас". По дипломатическим причинам, превосходящим мой уровень понимания, правительство США решило дезавуировать эти трансграничные операции, поэтому они были объявлены совершенно секретными и официально отрицались. Северовьетнамцы настаивали, что у них нет войск в Лаосе или Камбодже, поэтому Соединенные Штаты поступили так же.

Никто из нас, посвященных солдат спецназа, не обменялся ни взглядом, ни звуком. Если таковы были условия, в которых мы должны были сражаться, мы это приняли.

"Вы не будете вести дневников или записей", — объявил он. "Ваша переписка будет подвергаться цензуре. Вам запрещено рассказывать кому-либо за пределами этого места, чем вы занимаетесь. Мы тренируем вьетнамцев и монтаньяров, это все. На бумаге мы относимся к 5-й Группе специального назначения. На самом деле мы работаем в интересах SOG, это Группа Исследований и Наблюдений (SOG — Studies and Observations Group) в Сайгоне. И даже это взаимоотношение является секретным, так что если кто-то спросит, вы даже не знаете, что такое SOG. Есть вопросы?"

Мне пришлось сдержать смех. Как же я старался найти SOG, а наткнулся на него, даже не осознавая этого. Поуп, Уэмура и я подписали соглашение о неразглашении, обязывающее нас хранить секреты SOG под страхом десяти лет в федеральной тюрьме, штрафа в размере 10000 долларов или и того, и другого. После этого полковник Уоррен пожал нам руки, пожелал всего наилучшего и ушел так же быстро, как и появился.

Итак, SOG действительно существовала. И теперь я был в ней. Меня охватило волнение. Пока я шел по расположению CCN, в моем воображении всплывали кадры из фильмов о норвежском Сопротивлении, нападающем на немецкие конвои и исчезающем в дружественном лесу. Должно быть, это было здорово!

Позади меня раздался голос: "Эй, теперь-то ты знаешь!" Это был ухмыляющийся Билл Габбард. Я схватил его за руку и поблагодарил за то, что он привел меня в CCN.

В комнате группы Билла я обратил внимание на британский пистолет-пулемет Стэн с глушителем, висящий над его койкой. Я взвесил его в руке и заметил: "А вот и подтверждение". Билл с любопытством посмотрел на меня. "Там, в Брэгге парень по имени Рикардо Дэвис сказал мне, что видел ребят в северовьетнамской форме, у которых были Стэны с глушителями. Уверен, это то самое подразделение".

Габбард усмехнулся. "И чертовски удачное совпадение, потому что Рикардо Дэвис тоже здесь. Он в разведгруппе "Копперхэд", у Джима Ламотта". Еще один мой товарищ по курсу связистов, Джим "Шкуродер" Прюитт, был в разведгруппе "Эсп" (Asp — гадюка). Спецназ был тесным мирком.

Мы с Биллом провели день, стреляя из его Стэна на пляже, наблюдая, как его 9-миллиметровые пули плюхаются в волны, но так тихо, что их не было слышно за шумом прибоя. После еды мы засели в сержантском клубе, где Билл давал ценные советы, типа: "Пей только в барах, где окна забраны проволочной сеткой". Почему? "Так нельзя будет забросить гранату через стекло". Это имело смысл. "А когда останавливаешься в Доме 22", — конспиративной квартире CCN в центре Дананга, продолжил он, — "всегда занимай верхнюю койку".

"На случай, если в дверь закатят гранату?"

"Нет!" — заржал Билл. "Чтобы на тебя не наблевал парень с верхней койки".

Габбард проводил меня в мою комнату во временном общежитии, где Гленн Уэмура и Рейнальд Поуп уже забрались в свои койки. Я сел на свою и заметил отверстия от пуль в фанерной стене. Поуп указал на еще дюжину дырок и спросил: "Скажи, что за дурак тут палил?"

Улыбка Билла испарилась. "Атака саперов".

"Саперов?" Тут я заметил на полу коричневые пятна — большие застарелые пятна крови.

"Северовьетнамские коммандос", — пояснил Габбард. "Сотня их зашла со стороны пляжа и напала на лагерь в августе. Они разносили парней прямо в их койках подрывными зарядами или расстреливали их, когда те выбегали из дверей. Вот поэтому многие из нас оказались здесь, заменив тех парней".

В ту ночь нам спалось неуютно, на смертном одре других людей.

Рассвет принес Сочельник и обещанную встречу с сержант-майором CCN, у которого мы получим индивидуальные назначения. Мы так и не встретились с ним. Вместо этого мы перепаковали сумки и сели в другой C-130 "Блэкберд". Вместе со штаб-сержантом из Дананга мы были переведены на передовую оперативную базу CCN в Контуме.

К полудню густонаселенная прибрежная равнина осталась далеко позади, сменившись внизу бесконечным ковром заросших джунглями холмов, Центральным нагорьем Южного Вьетнама, где живут горные племена страны — или, по-французски, монтаньяры. Вскоре мы приземлились на аэродроме Контум, прокатили мимо стоящего там с бог знает каких времен разбитого транспортника C-46 времен Второй мировой войны, затем пилот дал реверс двигателям, и мы подрулили к ожидающему нас грузовику. Уэмура, Поуп, штаб-сержант и я вскарабкались в кузов, пока вилочный погрузчик перегружал груз. Так мы и ехали по городу Контум, сидя на ящиках, винтовка М-16, которую мне выдали в Дананге, лежала на коленях.

Столица провинции Контум, с населением около 10000 человек, Контум имел архитектуру, которая напоминала мне мексиканский приграничный город, за исключением того, что на многих зданиях все еще были пулевые отметины от тяжелых боев Тетского наступления, когда здесь перебили 600 солдат северовьетнамской армии. Когда наш грузовик проезжал по немощеным улицам мимо гражданских, я держал свою М-16 наготове, готовый к чему угодно. Но реальной угрозы не возникло.

Нам пришлось проехать две мили на юг от Контума, чтобы добраться до передовой оперативной базы CCN номер два (Forward Operating Base Two — FOB-2), как и комплекс в Дананге, занимавшей примерно два квартала одноэтажных, в основном обшитых досками построек. FOB-2 располагалась на Шоссе 14, идущей с севера на юг главной дороге провинции Контум, которая разрезала расположение на две половины. Каждая была окружена периметром из обращенных наружу обложенных мешками с песком бункеров, затем тремя рядами многослойной колючей проволоки.

У восточных ворот нас остановили караульные, которые осмотрели днище нашего грузовика на предмет бомб, спрятанных террористами VC. Затем нас провели внутрь, в человеческий муравейник. Мы прошли мимо вьетнамских солдат в красных беретах и камуфляжной форме, затем еще вьетнамцев в однотонной форме без знаков различия. Люди с более темной кожей, по всей видимости, из племени монтаньяров, сидели кружком на корточках, куря сигареты. Еще больше вьетнамцев, опознаваемых как члены экипажей вертолетов по серым летным костюмам и солнцезащитным очкам, направились к вертолетной площадке, где стояли пять вертушек H-34. Я увидел десятки вьетнамских женщин — уборщиц и поварих в белых блузках и черных пижамных штанах с коническими соломенными шляпами, и других женщин в более модных шелковых топах аозай[18], указывающих на отношение к более высокой касте клерков и медсестер. Там царила суета, и в походке каждого ощущалась целенаправленность.

Прямо впереди сержанты и офицеры Сил спецназначения сгрудились вокруг здания из цементных блоков — Центра тактических операций[19]. Их чистая форма и начищенные ботинки были верным признаком штабной службы.

