Секретные коммандос

Глава 5

После того, как актриса Марта Рэй покинула Контум, она со своим сольным туром USO переместилась в родственное расположение CCN в Дананге. Никогда не придававшая значения звездному статусу и почти не придававшая значения званиям, Рэй избегала формальностей офицерского клуба, вместо этого обосновавшись в непринужденной атмосфере неофициального клуба разведчиков CCN, обшитой бамбуком бывшей комнаты группы, именовавшейся Бамбуковой гостиной (Bamboo Lounge). Там она продолжила свою роль Флоренс Найтингейл[43] морального духа Зеленых беретов.

Ее забавные истории, воспоминания о шоу-бизнесе и застольные песни имели свойство достигать сердца каждого и заставлять его чувствовать себя особенным, успокаивая все преходящие недуги, терзающие его, помогая столь же верно, как любая сестра милосердия. Среди разведчиков Рэй сразу же прониклась симпатией к Один-Ноль РГ "Копперхэд" Рикардо Дэвису — моему другу из Форт-Брэгга, который первым рассказал мне про SOG. Мэгги просто обожала Рикардо Дэвиса. Общительный и остроумный, с латинской теплотой, Рикардо мог подружиться с кем угодно — как и Мэгги — так что было естественно, что они сразу же нашли общий язык. В тот вечер Рэй развлекала собравшихся мелодиями из бродвейских шоу и старыми попурри, но Дэвис продолжал настаивать: "Ты должна спеть что-нибудь вместе со мной!"

В полночь командир CCN подполковник Джек Уоррен отправил своего сержант-майора закрыть Бамбуковую гостиную. Мэгги объявила ликующей публике: "Ну, посмотрим!" Она позвонила Уоррену и заявила: "Я старше вас по времени производства в чин", имея в виду свое почетное звание подполковника. "И мы остаемся открытыми!"

И так они и сделали.

Поздно вечером Рикардо рассказал ей историю поминальной баллады SOG "Эй Блю" и объяснил, что она значит для разведчиков. Эта история так тронула ее, что Рэй закончила вечер, обняв Рикардо, печально напевая дуэтом эту грустную балладу, ее мягкий джазовый голос добавил ей тех блеска и чувства, которых люди не слышали раньше.

Заместитель командира группы Рикардо, Джим Ламотт, присоединился к хору, поющему имена потерянных людей, но заметил, что что-то изменилось в его старом Один-Ноль. Может быть, это было пение той песни с Мэгги, или просто предчувствие, иногда возникающее у разведчика, думающего о том, сколько раз он побеждал вопреки всему. Несколько дней спустя Дэвис написал письмо и отдал его Ламотту, поручив: "Если я не вернусь, отправь его по адресу на конверте". Он никогда раньше этого не делал. Искрометный оптимист превратился в фаталиста?

Для родившегося в Детройте крутого Ламотта это просто не было похоже на его Один-Ноль. "Рикардо был первым мужчиной, обнявшим меня, в отношении которого у меня не возникло мысли переломать ему руки", что Ламотт мог с легкостью сделать, имея черный пояс по карате. Но он любил Рикардо как брата.

Несколько дней спустя их РГ "Копперхэд" пролетела на C-130 "Блэкберд" через Лаос на самую секретную стартовую площадку SOG, на авиабазу Накхон-Фаном (NKP) на северо-востоке Таиланда. Скрывающиеся в безымянном здании, группы SOG более года действовали с NKP, позволявшей осуществлять заброску в Лаос через черный ход, с запада, когда муссонные штормы исключали вывод через его восточную границу с Южным Вьетнамом. По политическим соображениям группы SOG не могли оставаться на NKP на ночь. Либо группа выводилась в тот же день, либо она летела на "Блэкберде" обратно во Вьетнам и возвращалась на NKP следующим утром.

После нескольких дней поездок туда-обратно двое американцев и четверо нунгов РГ "Копперхэд" забрались в вертолет HH-3 "Джолли Грин Джайент" ("Jolly Green Giant" — "Веселый Зеленый Гигант") 21-й эскадрильи специальных операций ВВС США и вылетели на восток в утреннее небо Лаоса. Их перелет был долгим, требующим дозаправки на организованном ЦРУ форпосте. Затем они увидели внизу яркую глину контролируемого NVA Шоссе 165, по которому вражеские колонны шли к границе Южного Вьетнама западнее Чулай. Два "Джолли Грина" снизились, идя зигзагами на малой высоте, чтобы ввести в заблуждение отслеживающих LZ наблюдателей противника. Когда они приблизились к своей настоящей LZ, сквозь деревья Дэвис и Ламотт мельком увидели тропы, хижины и траншеи, подтверждающие присутствие значительных сил противника, о котором их предупреждали. Несколько других групп недавно были вытеснены крупными формированиями NVA.

Наконец, птичка РГ "Копперхэд" зависла, борттехник вытолкнул лестницы, и Дэвис, Ламотт и четыре нунга спустились, а затем спрыгнули и съехали с холма. Они высадились, безопасно и, насколько они могли судить, незамеченными. Их задачей была разведка местности в расчете найти телефонную линию, достойную подключения прослушивающего оборудования, которое было у Рикардо.

Несколько часов они двигались без происшествий, пересекая старые тропы и слыша редкие выстрелы вдалеке, но не встретили ни одного солдата NVA. В середине дня Дэвис велел остановиться, чтобы Ламотт попытался выйти на связь, но никто не ответил.

Зная, что они не смогут вызвать поддержку с воздуха, если вступят в контакт, Дэвис увел их подальше от вероятных мест расположения противника, держась в густых джунглях. Они двигались медленно и тихо, меняя направление, чтобы противник — если он привлечет следопытов — не мог предугадать, куда они направляются, и устроить им засаду. Они двигались почти до темноты, затем спрятались на ночь в слоновой траве[44] высотой рост человека. На закате Кови должен был пролететь над РГ "Копперхэд" для получения их итогового за день доклада об обстановке, но они так и не услышали его двигатели, и вновь, никто не ответил на их радиовызовы. Все больше беспокоясь, Дэвис и Ламотт просидели большую часть ночи.

Когда рассвет не принес ни Кови, ни радиосвязи, их напряжение стало ощутимым. Что, черт возьми, происходит? Неужели произошла какая-то катастрофическая атака — повторение Тет-68 — и они были предоставлены сами себе, пока битва не утихнет? Могли ли про них забыть?

Когда полностью рассвело, Дэвису стало видно, что их ночная позиция не была обороняемой — им нужно было двигаться. Но едва они вышли, как раздались сигнальные выстрелы, всего в 200 ярдах (183 м) позади них. Теперь они должны были продолжать движение, чтобы стряхнуть с хвоста следопытов. Следующие два часа они шли, уклоняясь, но всякий раз, когда они, казалось, отделывались от следопытов, раздавались новые сигнальные выстрелы. Затем они услышали движение на фланге, и им пришлось отвернуть от него.

Вскоре Дэвису и Ламотту стало неотвратимо ясно, что их направляют к невысокому хребту. Они поспешили туда и обнаружили большие поваленные деревья, которые давали хорошее укрытие от винтовочного огня, но за гребнем джунгли сменялись обширными лугами и старыми подсечно-огневыми полями. Они не могли вернуться тем путем, которым пришли, и теперь движение вперед было практически невозможно. Их единственным выходом, решил Дэвис, было укрыться среди поваленных деревьев.

В полдень Ламотт снова не смог установить связь. Затем, на пределе видимости, он мельком увидел северовьетнамцев. Среди их китайских нунгов нарастало беспокойство. Дэвис выдвинул двух из них вперед с целью заблаговременного предупреждения. Ламотт активировал свой аварийный радиомаяк, который мог быть принят любым пролетающим самолетом. Никто не ответил.

Затем Дэвис и Ламотт сели, прислонившись к бревну, чтобы взвесить альтернативные варианты; они вновь убедились, что лучше всего будет оставаться в укрытии до ночи, а затем ускользнуть в темноте. Ламотт никогда не участвовал в серьезных перестрелках, поэтому Дэвис пошутил, что все это было частью его "генерального плана", чтобы Джим получил надлежащий опыт, необходимый для принятия командования группой. Дэвис прошептал: "Знаешь, если кто-нибудь не подстрелит в тебя в ближайшее время, это сделаю я, просто чтобы ты знал, каково это". Ламотт усмехнулся.

