Секретные коммандос

Глава 4

Часом позже, когда наш Хьюи снижался к вертолетке FOB-2, я с удивлением увидел, что она кишит людьми. Вся разведывательная рота — человек сорок или больше — похоже, была там. Но почему?

В этот момент мы приземлились, выбрались наружу, и едва знакомый Один-Ноль сунул мне в руку холодное пиво и похлопал по плечу. Люди из дюжины групп хлопали всех по спине, раздавали пиво и жали нам руки. Там были Боб Ховард, и Первый сержант Пинн, и капитан Лесесн. И, боже, каким же вкусным было это пиво! Наши вьетнамцы пили ледяную Кока-колу.

Я узнал, что каждую возвращающуюся разведгруппу встречали таким образом, с приходом всех американцев разведроты. Мы можем быть в разных группах, но тут мы все вместе, вот что это значило. Окидывая взглядом вертолетку, я понял, что никогда не чувствовал такой общности.

После этого мы побросали рюкзаки в комнате группы, а затем аналитик разведки повел нас в Центр тактических операций для предварительного опроса. Мы описали наши самые важные находки — разбомбленных нами северовьетнамцев, место с пустующими хижинами и самолет, пролетевший мимо нас в темноте. Аналитик немедленно передал это по телетайпу в Сайгон. Подробности могут подождать до официального разбора завтра.

Затем был горячий душ, за которым последовал ужин со стейком ти-бон и всем прилагающимся — еще одна традиция для вернувшихся разведчиков. После этого мы выпили в клубе, где Бен рассказал о нашем выходе горстке заинтересованных слушателей; их было бы больше, но мы не участвовали ни в каких перестрелках. По иронии судьбы, самый успешный разведвыход — сбор разведданных не будучи обнаруженными — может показаться почти рутиной.

В ту ночь залезть в чистые простыни оказалось чувственной роскошью. Я спал крепко.

Официальный разбор занял все следующее утро, когда аналитик шаг за шагом прошелся с нами по всему выходу, вытягивая из все возможные подробности. Он тщательно записывал каждый след, занес в базу данных SOG пустой базовый лагерь, как и место нового лагеря, которое мы разбомбили. Несмотря на то, что в результате бомбардировки, должно быть, погибли десятки NVA, наша оценка в двадцать пять убитых была всего лишь мимолетной статистикой — в SOG так и не возник менталитет "подсчета тел"[38]. Добыть разведданные было важнее, чем уничтожить противника.

Оказалось, что нашей самой ценной разведывательной информацией был объект, описанный нами лишь по случайности — тот затемненный самолет. Во время Второй мировой войны, как мы узнали, в Советском Союзе строили лицензионную версию американского C-47 под названием Ил-718[39] и позже поставляли их Ханою. Подразделение Майк Форс, сражавшееся возле Бенхет, докладывало о транспортном самолете и парашютах ночью, но тогда это сочли умопомрачением или ошибкой, но сейчас мы подтвердили их разведданные. ВВС Северного Вьетнама сбрасывали с воздуха критически важные предметы снабжения, возможно, медицинские.

На следующий день для нашей группы началась недельная пауза, целых семь дней на отдых: никаких построений, никаких нарядов, никакого установленного распорядка, ничего. После недели в джунглях с тяжелой выкладкой мы были истощены физически, но наше психическое истощение было еще сильнее. Это непрекращающееся напряжение — постоянно настороже, постоянно наблюдать, постоянно скрываться и постоянно слушать, но ни разу не заговорить нормальным голосом — знание, что малейшая ошибка означает вероятную смерть или исчезновение навсегда. Психологический урон был гораздо большим. Нам нужна была эта неделя.

Мы могли бы отправиться куда угодно в Южном Вьетнаме, например, на C-130 "Блэкберд" в Сайгон или Дананг, где у SOG были конспиративные квартиры с бесплатным проживанием. Но Бен и Джордж не были любителями вечеринок, так что мы остались прямо там, на FOB-2. В основном я валялся, читал книги днем и общался в клубе ночью. Джордж работал над словарем языка монтаньяров, который он составлял, слушал записи "Саймон и Гарфункель", и писал письма своей семье в Олд-Лайм, Коннектикут. Каждое утро мы втроем отправлялись в трущобы за воротами FOB-2 за китайским супом. Сидя на хлипких табуретках и пользуясь общими ложками, хранившимися в стоявшей на столе жестяной банке, мы прикончили множество десятицентовых мисок говяжьего бульона с лапшой, рубленой зеленью и острым перцем. Всякий раз, когда мы уходили, старая мамасан тщательно обтирала наши ложки и совала их обратно в банку для следующих посетителей.

РГ "Огайо" тоже была на паузе, так что в один из дней я повеселился с Флойдом Эмброузом и его Один-Один, Фрэнком Беллетиром. Прозванный "Свинарником" за свое отношение к личной чистоплотности, Флойд ангажировал нас пить пиво в комнате своей группы с десяти утра. Мы были уже изрядно навеселе, когда через два часа переместились в клуб, где обнаружили нескольких парней из РГ "Мэн", потягивающих напитки и играющих в "Монополию". Еще один парень из РГ "Невада" скорчился у задней двери и блевал, он выпил целую бутылку "Колд Дак"[40], поспорив на 5 долларов.

За пару минут Флойд сдвинул три стола, усадил всех за них и включил на музыкальном автомате подборку хитов вестерн-кантри. Флойд любил как следует повеселиться. Парень из РГ "Невада" все еще был в боевом настроении, поэтому бросил нам вызов выпить коктейль по его выбору. Почему бы и нет? Он принес скотч с грейпфрутовым соком, что звучит хуже, чем есть на самом деле. Мы убрали его влегкую.

Затем Флойд предложил: "А теперь давайте коктейль разведки". Да, черт возьми, взревели все. Потом мы спросили, что в нем.

Начали с того, что в пивном кувшине смешали набор спиртного: водку, джин, ром, скотч, бурбон, бренди, шнапс, пиво и вино. Флойд покрутил его, понюхал, затем добавил щепотку выковырянных из пупка волос. "Чисто для вкуса", — объяснил он. Он передал его парню из РГ "Невада", который, недолго думая отхлебнул, а затем передал мне. Он был крепок, обнаружил я, но не так уж и плох. Я сделал глоток. На мгновение он снова оказался в руках Флойда, он отпил, но был явно недоволен. "Его неправильно размешали", — объявил он, расстегивая ширинку, засовывая член в кувшин, и перемешивая жидкость.

И снова парень из РГ "Невада" сделал глоток напитка, затем добавил еще один ингредиент — он плюнул в него и передал мне. Все смотрели, как я делаю глоток, затем, чтобы продолжить традицию, я тоже плюнул внутрь. Все последовали примеру, выдав Флойду весьма прикольный напиток, когда подошла его очередь. Он сделал свой глоток, но должен был отомстить. Старина Свинарник вывалил в кувшин переполненную пепельницу и сунул его парню из РГ "Невада", который уставился на густую смесь с плавающими пеплом и окурками, набираясь смелости поднести ее к губам.

Затем вошел Боб Ховард. Он спросил: "Кто-нибудь здесь видел сержанта Кифера?" Никто не видел, но человек из РГ "Невада", смелый тип, поднял отвратительную смесь и предложил: "Сержант Ховард, хотите попробовать наш коктейль разведки?"

Не моргнув глазом, Ховард взял кувшин, от души отпил — вдвое больше, чем любой из нас — вернул его и ушел. Как будто это был пустяк. Ни слова. И в отличие от нас, он был трезв как стеклышко. Это было великолепно.

Остаток дня мы распевали песни разведки, обменивались военными историями и поднимали тосты за погибших товарищей. В этот раз я был пьянее всего с момента прибытия на FOB-2.

В последний вечер паузы я сидел на своей койке и писал письмо, когда Джордж Бэкон вернулся из душевой, в одном лишь полотенце вокруг талии. В свете лампочки под потолком я заметил что-то на его плече, и мне пришлось присмотреться, чтобы понять, что это. Это был шрам, худший из всех, что я когда-либо видел, выглядевший так, будто кто-то вырвал кусок плоти, а затем скрутил его. Он заметил мой взгляд. "АК", — объяснил он.