Затем, когда мы вылезли из грузовика и похватали наши сумки, я заметил трех сержантов Зеленых беретов в пошарпанных ботинках, разговаривающих с девятью темнокожими монтаньярами, все они были тяжело вооружены, их снаряжение было увешано гранатами и подсумками, полными магазинов. Позади них находилась одноэтажная дощатая постройка, над дверью висела табличка "Разведывательная рота".

Через несколько мгновений мы вчетвером стояли перед столом сержант-майора FOB-2, пока он оказывал нам предсказуемый прием. Закончив, он спросил, какие у нас предпочтения по назначению; Поуп, Уэмура и я попросились в разведку. Он тут же объявил: "Окей, вы — в разведроту". Он посмотрел на штаб-сержанта, прилетевшего с нами. "А ты, сержант?"

На его лбу выступил пот. "Я думаю, сержант-майор, что лучше всего смогу послужить подразделению в секции связи. У меня есть опыт в качестве начальника связи".

"Нам пригодится главный по связи. Мы дадим тебе шанс".

По его лицу пробежало облегчение. Оставшуюся часть года в Контуме он так старательно держался в подземном центре связи, что я едва ли видел его когда-либо снова.

Наш вводный инструктаж здесь, в Контуме, был далеко не таким драматичным, как тот, что подполковник Уоррен провел в Дананге, основное различие между двумя расположениями заключалось в приграничных районах, в которых действовали эти подразделения SOG. Как объяснил капитан из оперативного отдела FOB-2, силы CCN, базирующиеся в Дананге и Фубай шарились по DMZ (Demilitarized Zone — Демилитаризованной зоне) и южному Лаосу от примерно сорока пяти миль к северо-западу от Кхесани и где-то на 100 миль на юг, до места, где лаосское Шоссе 165 входит в Южный Вьетнам. Наши базирующиеся в Контуме силы FOB-2 охватывали Лаос к югу от Шоссе 165, а затем еще пятьдесят миль Камбоджи.

Таким образом, от Контума мы проникали через 100-мильный фронт Лаоса и Камбоджи на запад на глубину около восемнадцати миль: территорию, размером равную половине Род-Айленда.

Мы узнали, что южнее нашего района действий еще одно подразделение SOG, CCS (Командование и Управление Юг — Command and Control South), базирующееся в Баньметуо, выполняло задачи в Камбодже.

Госдепартамент США требовал наиполнейшего отрицания для операций в Камбодже, потому что ее правитель, принц Нородом Сианук убедил большую часть мира, что его страна действительно нейтральна, несмотря на присутствие многих тысяч солдат Северного Вьетнама и Вьетконга. Эта политическая деликатность увеличила наши ограничения: группы SOG, отправляющиеся в Камбоджу, должны были быть стерильными, то есть вооруженными иностранным оружием и неотслеживаемым снаряжением, и независимо от того, насколько ужасающей будет ситуация, никакой авиаподдержки не будет. Вы были фактически сами по себе.

Никаких споров не было; таковы были правила, и мы их приняли.

Боевые силы на FOB-2 состояли из разведывательных групп, из которых около восемнадцати полностью укомплектованных, хотя по штату было двадцать четыре, и трех рот "Хэтчет Форс"[20]. В каждой разведгруппе было трое американцев и девять местных солдат, хотя командир группы, вероятнее всего, на большинство задач брал только шесть или восемь человек. Группы в Контуме носили названия штатов — Разведгруппа "Огайо" или разведгруппа "Техас" — в то время как те, что в Дананге, ядовитых змей, а в Баньметуо — инструментов. Роты Хэтчет Форс в Контуме по 100 человек каждая были организованы во многом подобно Майк Форс, с ядром из четырех Зеленых беретов, возглавлявших каждый взвод нунгов или монтаньяров из сорока человек, плюс еще трое американцев во главе каждой роты из трех взводов. Разведгруппы почти всегда действовали независимо, пять или шесть из них постоянно находились на земле в Лаосе и Камбодже. Однако более крупные роты и взводы Хэтчет Форс требовали обеспечения большим количеством вертолетов, что снижало частоту их задействования.

После инструктажа Поуп, Уэмура и я отнесли наши сумки в канцелярию разведроты, где первый сержант, Лайонел "Чу-Чу" Пинн, жевал незажженную сигару и ворчал себе под нос. Как показывала похожая на венок нашивка на его правом плече, Пинн, крупный полусеминол, был ветераном, служившим во Второй мировой войне в батальоне рейнджеров-десантников. На его знаке боевого пехотинца, нашитом на правом кармане рубашки[21], было две звезды, означавших, что он воевал в трех войнах — Второй мировой, в Корее и во Вьетнаме.

Поскольку Поуп был старше и уже был сержантом, Пинн легко разобрался с ним, тут же назначив его в группу. Но Гленн Уэмура и я были молоды, еще даже не сержанты, и Пинн не был уверен, куда направить таких неженок. В случае с Гленном проблема решилась сама собой, когда командир группы "Гавайи", сержант первого класса Билл Делима, услышал, что тут объявился гаваец, прямиком из Хило. Он обнял Гленна, как давно потерянного брата, и они отправились к себе в помещение группы.

Пока Пинн размышлял над моим назначением в группу, он велел мне распаковаться и получить на складе полевое снаряжение. Это оказалось проще простого, потому что сержантом-снабженцем был Дэйв Хиггинс, с которым я действовал за условного противника в Кэмп-Макколл. Дэйв уже побывал в Хэтчет Форс, а затем приехал сюда как снабженец. Он был рад помочь мне, снабдив всем стандартным снаряжением, а также уникальными для SOG нештатными вещами, такими как черная ветровка, похожая на ту, что была на полковнике Уоррене, а также особый нож SOG, швейцарский армейский нож и наручные часы Сейко. Как сказал Хиггинс, все это было полностью мое, предоставленное SOG безвозмездно.

Я совершенно забыл, что был канун Рождества, пока не зашел в сержантский клуб и не обнаружил сумасшедшую атмосферу, в которую окунулся. Несмотря на то, что Контум находился черт-те где, находчивым Зеленым беретам удалось нанять известную группу, Серфариз, известную своим хитом "Серфер Джо", вошедшим в десятку лучших. Чуть ли не все из наших 225 Зеленых беретов набились в сержантский клуб размером с половину баскетбольной площадки, где аппаратура рок-группы сотрясала крышу. Как столь маленький клуб смог заполучить Серфариз? Все просто: в нарушение закона мы продавали качественное бухло несовершеннолетним солдатам из 4-й пехотной дивизии и другим американцам. Так что если типичный сержантский клуб во Вьетнаме был хибарой из фанеры и жести, наш выглядел как приличный коктейль-бар в Штатах, с тиковой мебелью ручной работы, привезенной с Тайваня на SOG-овском C-130 "Блэкберд". Помимо первоклассной стереосистемы у нас были даже туалеты со смывом — неслыханная роскошь во Вьетнаме.

Глядя сквозь густой сигаретный дым, я не мог не подивиться разнообразию нарядов. В одном углу эксцентричный NCO в камуфляжном смокинге рассказывал друзьям всякую всячину, в то время как в другом пилот танцевал на столе, одетый только в ковбойские сапоги, шлем и ремень с пистолетом, надетый так, чтобы кобура закрывала его промежность. Остальные были одеты во все, что угодно, от обрезанных джинсов до рубашек для боулинга. Было выпито много спиртного, а вечер еще только начался.