Затем их хвостовой стрелок, Он, примчался к ним на четвереньках, на его лице была написана тревога, а Лок, гранатометчик, обхватил себя рукой за горло, подавая сигнал: "Противник в поле зрения". Прежде чем Ламотт успел повернуться — Стрельба! Стрельба отовсюду! Что-то сильно ударило Ламотта в спину, швырнув его лицом в землю. Рядом с собой он услышал крик Рикардо Дэвиса: "Джим!"

Северовьетнамцы набросились на них с двух сторон, стреляя из АК. Ламотт расстрелял один магазин, выбросил пустой, перезарядил, послал затвор вперед, и ничего не произошло. Устранение задержки заняло, казалось, целую вечность. Он взглянул на Дэвиса и понял, что его друг мертв, мгновенно убитый выстрелом в голову, хотя в него попали несколько пуль. Еще несколько должны были убить и Ламотта, но все четыре выстрела попали в его рюкзак и радио, сделав его бесполезным. Их хвостовой стрелок, Он, был ранен первой очередью, в то время как Лок тоже, но не так серьезно.

Теперь Ламотт действительно испугался. Если первые выстрелы противника были такими точными, и он был достаточно хитер, чтобы прокрасться несколько сотен ярдов незамеченным, то это должны были быть специальные противодиверсионные силы. Каковы были шансы Ламотта, когда радио нет, а половина членов группы ранены или убиты?

Стрельба сошла на нет, а затем прекратилась. Затем Ламотт решил, что ему мерещится: на идеальном английском с американским акцентом северовьетнамец крикнул: "Эй, у вас нет шансов! Почему бы вам просто не сдаться?" Накопившийся гнев, разочарование и страх Ламотта пересилили здравый смысл — он вскочил на ноги, закричал: "Да пошли вы, ублюдки!" и выстрелил из своего CAR-15. Солдаты NVA открыли ответный огонь, и Лок с Сангом поползли к Ламотту. Голос северовьетнамца потребовал прекратить огонь, и все стихло. Затем голос обратился к нунгами по-вьетнамски: "Сдайте американцев! И можете свободно уходить!" Ламотт посмотрел на своих нунгов, которые демонстративно насупились и помотали головами.

Радиостанция группы была уничтожена, Ламотт проверил свое аварийное радио, но обнаружил, что его антенна была отстрелена. Но это не имело большого значения, поскольку связываться было не с кем. Он бросил ее лежать. Раненый Он стонал. Ламотт подполз к нему и увидел, что нунг был парализован из-за ранения в позвоночник; истекающий кровью изо рта, он не проживет долго. От осознания этого Ламотта так сильно затрясло, что ему было трудно удерживать шприц-тюбик с морфием, чтобы сделать укол своему товарищу по группе, чтобы тот мог умереть в покое.

Затем Ламотт и нунги переговорили и согласились, что всем им умирать, на мгновение они сбились в кучу и оплакали Дэвиса и Она. Затем северовьетнамцы открыли огонь, и вражеский отряд начал приближаться. Лока снова ранили, в предплечье — он больше не мог стрелять из своего М-79. Ламотт видел, что им нужно двигаться, иначе NVA полностью окружат их. Единственным оставшимся укрытием перед необъятной прогалиной была еще одна куча бревен. Он посмотрел на тело Рикардо Дэвиса и почувствовал непреодолимую вину за то, что бросает его — но нужно было идти или умереть.

Перекатываясь и стреляя, а затем ползя на четвереньках, Ламотт и нунги спешно преодолели пятьдесят футов до последних бревен. Они перевели дух в минуту тишины. Затем пулеметная очередь подстегнула Ламотта и Лока прыгнуть за ветку диаметром в дюйм, где они столкнулись головами. Они посмотрели друг на друга и на эту крошечную ветку, и не смогли удержаться от смеха, несмотря на огонь противника. Следом рассмеялись остальные, и эта минутная эйфория стерла их страх.

Они были готовы умереть.

Ламотт расположил нунгов, пересчитал оставшиеся магазины и гранаты, чтобы решить, как лучше их потратить — и тут услышал тонкий, металлический голосок — "Роджер Мэйдэй! Роджер Мэйдэй!" По чудесному стечению обстоятельств Санг забрал с собой выброшенную аварийную радиостанцию и заставил ее работать, сжав вместе куски перебитой антенны. Радиостанция настойчиво призывала: "Маяк, маяк, ответьте голосом!" Ламотт знал, что должен переключить радио в голосовой режим, но он не мог — он уже решил сражаться и умереть, и присоединиться к Рикардо.

Но инстинкт выживания заставил его схватить его, шепча: "Прерия Файр! У нас чрезвычайная ситуация Прерия Файр". В это мгновение он услышал двигатели FAC, к которым почти сразу присоединился рев "Фантомов" F-4. Впервые за весь тот день у них появился шанс.

Ламотт втиснул своих людей между бревнами и направил F-4 прямо на их позицию, 20-мм пушки "Вулкан" взвыли, пропахивая землю повсюду и сбивая ветки с деревьев. Повторные штурмовые заходы убедили NVA немного отступить, по мере того, как над головой начало появляться все больше истребителей.

Четыре часа истребители-бомбардировщики обстреливали из пушек и ракетами, и бомбили северовьетнамцев, окружавших РГ "Копперхэд". Затем прибыли "Джолли Грин". Первая попытка эвакуации провалилась, огонь северовьетнамцев так сильно повредил HH-3, что ему пришлось немедленно повернуть обратно в Накхон-Фаном. Под прикрытием новых бомбовых ударов Ламотт попытался пробиться к телу Рикардо, но NVA не отступали. Чувство вины переполняло его, он знал, что тело Рикардо не забрать.

По крайней мере, он мог быть уверен, что Локу, который был дважды ранен, спасая жизнь Ламотта, удастся выжить. Когда еще один "Джолли Грин" приблизился к LZ, Ламотт нес Лока на спине под прикрытием трассеров бортстрелков вертолета. Двое других его нунгов взобрались на борт, и затем приняли Лока с плеч Ламотта. Но Ламотт не мог подняться на борт; он должен был вернуться за Рикардо или умереть, сражаясь в попытке сделать это.

Из машины выскочил бортстрелок и затащил его в вертолет. Затем они улетели.

Во время долгого обратного перелета его мучило то, что он сделал все, что мог, но Рикардо ушел навсегда. Если бы не "Тот Разговор", он бы не смог жить с этим. Вскоре после того, как он вошел в состав РГ "Копперхэд", Дэвис прокричал: "Ты тупой мудак, если тебя когда-нибудь подстрелят при попытке забрать мое тело, я вернусь и не дам тебе покоя!" Они пошутили по этому поводу, но согласились. И они рассматривали это всерьез.

Вскоре после той задачи Марта Рэй снова посетила CCN и пришла в Бамбуковую гостиную в поисках своего вокального партнера, Рикардо Дэвиса. Она увидела Джима Ламотта и спросила о его товарище по группе; он сказал ей, что Рикардо был убит, а его тело пришлось оставить. На этот раз Мэгги не присоединилась к тем, кто пел "Эй Блю". Она просто извинилась и вышла из-за стола.

Ламотт нашел ее снаружи, в одиночестве, плачущую по Рикардо, как она, несомненно, втайне оплакивала других потерянных мужчин. Будучи профессионалом сцены, Рэй оставалась с Ламоттом снаружи, пока, восстановив самообладание, не смогла вернуться с ним, чтобы улыбаться, петь и смеяться, и давать людям психологическую поддержку, в которой они нуждались. "Она была очень сострадательной леди", — говорил Ламотт.

В SOG и в Силах спецназначения известие о потере Рикардо ошеломило и опечалило его друзей. В Контуме мы подняли бокалы за его светлую память, и те, кто знал его лучше всего, спели "Эй Блю". В штабе SOG так и не дали удовлетворительного объяснения, почему РГ "Копперхэд" была брошена без связи и без облетов Кови. Где-то между NKP, Данангом и Сайгоном произошел сбой в координации действий или возникла путаница в том, кто должен был контролировать РГ "Копперхэд". В продолжающейся войне, когда еженедельно погибало все больше людей и приходилось выполнять все больше выходов, происходило слишком много событий, чтобы надолго зацикливаться на том, что миновало, и что нельзя было изменить, сколь бы трагично это ни было.

А затем, в никогда не замедляющемся темпе SOG, всего через четыре дня после смерти Рикардо, моей группе был назначен еще один выход, в результате чего я оказался на заднем сиденье самолета-наблюдателя O-1 "Берд Дог" в яркий мартовский полдень над лаосско-камбоджийской границей. Держащийся в четверти мили позади идентичного O-1 с моим Один-Ноль, Беном Томпсоном, мой самолет трясло в термических потоках, пока я изучал рельеф местности в ходе визуальной рекогносцировки или VR (visual reconnaissance), района нашей новой цели.