"Кхесань?" — спросил я.

Джордж выдавил улыбку, но я видел, что ему не до юмора. "Нет. Это было 23 августа".

Двадцать третье августа! Я вспомнил дыры от пуль и окровавленный пол в моей комнате в Дананге. Это была дата, получившая известность, 23 августа 1968 года. В ту ночь в расположении CCN в Дананге было убито и ранено больше Зеленых беретов, чем в любом другом инциденте в истории Сил спецназначения Армии США. Хотя это была ночь, которую он предпочел бы не переживать снова, Джордж рассказал мне эту историю.

"Тем утром я прилетел в Дананг", — начал он, — "для получения повышения в звании". Во второй половине дня делать было нечего, поэтому он пошел на пляж, где находящиеся на паузе разведчики загорали, слушали песни Мерла Хаггарда, ловили рыбу с помощью ручных гранат и плавали на надувных лодках. Атмосфера была как на курорте, прекрасный пляж в окружении американских баз и большой военный магазин возле дороги. "Просто невозможно было представить, что враг где-то рядом".

В тот вечер он допоздна работал над словарем диалекта монтаньяров бру. Это была утомительная задача: у племени бру не было письменности, поэтому Джорджу пришлось записывать фонетическую транскрипцию каждого слова на английском, а затем переводить ее на письменный вьетнамский, с определениями, перекрестными ссылками и синонимами. Он лег около полуночи.

На другом конце расположения CCN, в офицерском общежитии, дежуривший тем вечером в штабе офицер, капитан Чак Пфайфер, пытался отдохнуть. Командир роты Хэтчет Форс, Пфайфер, выздоравливал после сильного приступа малярии, и во влажной духоте Дананга он крутился и вертелся, и не мог заснуть, хотя оба его соседа по комнате вовсю храпели. Ранее тем вечером дежурный офицер с соседнего объекта авиации морской пехоты предупредил его, что в районе находятся войска коммунистов. Вот почему Пфайфер настоял, чтобы выполняющая задачу патруля ночного охранения CCN разведгруппа взяла с собой пулемет М-60, когда пойдет на соседнюю Мраморную гору.

Позже они будут благодарить бога за настойчивость Пфайфера.

В полночь клуб закрылся. Через полчаса все стихло. Мирно прошел час ночи, затем два. Но 02:30 на обращенной к пляжу 300-ярдовой стороне комплекса CCN среди разбивающихся волн появились качающиеся точки. Точки, которые росли, пока не приняли очертания человеческих голов, замотанных в камуфляжные шарфы.

Из волн выбралась дюжина фигур. Затем еще дюжина, и еще одна, и еще. К тому времени, как все добрались до берега, там насчитывалось около 100 солдат из северовьетнамской бригады специальных операций, подразделения, родственного противодиверсионным группам, охотящихся на бойцов SOG в Лаосе. Называемые саперами, они были самыми элитными коммандос Ханоя. Их тела были смазаны, чтобы протискиваться через заборы, одетые только в набедренные повязки или шорты цвета хаки, они были вооружены АК, гранатами, переделанными для метания с руки РПГ, и несли плетеные корзины с подрывными зарядами. Каждый заряд содержал пять фунтов (2,25 кг) взрывчатки, достаточно, чтобы разобрать на зубочистки хлипкую деревянную хижину.

Пока большинство саперов лежали неподвижно, несколько проползли под лучами освещающих периметр CCN прожекторов, чтобы прорезать проходы в заборе из колючей проволоки в человеческий рост. Внутри их встретил помощник повара, который проник на территорию CCN, чтобы шпионить для них. Все было готово. Им оставалось только дождаться поддерживающего минометного обстрела.

Капитан Пфайфер все еще ворочался в своей постели. Он услышал отдаленное бум-бум — стрельбу из миномета. Морпехи стреляют осветительными снарядами, подумал он. А потом — ТА-ТА-ТА — ТА-ТА-ТА-ТА! Стрельба из АК! Прямо в лагере!

Пфайфер схватил свой 9-мм пистолет Браунинг и выглянул через застекленное окно — там стоял северовьетнамский солдат с подрывным зарядом, всего в трех футах. Пфайфер прострелил ему голову. В ту же секунду другой сапер подскочил к двери Пфайфера, стреляя из АК. "Лезьте под кровать!" — крикнул он своим соседям по комнате, сделав пять выстрелов сквозь дверь, достаточно, чтобы отвадить все попытки войти.

В соседнем общежитии сержант-майор Ричард Пеграм-младший, который помогал спасать выживших в разгромленном лагере Сил спецназначения Лангвей в феврале, а позже выжил после ранений в Кхесани, осторожно вышел из своей двери, едва не наткнувшись на ожидающего его солдата NVA. Пеграм был убит на месте.

Еще один спасавший Лангвей, штаб-сержант Ховард Варни, погиб почти в то же время в расположении разведроты. Мастер-сержант Чарльз Норрис и штаб-сержант Талмадж Альфин-младший, который всего три месяца назад едва не погиб, когда была разгромлена стартовая площадка в Кхамдук, тоже погибли: обоих расстреляли саперы.

Один из Зеленых беретов проснулся от того, что почувствовал, как дуло АК сапера коснулось его головы — в момент выстрела он отбил ствол в сторону, и дульными газами ему оторвало палец. Он отшвырнул северовьетнамца в другой конец комнаты, схватил свой CAR-15 и застрелил его. Истекая кровью, он выбежал наружу.

Все это закручивалось вокруг Джорджа Бэкона, который едва представлял себе планировку комплекса в Дананге. "Я вывалился из своей койки, схватил М-16 и выскочил за дверь", — вспоминал он. Бросившись на песок, он попытался разглядеть саперов, но это было почти невозможно, поскольку большинство американцев, как и Джордж, были в шортах, одетые так же, как и противник. Не зная, куда или во что стрелять, Джордж просто лежал.

На вершине близлежащей Мраморной горы командир разведгруппы CCN подхватил пулемет М-60, пробежал несколько ярдов, и затем увидел их — в 100 ярдах ниже минометный расчет NVA готовился открыть беглый огонь из своего оружия. Один-Ноль смел его, решетя тела трассерами, пока они не перестали шевелиться. Минометного огня больше не будет.

Но внизу бой продолжался. Саперный отряд добрался до бункера связи CCN. Один из северовьетнамских солдат забросил внутрь подрывной заряд, убив на месте трех американцев и выведя из строя все телефоны и радиостанции.

Тем временем, почти одновременно взрывами и очередями были убиты пять сержантов первого класса — Дон Уэлч, Альберт Уолтер, Тадеуш Кепчук, Дональд Кернс и Гарольд Вурхейс. Услышав звук гранаты, подпрыгивающей в его коридоре, сержант первого класса Пэт Уоткинс-младший схватил пистолет.45 калибра. После того, как граната взорвалась, Уоткинс выглянул в коридор, где солдат NVA поджигал подрывной заряд. Он застрелил его, схватил его АК и выбежал наружу, прижимая выделяющееся оружие к телу, чтобы кто-нибудь не подстрелил его, приняв за сапера.

Неподалеку молодой американский лейтенант выскочил из двери, но в него выстрелил поджидавший сапер. Тяжело раненный, он заметил в тени двух саперов, ожидавших, когда выйдут еще американцы. Не имея собственного оружия, лейтенант героически выкрикнул предупреждение другим Зеленым беретам, которые застрелили притаившихся стрелков.

В другом здании первый лейтенант Пол Поттер был не так удачлив. Он был единственным офицером, погибшим в ту ночь, хотя еще двенадцать офицеров получили ранения.

У капитана Эда Лесесна, приехавшего на FOB-2 командира разведроты, даже не было при себе оружия, когда пуля АК попала в офицера в его комнате. Другой офицер выбежал из двери, но в него выстрелил притаившийся сапер. Затем сапер бросил в комнату гранату, но она не взорвалась. Этого было довольно. Лесесн выпрыгнул из двери. В него не попали.