Когда, наконец, я получил пиво и нашел место, то оказался рядом с несколькими вьетнамками, одна из которых говорила резким пропитым голосом. Известная как Хелен, она похлопала меня по колену и улыбнулась. "Ты новичок", — сказала она, — "ты вишенка"[22]. Сидевший позади нее NCO крикнул сквозь громкую музыку: "Эй, Хелен, покажи ему свою звиздень!" Точно как просили, она задрала юбку, заголившись до талии, и пригрозила: "Моя обезьянка тебя поймает!" Я было попятился, как один из Зеленых беретов лизнул меня в ухо, что заставило группу сержантов-разведчиков подхихикнуть над моей бурной реакцией. Они взяли меня на заметку как новичка. По их настоянию я опрокинул несколько стопок спиртного, но они продолжали домогательства, пока уже я не облизал ухо того, кто лизнул мое. После этого мы вместе слушали Серфариз, исполняющих хиты Бич Бойз и песни Джонни Риверса — особенно хорошо им удался "Секретный Агент", вызвавший восторженные возгласы.

Вечеринка, возможно, продолжалась бы гораздо дольше, но около полуночи кто-то выпустил очередь из M-16, недалеко от клуба, спровоцировав всеобщую тревогу. Когда прозвучал этот сигнал, клуб опустел за десять секунд, все бросились хватать свое оружие и занимать назначенные им места по тревоге. Стрелком оказался нетрезвый монтаньяр, который разрядил оружие в воздух, чтобы отпраздновать Рождество. Клуб больше не открылся.

Было трудно спать в те первые ночи, трудно приспосабливаться к жаре, к минометам, стреляющим осветительными снарядами, и к 175-мм орудиям в двух милях на базе огневой поддержки "Мэри Лу", от сотрясений которых дребезжала вся наша постройка всякий раз, когда они стреляли.

А еще был будильник — "Кобры". Каждое утро, около 07:00, мой разум улавливал отдаленный гул, который все усиливался и усиливался, пока над головой не раздавалось громкое ВУП-ВУП-ВУП-ВУП! пары "Кобр"-ганшипов, проносящихся над расположением. Через мгновение к ним присоединялась шестерка вертолетов "Хьюи", затем они приземлялись на нашей вертолетке, чтобы пилоты могли принять участие в ежедневном инструктаже по задачам FOB-2.

Те первые дни тянулись медленно. Как и любой Первый сержант в Армии, Лайонел Пинн чувствовал себя обязанным занять своих солдат, так что пока я ждал своего назначения в группу, он отправил меня помочь управляющему нашим клубом привести его в порядок после рождественской вечеринки. Управляющий, огромный сержант первого класса, "Большой Боб" Барнс, мог бы быть защитником НФЛ, но, как я узнал, он был командиром разведгруппы.

Однажды Большой Боб пробрался в бивуак северовьетнамского батальона и украл 100-фунтовую (45,3 кг) радиостанцию китайского производства вместе с кодовыми книгами — просто взвалил ее на плечо и убежал с ней. Проблема была в том, что мало кто хотел идти с ним в поле, опасаясь, что если он будет ранен, они не смогут его нести. В конце концов, эта суровая реальность положила конец его пребыванию в разведке, приведя его сюда, в клуб.

Но это прошлое разведчика сделало Барнса лучшим управляющим клубом, потому что он понимал снимающие стресс выходки людей, только что вернувшихся из боя. Я видел, как полдюжины пьяных людей завалились в клуб, требуя выпивки — было едва ли 11 утра — но Барнс обслужил их, а затем проигнорировал, когда они пытались заглатывать шоты горящего бренди и в результате подожгли себя и свою одежду. Вместо угроз или криков он просто махнул рукой и объяснил: "А, это просто разведчики на паузе. Не обращай на них внимания".

"Пауза" — неделя отдыха после каждого выхода — была одной из привилегий CCN.

На обратном пути в канцелярию разведроты я остановился, когда группа разведчиков из восьми человек — троих американцев и пятерых монтаньяров — цепочкой вышла из главных ворот, направляясь к вертолетке. С идущим впереди монтаньяром, или ярдом, как их называли, в форме NVA с АК, они представляли собой внушительное зрелище. За исключением двух местных солдат с гранатометами, остальные были вооружены CAR-15, укороченным вариантом М-16 с раздвижным прикладом, и нагружены огромным количеством боеприпасов. Просто глядя на то, как они шли и держали свое оружие, я мог сказать, что они чертовски хороши. Хотел бы я пойти с ними.

В дежурке разведроты я встретил Первого сержанта Пинна и командира нашей роты капитана Эдварда Лесесна, весьма впечатляющего офицера Сил спецназначения. Это была уже вторая его командировка в SOG, и он был таким же бойцом, как и любой из NCO. Несколькими месяцами ранее, когда разведчики ворчали, что становится слишком опасно брать пленных на тропе Хо Ши Мина, капитан Лесесн не стал критиковать или уговаривать их — он отправился с группой в Лаос и лично захватил северовьетнамского солдата, первого лаосского пленного SOG за девять месяцев. До своей службы в SOG Лесесн участвовал в секретной операции Сил спецназначения в Боливии, которая привела к захвату и казни пресловутого кубинского революционера Че Гевары.

У Лесесна были хорошие новости. "Мы с Первым сержантом Пинном назначили тебя в разведывательную группу "Нью-Мексико". Они сейчас на подготовке, потому что помощник командира группы ушел на курсы. Командир группы идет сюда, чтобы встретиться с тобой". Наконец-то я стал полноправным разведчиком.

Специалист-пять[23] Ларри Стивенс, мой новый командир группы, прибыл, пожал мне руку и увел с собой. Как и я, Стивенс был из связистов, но месяцы, проведенные в секции связи FOB-2, добавили нежелательных килограммов к его конституции. Он был рад, что теперь, со мной на борту, у него была группа штатной численности.

Помещение нашей разведгруппы, РГ "Нью-Мексико", было размером, может, футов десять на двадцать (3 х 6 м), достаточным для размещения троих американцев, в то время как наши девять вьетнамцев квартировали отдельно, в собственном помещении, примерно в 100 ярдах (92 м) от нас. После того, как помог перетащить снаряжение, Стивенс объяснил: "Наш третий, Билли Симмонс, находится в Школе Один-Ноль". Это был курс SOG, названный по кодовому номеру командира разведывательной группы — Один-Ноль. Самый престижный титул в SOG, командир разведгруппы, всегда обозначался Один-Ноль, что автоматом означало уважение.

По аналогии заместитель командира группы имел кодовый номер Один-Один. В РГ "Нью-Мексико" Один-Один был отсутствующий сержант Билли Симмонс. А я? Я занимал третье место как Один-Два, или радист, самый новичок, которому придется таскаться с тяжелой радиостанцией группы, PRC-25. Но теперь, когда я был в группе, я ничуть не возражал против этого.

Стивенс объяснил, что в каждой разведгруппе были туземные солдаты из одной этнической группы — китайские нунги, или монтаньяры, или, как у нас, вьетнамцы. Наши люди были не солдатами, а наемниками, набранными и оплачиваемыми SOG, что также давало им отсрочку от призыва. Служба в SOG была опаснее, чем в Армии Республики Вьетнам (ARVN), то есть в Южновьетнамской армии, но у наших людей были гораздо более высокое жалование, лучшие условия жизни и меньше субординации, чем в ARVN.