Я сидел на простецкой брезентовой сидушке, задние окна O-1 были подняты наверх, так что я мог рассматривать местность, над которой мы пролетали, или, как это обычно делали многие разведчики, стрелять или бросать гранаты, если мы замечали вражеских солдат. Мой пилот, армейский капитан из 219-й авиационной роты, жевал сэндвич, пока мы летели, чувствуя себя абсолютно спокойно в этих недружелюбных небесах. Пилотов 219-й прозвали "SPAF-ами", потому что эта аббревиатура (означающая "ВВС Подлого Пита" — Sneaky Pete Air Force) были нанесены трафаретом на краденые джипы, которые мы им отдавали. Летая исключительно в интересах SOG, они ретранслировали радиопередачи групп, вели аэрофотосъемку для SOG или, как сегодня, вывозили разведчиков на VR. Обычно они летали парами, так что если один будет сбит, его ведомый сможет вызвать вертолеты чтобы спасти его.

Пейзаж под нами менялся от однообразного до захватывающего — бамбуковые заросли, бурные реки, водопады, холмы с пышной растительностью, возвышающиеся над окутанными туманом долинами. Я чувствовал враждебные взгляды, хотя по нам и не стреляли. Мой пилот объяснил: "Они не будут стрелять, пока мы не подберемся к чему-нибудь слишком близко — хорошая огневая дисциплина". Он сомневался, что мы разглядим кого-либо из NVA, идущих по дороге. "Они все обвешиваются листьями, как ходячие кусты. Если мы застигаем их на открытой местности, они приседают и замирают, так что становятся похожими на пеньки. Если высматривать человека, его ни за что не увидеть; ищите скопления кустов или движение".

Я не видел ни одного северовьетнамца, но повсюду было множество воронок от бомб. Большинство из них были свежими, свидетельством последней кампании по воспрепятствованию, проводимой ВВС. Прекращение президентом Джонсоном бомбардировок Северного Вьетнама несколькими месяцами ранее позволяло вражеским колоннам беспрепятственно проходить от причалов Хайфона до границы с Лаосом. После приостановки бомбардировок на Севере тысячи авиаударов были перенесены на тропу Хо Ши Мина в Лаосе. Разумеется, северовьетнамцы тоже приспособились, перебросив в Лаос тысячи зенитных орудий, сделав коридор тропы самой хорошо защищенной территорией на земле.

Но как только вражеские грузовики достигали границы с Камбоджей, так же верно, как по отмашке судьи над бегуном, проскочившим на базу, они были в безопасности на "нейтральной" территории, неуязвимые для ударов с воздуха. То, что имело смысл для дипломатов в Вашингтоне, казалось нелепым при этом счете 0:1. С одной стороны самолета — воронки от бомб, тянущиеся до горизонта. С другой стороны — на юг — дорога исчезала в густых лесах Камбоджи, и не было видно ни одной воронки.

Через пять дней мы отправимся под эти деревья, и если у нас возникнут проблемы, ни один американский истребитель не сможет прийти нам на помощь. Таковы были правила.

Где-то внизу, в пределах звука нашего двигателя, северовьетнамцы спрятали артиллерийский батальон, силами которого они продолжали обстреливать лагерь Сил спецназначения Бенхет примерно в десяти милях к востоку. Хорошо осведомленные о политике США, северовьетнамцы знали, что в "нейтральной" Камбодже американские самолеты не будут бомбить их. Это и было нашей задачей: найти эти орудия. Однако, летя низко над этими густыми джунглями, я едва мог отслеживать маршрут на своей карте. Каждый холм выглядел одинаково, каждая узкая долина была повторением предыдущей; я с тем же успехом мог бы смотреть через борт лодки, пытаясь разглядеть что-то под волнами. Наши O-1 повернули обратно в Южный Вьетнам.

Десять минут спустя мы миновали яркие глинистые холмов лагеря Сил спецназначения Бенхет, где четыре длинноствольных 175-мм орудия, принадлежащих 6-му батальону 14-го полка полевой артиллерии Армии США, были направлены на запад. Бен Томпсон уже лично встретился с артиллеристами. Ни группа Сил спецназначения в лагере, ни артиллерийское подразделение не были проинформированы о совершенно секретных трансграничных операциях SOG. Все, что они знали, если наша группа вызовет артиллерию, они должны будут стрелять, пусть даже по Камбодже — ответная мера, необъяснимым образом одобренная в Вашингтоне. 175-мм орудия Бенхета могли стрелять на двадцать одну милю (33,8 км), это была самая дальнобойная артиллерия в американском арсенале, но они также были и наименее точными. Вероятное круговое отклонение (КВО) этого оружия в 110 ярдов (100,5 м) — учитывая его 100-ярдовый (91,5 м) радиус разрыва — означало, что если наводить его огонь в пределах 100 ярдов от себя, вероятность попадания в нас была такой же, как и в нашу цель. Но 175-тки были лучше, чем ничего.

Наша противоартиллерийская задача на деле началась тремя неделями ранее, когда РГ "Техас" уничтожила одного солдата NVA и захватила другого около Шоссе 110 на камбоджийско-лаосской границе. Один-Ноль Дэвид Гилмер, Один-Один Ричард Новак и Один-Два Кларенс Лонг вытащили этого человека живым, и вскоре он рассказал сайгонским следователям, что был группе "артиллерийских носильщиков". Пленный вместе с несколькими дюжинами товарищей вручную перемещали орудия, обстреливавшие Бенхет, перетаскивали их или разбирали и переносили между тщательно замаскированными огневыми позициями.

Основываясь на информации, полученной от пленного, РГ "Калифорния" — с Один-Ноль Джо Уокером и Один-Один Ричардом Гроссом — проникли на северо-восток Камбоджи, чтобы найти спрятанные орудия. После бесплодного первого дня они шли по сильно заросшему джунглями хребту, когда земля содрогнулась, и они услышали грохот пушечного выстрела. Вскоре они наткнулись на траншею, полную стреляных 85-мм артиллерийских гильз. Орудие не могло быть далеко, Уокер знал это, поэтому он связался с Кови.

Ему было приказано оттянуться в соседнюю долину, организовать и занять LZ. На следующее утро высадилась РГ "Вайоминг" с Один-Ноль "Белкой" Спроусом, Один-Один Джоном Питерсоном и шестью монтаньярами, дав Уокеру достаточно людей для налета на артиллерийскую позицию.

В течение двух дней они слушали отдаленную орудийную стрельбу, шаг за шагом проскальзывая мимо северовьетнамцев и поднимаясь по склону, чтобы оказаться выше орудия. Затем, перед рассветом, они начали красться вниз, неуклонно, тихо, туда, где они в последний раз слышали выстрел. В то утро орудие не стреляло, и поначалу, когда они добрались до однополосной грунтовой дороги, но все еще не нашли его, Уокер подумал было, что они потеряли ориентировку.

Затем Гросс внимательнее присмотрелся к склону у дороги — к его изумлению, менее чем в двадцати футах (6 м) находились две огромные створки, сделанные из бамбука и обмазанные грязью, настолько идеально замаскированные, что они прошли прямо рядом с ними. "Это было фантастически", — говорил Гросс. "Эта штука была так хорошо замаскирована, что мы наткнулись на нее чисто случайно".

По человеческим следам и отметинам Уокеру стало понятно, как северовьетнамцы вручную вытащили пушку, для чего, по его оценкам, потребовалось около сорока пяти человек. Подобно рабам на строительстве пирамид, они привязывали к ней веревки, толкали и тянули ее из туннеля и, судя по отметинам, перемещали на другую позицию или к дороге, где ее мог везти грузовик.

Распахнув бамбуковые двери двадцатифутовой (6 м) высоты, они разобрались, как артиллеристы вытаскивали орудие, стреляли, а затем заталкивали его обратно в сооруженный вручную туннель, чтобы спрятать и защитить от контрбатарейного огня с Бенхета. Гросс прополз в узкий коридор и нашел комнату, где NVA планировали на карте свой огонь и рассчитывали поправки для стрельбы. За ней было еще одно помещение с нарами для сна, где Гросс нашел каски, котелки, противогазы, накидки химзащиты, и даже гитару. Уокер прикинул, что северовьетнамцы ушли накануне, лишив РГ "Калифорния" ее самого сладостного трофея — собственно артиллерийского орудия, которое, как он настаивал, он мог бы каким-то образом вывезти. Вместо этого ему пришлось довольствоваться несколькими 85-мм снарядами, двенадцать из которых он забрал с собой в качестве доказательства для любого сомневающегося опрашивающего.