Все еще находясь у себя, капитан Пфайфер был готов рискнуть и выбежать, когда дверь распахнулась, и сосед по комнате закричал: "Граната!" Пфайфер натянул на себя матрас, затем взрывная волна вышвырнула его за дверь. Он обнаружил себя босиком, все еще под матрасом, с вонзившимися в тело осколками гранаты. Вокруг себя он видел лишь бойню: в свете горящих зданий повсюду валялись убитые и раненые американцы, и везде, как казалось, сквозь тени бежали северовьетнамские саперы.

В ту ночь погибли молодые: рядовой первого класса Уильям Брик-третий, специалист-четыре Энтони Сантана и сержанты Джеймс Киклитер и Роберт Уесака. Погибли и старые солдаты: мастер-сержант Гилберт Секор, медик спецназа, получивший Серебряную звезду за спасение Лангвей, вместе с мастер-сержантом Рольфом Рикмерсом, Первым сержантом Хэтчет Форс с FOB-4.

Один сапер взмахнул длинным шнуром над головой, словно пращой, раскручивая гранату РПГ, чтобы взвести ее. Американец застрелил его, прежде чем он успел ее метнуть.

Другой сапер бежал по фанерной дорожке, готовый бросить гранату, когда разведчик SOG расстрелял его. Всю ночь он пролежал там, зажав в руках ту взведенную гранату, и всю ночь в его неподвижное тело стреляли снова и снова.

Из соседней хижины первый лейтенант Роберт Блатервик выскочил под шквал вражеского огня, застрелил одного сапера и благополучно укрылся. В момент затишья он вынес тяжело раненого товарища в относительно безопасное место в непострадавшей казарме.

Затем трое Зеленых беретов добрались до минометной позиции и принялись стрелять осветительными, заливавшими лагерь жутким желтым светом и дававшими резкие тени. Лишенные темноты, саперы засели там, где были, затаившись в тенях, под зданиями и за стенами.

Джордж Бэкон полз сквозь танцующие тени к лучшему укрытию, когда по нему открыли огонь из АК, пули которых щелкали у него над головой и швыряли в него песок. Он пролежал неподвижно целую вечность, пока не разглядел две фигуры, едва заметные в свете осветительного снаряда. Двумя быстрыми выстрелами он поразил обоих, но его дульные вспышки вызвали ответный огонь. Ему пришлось лежать неподвижно и надеяться, что никто не попадет в него.

Капитан Лесесн так и не нашел оружия и не осмелился подать голос, чтобы ему его дали. Он нашел песчаную насыпь высотой по колено возле небольшого сарая. Действуя очень медленно, он засунул ноги в дюну и присыпал себя песком. Он надеялся, что на него не наступит сапер.

Рядом прогремел мощный взрыв, сотрясший землю. Сапер, несущий зажженный подрывной заряд, был подстрелен и испарился в яркой вспышке.

Бэкон заметил человека, двигавшегося сквозь тень, но не выстрелил, опасаясь, что это может быть свой туземный солдат. Он медленно приподнялся на локте, чтобы лучше его разглядеть — пуля с силой ударила его в правое плечо, лишив сознания.

Из-под матраса Пфайфер забрался обратно в свою хижину, натянул брюки, затем схватил ручные гранаты и две М-16. "Две лучше, чем одна", — сказал он себе. Не обращая внимания на собственные раны, он замотал полотенцем голову раненого лейтенанта, а затем посоветовал ему оставаться в комнате. Пфайфер решил выйти на охоту.

Выскользнув, он наткнулся на сержант-майора Джима Мура. Вместе они прокрались к следующей хижине, чтобы проверить лейтенантов Хэтчет Форс Пфайфера. Они обнаружили, что сапер ворвался внутрь и расстрелял комнату, ранив всех трех офицеров. Первый лейтенант Трэвис Миллс был тяжело ранен в живот, другой лейтенант был ранен в пах, а лейтенант Блатервик уже отправился на поиски помощи, чтобы доставить раненых в медпункт. Увидев, что о них позаботились, капитан Пфайфер и сержант-майор Мур вернулись наружу, чтобы помочь другим оказавшимся в ловушке американцам, отчаянно нуждающимся в спасении.

С того места, где он зарылся в песок, капитан Лесесн слышал, как кто-то укрылся всего в нескольких футах от него — он даже не осмелился повернуть лицо, чтобы посмотреть, кто это был. АК, CAR-15 и М-16 стреляли попеременно, а Лесесн все еще не нашел оружия.

Тем временем лейтенант Блатервик схватил медицинский джип и, руля не глядя по сторонам, промчался через территорию мимо ошеломленных вражеских саперов, чтобы вывезти раненых в безопасное место для оказания помощи. Не обращая внимания на огонь, который по нему вели, отважный молодой офицер сделал несколько заездов, чтобы спасти людей и вытащить их из опасной зоны. Таким образом он, по-видимому спас жизни около дюжины человек.

Продолжая свои поиски вместе с сержантом-майором Муром, капитан Пфайфер добрался до столовой CCN, где несколько NCO закрепились и вели перестрелку с саперами. "Там целая куча плохих парней, прижатых возле ЦТО", — объяснил один из них, указывая на Центр тактических операций в сорока ярдах (36,5 м) от них. И тут Пфайфер не поверил собственным глазам. С другой стороны безоружный американец махал саперам и кричал, что сдается. Наивный, он поднял руки, чтобы показать отсутствие агрессивных намерений, затем вышел на открытое место. Саперы застрелили его.

Чак Пфайфер смотрел, как он падает, и думал: "Они только что убили этого парня. Что нам делать?" Проблемой было местонахождение противника — он укрылся за толстыми стенами из мешков с песком, защищавшими ЦТО, где ни М-16, ни пулеметный огонь не могли их достать, однако NVA могли обстреливать обширную территорию, препятствуя эвакуации множества раненых. Игравший в футбол в Вест-Пойнте, Пфайфер был уверен, что сможет забросить гранаты прямо им на колени, сказал он сержанту-майору Муру. Затем пуля АК перебила руку Муру — противник заметил их и обстрелял.

Спешно организованный отряд Пфайфера открыл ответный огонь. Двое человек выдергивали кольца и подавали ему гранаты, Пфайфер выдерживал каждую две секунды, затем мастерски бросал, устроив шквал воздушных разрывов в десяти футах над позициями NVA — БУМ! — БУМ! — БУМ! — БУМ! Эффект был сокрушительным. Половина саперов погибла, остальные отступили.

Повторив отработанную тактику, люди Пфайфера продвигались вперед, прижав противника интенсивным огнем, в то время как выпускник Вест-Пойнта обрушил еще один шквал гранат, метая их так, чтобы они взрывались прямо над головами, несмотря на укрытие за зданием. За считанные минуты американцы отбили ЦТО, к тому времени Пфайфер бросил более пятнадцати гранат и, вероятно, убил столько же северовьетнамских солдат.

Когда путь был расчищен, наконец-то удалось добраться до Бэкона, который пролежал там час, страдая от боли, не в силах двигаться. С посторонней помощью он мог идти, но был охвачен болью; пуля АК раздробила ему ключицу, выбив кусок плоти и костей размером с чашку, оставив уродливую выходную рану в спине. Давящая повязка ослабила кровотечение.

Рядом несколько человек повели раненого сержант-майора Мура в амбулаторию, а Пфайфер колотил в тяжелую дверь ЦТО, пока кто-то не открыл ее изнутри. Это был подполковник Джек Уоррен, командир CCN. "Идем со мной, Пфайфер", — заявил он. "Мы пройдемся по периметру".

В бледном свете рассвета американцы цепями методично продвигались по территории, зачищая каждую комнату, каждую крышу, каждый подпол, чтобы ликвидировать очаги сопротивления противника. Повсюду они обнаруживали тела саперов — по одному, по два. Каждое приходилось проверять. Американцев, живых и мертвых, вытаскивали из разрушенных построек; безоружные люди, прятавшиеся всю ночь, вылезали из своих укрытий, среди них был капитан Лесесн.