Когда я встретился с ними, наши девять вьетнамских наемников показались мне веселыми ребятами, много улыбающимися, чем, по их мнению, компенсировали незнание английского. Я обнаружил, что делал то же самое, кивал и улыбался, чтобы продемонстрировать доброжелательность, но совершенно не мог общаться, пока не научился говорить через переводчика группы. Мне удалось никого не обидеть, так что я, по крайней мере поначалу, решил, что все в порядке.

Это был высший момент гордости за все время в Силах специального назначения по сию пору — когда на следующее утро я стоял в строю РГ "Нью-Мексико". Прямо перед построением из стереосистемы Первого сержанта Пинна взревело "Боже, благослови Америку" в исполнении Кейт Смит, затем он вышел перед нами и скомандовал: "Смирр-но!"

Наши разведгруппы стояли рядами, с Один-Ноль во главе. Я был позади Стивенса, когда он отдал честь и доложил: "Разведывательная группа "Нью-Мексико", в наличии!" Позади меня стояли наши девять вьетнамцев, выстроившиеся в соответствии с их наемническими званиями. После того, как все группы доложились, Пинн скомандовал: "Вольно", сунул сигару обратно в рот и начал свои административные объявления.

Только восемь групп стояли в строю тем утром. Я был удивлен, заметив, что некоторые Один-Ноль не были высшими по званию в своих группах. Например Ральф Родд, Один-Ноль РГ Колорадо, был, должно быть лет на пять моложе и на одну лычку младше своего Один-Один, стоящего позади него. Здесь, в SOG, лидерство определялось не званием; опыт и способности значили гораздо больше, чем знаки различия, которые носил человек.

Я также был поражен тем, как мало было Зеленых беретов и как мало групп фактически составляют разведывательную роту. В тот момент у нас было шесть групп в поле, плюс четыре на паузе, что в сочетании с теми, что здесь в строю, давало восемнадцать. Эти пятьдесят четыре Зеленых берета были нацелены на 100-мильную полосу камбоджийской и лаосской границы, район, занятый, по меньшей мере, 40000 северовьетнамских солдат. От столь немногих ожидали многого.

Однако эта малочисленность была обманчива, поскольку в этих рядах были сосредоточены одни из лучших талантов американских спецопераций. РГ "Калифорния" под началом долговязого Один-Ноль Джо Уокера постоянно действовала по самыми сложным целям в Лаосе, потому что в штабе SOG знали, что он преуспеет там, где другие могут провалиться. Я завидовал Гленну Уэмуре, стоявшему в РГ "Гавайи", группе высшего класса, возглавляемой Биллом Делимой, с Лонни Пуллиамом, служившим в полиции штата Флориды, в роли Один-Один. РГ "Делавэр" с Один-Ноль Джо Ван Дайвером и Один-Один Робертом Ван Холлом могла справиться с любой целью, как и РГ "Кентукки" во главе с Робертом "Белкой" Спроусом, или РГ "Вайоминг" с Один-Ноль Джоном Дэвидсоном и Один-Один Крейгом Дэвисом.

Остальные из нас представляли группы, которые еще не проявили себя, как РГ "Нью-Мексико", или восстанавливающиеся после понесенных потерь, или несколько групп, находящихся где-то посередине. Какого-либо установленного порядка иерархии не было, но все довольно неплохо знали лучшие группы по их результатам. Тем не менее, любая цель в тылу противника могла оказаться опасной сверх ожиданий, так что каждая группа должна была быть готова к самой сложной ситуации.

После построения американцы собрались вокруг NCO, отвечающего за боевую подготовку в разведроте, сержанта первого класса Роберта Ховарда, самого впечатляющего человека, которого я когда-либо встречал в спецназе. Физически внушительный, он был ростом всего шесть футов (1,82 м), но каждая унция его 170 фунтов (77 кг) составляли сплошные мышцы, подкрепленные установкой не воспринимать ничего легкомысленно. Уже во время своего третьего тура во Вьетнам он имел два представления к Медали Почета Конгресса, которую затем понижали до Креста за выдающиеся заслуги и Серебряной звезды.

Несмотря на свою известную боевую доблесть, он говорил скромно, деловито, с мягким алабамским акцентом, когда рассматривал с Один-Ноль назначенные на тот день тренировки. Большинство командиров групп запланировали стрельбы на полигоне или тактические занятия в близлежащих джунглях, некоторые из которых звучали подозрительно похоже на сон под деревьями. Это не сильно беспокоило Ховарда. "Ну, если вы все облажаетесь, не беспокойтесь о том, что вас поймает Боб Ховард. Нет, сэр, вас поубивают NVA, тогда до вас дойдет, что следовало бы тренироваться усерднее". Он иронически ухмыльнулся, очень напоминая Клинта Иствуда, играющего Грязного Гарри. Но Ховард не играл.

Больше всего он был рад тому, что с прибытием неделей ранее Лайонела Пинна перестал быть исполняющим обязанности Первого сержанта разведроты. Хотя Ховард теперь и был учебным сержантом, он знал, что это временно, и он скоро вернется туда, где предпочитал быть: в бой.

РГ "Нью-Мексико", напротив, вступит в бой не скоро. Ларри Стивенс велел мне и вьетнамцам взять наше оружие и снаряжение, и мы провели утро, двигаясь по грунтовой дороге и через деревню дружественных монтаньяров.

Время от времени мы реагировали на условный контакт с противником, прыгая в укрытие и имитируя ответный огонь. Стивенс обильно потел и несколько раз прерывал нашу тренировку, чтобы пить воду. Во время перерыва я осмотрел самодельное снаряжение Стивенса: пять брезентовых сумок для мин "Клеймор", которые местная швея сшила вместе, добавив завязки спереди. Он показал мне, что может нести много магазинов и гранат. Но снаряжение не выглядело достаточно прочным.

Тренировки будут лучше, обещал Стивенс, когда из Школы Один-Ноль вернется Билли Симмонс. Еще неделя-другая тренировок с Симмонсом, и мы будем готовы к нашему первому выходу.

Во второй половине дня проходящий мимо NCO постучал в дверь помещения нашей группы и крикнул: "Прибывает группа — их постреляли!" Он не стал задерживаться, а сразу же направился к вертолетке. Стивенса не было, так что я не был уверен, что делать. Другой проходящий мимо NCO увидел меня стоящим в двери, махнул: "Пошли", и я последовал за ним.

Когда мы добрались до вертолетки, там, должно быть, было человек 100, смотрящих на запад, где звено "Хьюи" снижало скорость перед посадкой. Я отвернул лицо от летящей пыли, затем обернулся и увидел, как разведгруппа выбирается из вертушки. Они выглядели измотанными, физически и эмоционально, с грязными, небритыми лицами и спутанными, потными волосами. Лицо Один-Ноль было призрачно-бледным под размазанной маскировочной краской. На его форме были потеки засохшей крови.

Боб Ховард обнял его за плечо, а дюжина Один-Ноль окружила его, сунув ему в руку пиво и хлопая по спине. Пребывая на заднем плане, я чувствовал себя неловко, как зевака на месте аварии. Я спросил человека рядом со мной: "Что случилось?"

"Щердин пропал без вести", — сказал он. Он имел в виду рядового первого класса Боба Щердина, молодого Зеленого берета из Нью-Джерси, еще одного американца, бывшего на этом выходе. Их группа вступила в контакт с намного превосходившими силами противника. Северовьетнамцы преследовали их по горячим следам и едва не разгромили, ударив настолько сильно, что Щердин, Один-Один, оторвался. Монтаньяр Нгуан видел, как он упал, раненный пулей АК в правый бок; он попытался помочь ему, но Щердин только застонал и не смог подняться. Затем пуля из АК попала в Нгуана, и он был вынужден уходить или погибнуть. Удивительно, что хоть кто-то спасся.