Позже в тот же день, когда вертолеты прибыли забрать разведгруппы "Калифорния" и "Вайоминг", с них высадилась другая группа, возглавляемая сержантом первого класса Асой Баллардом, чтобы продолжить охоту. К сожалению, вся эта деятельность привлекла внимание северовьетнамцев, и в течение нескольких часов люди Балларда сражались за свои жизни, едва сумев спастись в ходе экстренной эвакуации во второй половине дня.

Затем наша группа, РГ "Иллинойс", получила приказ отправиться на поиски скрытых огневых позиций, на этот раз с целью вызвать по ним огонь 175-мм орудий из Бенхета.

В ходе оперативного инструктажа я внимательно слушал, как офицер разведки описывал силы противника в районе нашей цели и около него. 66-й полк NVA был одним из тех, кто осаждал Бенхет, но теперь он был отведен на северо-восток Камбоджи, предположительно для пополнения и перевооружения. 66-й гордился борьбой с американцами и прославился как противник 1-й воздушно-кавалерийской дивизии в книге и фильме "Мы были солдатами". Насчитывающий порядка 2500 человек, где именно в Камбодже он находился, было неизвестно. Все, что мы знали наверняка — эти значительные силы были где-то в нашем районе.

В S-2, разведотделе, занимающемся сбором и распространением разведданных, я узнал, что снаряды, привезенные РГ "Калифорния", были от советской 85-мм пушки Д-48, которая могла послать свой 34-фунтовый (15,5 кг) снаряд на десять миль (16 км). Весящая почти три тонны, это была самая легкая советская артиллерийская система, предназначенная для буксировки грузовиками. Во время войны французов в Индокитае 85-миллиметровка была любимицей коммунистов, потому что, как обнаружил Джо Уокер, ее можно было вытаскивать на позицию вручную.

Мы с Джорджем Бэконом проштудировали материалы по нашей цели, затем изучили все, что касалось прилегающих районов, чтобы посмотреть, что еще мы можем найти. Менее чем в пяти милях к северу от нашей цели была уничтожена моя первая группа, РГ "Нью-Мексико". В материалах по другим целям содержалось еще больше сведений, от потери моего однокашника Билла Копли до пропавшего без вести лейтенанта Джима Бирчима. Две трети групп, недавно направленных на северо-восток Камбоджи, были вынуждены уйти после контакта, или были "отстрелены", как это называли.

В январе там высадилась РГ "Колорадо" во главе с Один-Ноль Ральфом Роддом, чьим рыжеватым волосам, веснушкам и дружелюбному лицу, казалось, больше подходил аптечный прилавок, чем CAR-15. Вместе с Джо Парнером, Крейгом Дэвисом, Кеном Уортли и Дэном Харви, а также тремя нунгами, Родд великолепно перехитрил следопытов и преследователей, которые выглядели полными решимости загнать в угол и уничтожить его группу. В какой-то момент дерзкие — и более многочисленные — NVA закричали: "Американцы! Мы знаем, где вы! Спускайтесь и сразитесь с нами! Мы готовы!" Родд был почти готов принять вызов. Той ночью солдаты NVA стучали бамбуком вокруг РГ "Колорадо", как загонщики, пытающиеся спугнуть птиц, но разведчики молчали и избегали обнаружения.

На следующий день игра продолжилась. В тишине полудня, когда они сидели спиной к спине и ели рис, они услышали, как следопыт NVA подкрадывается к ним сквозь сухую, как трут, бамбуковую листву, хрусть-хрусть-хрусть-хрусть-хрусть, словно давил картофельные чипсы. Потом полминуты тишины, затем, щелк — он снял свой АК с предохранителя. Мгновенно все восемь разведчиков щелкнули предохранителями — щелк-щелк-щелк-щелк-щелк-щелк-щелк-щелк.

Последовало мгновение гробовой тишины. И переосмысление.

Затем со стороны следопыта NVA последовало приглушенное щелк, затем тяжеловесное хрусть-хрусть-хрусть-хрусть-хрусть, пока он не ушел. Подхихикнув над этим смешным моментом, люди Родда поспешили смыться, прежде чем следопыт вернется со своими друзьями. На следующий день они вступили в контакт с группой следопытов с собаками, убив двух проводников. Позже их эвакуировали под незначительным огнем с земли.

РГ "Нью-Йорк" Джона Сент-Мартина неподалеку также агрессивно преследовали следопыты NVA с собакой. Сент-Мартин знал, что мокрая земля не позволяет использовать слезоточивый порошок, чтобы сбить собаку со следа, поэтому ему пришлось импровизировать. Приведя своих людей к ручью, он вспомнил, как в "Последнем из могикан" Соколиный глаз спас двух девушек из лагеря гуронов и скрылся от преследовавших воинов и собак, повесив клок нижней юбки на сломанную ветку выше по течению, а затем пошел в другую сторону. У Сент-Мартина не было нижней юбки, поэтому он демонстративно сломал ветку и пошаркал по берегу, как если бы его группа выходила из ручья, затем велел своим людям пройти вниз по течению и выйти там, где они не оставят следов. Это сбило с толку следопытов и их собаку.

Мы с Джорджем понимали, что наш выход будет охотой: РГ "Иллинойс" будет охотиться за пушкой, а северовьетнамцы — за нами.

Перевооружение группы на АК доминировало в нашей доподготовке перед выходом, поскольку правила отрицания Госдепартамента не позволяли нам брать в Камбоджу американское оружие. Мой пистолет-пулемет шведского производства отлично подходил под них. Мы попрактиковались в стрельбе из своего оружия на стрельбище и, обретя уверенность, перешли к отработке немедленных ответных действий, без запинки отходя после стрельбы по имитируемым NVA, а затем убегая в новом направлении.

В наш последний день в Контуме мы осмотрели наших вьетнамских солдат, чтобы убедиться, что их оружие вычищено, все снаряжение уложено, а магазины и фляги полны. Все выглядело нормально, затем я взял у Лоя Клеймор, в котором пластиковая взрывчатка C-4 используется, чтобы подобно дробовику метнуть заряд смертоносных стальных шариков. Странно, его Клеймор казался несбалансированным — затем я заметил на его шве следы вскрытия, поэтому я разобрал его. Половины C-4 не было. Саботаж? Мне хотелось придушить Лоя, но Бен спокойно отреагировал на полуухмылку Лоя и погрозил ему пальцем. "Он жег C-4, чтобы разогревать пайки", — объяснил Бен, а затем продемонстрировал, как шарик C-4 размером с крупную бусину дает достаточно пламени, чтобы вскипятить кружку воды. Подобно Соломону, вместо того, чтобы наказать Лоя, Бен выдал каждому по брикету C-4, чтобы никто не портил свои Клейморы — и у нас будет дополнительная взрывчатка на выходе.

Утром в день нашей высадки мы надели "стерильную" форму для джунглей и заперли все нас идентифицирующее в сейфе подразделения. Мой тяжелый рюкзак клонил меня вперед, как старика, пока мы шли к вертолетке, где мы один за другим проверили наше оружие стрельбой в заполненную песком 55-галлонную бочку, заклеили дульный срез липкой лентой, чтобы защитить ствол, затем загрузились в наши "Хьюи".

Едва перевалило за полдень, наши вертолеты вылетели из Дакто. Бен, Джордж, Суу, Хай и Бинь были в первом, а я, Лой и Лам — во втором, сопровождаемые четырьмя пустыми "Хьюи" и четырьмя "Кобрами". Через пять минут мы увидели лагерь Сил спецназначения Бенхет и в 1000 ярдах к западу два подбитых вражеских танка, оставшихся после провалившегося наступления NVA тремя неделями ранее. Здесь мы свернули налево, в сторону Камбоджи. Пролетая вдоль долины реки Дакклонг, мы миновали узор из свежих воронок от бомбардировок B-52, затем на западном краю долины пролетели над высотой 875, где сотни американцев погибли в ожесточенных боях в 1967 году. За этим хребтом, менее чем в пяти милях, воронки от бомб исчезали, и там маячили пологие холмы Камбоджи.

Вскоре наш строй заложил широкий левый вираж; затем два "Хьюи" — птичка Бена и моя — начали снижаться по спирали. Сидя в открытом дверном проеме, я испытал тошнотворное, дурнотное чувство — у меня начало скручивать кишки, беспокойство росло по мере снижения, пока, почувствовав влажность джунглей, я не понял, что мы находимся в пределах досягаемости укрывшихся людей с АК, вслушивающихся в звуки нашего приближения.