Обходя периметр с подполковником Уорреном, Пфайфер видел слишком много знакомых лиц среди тел. Он остановился перед одной безжизненной фигурой, это был разведчик, который уже совершил свой последний выход, и должен был вернуться домой на следующий день. Это зрелище так взбесило Уоррена, что он выругался и одной длинной очередью разрядил свой CAR-15 в сторону Мраморной горы.

В медпункте они обнаружили хаос, кровь повсюду, перегруженных работой медиков, спешащих спасти десятки жизней, пока добровольцы держали флаконы для внутривенного вливания. Тела тех, кто умирал, засовывали в мешки для трупов. Даже хирург CCN, капитан Рори Мэрчинсон, был ранен. На одних из носилок Джордж Бэкон терпеливо ждал своей очереди, зная, что его рана серьезна, но, вероятно, не смертельна; он жалел, что ранен слишком серьезно, чтобы иметь возможность помочь.

Подполковник Уоррен смотрел на длинные ряды убитых и раненых, вновь и вновь бормоча себе под нос: "Я не могу поверить, я просто не могу поверить, не могу поверить в это". Капитан Пфайфер ушел.

К этому времени Пфайфер уже не испытывал ни гнева, ни печали. Он оцепенело вошел в клуб, сел, налил себе порцию Джек-Дэниэльса и открыл пиво. Музыкальный автомат играл "Утренний ангел", но его измотанный разум не мог оценить иронии. Он осушил стопку, запив ее Бадвайзером. Затем один из вьетнамских солдат его Хэтчет Форс вбежал, крича: "VC! Еще VC!"

Пфайфер схватил свою М-16. "Где?"

"В сральнике!"

Пфайфер побежал к уборной и всадил двадцать пуль в ее деревянную дверь. Он сменил магазин, двинулся вперед и — БА-БАХ! — саперы подорвали себя взрывным зарядом, швырнув Пфайфера на землю и выбив из него воздух. В клубящейся пыли разрушенной уборной он увидел одного чуть живого сапера, насмешливо глядящего на него — Пфайфер выстрелил в него три раза. Затем он выстрелил в его мертвого товарища. А затем, для вящего эффекта прошелся по территории, стреляя в тело каждого сапера, которое находил.

Наконец настала очередь лежащего возле медпункта Бэкона. Медицинский джип отвез его в военно-морской госпиталь в Дананге.

За те три часа неразберихи и резни каждый третий американец в лагере CCN — шестьдесят четыре человека — был убит или ранен, также были убиты шестнадцать туземных солдат. Тридцать восемь северовьетнамских коммандос были убиты и девять захвачены в плен — все раненые. Позже разведка установила, что они зашли в море через близлежащую рыбацкую деревню, а затем просто шли по подбородок в воде, чтобы добраться до CCN.

Статистика не может передать человеческих потерь. Хотя Бэкон и не был самым тяжело раненым, ему потребовались повторные операции, и пять месяцев реабилитации и физиотерапии, прежде чем он присоединился к нам в FOB-2. Однако даже в месяцы, что он провел прикованным к койке, когда ему приходилось думать о той ночи и о вывороченном из спины комке розовой плоти, Джордж никогда не терял своей беззаботности.

Он улыбнулся. "И да, это портит мой загар", — закончил он. "Вот и все".

Пауза закончилась. На следующее утро статус РГ "Иллинойс" изменился на зеленый, но вместо того, чтобы запланировать нам обычный разведывательный выход, нас назначили на неделю дежурства Брайт Лайт — находиться на стартовой площадке Дакто в готовности отправиться за сбитыми пилотами или попавшей в беду разведгруппой. Как и с любой другой задачей, у нас была неделя на подготовку.

Бен Томпсон спросил нас: "Вы когда-нибудь спускались по веревке с вертолета?" Джордж спускался несколько раз, а я — никогда. Единственным способом добраться до упавшего борта часто было спуститься прямо на него с зависшего вертолета. Это был необходимый для выполнения задачи навык.

Все имеющиеся вертолеты были нужны для операций, но это не остановило Бена. Наша группа прошла две мили до Контумского моста, где он привязал веревку к перилам, чтобы мы могли спускаться на песчаную отмель на реке Дакбла. Процедуры спуска были простыми, от завязывания вокруг талии веревочного швейцарского сиденья до вщелкивания в металлический карабин спусковой веревки. Однако столь же простая ошибка могла стоить вам жизни. Я уделил этому пристальное внимание.

После нескольких спусков на песчаную отмель мы облачились в полную полевую выкладку, включая рюкзаки и оружие; во время следующего спуска мой рюкзак перевернул меня вверх ногами, а дополнительный вес сделал практически невозможным торможение. Бен и Джордж перестали смеяться достаточно быстро, чтобы удержать меня от приземления лицом в песок. После еще нескольких заходов я мог спускаться по веревке так же хорошо, как любой другой человек в группе.

Пока Бен заботился получением припасов — особенно дополнительных боеприпасов — а Джордж комплектовал свою медицинскую сумку, я принялся практиковаться с пулеметом М-60, которым буду вооружен во время пребывания в Брайт Лайт. Очень надежное оружие с ленточным питанием, М-60, к сожалению, не очень подходил для стрельбы на ходу; у него плохой, смещенный назад баланс, а штурмовая сумка со 100-патронной лентой заваливала его влево и вниз. Я обнаружил, что единственный способ хорошо стрелять из него — закрепить ремень сверху и использовать половинные ленты по пятьдесят патронов — тогда я мог заставить эту пушку задать жару!

К середине недели Бен включил мой М-60 в отработку немедленных ответных действий — стандартизированные упражнения, на которых вся наша группа реагировала на огонь противника, либо разрывая контакт, стреляя и отходя, либо сосредоточивая огонь и атакуя противника. Поскольку половина моих 1000 патронов к пулемету распределялась между членами группы, они также практиковались в передаче мне 100-патронных лент.

Также было много тренировок по оказанию первой помощи, которые проводил Джордж, так что любой из наших вьетнамцев мог наложить давящую повязку или быстро соорудить носилки, срубив бамбуковые жерди и просунув их в рукава, заправленные внутрь застегнутой рубашки. Мы повторили, как вводить морфий, затем как загрузить человека без сознания в седло Хэнсона — обвязку из нейлонового ремня, разработанную разведчиком с FOB-2, Один-Ноль Биллом Хэнсоном — чтобы извлечь его на веревке, сброшенной с вертолета.

Мы стреляли почти каждый день, и, как и с тренировкой в спуске по веревке, я видел, как стрельба укрепляла уверенность во всех наших людях, включая меня. Если нам придется прорываться, чтобы спасти кого-то, эта уверенность будет нам нужна так же, как и навыки, стоящие за ней.

В конце той недели Бен вспомнил о дереве, которое я подорвал на нашей площадке эвакуации, и попросил меня поэкспериментировать со взрывчаткой, чтобы у меня были заранее подготовленные заряды для перерубания деревьев когда мы будем на Брайт Лайт. Я отправился к снабженцам, где вновь обнаружил Дэйва Хиггинса, старого друга из Форт-Брэгга, снова проявившего полную готовность содействовать. "Джон", — заявил он, махнув рукой, — "просто возьми себе со склада все, что тебе нужно".

Какой у него был склад! Я только слышал о таких экзотических взрывных устройствах — таймерные карандаши, кислотные детонаторы замедленного действия; мины-ловушки; целые ящики динамита, пластичной взрывчатки C-4; детонирующий шнур; термитные гранаты; слезоточивый порошок; всевозможные мины; электрические и обычные детонаторы. И все это было моим! Не было никаких любопытствующих ответственных за безопасность, никаких лимитов, никаких ограничений — только призыв быть творческим. Разведчики обычно таковыми и были.