Настроение в клубе в тот вечер было мрачным. Затем, на закате, самолет передового управления авиацией ВВС пролетел над лаосским холмом, где пропал Щердин, и засек сигнал аварийного радиомаяка, но не имел голосовой связи. Это мог быть противник, использовавший радио Щердина, чтобы заманить спасательные силы в ловушку. Или это мог быть Боб Щердин, неспособный говорить, хватающийся за свой последний шанс выжить.

На следующее утро мы всей толпой смотрели, как взвод Хэтчет Форс из сорока человек проследовал мимо, направляясь к вертолетке. Они собирались попытаться найти и спасти Щердина. Среди них, на фут возвышаясь над монтаньярами, шел Боб Ховард в мятой панаме, сопровождая их в качестве исполняющего обязанности взводного сержанта. Когда настало время отправиться за товарищем-разведчиком, не было ничего, что могло бы удержать Ховарда. Вместе с Ховардом шел молодой светловолосый лейтенант Джим Джерсон, командир взвода. За ними следовали сержанты Джером Гриффин и Роберт Грон — два командира отделений — и первый лейтенант Терри Хэмрик, вызвавшийся пойти с ними.

Это был бы знаменательный день.

Около полудня 30 декабря 1968 года, когда они поднимались на холм к последнему известному местонахождению Щердина, противник устроил ужасную засаду. Каждые полчаса кто-нибудь приходил в сержантский клуб с очередными вестями.

Лейтенант Джерсон почти мертв… Ховард тоже тяжело ранен, но ему удалось спасти Джерсона… Противник применил против нас огнемет… Разбитый взвод едва держится вместе… Лейтенант Хэмрик тоже ранен… Перед самым наступлением темноты Ховард организовал выживших в оборонительный периметр… Они не продержатся до утра… Ховард вызвал огонь ганшипа AC-130 "Спектр" прямо вокруг своих позиций.

Казалось, Хэтчет Форс оказались в ловушке. Затем смелый шаг позволил им выбраться: при свете сброшенных с воздуха осветительных ракет "Хьюи" из 189-й роты ударных вертолетов "Призрачные всадники" совершили полуночную эвакуацию, уйдя прежде, чем противник успел отреагировать. Тем не менее, цена была высока: хотя Ховард сделал все возможное, чтобы спасти лейтенанта Джерсона, молодой офицер умер в эвакуационном госпитале в Плейку. Порядка дюжины монтаньяров были убиты или серьезно ранены. Ховард был тяжело ранен и госпитализирован в 71-й эвакуационный госпиталь в Плейку. Лейтенант Хэмрик тоже был ранен.

В тот же день, когда они вернулись, командир разведроты капитан Лесесн сел и написал на Боба Ховарда представление к Медали Почета. Он описал, как Ховард был ранен рядом со смертельно раненым Джерсоном, потерял сознание, лишился оружия и очнулся, увидев, что северовьетнамцы выжигают местность огнеметом. Безоружный, Ховард с помощью ручной гранаты заставил врага отступить, затем нашел рабочую М-16. Стрельба стала настолько интенсивной, что его М-16 получила попадание из АК, после чего ему пришлось отбиваться от врага из пистолета.45 калибра. Несмотря на собственные серьезные ранения, Ховард потащил тяжело раненого лейтенанта вниз по склону, убив по пути еще больше NVA. Затем он собрал выживших для финального боя с численно превосходящими северовьетнамцами, и в самый отчаянный момент Ховард вызвал огонь с ганшипа AC-130 по своей позиции.

Поскольку это был третий раз, когда Боба Ховарда представляли к Медали Почета, Лесесн был уверен, что он ее получит. Самым большим вопросом для Лесесна было то, вернется ли Ховард в Контум или его эвакуируют в Штаты? Увидим ли мы его еще когда-нибудь?

Что касается Боба Щердина, пропавшего разведчика, мы до сих пор ничего о нем не знаем и никогда не узнаем.

Это не было запланировано или объявлено, но на следующий вечер все знали, что должны быть в клубе на самом близком мероприятии, что у нас было, поминальной службе, ритуале, уникальном для SOG. Я сидел со своим Один-Ноль, Ларри Стивенсом, смотрел и пил пиво. Поначалу, как и следовало ожидать, настроение было мрачным, люди собирались небольшими группками, выпивали и говорили о погибших. Затем спиртное начало развязывать языки; друзья и товарищи по группе вспоминали, какими прекрасными людьми были Джерсон или Щердин, чтобы тут же получить встречное представление о том, почему каждый из них был в той же степени настоящим сукиным сыном. Все смеялись. В конце концов, кто-то предлагал тост за ту или иную сторону характера Джерсона или Щердина или какую-нибудь сказанную ими смешную вещь, затем все вставали, поднимали бокалы и кричали: "За Боба", а затем: "За Джима".

А затем командир разведроты капитан Лесесн объявил: "Давайте споем "Эй, Блю"[24]. Все встали. Сначала Лесесн пел один: "У меня была собака, ее звали Блю, Спорю на пять баксов, он был хорошим псом". Ему ответили голоса всех, находившихся в помещении, подхватив припев: "Эй, Блю — Что за славный пес ты, Блю".

Стойкие старые солдаты Сил спецназначения боролись со слезами, некоторые сдавались и давали им течь, другие были слишком подавлены, чтобы петь. Когда Лесесн начал следующий куплет, слезы лились у всех, и было наплевать, что их видят. "Старый Блю помер, и рухнул так тяжко, что дрогнула земля у меня на дворе".

Все пели: "Эй, Блю — Что за славный пес ты, Блю".

Глаза Лесесна тоже наполнились слезами, но он продолжил: "Звено за звеном опускал я цепь, и с каждым звеном называл его имя". Затем последовала необычайная устная история SOG, имя за именем, стих за стихом, длинный список людей, погибших или пропавших без вести, но не забытых товарищами. Наконец, эта печальная литания подошла к концу, и был спет последний куплет: "Копли, Щердин и Джерсон тоже. Эй, Блю — Что за славный пес ты, Блю".

Копли? Мне послышалось, что они пропели Копли!

Я повернулся к Стивенсу. "Это был Копли — Билл Копли?"

"Да", — подтвердил он. "Погиб на своем первом выходе. Несколько недель назад".

У меня внутри похолодело. Билл Копли, с которым я провел ту долгую ночь, копая яму во время подготовки. Его разведгруппа попала под удар крупных сил NVA в Лаосе. В первый момент перестрелки пуля АК попала ему в левое плечо, выйдя из середины спины. Его Один-Ноль нес его, затем остановился, чтобы оказать помощь, и обнаружил, что его лицо посерело, а признаки жизни отсутствуют. Поскольку Билл, по-видимому, был мертв, а враг собирался начать новую атаку, его товарищи по группе были вынуждены уйти, оставив его тело. Биллу было всего девятнадцать лет.

В ту ночь я выпил так же много, как и все остальные, думая о пропавшем без вести Билле, и надеясь, что мне больше никогда не придется петь "Эй, Блю".

Я спросил у одного из более старших разведчиков: "Так всегда? Теряем парней одного за другим. Неужели это никогда не прекращается?"