Теперь, ниже вершин холмов, вместе с бортстрелками я нацеливал свое оружие немного вперед, когда какое-то место, где мог скрываться стрелок, появлялось в поле зрения, отслеживал его, когда мы проносились мимо, затем выбирал следующее подозрительное место, высматривая дульную вспышку, движение, любой признак угрозы. Как и в предыдущем полете на O-1, на столь малой высоте я не мог сказать, где мы находимся, я видел только невнятные деревья и хребты. Где-то впереди, я знал, приземляется "Хьюи" Бена и Джорджа, мой вертолет последует туда же.

Затем наш пилот заложил крутой вираж — если бы не центробежная сила, мы с Ламом выскользнули бы — и я понял, что мы на подходе. Это был финальный заход, LZ была прямо впереди. Внезапно перед нами появилась "Кобра"-ганшип, сопровождавшая нас последние полмили.

Я не отрывал глаз от прицела Шведского К, пока поток воздуха от винта не прибил траву на LZ, затем бросил взгляд вниз и спрыгнул, вьетнамские члены нашей группы выпрыгнули вместе со мной. Мы рванули к ближайшей лесной полосе в направлении носа "Хьюи", как нас учил Бен. Скрежеща и завывая, вертушка поднялась в воздух, закружив листву вокруг нас, но мы даже не взглянули вверх, спеша к укрытию, тени и безопасности. Немного забрав в сторону, Джордж помахал рукой, и мы образовали оборонительный полукруг вокруг Бена и радио.

Минуту назад, высоко в воздухе, это был оживленный мир безграничных просторов. Теперь осталась только наша молчаливая группа, жужжание насекомых почти перекрывало звук двигателей Кови, горизонт сжался до завесы зелени в нескольких ярдах. Как и на предыдущем выходе, мы укрывались возле LZ около десяти минут, затем Бен радировал Кови "Группа окей", отпустив вертолеты — и мы двинулись прочь.

Как заместитель командира группы я был хвостовым стрелком, последним американцем в нашей цепочке, ответственным, помимо прочего, за ликвидацию следов нашего прохождения. Влажная почва рядом с нашей LZ делала это практически невозможным, хотя вскоре мы оказались на более твердом грунте, и, к счастью, мой позвоночник освоился с тяжелой ношей, так что я снова мог идти прямо. В течение часа Бен держал ровный, умеренный темп, чтобы уйти от LZ, а затем двинулся медленно и осторожно для лучшей скрытности.

Как хвостовой стрелок, я сосредоточил свое внимание на наших следах и возможном появлении следопытов. С помощью Лоя и Лама я распутывал листву там, где ее отводили в сторону, заглаживал отметины и каждые пять шагов или около того оглядывался, ища любые признаки движения.

В тот день мы услышали выстрел в отдалении, но Джордж спокойно мотнул головой, имея в виду, что это не был сигнальный выстрел следопыта — вероятно, солдат NVA охотился на обезьян или диких свиней. Передавая выражение лица Джорджа Ламу — который сразу все понял — я начал видеть, что мне не требуется произносить ни слова, чтобы предупредить об опасности или указать направление, выразить голод или жажду, обозначить число, велеть кому-либо бежать, остановиться или замереть. Мы ходили так сутками, настолько привыкая не разговаривать, что обычный голос пугал, подобно выстрелу.

Наша первая ночь прошла без происшествий. Мы не слышали ни артиллерии, ни признаков присутствия противника, за исключением нескольких далеких выстрелов, вероятно, не имевших к нам никакого отношения. Осматривая место нашего ночлега на следующее утро, я обнаружил смятые растения и листья там, где лежали наши люди; я сделал все возможное, чтобы уничтожить следы.

Пару часов спустя мы остановились на склоне холма на ежечасный перерыв, когда — ТА-ДАМ! — позади нас, примерно в 200 ярдах, треснул сигнальный выстрел. Я подал знак Бену, предлагая поставить мину-ловушку на нежелательных преследователей, на что Бен кивнул в знак согласия. Под прикрытием Джорджа я отошел, чтобы спрятать Клеймор, затем оснастил его батарейками от фонарика, прищепкой и растяжкой, оставив смятую сигаретную пачку, чтобы заманить следопытов на тускло-зеленую проволоку.

Сорок пять минут спустя мы поднимались на следующий холм, когда "БУ-БУУХ!" Мой Клеймор. Пока Бен с группой занимал круговую оборону, я с Джорджем прокрался назад в большой надежде захватить раненого следопыта. Наша смелость испарилась через сотню ярдов, когда мы услышали голоса, перекликающиеся с двух направлений. Как минимум несколько отделений, вероятно, человек тридцать. Мы тихо отступили, и затем соединились с группой, стараясь не оставлять следов. Благодаря предпринятому Беном искусному маневру уклонения мы больше не слышали и не видели следопытов. И, как и в первый день, мы не слышали стрельбы артиллерии.

Ближе к вечеру Бен проявил особую тщательность, выбирая нашу ночную позицию, разместив нас на крутом восточном склоне холма, обращенном к находящемуся примерно в двенадцати милях (19 км) Бенхету, так что у нас была прямая связь с тамошней артиллерийской батареей. Пятидесятиградусный склон во всех направлениях покрывал густой подлесок, что затрудняло противнику продвижение к нам, и, находясь примерно в 200 ярдах (183 м) ниже гребня, мы были вне досягаемости бросаемых с вершины гранат. Если сбиться вместе, с обращенной вниз стороны шестифутовой (1,8 м) толщины дерева могли втиснуться семь человек — но нас было восемь. Поскольку я был хвостовым стрелком, Бен решил, что я буду ночевать один с противоположной стороны дерева. Я выставил свой Клеймор, развернув его вверх по склону, в то время как остальные установили свои Клейморы по флангам и вниз по склону. Бен передал по радио Кови наш доклад об обстановке на конец дня.

Незадолго до наступления темноты я расстелил у дерева подстилку и спальный мешок, а затем принялся жевать рис из пайка, положив свой Шведский К на колени. Начался небольшой дождь.

Около 20:00, через час после заката, я почти заснул, когда мне показалось, что я услышал что-то наверху. Я не мог сказать, был ли это удар, кашель или шаги — это просто было что-то. Я тихо сел, повернул голову в сторону звука и прижал к себе Шведский К. Что это было? Я закрыл глаза, снова открыл их, но в столь полной кромешной тьме не увидел никакой разницы.

Еще один звук, примерно на том же расстоянии вверх по склону, но больше в стороне, нечеткий, как шелест листьев. Это не было случайное падение листа, здесь присутствовала некая ритмика, пусть и смутная, нюанс, который напомнил мне оленя из Миннесоты, пытающегося проскользнуть мимо — напряженного, проверяющегося, останавливающегося, прислушивающегося, принюхивающегося. Или среди звуков легкого дождя это было ничем?

Снова шорох — ветка сгибается, сжимается, скользит по чему-то, ярдах, может, в тридцати (27,5 м) вверх по склону. Это не было моим воображением. Я осторожно скользнул вбок, сунулся головой вокруг дерева и медленно прошептал Бену: "Движение — здесь, наверху".

"Да", — прошептал он в ответ. "Я выхожу на связь". Я услышал, как зашуршало его пончо, когда он натянул его на голову, чтобы заглушить голос. Прижавшись к дереву, он зашептал в радио. У нас было мало шансов ускользнуть незамеченными. Лучше было затаиться и, решил Бен, вызвать артиллерию.

Снова шум — хруст сухой ветки всего в пятнадцати ярдах (13,5 м). В любую секунду я ожидал бах-вззз-бум прилета РПГ. Так ли погибли мои товарищи из РГ "Нью-Мексико"? Я представил стрелка с РПГ, с заряженной ракетой, готового выстрелить, направившего ее на меня. Я не мог заглушить свое колотящееся сердце.

Из-за дерева я услышал голос Бена, а затем тихое "Чш-ш-ш!" Джорджа.

У меня не было времени подумать — навалился страх. Руки дрожали. Эта непроницаемая чернота напомнила мне игру в прятки, в которую мы играли детьми в подвале у родителей. Мы забивались за старый диван или под таз для стирки, а другой ребенок, рыча как монстр, приходил охотиться за нами в темноте. Как и тогда, я чувствовал себя одиноким и пойманным в темноте, на обращенной к склону стороне этого огромного дерева, неспособным теперь даже шептать. Мое сердце колотилось. Мне стрелять из своего Шведского К? Взорвать Клеймор?