Изготовление зарядов для деревьев с использованием C-4 и детонационного шнура было легким делом. Я поместил каждый готовый заряд в сумку от Клеймора, которую доработал так, чтобы не было нужды вынимать заряд, брезентовая сумка просто привязывалась к дереву с помощью тканевых строп от бандольеры, что оказалось быстрее и надежнее, чем приматывание заряда липкой лентой. С помощью Джорджа я продемонстрировал Бену и нашим вьетнамским членам группы, что мы можем подготовить дерево к подрыву менее чем за минуту.

Последний день мы провели, чистя оружие, пакуясь, осматривая снаряжение и проверяя наши радиостанции. Той ночью я крепко спал, зная, что мы готовы.

Когда мы снижались к Дакто на следующее утро, Бен указал на северо-запад от нашего Хьюи, на оранжевые глинистые холмы лагеря Сил спецназначения Бенхет, в девяти милях от нас. Все, что я мог различить, это поднимающуюся пыль, но опытный глаз Бена понял. "Это разрывы", — крикнул он сквозь вой турбины нашего Хьюи. "Они обстреливают Бенхет".

Это не было неожиданностью. На протяжении двух месяцев разведгруппы SOG наблюдали постоянное накапливание сил противника в Лаосе, к западу от Бенхет, пока подразделения двух пехотных полков NVA — 66-го и 24-го — не пересекли границу, чтобы окружить лагерь. Тем временем третий полк, 28-й, перекрыл единственную дорогу в Бенхет, Шоссе 512, которое выходило прямо отсюда, из Дакто. Чтобы воспрепятствовать снабжению по воздуху, зенитный полк — вооруженный всем, от 12,7-мм пулеметов до 37-мм орудий — был развернут к югу и востоку от посадочной площадки Бенхет. Снаряды, разрывы которых мы видели, были "подарками" от 40-го артиллерийским полка NVA, чьи 85-мм орудия обстреливали Бенхет и его аэродром из безопасной, не подвергающейся бомбардировкам "нейтральной" Камбоджи. Бои за Бенхет были крупнейшим наступлением противника со времен осады Кхесани годом ранее.

Хотя наша стартовая площадка находилась вне пределов досягаемости базирующейся в Камбодже артиллерии, северовьетнамцы правильно расценивали Дакто и его взлетную площадку как критически важную базу поддержки. Вражеские артиллеристы, оснащенные переносными 122-мм ракетными установками, разгуливали по холмам напротив, обстреливая Дакто почти ежедневно.

Едва наши вертушки стихли, как с неба раздался громкий свистящий звук — ВЖЖ-БУХ! — вспышка и взрыв в 800 ярдах (730 м) от нас. "Прилет!" — крикнул кто-то. Пилоты тут же бросились обратно к своим птичкам, запрыгнули на борт — снова свист, снова ВЖЖ-БУХ! — всего в 600 ярдах (550 м) — винты закрутились — ВЖЖ-БУХ! — в 300 ярдах (275 м) от нас — вертушки взмыли в небо.

Тем временем все мы, находящиеся на стартовой площадке, забились в два маленьких, обложенных мешками с песком бункера. Несколько секунд это было захватывающе, словно летняя гроза. Затем я понял, что оглушительные взрывы становятся ближе, а я не могу двигаться, не могу залезть глубже и не могу стрелять в ответ. Мы ничего не могли сделать, кроме как молиться, чтобы ракета не попала в наш бункер. Весящая почти 120 фунтов (54 кг), одна восьмифутовая (2,4 м) ракета взрывалась с мощью, сравнимой с американской 105-мм гаубицей, достаточный, чтобы сравнять с землей деревянный каркасный дом дома в Штатах. Или отправить наш бункер в небеса.

Затем все кончилось. Не было никакой команды "отбой", просто отсутствие очередного взрыва и звук возвращающихся вертолетов. Рискнув высунуться, мы увидели, как наши ганшипы "Кобра" обстреливают хребет в пяти милях к юго-западу, заставляя вражеских ракетчиков бежать. Никто из нас не пострадал, и ни одна из наших вертушек не была повреждена, что типично для обстрела ракетными снарядами площадной цели с большой дистанции.

Внутри опоясанной колючей проволокой стартовой площадки было всего две постройки: простенькая радиорубка, из которой старший на выводе держал связь с Кови и FOB-2, и крытый брезентом домик для группы Брайт Лайт. Пока отвечающий за вывод офицер и его радист обустраивались, мы выгрузили снаряжение и разместились в домике.

Мы должны были сменить РГ "Мэн". Это был их последний день на Брайт Лайт. Возглавляемая Один-Один Марвином "Монти" Монтгомери и Один-Один Дэвидом Бейкером, РГ "Мэн" этим вечером должна была вернуться на вертушках в Контум, так что они уже вытащили свое снаряжение из хижины, чтобы освободить место для нас. Мы развернули наши спальные мешки на брезентовых койках, а затем тщательно разложили наше снаряжение, как пожарные, выкладывающие его, чтобы быстро одеться по тревоге. Концепция была той же, жизнь или смерть решали минуты — броситься к вертушкам, получить задачу уже на борту, и отправиться вытаскивать кого-нибудь из кучи неприятностей. Сегодня мы были резервом у РГ "Мэн". Заняться было почти нечем, хотя мы были готовы вступить в бой через тридцать секунд после получения распоряжения.

По состоянию на то утро у нас было шесть разведгрупп на земле в южном Лаосе, максимальное число, которое мы считали разумным развернуть, учитывая авиационное обеспечение, имевшееся у нас в Дакто, и расстояния до групп. Одной из них была РГ "Гавайи", группа моего друга Гленна Уэмуры. Возглавлял их Один-Один Билл Делима, Гленн был радистом, Один-Два, в качестве Один-Один у них был лейтенант-новичок Грегори Глэсхаузер. Это был их второй день на цели "Джулиет-Девять" (J-9), самом горячем объекте в южном Лаосе. Таком, который подходил только для такой топ-группы, как РГ "Гавайи". Сразу после рассвета Кови получил "Группа окей" от каждой из групп. Поскольку не планировалось ничьей эвакуации, и не предполагалось выводить кого-либо через Дакто, и мы, и летные экипажи были наготове на случай, если у кого-то возникнут проблемы.

Привыкшие к ожиданию в Дакто, некоторые из членов экипажей вертолетов занялись метанием подков, в то время как другие спали в тени под хвостовыми балками, а третьи просто сидели, жуя пайки, играя в шашки или читая. Казалось, они прохлаждались, не беспокоясь ни о чем — но двери и фонари их машин были открыты, привязные ремни разложены на сиденьях так, чтобы их можно было быстро надеть, шлемы лежали поверх, а крышки приемников пулеметов подняты, в готовности к заряжанию. Как и мы, они были готовы вылететь через считанные секунды. И, как и мы, все они были добровольцами: лучшими, кого могли предложить их подразделения.

Пилотам армейских вертолетов, в отличие от ВВС, не требовалось высшее образование; многие из них едва окончили среднюю школу, бесстрашные двадцатилетние уорент-офицеры, возможно, слишком молодые, чтобы их пугали ежедневные опасности полетов с SOG. Ни один из молодых авиаторов SOG не выразился так хорошо, как Майк Тейлор, пилот "Хьюи" из 57-й штурмовой вертолетной роты, пытавшийся объяснить тактику действий заезжему полковнику морской пехоты. "Мы держимся так высоко, как можем, и так долго, как можем", — говорил ему Тейлор, — "а затем спускаемся так низко, как можем, и так быстро, как можем". Полковник ответил: "Эта тактика звучит самоубийственно". "Нет, сэр", — объяснил Тейлор, — "тактика разумна, задачи самоубийственны".

Пилоты ганшипов разделяли летное чутье и фатализм пилотов "Хьюи". Дерзкие, бесстрашные юнцы — "старым" пилотам ганшипов было по двадцать четыре — их птички из 361-й роты ударных вертолетов были первыми вертолетами над LZ, выискивающими признаки присутствия NVA, побуждая противника открыть огонь. Прозванные "Розовыми пантерами", их "Кобры" щеголяли розовым котом в цилиндре, ставшим популярным в фильмах об инспекторе Клузо, хотя их выступления вряд ли можно было назвать комичными. Способность выписывать узкие круги над верхушками деревьев, сочетание маневренности и легкого вооружения — четыре блока 2,75-дюймовых (70 мм) ракетных снарядов, 40-мм гранатомет и миниган — оказались идеальными для поддержки группы, находящейся в контакте, или подавления огня с земли при сопровождении "Хьюи". Не было редкостью, когда "Кобра" вела огонь в пределах пятидесяти метров от группы, или даже двадцати для огня из минигана.