Он покачал головой от моей наивности. "Почему ты думаешь, что мы не теряем целые группы? "

Учитывая такой уровень потерь, только регулярный приток добровольцев мог поддерживать работоспособность наших групп. Не прошло и недели после моего прибытия, как пришло еще пополнение, включая выдающегося молодого специалиста по вооружению, который, казалось, идеально подходил для разведки, Джона Сент-Мартина. В его семье служили в элите; отец Джона был членом группы подрывников-подводников ВМС во время Второй мировой войны и научил своего сына боксу, когда тому было всего девять лет. Будучи профессиональным спортсменом в своем родном городе Апленд, Калифорния, Сент-Мартин имел награды в футболе, а также играл в баскетбол и бейсбол. Он любил сложные задачи и отлично вписался в РГ "Нью-Йорк", располагавшуюся прямо по коридору от комнаты моей группы. Мы мгновенно стали друзьями.

Моя подготовка в РГ "Нью-Мексико" продолжалось, переходя от имитации к настоящим боевым стрельбам на нашем собственном полигоне, примерно в четырех милях к югу от Контума. Прозванное Ярд-Кэмп, потому что рядом с ним базировалась одна из рот наших монтаньяров Хэтчет Форс, стрельбище было примитивным по американским стандартам, но не обремененным правилами. Мы стреляли из всего, из чего хотели, и так, как хотели.

Мне выпал шанс подержать в руках и пострелять из CAR-15 Стивенса — укороченной версии M-16 с раздвижным — единственного в нашей группе. Это была мгновенная любовь. По балансу, целкости и просто удобству CAR-15 намного превосходил M-16, но их на всех не хватало. Как совершенно новой группе, нам повезло, что такой был хотя бы у Стивенса.

Когда мы залезали в наш грузовик, прикатила еще одна группа — Джо Уокер и РГ "Калифорния". Они были хорошо экипированы, каждый из американцев и монтаньяров Джо был вооружен CAR-15, за исключением двух гранатометчиков с M-79. Наблюдая, как они обращаются со своим оружием и выстраиваются в боевой порядок, я мог оценить их опыт и подготовку. Они были больше, чем просто группой, РГ "Калифорния" продемонстрировала четкость управления, почти гармонию — как будто каждый человек понимал, что должен делать в любой момент, не произнося ни слова. Среди нас в РГ "Нью-Мексико" я такого не наблюдал.

Когда РГ "Калифорния" отреагировала на контакт, они слаженно отошли, каждого из них прикрывал как минимум еще один человек, весь их огонь велся хорошо контролируемыми короткими очередями по три-пять выстрелов. Затем Уокер прицелился из противотанкового гранатомета РПГ, советского оружия, захваченного у северовьетнамцев. Оглушительные выстрел и реактивный выхлоп отправили ракету РПГ размером с футбольный мяч по пологой дуге на сотню ярдов (91,5 м). Там желтая вспышка и мощный взрыв сотрясли землю с той же силой, как при одновременном подрыве трех ручных гранат. Это была настоящая демонстрация огневой мощи.

Да, РГ "Калифорния" Джо Уокера была силой, с которой нужно считаться. Возможно, достаточно потренировавшись и попрактиковавшись, РГ "Нью-Мексико" смогла бы с ними сравняться.

Когда мы приехали обратно на FOB-2, в дверях разведроты стояла фигура в больничной пижаме, разговаривающая с капитаном Лесесном. На нем было несколько повязок, и он выглядел измученным, но это действительно был он — Боб Ховард вернулся.

Опасаясь, что армейские врачи могут отправить его выздоравливать в Японию, Ховард сбежал из госпиталя, а затем добрался до Контума на попутном "Хьюи". Он доверит нашему старшему медику Луису Маджио удалить омертвевшие ткани вокруг своих ран и снять швы, так зачем же ему было оставаться в госпитале? Он заявил, что как только найдет новый комплект формы, сразу же вернется к исполнению обязанностей.

Невероятный моральный подъем. Мы все восхищались Ховардом. Он был доблестным рыцарем, чей яркий пример вдохновлял всех молодых оруженосцев. Всегда скромный и тихий, он так рьяно ограждал свою жену и двух дочерей от своих боевых подвигов, что них стало полной неожиданностью, когда в середине 1968 года они пришли с ним на построение в Форт-Брэгге, где увидели, как командующий генерал прикрепил ему на грудь восемь медалей, включая пять "Пурпурных сердец" и Крест за выдающиеся заслуги. Теперь он был в своем третьем туре во Вьетнам, каждый с продлением на шесть месяцев. Почему столько раз в Наме? "Думаю, это потому, что я хочу помочь всем, чем могу", — объяснял Ховард. "А еще я хочу быть там, где могу использовать то, что умею; и, кроме того, я должен это делать — так я отношусь к своей работе".

С таким вдохновляющим примером я в тот день, когда узнал, что наша группа назначена на выход, воспринял это спокойно. Несмотря на то, что наш Один-Один, Билли Симмонс, был в школе Один-Ноль, мою собственную неопытность — и неоднократные обещания, что нас не выберут для ведения операций, пока мы не будем готовы — нам с Ларри Стивенсом было велено отправиться в Центр тактических операций (ЦТО) на инструктаж по задаче.

На карте в помещении для инструктажа восковым мелком был очерчен шестикилометровый квадрат — примерно четыре на четыре мили — обозначающий нашу цель на юго-востоке Лаоса. "Ваша задача", — сказал майор Фрэнк Джекс, оперативный офицер FOB-2, с легким славянским акцентом, — "разведка района". Это означало, что мы должны были разведать территорию и сообщать о любом присутствии противника.

Согласно разведданным, это присутствие может быть значительным. Лаосское Шоссе 110 проходило через северную сторону нашего квадрата, и ранее пилоты сообщали о нескольких позициях ПВО, с которых были обстреляны. Предполагалось, что, по меньшей мере, один батальон NVA — от 500 до 700 человек — находится в нашем районе. Если его точное местонахождение станет известно, он будет поражен ударом B-52.

Больше всего нас беспокоила возможность получения противником подкрепления. Подразделения двух северовьетнамских пехотных полков, 27-го и 66-го, плюс два артиллерийских полка — в общей сложности 7000 солдат NVA — предположительно находились не более чем в тридцати минутах езды на машине от нашей цели.

С другой стороны, если у нас возникнут серьезные проблемы, мы можем объявить чрезвычайную ситуацию Прерия Файр (Prairie Fire — пожар в прерии), и в приоритетном порядке получим авиаподдержку в Лаосе, где к нам будут направлены десятки истребителей. Если нас схватят или нам придется объяснять свое присутствие в Лаосе, по словам офицера разведки: "Вашей легендой будет поиск пропавшего C-123, который исчез к западу от лагеря Сил спецназначения Бенхет. Вы не знаете, что находитесь по ту сторону границы".

После того, как инструктаж закончился, я спросил майора Джекса: "А как насчет гражданских лиц, сэр?"

Он взглянул на меня так, словно я был не в своем уме. "Там нет мирных жителей, они все NVA, они все враги", — резко бросил он. "И вам лучше бы быть начеку, молодой человек, иначе они убьют вас". Его прямота удивила меня, но я узнал, что мнение майора Джекса всегда следует воспринимать всерьез. Не новичок на войне, он начал сражаться подростком в чешском Сопротивлении во время Второй мировой войны, и это была уже его третья командировка во Вьетнам. У нас больше не было вопросов.