Я размышлял о том, что произошло. Где-то наверху следопыт напал на наш след, они посчитали, что мы не можем уйти далеко до темноты, затем они выстроились вдоль хребта и начали прочесывать сверху вниз. Они планировали гнать нас вниз по склону, а затем стрелять по нам с возвышенности. Если мы шумно бросимся вправо или влево, вся их цепь откроет по нам огонь. Они точно знали, что делают.

Затем высоко над головой — вззз-з-з-ззз — БУУУМ! Наконец, первый 175-мм снаряд взорвался, но это было в сотнях ярдов к западу от нас, с сильным перелетом относительно вершины хребта. Бену придется корректировать по звуку, неточный, медленный процесс, осложненный плохой точностью орудия и близостью противника.

Мне стрелять и бежать? Нет, я был слишком близко к слишком большому количеству солдат NVA; вероятно, человек десять сейчас притаились в пределах дюжины ярдов, и первые же очереди из АК будут нацелены на мою дульную вспышку. Осознание этого заставило мои колени дрожать, и чем больше я думал об этом, тем сильнее тряслось все мое тело. Что говорил мне Ховард? Неважно, насколько плоха ситуация, ты должен спросить себя: "Что мне делать?" Именно так я восстановил контроль, спрашивая себя, что делать дальше. Я отказался от попыток разглядеть приближающихся северовьетнамцев и закрыл глаза, чтобы лучше слышать.

Вззз-з-з-ззз — БУУУМ! Еще один снаряд разорвался примерно в 500 ярдах (457 м) от NVA.

Если мне придется сражаться в одиночку, сказал я себе, это отвлечет противника от моих товарищей по группе. И в суматохе, взорвав свои Клейморы, большинство из них, возможно, смогут спастись. Но мне не уйти.

Теперь можно было различить тихие голоса солдат NVA, быстрое перешептывание и затрудненное дыхание. В пределах двадцати футов (6 м), предположил я, их должно быть четверо, может, шестеро. В целом, вероятно, взвод из сорока или пятидесяти человек. Бесконечную минуту они прислушивались, затем приблизились на два шага, еще больше шурша листьями, усаживаясь. Найдут ли они мой Клеймор? Теперь это было неважно — они были ближе, чем мой Клеймор.

Еще один 175-мм снаряд разорвался над нами, примерно в 200 ярдах (183 м).

Пришло время приготовить гранату, а еще лучше — две гранаты. Тихо, очень медленно я выпрямил чеки обоих гранат, затем перевернул одну вверх дном, чтобы одновременно выдернуть оба кольца. За две минуты, которые потребовались для этого, северовьетнамцы подошли еще ближе, не более чем на дюжину футов (3,6 м) — так близко, что мои гранаты были бесполезны. Невыносимо медленно я отложил их, ближайший северовьетнамец был теперь так близко, что я почти мог дотронуться до него. Я подумывал вытащить свой острый как бритва стилет "Гербер" Mk II; я бы протянул левую руку, чтобы коснуться его, а затем сильно и глубоко ударил в почку, чтобы боль парализовала его. Нет — его товарищи услышат падение его тела или предсмертный стон, и набросятся на меня. Нож не давал никакого преимущества.

Я в конце концов смирился: что бы я ни делал, жить мне осталось всего несколько минут. Мой разум был полон сожалений о том плохом, что я сделал людям, том хорошем, чего я так и не успел сделать, и о людях, которых я больше никогда не увижу. Наконец, преисполненный раскаяния, я смирился со своей неминуемой смертью, и вместе с этим мой страх испарился. На меня снизошло спокойствие, я мог мыслить яснее, чем прежде.

Еще один 175-мм снаряд пронесся мимо, а затем, БУУУМ! — я почувствовал, как земля содрогнулась, и услышал, как осколки пронзили деревья над нами. Комья земли падали, словно град. Поскольку этот снаряд упал менее чем в 150 ярдах (137 м), даже без корректировки следующий с тем же успехом попадет в нас, как и в NVA, но меня это не беспокоило.

Я решил открыть огонь из своего Шведского К, стрелять столько, сколько смогу. Даже с глушителем звук движения его затвора — клац-клац-клац-клац — вызовет огонь РПГ, и я буду убит. Может быть, я продержусь достаточно долго, чтобы взорвать свой Клеймор. Да и хрен с ним, все в порядке. Я лишь надеялся, что это будет не слишком больно.

К этому времени Бен уже не мог рисковать шептаться по радио — вся группа была с обеих сторон окружена настороженными солдатами NVA, прислушивающимися к малейшему звуку. Где-то подо мной, я знал, Джордж держал в руках замыкатель Клеймора и гранату. Я сидел, направив Шведский К на ближайшего северовьетнамца, держа палец на спуске, и ждал.

Еще один 175-мм снаряд врезался в склон холма, разбрасывая осколки повсюду. Затем дождь превратился в непрерывный ливень.

Ближайший северовьетнамец прокрался еще три шага — и я понял, что он миновал меня. Вся цепь NVA, растянувшаяся на пятьдесят ярдов вправо и влево от нас, также продвинулась вперед, и теперь они прошли мимо всей нашей группы. Под этим сильным ливнем, осложненным темнотой и артобстрелом, северовьетнамцы полностью пропустили нас. И теперь, отказавшись от всякого намека на скрытность, они сдались. Они ушли. Просто прошли остаток пути вниз по склону, кашляя и разговаривая.

Через две минуты мне их уже не было слышно. Бен дал отбой огню 175-миллиметровок. Оставшуюся часть ночи мы спали мало, но не услышали ни одного подозрительного звука.

С рассветом я заметил, что мое дуло все еще заклеено липкой лентой, защищающей ствол от грязи и воды. Я никогда не был так близок к смерти, но не сделал ни одного выстрела. Эти бесконечные пять минут, когда я слушал шепчущие голоса людей, стремящихся найти и убить меня, отпечатались в моей психике. Никогда больше я не буду спать спокойно на выходе: малейший звук мгновенно выбрасывал меня из сна в полное сознание с сердцем, колотящимся в горле. Тот страх пошел мне на пользу. Я подумал о том, как то огромное дерево подействовало подобно препятствию на пути потока воды, разделяя северовьетнамцев и направляя их чуть правее и левее нашей группы. Именно это и спасло нас, если бы не выбор Беном этого места, они бы наткнулись на нас и, превосходя числом, сокрушили.

Когда мы покинули позицию, мы были готовы к засаде. Но ничего не произошло. Мы оставались в районе цели еще два дня и не слышали сигнальных выстрелов, не попадались следопытам и больше не видели ни одного солдата NVA. И вражеские орудия тоже не обстреливали Бенхет. С этим должны были разбираться аналитики разведки, но лично я считал, что артиллерийские офицеры противника обнаружили, что охотящиеся на пушки группы SOG подобрались слишком близко, чтобы рисковать, и отвели свои 85-миллиметровки вглубь Лаоса, за пределы нашей досягаемости.

Сидя с Джорджем в улетающей вертушке, оглядываясь на джунгли, которые едва не поглотили мою жизнь, я смирился с тем, что погибну, ведя разведку. Я не сопротивлялся, не отрицал этого, просто принял смерть как логический результат огромной опасности и позволил этому смыть всякую надежду выжить, так же, как той ночью я научился бороться со страхом, принимая гибель. Фатализм стал реализмом, отношением, которое придавало разведчикам силы: принятие неизбежности смерти делало все проще.

Точно так же мы понимали, что в случае захвата нас казнят или замучают до смерти, и это породило свой собственный черный юмор. Штаб-сержант Крейг Дэвис не беспокоился о долгом плене, на его рубашке была нашивка со смелой надписью "Пошел на хер, Хо Ши Мин", он знал, что будет застрелен сразу же, как только попадет в руки NVA. На зажигалке Джима Стортера было выгравировано: "Если найдешь это, обыскивая мой труп, иди на хер!" Уходя на задачу, некоторые оставляли в сейфе подразделения пачку денег, чтобы оплатить собственные поминки; Ларри Уайт запер свои золотые часы Ролекс с указанием, чтобы их вручили командиру группы Брайт Лайт за то, что он найдет его тело. Это было забавно, но он имел в виду именно это. Я с удовольствием писал в своем блокноте остроты для офицера вражеской разведки, которому придется их переводить; он будет занят переводом описания мертвым коммандос янки базового лагеря NVA, когда без предупреждения, прочтет: "А Хо Ши Мин трахает маленьких жирненьких мальчиков". Небрежное отношение к этому, принятие смерти, делало все проще, давая нам более ясное видение и свободу принятия решений; это также минимизировало вероятность конфликта интересов самовыживания с тем, что было лучше для группы и задачи. Ставить группу и задачу превыше себя происходило из товарищества и лидерства — в то время как поддаться страху, было лишь формой эгоизма.