В тот первый день на Брайт Лайт один из членов экипажа "Хьюи" потратил несколько минут, чтобы показать мне свою машину, от приборной панели до эвакуационных обвязок, пулеметов и системы внутренней связи. После этого все стало для меня более понятным — за исключением того, что я все еще не понимал, как эти парни могли летать сквозь зенитный огонь, день за днем, шумные легкие цели в открытом небе. "Счастливее всего я буду", — сказал я ему, — "когда я выскочу из этой птички и ускачу в джунгли. Нужно быть чокнутым, чтобы летать на горячие LZ и обратно, как это делаете вы".

"Мы чокнутые?" — ответил он. "Это вы, ребята, совсем спятившие, если вылезаете из вертолета!"

Ну, мы все, вероятно, были немного неуравновешенны, если занимались тем, что мы делали.

Бен провел большую часть дня в радиорубке с Один-Ноль РГ "Мэн", следя за радиопереговорами, пока Джордж разговаривал с другим медиком спецназа, сержантом Джо Парнаром. Также уроженец Новой Англии и однокурсник по медицинскому курсу, Парнар прибыл с нами в качестве сопровождающего медика, то есть одного из медиков нашего медпункта на FOB-2, находящегося на борту выделенного "Хьюи" в готовности оказать неотложную помощь любому раненому. Допустим, у группы был тяжело раненый — сопровождающий медик вылетал на своем эвакуационном "Хьюи" и работал с ним все время, пока летел обратно в Дакто. Оказавшись там, заботу о нем могли взять на себя медсестры и врачи из центра неотложной помощи 4-й пехотной дивизии, либо сопровождающий медик мог проделать с раненым всю дорогу до эвакуационного госпиталя в Плейку, в часе полета. Эта неотложная помощь, оказываемая квалифицированным медиком Сил спецназначения, часто означала разницу между жизнью и смертью.

Поскольку сопровождающие медики часто вылетали на горячие LZ, чтобы вытащить раненых, они нередко проявляли героизм высокого порядка. Парнар не был исключением. За свои вылеты он заслужил три Пурпурных сердца, Серебряную и Бронзовую звезды, а также Солдатскую медаль. Но этого было недостаточно, говорил уроженец Бостона Джорджу. "Я бы предпочел отправиться в разведку с вами, ребята", — сказал он. "Вот где происходит настоящее дело".

К этому времени уже перевалило за полдень, началась самая жаркая часть дня. Я прошелся, чтобы посмотреть, как пилоты "Кобры" бросают подковы. Позади меня раздался голос: "Старт! Старт!" Это был офицер, старший на площадке: кто-то попал в беду. Авиаторы побросали подковы и со всех ног бросились к своим кабинам, по пути срывая швартовки с лопастей несущего винта. Я подбежал к Джорджу у двери радиорубки, и вместе мы молча слушали радио внутри, вслушиваясь в напряженный разговор Кови с разведгруппой. Когда "Кобры" взлетели, Бен прошептал: "Группа в контакте. Один человек серьезно ранен. Они прижаты, не могут двигаться".

В первую очередь я подумал о своем приятеле Гленне Уэмуре. Я спросил: "Это РГ "Гавайи"?"

Будучи занят, офицер стартовой площадки проигнорировал меня. Позади нас Один-Ноль РГ "Мэн" Монти Монтгомери, Один-Один Бейкер и трое ярдов вязали швейцарские сиденья, готовые спуститься прямо к окруженной группе. Монти брал всего пять человек. Вместо того чтобы взять РГ "Иллинойс" для усиления своей группы Брайт Лайт и высадиться на большой LZ в полумиле, он хотел подойти быстрее и ближе, особенно когда светлого времени оставалось всего нескольких часов. Это было чертовски опасно.

В двадцати пяти милях отсюда, в Лаосе, РГ "Нью-Гемпшир" сражалась за свою жизнь. Хотя Один-Ноль Джим Рипанти переигрывал группы следопытов и целые взводы поисковиков на протяжении трех суток, в тот день удача отвернулась от него. В короткой перестрелке лейтенант Рипанти был ранен в грудь из АК, а его Один-Один, штаб-сержант Джордж Фэйлс, получил тяжелые ранения в обе ноги. Один из монтаньяров тоже был тяжело ранен и не мог идти. Рипанти отказался от первой помощи и попытался руководить обороной, но он был на грани смерти. Неспособный идти, Фэйлс забрал радио у Один-Два, сержанта Майка Киннира, который стал огневой группой из одного человека, переползая и стреляя везде, где NVA скапливались, чтобы атаковать их.

Когда "Хьюи" РГ "Мэн" появился над головой, Монти, Бейкер и трое их ярдов выбрались на полозья, готовые спускаться, но внезапно открытый огонь с земли заставил их получившую два попадания птичку уйти. На земле Фэйлс наводил "Кобры" и пару A-1, затем "Хьюи" Брайт Лайт вернулся. На этот раз люди Монти мгновенно сошли, достигнув земли до того, как вражеский огонь нащупал их вертолет.

К тому времени лейтенант Рипанти уже некоторое время лежал неподвижно. Он был мертв, как мог видеть Монтгомери. Пока Киннир и его ярды сдерживали противника, Монти и Дэвид Бейкер оказали первую помощь Фэйлсу и тяжело раненому ярду, затем поместили их и тело лейтенанта Рипанти в эвакуационные обвязки. На мгновение над головой появился "Хьюи", сбросил веревки и вытащил тело и двух раненых. Мощный огонь "Кобры" не позволил противнику сбить "Хьюи", но Монти понял, что им не удастся повторить попытку — теперь NVA точно знали, где должны зависнуть вертолеты. Не обремененный потерями, он решил, что они будут пробиваться сквозь окружение, чтобы достичь LZ.

В Дакто мы были в неведении. Наездник Кови, сосредоточенный на авиаударах и находящейся в контакте группе, пока так не сообщил нам, какая разведгруппа попала под удар. Это казалось излишней деталью для несущественных получателей. Все, что мы знали наверняка, это что по меньшей мере один тяжело раненый американец был на пути в Дакто.

Радио Дакто захрипело напряженным голосом пилота "Хьюи": "Белый Ведущий" на подходе, нужны носилки и медики". Я снова испугался, что это Гленн Уэмура. Лейтенант стартовой площадки повернулся ко мне: "Бери носилки, выдвигайся, живо".

Пока Джордж побежал за врачом в бункер медпункта 4-й дивизии, я умчался, нашел носилки, махнул трем нашим вьетнамцам, чтобы они помогли мне, а затем понесся к приземляющемуся "Хьюи". Я бежал так быстро, как только мог, но страшился оказаться там.

Раненым был не Гленн. Это был лейтенант Джим Рипанти, скорчившийся в позе эмбриона, его форменная рубашка для джунглей потемнела от крови. "С тобой все будет в порядке", — заорал я, перекрикивая шум турбин. Потребовались помощь бортстрелка, чтобы переложить лейтенанта Рипанти на носилки, он был таким вялым. "Доктор там", — крикнул я, когда мы направились к медицинскому бункеру. На полпути к нам подбежал Джордж с врачом. Мы остановились, чтобы осмотреть пепельно-бледного лейтенанта.

"Все в порядке", — успокоил я тяжело раненого, похлопав его по плечу.

Врач встал на колени, пощупал пульс, приоткрыл веко, затем встал. "Он мертв", — объявил он. "Больше ничего не сделать".