На следующий день Ларри Стивенс провел визуальную рекогносцировку нашей цели на борту армейского разведывательного самолета O-1 "Берд Дог", но по возвращении мало что смог сообщить. Что бы ни было там у противника, оно было слишком хорошо замаскировано, чтобы это можно было увидеть с воздуха.

Днем позже мы снова были в Центре тактических операций, на этот раз чтобы Один-Ноль Стивенс представил свой доклад — разъясняя, как мы будем выполнять нашу задачу — командиру FOB-2, подполковнику Рою Бару. Это был первый раз, когда я увидел Бара, ранее бывшего командиром передовой оперативной базы CCN в Кхесани до тех пор, пока прошлой весной морпехи не ушли, и база не была закрыта.

О нашей цели было известно так мало, что Стивенс мало что мог спланировать. В своем докладе он сосредоточился на нашей высадке, которую он намеревался осуществить на площадку, куда мог сесть один борт.

По его мнению, LZ[25] наименьшего размера была предпочтительнее, поскольку было менее вероятно, что противник будет прикрывать ее. Самый быстрый способ попасть туда — высадить всю группу с одного "Хьюи", что ограничивало нас до шести человек. Поэтому должны были идти он, я и четверо вьетнамцев. Он представил примерную схему разведки района, и на этом все. Подполковник Бар не нашел изъянов в его плане.

После этого мы получили пайки и боеприпасы, и выдали их нашим вьетнамцам. Стивенс осмотрел их уложенные рюкзаки, чтобы убедиться, что у каждого есть по мине Клеймор. Затем он проверил их подсумки с магазинами, удостоверившись, что все они полностью заряжены.

В нашу последнюю ночь на FOB-2 я не пошел в клуб и лег спать рано. Заснуть было трудно.

На следующее утро после завтрака мы со Стивенсом отправились в канцелярию разведроты и сложили все наши личные вещи — удостоверения личности, жетоны, кошельки и карточки Женевской конвенции[26] — в конверт из манильской бумаги, запечатали его и вручили Первому сержанту Пинну, чтобы он запер его в сейфе подразделения. Когда я увидел, как захлопнулась дверца сейфа, у меня возникло тревожное чувство, что слова "тайный" и "отрицаемый" впервые потеряли свою абстрактность.

Затем я натянул свое тяжело нагруженное полевое снаряжение поверх нового комплекта формы для джунглей — стерильного, без нашивок с фамилией и знаков различия — накинул на плечо рюкзак, схватил М-16 и присоединился к остальной части группы. Вместе мы пошли к вертолетке, как это делали остальные группы, которые я видел со дня моего прибытия в Контум.

Мы забрались в головной "Хьюи" базирующейся в Плейку 189-й роты ударных вертолетов с Мрачным Жнецом[27], ярко нарисованным на носу. Через мгновение с ежедневного инструктажа на FOB-2 вернулись пилоты, залезли внутрь и начали раскручивать несущий винт. Мне было интересно каждое их действие, потому что — несмотря на восемнадцать месяцев начальной, пехотной, воздушно-десантной и специальной подготовки — я никогда раньше не был на борту вертолета. "Хьюи", едва сходя с конвейера фирмы "Белл", тут же отправлялись во Вьетнам, а не в Форт-Брэгг или Форт-Беннинг.

Воющая турбина раскручивала ротор все быстрее и быстрее, затем птичка немного качнулась, завибрировала, снова качнулась, и — плавно — зависла над землей, словно поплыла. Всего в пяти футах (1,5 м) над землей пилот развернулся против ветра, затем опустил нос, и все шесть наших "Хьюи" взмыли как один, без усилий набирая высоту, на северо-запад, в сторону Дакто и Лаоса. Наши птички сопровождения, четыре "Хьюи"-ганшипа модели "Чарли" — "Кугуары" — поднялись позади нас, затем присоединились к нам в строю. Пятерка вертолетов H-34 "Кингби", пилотируемых вьетнамскими экипажами, замыкала шествие. Удивительно, но высадка нашей маленькой группы из шести человек была на сегодня единственной задачей для всей этой воздушной армады из пятнадцати вертолетов.

Сидя рядом со Стивенсом в открытом дверном проеме "Хьюи", я смотрел на проносящиеся мимо сельские пейзажи, пока мы летели в Дакто. Наша машина прошла прямо над деревней монтаньяров, ее общинный длинный дом с устремленной вверх крышей напомнил мне шпили соборов.

Внутри нашего вертолета были сняты все сиденья, за исключением тех, что занимали два бортстрелка, у каждого из которых был смонтированный на стойке пулемет М-60 с сотнями патронов в лентах. Мы сидели на полу, а за спинами у нас были свернутые алюминиевые лестницы и рюкзаки с уложенными 100-футовыми (30,5 м) веревками. Называемые седлами Макгвайра, веревки можно было сбрасывать сквозь кроны деревьев в джунгли, чтобы эвакуировать разведчиков, даже если не будет LZ.

Всего через двадцать пять минут перед нами появилась площадка в Дакто. Наша длинная вереница вертолетов пошла вниз, затем приземлилась вдоль одной стороны поля, рядом с тремя зданиями внутри небольшой территории, огороженной колючей проволокой. Наши вертолеты были единственными здесь, но годом ранее база была переполнена, когда 173-я воздушно-десантная бригада и 4-я пехотная дивизия вели одно из самых тяжелых сражений войны в близлежащих холмах. Теперь в Дакто остались только американский инженерный батальон и находящийся в бункере армейский пункт неотложной медицинской помощи.

Стартовая площадка находилась за знаками ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА, и охранялась разведгруппой, которая также задействовалась для экстренных эвакуаций. Группа менялась еженедельно. Помимо того, что Дакто был местом перевооружения и дозаправки наших вертолетов, он служил точкой готовности для групп и бортов, ожидавших команды на взлет, всего в десяти минутах от границ Камбоджи и Лаоса.

Пока мы ждали, границу пересек самолет передового управления ВВС США с Зеленым беретом SOG на борту, наблюдающим за группами, уже находящимися на земле, и координирующим вывод дополнительных групп. Имеющий позывной "Кови", он искал подходящую площадку для высадки, что могло занять несколько часов, если погода была проблемой. Этим утром погода выглядела хорошей. Мы ожидали старта менее чем через час.

Пока Стивенс ждал связи с Кови в радиорубке, я, глядя в зеркало джипа, воспользовался палочкой маскировочного грима. Я никогда не был так воодушевлен. Все мои специальные тренировки, вся эта подготовка, вели к этому моменту: к моей первой операции. У меня не было осознания опасности, только жажда принять участие в этом, величайшем приключении в моей жизни. По совету одного из "стариков" я выпил на стартовой площадке столько воды, сколько смог, сохраняя свои полные фляги для задачи.

Я в десятый раз перепроверял свое снаряжение, когда увидел еще один "Хьюи", приземляющийся прямо за стартовой площадкой. Двое человек в стерильной форме с набитыми рюкзаками и в полной боевой выкладке вылезли из птички и направились к нам, заставив Ларри Стивенса выбежать из радиорубки и радостно замахать руками. Через мгновение он подвел их и представил первого как моего товарища по группе, сержанта Билли Симмонса. Мы сердечно пожали друг другу руки. Второй, штаб-сержант Чарльз Буллард, был лучшим другом Билли и был с ним в одной группе в школе Один-Ноль. Буллард вызвался отправиться на задачу вместе с нами.