Рикардо Дэвис и Джим Ламотт были не единственными разведчиками, у которых был "Тот Разговор" — все люди в разведке прибегали к нему, почти как к ритуалу. После недели общих опасностей в тылу врага, однажды вечером на паузе — обычно после некоторого количества выпитого — кто-нибудь из людей заявлял: "Когда я буду мертв, не смей погибать, пытаясь вытащить мое вонючее, разлагающееся тело!" Его товарищи по группе соглашались, они поднимали тост за это. Никаких соплей по этому поводу, просто такое вот подобие торжественного обещания, как и везде в Силах спецназначения. У нас с Джорджем и Беном был "Тот Разговор" во время нашей паузы, и все согласились, что мы будем биться насмерть или даже покончим с собой, чем сдадимся живыми. Это не было жаждой смерти; наоборот, это давало нам более полное понимание жизни.

После того столкновения со смертью в Камбодже простые миски китайского супа с лапшой были вкуснее, горячий душ лился мокрее, даже юмор казался смешнее. Так что это было обычно для SOG: в один день случалось что-то ужасное, на следующий день веселье возвращалось, люди снова смеялись — юмора всегда было предостаточно. Пока мы были на паузе, Один-Ноль пожаловался Бобу Ховарду на назначения в наряды и на работы между выходами. "Сегодня мой день рождения", — проворчал он, — "и я только что стал сержантом первого класса". Он думал, что ему должны дать выходной. Ховард покачал головой и отправил группу этого человека на склад, в помощь офицеру-снабженцу, капитану.

Через два часа в Контуме должен был разгрузиться C-130 "Блэкберд" со снабжением, и у капитана не было времени на разговоры. Он указал на трехчетвертьтонный грузовик и сказал Один-Ноль — назовем его сержантом Смитом — "Сержант Смит, эта машина загружена взрывчаткой с истекшим сроком годности. Вывезите это на стрельбище и взорвите".

Чувство обиды Смита испарилось, глаза сузились, но капитан этого не заметил. "Разрешить уточнить, сэр. Вы хотите, чтобы я отогнал этот грузовик на стрельбище и взорвал его?" Годы спустя доверчивый капитан оспаривал, что сказал это дословно, но он на самом деле ответил: "Да, отправляйтесь и взорвите это".

"Ййессс, сэр!" — воскликнул Смит, отдал честь — остальное стало легендой Сил спецназначения.

Два часа спустя нервничающий капитан начал метаться: Смит и грузовик не вернулись с простейшего задания на час, а ему нужен был грузовик, чтобы доставить снабжение с аэродрома Контума. До стрельбища было десять минут езды, ну еще двадцать минут на выгрузку ящиков с динамитом, пересохшей С-4 и старыми минометными минами, затем еще минут десять, чтобы вставить детонаторы и связать в сеть — в общем, сержант Смит должен был вернуться тридцать минут назад.

Прошел еще час.

Разъяренный офицер-снабженец направлялся в дежурку разведроты, чтобы поговорить с Ховардом, когда заметил группу сержанта Смита, проходящую через главные ворота. Затем появился сам Смит. "Где мой грузовик?" — потребовал разгневанный офицер.

Сержант Смит изобразил невинное выражение. "Как, сэр, вы же сказали мне взорвать его".

Лицо капитана выглядело, будто у него схватило живот. "Что!" — завопил он.

Груженный полутонной взрывчатки, этот старый грузовик взлетел на воздух, как настоящий Большой взрыв — самый лучший праздничный фейерверк в честь дня рождения и присвоения звания, каким мог похвастаться кто-либо из сержантов первого класса Сил спецназначения. И Смит завершил это с таким изяществом, что никто не мог сказать ни слова — просто отправил группу угнать другой грузовик. С этого момента капитан был особенно осторожен, формулируя указания сержантам разведки.

Когда недельная пауза РГ "Иллинойс" завершилась, мы с Гленном Уэмурой выпили шесть ящиков пива возле комнаты РГ "Гавайи" в честь небольшого праздника — мы получили сержантские нашивки.

Мы оба стали E-5, и на удивление быстро: нам и в голову не приходило, что ускоренное повышение было результатом больших боевых потерь. В тот вечер мы пели, смеялись и пили. Затем, вскоре после заката, ощущение, что что-то не так, заставило нас повернуть головы на юг, прислушиваясь — огонь стрелкового оружия, интенсивный. Завыла наша лагерная сирена, и кто-то отключил электричество, оставив нас в темноте, все бросились за оружием. Бен и Джордж выбежали из душевой с полотенцами вокруг талии. "Они ударили по Ярд-Кэмпу", — крикнул Бен. "Выводи группу на стену".

Мы просидели в назначенных нам по тревоге бункерах до самого утра, хотя ни один солдат NVA не штурмовал нашу ограду, но в лагере ярдов все было не так. Находящийся по соседству ротный лагерь наших ярдов атаковали около 200 северовьетнамцев. На следующее утро Джордж и я поехали с командиром разведроты капитаном Лесесном, чтобы посетить Ярд-Кэмп, находящийся примерно в четырех милях (6,5 км). На территории в два акра (0,8 Га) размещалась рота монтаньяров Хэтчет Форс из 100 человек, которой командовал капитан Рональд Гуле. Повсюду были видны свежие дырки от пуль и разрушенные постройки, разбитые огнем минометов — но бойцы SOG решительно отразили атаку северовьетнамцев. Ни одному из них не удалось прорваться через проволоку.

Несколько монтаньяров были убиты, а мой друг из Хэтчет Форс Генри Крампс легко ранен. Первый лейтенант Грег Глэсхаузер, ранее служивший с Гленном Уэмурой в РГ "Гавайи", попал в голову атакующему NVA 40-миллиметровой гранатой размером с яйцо, которая убила его, хотя и не взорвалась. Хотя он и не был представлен к награде, никто в ту ночь не проявил больше мужества, чем сержант Аллан Фаррелл, возглавлявший группу из семи человек, находившуюся в секрете за пределами лагеря, когда он обнаружил два приближающихся взвода NVA. Переданное в критический момент Фарреллом предупреждение позволило защитникам подготовиться и остановить штурм. Фаррелл и его американский товарищ по группе, брошенные их перепуганными туземными солдатами, проскользнули мимо NVA, увернулись от огня своих, и благополучно вернулись в лагерь, по пути обстреляв вражеский взвод, который вел огонь по вертолетам-ганшипам.

Осматривая на следующее утро вместе с Джорджем заграждения, я увидел вражеские "бангалорские торпеды"[45] — пятифутовые (1,5 м) бамбуковые трубки, начиненные взрывчаткой — с помощью которых они намеревались перебить проволочные спирали и прорвать оборону. Однако, несмотря на немалые усилия, ни одна "бангалор" не взорвалась из-за отказа детонаторов русского производства.

Все американцы собрались в жестяной лачуге бара Ярд-Кэмпа, чтобы отдать должное защитникам и капитану Лесесну, который, как я узнал, годом ранее построил лагерь, и чей проект способствовал их успеху. Однако, когда подняли бокалы, капитан Лесесн отказался от единоличного авторства. "На самом деле", — сказал он, — "постройка этого лагеря настолько же заслуга Мо Уорли, насколько моя".

Это имя — Уорли — не было ли оно мне знакомо? И тут до меня дошло: тяжело раненый NCO, читавший нам лекции, сидя в кресле в Форт-Брэгге. Я спросил Лесесна про Уорли, и его глаза загорелись. "Мо Уорли был у вас инструктором? Да ведь он получил свой Крест за выдающиеся заслуги прямо здесь, в этой роте Хэтчет Форс".

Взяв еще выпивки, капитан Лесесн рассказал мне невероятную историю Уорли.

С помощью Уорли Лесесн набрал и подготовил первую роту монтаньяров Хэтчет Форс SOG в Контуме и построил Ярд-Кэмп для их размещения. После нескольких месяцев на стройке и тренировках Уорли был приглашен своим старым другом, Один-Ноль РГ "Невада" Джимом Лайвли быть заместителем командира группы на разведвыходе в Лаосе.

Они высадились 14 января 1967 года возле Шоссе 110, где, уклоняясь от следопытов, разведали отрезок дороги. Неоднократно они находили места скопления NVA и наблюдали минующие их вереницы увешанных грузами велосипедов. К пятому дню ярды Лайвли выдохлись, поэтому он распорядился вывезти их, и на той же LZ высадился взвод Хэтчет Форс из тридцати трех китайских нунгов во главе с первым лейтенантом Джорджем Диасом и сержантом первого класса Бобом Франке. Лайвли и Уорли должны были помочь взводу нунгов взять в плен северовьетнамца.