Мертв? Рипанти не мог быть мертв! Я разговаривал с ним в клубе на прошлой неделе. Я посмотрел еще раз, внимательно, и должен был признать, что он был мертв уже когда я впервые увидел его в "Хьюи". Бен и Джордж почтительно накинули пончо на его тело. Позади нас, член экипажа "Хьюи" вылил пятигаллонную канистру воды, чтобы ополоснуть пол вертушки, затем они поднялись в воздух, чтобы дозаправиться и присоединиться к другим вертолетам над Лаосом.

Еще через три часа, в 19:00, группа Брайт Лайт и выжившие из РГ "Нью-Гемпшир" приземлились в Дакто. Чудесным образом смелый шаг Монти застал NVA врасплох, и они прорвали окружение без дополнительных потерь. Пока вертушки заправлялись, члены РГ "Мэн" спешно собрали все свои вещи; через несколько минут они были загружены, счастливые вернуться в Контум и провести неделю на паузе. Бен, Джордж и я наблюдали, как процессия вертушек набирала высоту, оставляя после себя в Дакто жутковатую тишину. Теперь группой Брайт Лайт были мы.

На следующее утро на вертолетах прибыла РГ "Кентукки", чтобы быть высаженной в качестве нашей шестой группы на земле. Возглавляемые Один-Ноль Дэйвом Киршбаумом с Один-Один Роном Граветтом, они имели целью окрестности Шоссе 110, наиболее сильно охраняемого пути снабжения в южном Лаосе. Граветт был старым другом и однокашником по курсу связи в Форт-Брэгге.

Вместе с ними прибыл Боб Ховард, приехавший в Дакто, чтобы просто убраться из Контума на день и быть ближе к полю. Как всегда, каждое слово этого великого солдата заслуживало внимания, и я навострил уши, когда он подошел поговорить со мной. Закуривая свою фирменную Лаки Страйк, Ховард спросил, как я тут справляюсь. Я понял, что он имел в виду, что призраки все еще были здесь, в Дакто, где семь недель назад я расстался со своими товарищами из РГ "Нью-Мексико". Я сказал, что в полном порядке, затем спросил: "Побывав в стольких боях — как ты с этим справляешься?"

Он секунду изучал меня. "Это близкие друзья", — сказал он, — "это самое худшее, терять близких друзей". Он глубоко затянулся сигаретой. "У меня не так уж много близких друзей".

Мы немного поговорили о боях, что мне еще не довелось побывать в перестрелке. Даст ли он мне какой-нибудь совет? Ховард вспомнил худшую ситуацию, в которой оказывался, когда всю его группу постреляли, а сам он потерял сознание от взрыва. Когда он очнулся, все было кончено, у него даже не было оружия, только сигнальное зеркальце. Но он выкарабкался. "Вместо того чтобы паниковать, Джон, ты должен заставить себя спросить: "Что мне теперь делать?"

К этому времени люди из РГ "Кентукки" уже маскировали лица, в любой момент ожидая команды Кови на старт. Ховард подошел поговорить с Киршбаумом и Граветтом.

Сопровождающий медик Джо Парнар сидел со мной и Джорджем Бэконом, наблюдая за Ховардом. Очевидно, Ховард ничего так не хотел, как схватить рюкзак и оружие, и отправиться вместе с группой, но это было уже невозможно. В Контум только что пришло известие, что американское командование в Сайгоне переслало в Вашингтон рекомендацию на представление Ховарда к Медали Почета Конгресса. Через несколько недель ему вручат временный "Крест за выдающиеся заслуги", но было лишь вопросом времени, когда он окажется в Белом доме, чтобы президент повесил ему на шею эту бледно-голубую ленточку. Как представленный к Медали Почета, он больше не мог участвовать в боевых действиях.

Всего четыре недели назад бывший Один-Ноль РГ "Мэн", сержант первого класса Фред Забитоски, стоял на церемонии в Белом доме, чтобы получить от президента Ричарда М. Никсона Медаль Почета за спасение двух пилотов из горящего "Хьюи" после того, как он был сбит. "До этого", — сообщил Джордж, — "еще один парень из разведроты получил Медаль Почета посмертно. Лейтенант Джордж К. Сислер".

"Вместе с Ховардом", — произнес я с благоговением, — "это три Медали Почета на разведроту".

"Нет", — поправил меня Парнар. "Эта — четвертая". Он помолчал, припоминая. "В прошлом году был еще один парень из Нью-Йорка — специалист-пять Джон Кеденбург. Посмертно. Я летал сопровождающим медиком в тот день". Он увидел, что мы хотим узнать историю, поэтому продолжил.

РГ "Невада" Кеденбурга провела большую часть дня, уходя от батальона NVA из 500 человек, который шел буквально по пятам, догоняя их всякий раз, когда они останавливались. Наконец, Кеденбург послал своего Один-Один, специалиста-пять Стива Роша, вперед с их ярдами, пока он вел бой в арьергарде, задерживая преследователей. Когда двадцатитрехлетний Один-Ноль вернулся к группе, то узнал, что один из ярдов отделился. Затем они нашли просвет в верхушках деревьев, где "Хьюи" мог сбросить им веревки для эвакуации. Наездник Кови, Джеральд Денисон, сказал: "Давайте попробуем". Первая вертушка ушла с четырьмя ярдами, подвергшись спорадическому обстрелу, но не получив ни одного попадания.

Затем прибыл "Хьюи" Парнара, чтобы эвакуировать вторую половину группы. Когда он завис в семидесяти пяти футах (23 м) над РГ "Невада", борттехник и второй медик, сержант Тони Дорфф, легли на пол, чтобы спустить веревки, пока Парнар прикрывал их из левой двери. С обращенного к ним склона холма открыл огонь 12,7-мм крупнокалиберный пулемет, чьи трассирующие пули описывали дуги позади их вертушки. Затем Парнар заметил всего в семидесяти пяти ярдах от него человека, размахивающего сигнальным полотнищем, по-видимому, пропавшего монтаньяра. Ярд бросился вниз, туда, где Кеденбург цеплял к веревке последнего из своих людей.

"Казалось, прошла вечность", — сказал Парнар, — "но пилот просто продолжал висеть под этим огнем". Наконец пилот был вынужден уйти, чтобы не быть сбитым, невольно протащив разведчиков сквозь деревья. "Мы помчались прямиком в Бенхет", — вспоминал Парнар, — "где приземлились, чтобы оценить травмы". Джона Кеденбурга там не было. В последнюю минуту он отдал свою эвакуационную обвязку вернувшемуся монтаньяру, оставшись на земле, чтобы встретить верную смерть от массированной атаки северовьетнамцев. По месту, где пал Кеденбург, был нанесен авиаудар. Один-Один РГ "Невада" Рош и остальные остались живы.

На следующий день группа Брайт Лайт высадилась, чтобы забрать тело Кеденбурга. Ее возглавил сержант первого класса Шерман Бэтмен с Один-Один специалистом-пять Джимом Тремелом и Один-Два специалистом-пять Томом Каннингемом. Медик, сержант Брайон Лоукс, вызвался сопровождать их. Они с помощью веревки без происшествий извлекли тело молодого Зеленого берета, затем прошли полмили к воронке от бомбы, которую они могли бы расширить до LZ, срубив бамбук. Бэтмен разместил Каннингема и двух ярдов на возвышенности для прикрытия, пока остальные рубили.

Однако они не знали, что два взвода NVA — около семидесяти пяти человек — все утро следили за ними и тихо окружили. Один-Ноль Бэтмен заметил крадущихся к ним северовьетнамцев, и быстро выстрелил из гранатомета М-79. Один-Один Тремел выкрикнул предупреждение и открыл огонь. Затем огонь противника обрушился на группу с трех сторон. Взрывом гранаты ранило Тремела, а разрыв РПГ ранил Каннингема, отрезав его и двух ярдов, но очереди CAR-15 Каннингема убили пятерых северовьетнамцев и отбросили назад волну атакующих, почти заполонивших его позицию на возвышенности. Лоукс тоже был ранен прилетами РПГ, но ему удалось уничтожить троих NVA и обратить отделение в бегство. Несмотря на свои ранения, Тремел обстрелял шестерых СВА, сумев убить троих и дать отпор остальным. Тут шквал гранат убил обоих ярдов, сражавшихся рядом с Каннингемом, оставив его удерживать фланг на возвышенности в одиночестве. Потом Один-Ноль Бэтмен в одиночку атаковал скопление северовьетнамцев, убил нескольких и побежал обратно в периметр. Когда он увидел, что раненый Джим Тремел отрезан, Бэтмен присоединился к Лоуксу, чтобы пробиться к нему и оттащить в безопасное место. С Кови наверху им каким-то образом удалось отбивать повторные атаки, пока при поддержке "Скайрейдеров" A-1 и "Кобр"-ганшипов они не отбросили противника и не были эвакуированы.