Симмонс рассказал, что C-130 "Блэкберд" привез их из школы Один-Ноль час назад. Когда они узнали, что мы в Дакто, они схватили пайки и боеприпасы и сели в этот "Хьюи", чтобы присоединиться к нам. Казалось, лучше и быть не может. Наша группа воссоединилась, и с нами были только что прошедшие подготовку Симмонс и Буллард, компенсирующие мою неопытность. Мы могли стартовать в любой момент.

Затем Стивенс подошел к пилоту ведущего "Хьюи", вылавливающего ложкой персики из пайковой банки. Мы были не в Штатах, так что пилот не стал доставать карандаш и бумагу, чтобы рассчитать предельный вес. Он просто оглядел нас восьмерых, уставился на наши туго набитые рюкзаки и сказал: "Не-а". Стивенс поторговался с ним с минуту, затем молодой авиационный уорент-офицер кивнул.

Я услышал голос Стивенса, который сказал мне: "Ты не пойдешь". Я не мог в это поверить! Он продолжил: "Вертушка будет перегружена". Я попытался возразить, но решение уже было принято. "Ты сможешь пойти в следующий раз", — пообещал Стивенс. Я принял его решение. Он был Один-Ноль.

Затем Кови по радио запросил старт.

Пока пилоты и бортстрелки готовились к взлету, мы быстро переложили мою радиостанцию PRC-25 в рюкзак Булларда. Я проводил их до "Хьюи" и пожелал всего наилучшего, пожав каждому руку. Когда их вертолет поднялся в воздух, я помахал им рукой. Вскоре длинная цепочка вертушек исчезла в небе на западе, направляясь к далеким зеленым холмам Лаоса.

Я просидел остаток дня в Дакто, затем улетел обратно в Контум, смущенный тем, что у меня на лице маскировочный грим, с ощущением, что меня не взяли играть в бейсбольную команду. В канцелярии разведроты я забрал свой конверт из манильской бумаги, потом в одиночестве вернулся в комнату группы. Я смыл камуфляж с лица, затем разогрел взятый из рюкзака сухой паек. Лежа на койке, я задремал, мне было противно, что мои товарищи по группе были там, в Лаосе, на задании, а я спал в чистой постели.

Поздно утром следующего дня посыльный сообщил, что меня ждут в разведроте. Черт возьми, подумал я, разумеется, Первый сержант Пинн выродил какое-то дело, чтобы занять меня. Я боялся этого.

Но когда я вошел, Пинн, Ховард и Лесесн замолчали и повернулись ко мне. Пинн жевал незажженную сигару. На их лицах отражалось напряжение. Затем капитан Лесесн сказал: "Кови не смог дозваться разведгруппу "Нью-Мексико" сегодня утром". Я не был уверен, что он пытался сказать. "Группа Брайт Лайт сейчас на земле".

Мне пришлось переспросить: "Что такое группа Брайт Лайт?"

Мне должно было бы услышать грохот дверей склепа или, может быть, смешок Мрачного Жнеца. А так… Я не был уверен, что пытался сказать Лесесн. Кто-то был ранен? Они уходят от преследующих их северовьетнамцев? Я посмотрел им в лица.

Я слышал голос Ховарда, но едва понимал, что он сказал. "Они были убиты, Джон. Стивенс, Буллард и Симмонс — все они мертвы. Группа Брайт Лайт, это спасательная команда, вывозящая их тела".

Это было слишком. Я только что был с ними в Дакто. Это же была целая наша группа, этого не может быть! Как? Затем меня охватило настоящее понимание. Я был единственным выжившим в разведгруппе "Нью-Мексико". Если бы не грузоподъемность вертолета "Хьюи" в жаркий день, я тоже был бы мертв.

В тот вечер вернувшаяся группа Брайт Лайт сообщила дополнительные подробности. Мои товарищи по группе оказались под шквальным огнем из реактивных гранатометов, РПГ — ракет того же типа, как та, что Джо Уокер выпустил на стрельбище в Ярд-Кэмп — ранившим всех троих американцев. Затем наступающие северовьетнамцы изрешетили их пулями из АК в упор. Ни один из моих товарищей по группе не сделал ни одного выстрела — у них не было ни единого шанса.

Группа Брайт Лайт нашла их тем же способом, что и следопыты NVA, пройдя по следу, который они невольно оставили от места высадки до точки, где погибли.

Не было никого, с кем бы я мог увидеться, пойти на вертолетку, посидеть, поговорить. Заняться было нечем. Их тела уже были на пути в похоронный отдел в Плейку, где их подготовят к отправке в Штаты. И, как я узнал, их семьям сообщат, что они погибли в бою в Южном Вьетнаме, а не в Лаосе, чтобы соответствовать правилам отрицания Госдепартамента. Именно так сообщалось обо всех потерях SOG.

Большую часть следующего дня я просидел в одиночестве в пустой комнате нашей группы. Я почувствовал облегчение, когда прибыл лейтенант, чтобы описать и упаковать личные вещи Ларри Стивенса и Билли Симмонса. Не в силах смотреть, я ушел. В комнате РГ "Делавэр" Один-Ноль Лютор "Люк" Дав нашел письмо от девушки Чарльза Булларда, где она писала, что боится, что его убьют. Она умоляла его быть осторожным.

В тот вечер в клубе я, казалось, впал в транс, когда капитан Лесесн снова солировал, когда мы пели "Эй, Блю". Затем наступил душераздирающий момент, когда мы добавили последнюю строфу и эти три имени — "Стивенс, Симмонс и Буллард тоже. Эй, Блю — Что за славный пес ты, Блю".

Прежде чем я успел заплакать, я вышел наружу, закурил и посмотрел на луну. Я где-то читал, что греки верили, что пока кто-то помнит тебя, ты бессмертен. Я вслух поклялся, что никогда не забуду своих товарищей по группе. Никогда, хотя я их почти не знал.

Затем я дал себе волю и расплакался так же сильно, как и все остальные.

Можно сказать, что они погибли из-за невезения или плохих полевых навыков, но я считал, что они погибли из-за того, что у них было слишком мало времени, недостатка шансов учиться на ошибках — в SOG всего одна ошибка, и ты можешь оказаться мертвецом. Ларри Стивенс так и не смог извлечь пользу из опыта. Я снова расклеился.

Но Стивенсу, Симмонсу и Булларду не нужно было это нытье. Я должен был стать жестким, начать сейчас, этим вечером, с этой минуты. Их смерть не имела смысла, никакого смысла — если я не извлеку урока из их потери. Их засекли следопыты. Что бы я мог сделать по-другому? Несмотря на все тренировки, они не были готовы. Я должен был подготовиться, я должен учиться, слушать, впитывать. Я ничего не знал, и должен был признаться в этом самому себе. Уроки, которые нужно было усвоить? Я даже не знал правильных вопросов. Вся моя предыдущая подготовка была лишь основой. Начальный курс, подготовка пехотинца-десантника, прыжковая школа, Силы специального назначения — все это почти не имело отношения к жизненно важным навыкам, которые были нужны мне сейчас.

Я не знал ничего.

Я должен научиться ускользать от сотен вооруженных преследователей, собирающихся убить меня, научиться перехитрить людей-следопытов и собак. И я должен мастерски владеть своим оружием.

Или NVA убьют меня, как и предупреждал майор Джекс. В тот момент я понял, как никогда раньше, что мою наивность смывает, как прилив уносит пляжный песок. Я больше никогда не сравню SOG с норвежским Сопротивлением или с любым фильмом, который когда-либо видел. Мой подход сложился, все было ясно. Я знал, что должен делать.

Нужно было так многому научиться.