На следующее утро Уорли шел с головным отделением взвода, когда заметил, что листва выглядит не так, джунгли кажутся не такими, нет криков обезьян — мертвая тишина в джунглях ранним утром? Уорли почуял засаду, поэтому он развернул своих нунгов влево и вправо, открыл огонь на подавление, атаковал, и именно там, где он их почуял, из-за деревьев и бревен начали выскакивать и бросаться бежать северовьетнамцы.

Уорли агрессивно давил на них. "Эти китайцы последуют за тобой хоть во врата ада, если будут тебя уважать", — считал Уорли. "Но, если заляжешь за деревом, выставишь ствол и будешь палить в воздух, они за тобой не пойдут". Уорли выпустил все магазины своего Шведского K и собирался найти M-16, когда прямо впереди заметил торчащую из-за бревна макушку солдата NVA. Он вытащил свой нож Боуи, рванулся вперед, протянул руку и схватил перепуганного солдата за волосы, подняв его на ноги. Он приставил свой здоровенный клинок к дрожащей шее северовьетнамца и прошептал: "Ты пойдешь со мной". Они взяли своего пленного.

Пленного северовьетнамца немедленно эвакуировали, но, что было обычно для SOG, взвод оставили на месте, чтобы посмотреть, какого еще результата можно добиться.

На следующий день Уорли снова вызвался идти в головном отделении, и снова предотвратил попытку NVA устроить засаду. И, что удивительно, опять, когда Уорли агрессивно оттеснил противника, взвод захватил еще одного пленного.

Но теперь, понеся потери и двух человек пленными, NVA атаковали сами, столь же агрессивно, как и бойцы SOG. Огнем противника тут же были убиты трое нунгов, ближайших к Уорли. Атаковав врага, Уорли застрелил троих северовьетнамцев, но потом еще один выскочил и выпустил три пули из АК в правую руку Зеленого берета, едва не оторвав ее. Еще одна пуля прошла через его лицо, а осколки гранаты пронзили грудную клетку и ноги. Каким-то образом Уорли удалось засунуть поврежденную руку под лямку снаряжения, чтобы защитить ее. Всего в пяти ярдах от него Боб Франке даже не мог поднять головы, настолько интенсивным был огонь NVA, но он снабжал Уорли гранатами и боеприпасами, перебрасывая их ему. Прилетели вражеские гранаты, которые Уорли не заметил — они взорвались, осыпав его ноги и грудь осколками. Тогда он левой рукой вытащил свой пистолет Браунинг и, борясь с шоком, пристрелил стрелявшего в него северовьетнамца, и разрядил пистолет в остальных NVA. Затем Уорли вытащил левой рукой гранату, выдернул чеку зубами и бросил ее, окончательно заглушив огонь противника.

Северовьетнамцы сломались и побежали. Уорли, ослабленный ранами и потерей крови, не мог держаться на ногах. Товарищи по SOG положили его на самодельные носилки и оттащили на LZ. Сержант первого класса Чарли Уайт, огромный чернокожий, выпрыгнул из зависшего H-34, поднял Уорли над головой и сумел засунуть его в вертолет "Кингби", где медик Сил спецназначения Джон Макгирт занимался им, пока они спешили в Дакто. (Позже сержант первого класса Уайт стал первым из SOG пропавшим без вести в Камбодже, когда он выскользнул из седла Макгвайра. Группа Брайт Лайт под командой обладателя Медали Почета Фреда Забитоски безуспешно искала Уайта и вернулась, уверенная, что он был схвачен. Судьба Уайта остается неизвестной.)

Капитан Лесесн рассказал мне, что встречал Кингби, который вез Уорли в Дакто.

Я открыл еще одно пиво. "Так что, Уорли эвакуировали?"

Лесесн усмехнулся. "Не сразу". Тот вертолет должен был вернуться к находящемуся под угрозой взводу нунгов. Зная, что вертолету медэвака потребуется сорок минут, чтобы добраться из Плейку, а затем еще сорок минут на полет обратно, Лесесн сомневался, что Мо Уорли сможет продержаться так долго. Лесесн подбежал к "Хьюи", который уже заводился, собираясь взлететь. "Вы можете отвезти человека в Плейку, в госпиталь?" — крикнул он сквозь визг турбины. "Он тяжело ранен".

Пилот посочувствовал, но покачал головой. "Капитан, у нас уже полная загрузка — снабжение для подразделения в поле".

Лесесн заявил: "Вы не так уж и загружены, как вам кажется", и, направив свой пистолет.45 калибра на пилота, махнул рукой людям, несущим Уорли. В Плейку врачам едва удалось спасти жизнь человеку из SOG. Захваченный пилот, который сделал бы для своего друга то же самое, не стал подавать жалобу на Лесесна.

Все еще было на грани, когда Уорли прибыл на Филиппины, затем еще три месяца в японском госпитале, чтобы набраться сил для перелета домой. Он провел год в Ирландском армейском госпитале в Форт-Ноксе, Кентукки, вдали от своих друзей из спецназа, под постоянной угрозой ампутации руки, установки протеза и увольнения по медицинским показаниям. "Если вы отрежете мне руку", — настаивал сварливый NCO, — "я хочу, чтобы этот сукин сын получил крюк из нержавеющей стали".

"Зачем?" — спросил врач.

Лицо Уорли странно озарилось. "Разве вы не можете представить меня, идущего по Бродвею в Нью-Йорке, в зеленом берете и со стальным крюком!"

Этот извращенный юмор помог ему попасть на прием к психиатру, который спросил: "Почему вы так упорно боретесь с этой ампутацией?"

"Ну, док", — неискренне предположил Уорли, — "просто моя рука так хорошо заполняет рукав".

В конце концов, медицинский персонал восстановил ему руку, установив стальной стержень и пересадив кусок большой берцовой кости из ноги. Это сработало — или, по крайней мере, в случае с таким человеком, как Уорли, он заставит это сработать. Застряв в Ирландском госпитале без видов на выписку, Уорли позвонил своему лучшему другу, сержанту-майору Сил спецназначения Роберту К. Миллеру. Сможет ли он перевести его в Форт-Брэгг? "Любая должность", — умолял Уорли, "где угодно, лишь бы это были Силы спецназначения". Несколько дней спустя этот крупный, грубый сержант-майор в начищенных до блеска десантных ботинках и парадной форме с грудью, полной планок боевых наград за Вторую мировую, Корею и Вьетнам, увенчанный зеленым беретом, вошел в Ирландский армейский госпиталь и объявил молодому заведующему отделением: "Капитан, я забираю Уорли".

"Я не могу этого допустить", — настаивал офицер. Миллер схватил трубку телефона капитана и набрал номер миссис Билли Александер, ответственной за назначения Сил специального назначения в Пентагоне. Он сказал несколько слов, затем передал трубку ему. И на этом все.

Когда сержант-майор Миллер выкатил инвалидное кресло Уорли наружу, там не было ни машины скорой помощи, ни такси — Миллер приехал на своей машине прямиком из Форт-Брэгга. Они ехали всю ночь, обратно в дом Сил специального назначения, где Уорли получил Крест за выдающиеся заслуги, награду, уступающую только Медали Почета. Уорли должен был выздоравливать в госпитале, но он настоял на исполнении служебных обязанностей, и именно там я его и встретил, всего перебинтованного, сидящего в кресле, читающего нашему курсу лекции о методиках обучения. Он был чертовски хорошим солдатом.

Когда Лесесн закончил рассказ, я оглядел убогий маленький бар, где люди пили и слушали кантри-вестерн. Я не чувствовал ничего, кроме восхищения всеми ими, и для меня было честью находиться в их компании. Как будут разворачиваться события дальше? Я понятия не имел.

Но пока мы пили и смеялись, экипажи бомбардировщиков B-52 на Гуаме готовились к новому секретному воздушному рейду, проведение которого будет отрицаться годами. Отчет о нашем выходе в Камбодже был добавлен к высокой стопке подобных донесений, документирующих масштабную оккупацию Северным Вьетнамом "нейтральной" территории, и, наконец, администрация Никсона решила действовать. Через несколько дней иммунитет закончится, и целые волны B-52 будут тайно бомбить их убежища.

Для поддержки тайных рейдов SOG будет отправлять разведгруппы для оценки результатов ударов. На северо-востоке Камбоджи первой группой, которая отправится на удар B-52, будет РГ "Иллинойс".

И на этот раз я не вернусь с заклеенным лентой дулом своего оружия.