Цена возвращения тела Джона Кеденбурга оказалась немалой — двое монтаньяров были убиты, четверо американцев и двое ярдов получили ранения.

В тот вечер тело Кеденбурга прибыло в медпункт FOB-2. Поскольку он был самым младшим из медиков, заняться им пришлось Джо Парнару. "Обмыть тела Джона и подготовить его к отправке домой", — сказал он нам, — "было величайшей честью, которая была мне когда-либо оказана".

Я был ошеломлен и потерял дар речи.

Увидев, что РГ "Кентукки" надевает рюкзаки и направляется к запускающемуся "Хьюи", Парнар схватил свою медицинскую сумку, помахал рукой и отправился лететь сопровождающим медиком. Пока винты "Хьюи" раскручивались, Ховард подошел с РГ "Кентукки" к их птичке и помог их ярдам взобраться на борт. Все мы на стартовой площадке показали им большой палец, Киршбаум и Граветт ответили тем же. Через мгновение они взлетели, и вереница их птичек направилась в сторону Лаоса.

Они благополучно высадились, признаков противника не было. До конца дня было тихо.

На следующее утро все группы передали Кови "Группа окей". Но, едва ли через час, после того как вертолеты приземлились в Дакто, РГ "Кентукки" оказалась в контакте, вступив в перестрелку с NVA и начала отход, спасая свои жизни. "Кобры" бросились на их поиски, в надежде, что они смогут стряхнуть их преследователей.

"Хьюи" остались в Дакто, но все члены экипажей надели шлемы и бронежилеты и стояли рядом со своими машинами, готовые к вылету. Чтобы занять свои мысли, я зашел в хижину, чтобы перепроверить свое снаряжение и пулемет. Затем, на всякий случай, Бен велел нам ввязаться в швейцарские сиденья для готовности спускаться, и мы присоединились к экипажам вертолетов, встав рядом с их бортами.

На земле Один-Голь Дэйв Киршбаум наводил огонь ракет и миниганов "Кобр" в непосредственной близости от своей позиции. За пятнадцать минут "Кобры" израсходовали свой боекомплект, но затем РГ "Кентукки" снова вступила в бой с северовьетнамцами, и Граветт получил осколочное ранение в голову. Все полетело к черту. Кови объявил чрезвычайную ситуацию Прерия Файр, перенаправив к ним пару истребителей-бомбардировщиков A-1, в то время как "Кобры" вернулись в Дакто, чтобы перевооружиться, дозаправиться и вылететь с "Хьюи", чтобы эвакуировать группу.

Теперь настало время для еще одной из задач группы Брайт Лайт — перевооружения ганшипов. Бен, Джордж, я и наши вьетнамцы организовались в подобие команды пит-стопа на автогонках, чтобы помочь оружейникам авиаторов быстро обернуть "Кобры". Сбросив наши швейцарские сиденья, мы распахнули ящики с боевыми частями и корпусами 2,75-дюймовых ракет, скрутили их вместе, а затем сложили там, где должны были приземлиться четыре "Кобры". Рядом с нами оружейник готовил короба с боеприпасами для миниганов и длинные ленты с выстрелами для 40-мм гранатометов.

К тому времени, как "Кобры" встали перед нами, "Хьюи" были на полном газу, готовые к взлету. Хватая шестифутовые (1,82 м) ракеты, мы быстро заталкивали и защелкивали их в направляющие, пока оружейник перезаряжал более сложные миниганы и гранатометы. Работать под стволами всего этого заряженного оружия было грубейшим нарушением правил безопасности, но нам было наплевать — на кону были жизни людей. Менее чем через две минуты "Кобры" были готовы к вылету, вся армада взмыла вверх, пятнадцать вертолетов полетели в Лаос, чтобы вытащить одну разведгруппу из шести человек.

Мы стояли, залипнув возле радиорубки, ловя обрывки радиопереговоров. "Хьюи" был обстрелян, теперь "Кобры" открыли ответный огонь, затем более мощный огонь с земли. Мы могли слышать Кови, но не группу на земле. Зажатой слишком сильно, чтобы добраться до нормальной LZ, группе придется уходить на седлах Макгвайра — "стреньгах" — а "Хьюи" сбрасывать им веревки сквозь верхушки деревьев. Затем пришло сообщение: РГ "Кентукки" вытащили и на стреньгах везут в Дакто. Через двадцать минут вглядывающийся в западном направлении вьетнамец из РГ "Иллинойс" объявил: "Вон они". Вдалеке я едва мог различить точки, болтающиеся на ниточках под двумя "Хьюи".

Через пять минут они приобрели человеческие очертания, затем вертолетам пришлось снизить скорость, снижаясь последние 300 футов (92 м). У раскачивающихся над нами подобно маятникам членов РГ "Кентукки" пережало кровообращение в ногах, так что мы ловили каждого из них, едва он касался земли, клали на летное поле и расстегивали их эвакуационные обвязки. Раненый американец, сержант Рон Граветт, получил осколочное ранение в лоб, о котором уже позаботился сопровождавший медик. Он будет в порядке. Хотя они только что участвовали в схватке не на жизнь, а на смерть, Дэйв Киршбаум пожал плечами, ничего особенного. Просто еще одна задача. Сегодня вечером у них с Граветтом будет холодное пиво, стейк, душ и чистая постель. Это занимало все их мысли.

Той ночью я крепко спал, когда меня разбудила гроза — тут я вспомнил, что во Вьетнаме не было громовых раскатов, только беззвучные зарницы. Этот гром представлял собой непрерывный, характерный гул, длившийся, должно быть, секунд двадцать. Затем он прекратился. Я сел. Лежащий на своей койке Бен Томпсон даже не открыл глаз. "Удар B-52", — объяснил он. "Возле Бенхета. Не о чем беспокоиться". Я снова заснул.

На следующее утро к нам для высадки должна была прибыть еще одна группа, потому что на земле их было всего пять. Но вертушки не привезли ни одной.

Однако на транспортниках C-130 прилетел пехотный батальон американской 4-й дивизии, затем прибыл рой из примерно двадцати пяти "Хьюи", чтобы развезти их по холмам вокруг Дакто. Сотни молодых американских солдат сидели небольшими группками вдоль взлетно-посадочной полосы, ожидая своей очереди грузиться в вертушки. Они были нагружены, как вьючные животные, с целыми коробками сухих пайков и минометными минами, привязанных поверх и так набитых рюкзаков. Эти GI[41] были настолько перегружены, что не могли использовать скрытность, а без скрытности было мало шансов застать врага врасплох. Мы с Джорджем гадали, как они вообще могут воевать — дождутся, пока их атакуют, а потом будут наводить вокруг себя авиацию и артиллерию? Все, что было не так с этой войной, было прямо перед нами: отправляющиеся в поле солдаты, пытающиеся добиться успеха, но обремененные правилами и требованиями, диктуемыми вышестоящими начальниками, никто из которых никогда не носил рюкзак.

Меньше чем за час все они отбыли. Остаток дня прошел тихо.

В ту ночь в Бенхете, в девяти милях от нас, осада достигла нового пика. Тысячи северовьетнамских пехотинцев при поддержке артиллерии и минометов не смогли сокрушить изолированный лагерь, поэтому противник поднял ставки, начав вторую в этой войне танковую атаку. Под покровом темноты силы, подобные тем, что годом ранее разгромили лагерь Сил спецназначения Лангвей — десять танков ПТ-76 и батальон пехоты — едва прибыв из Лаоса, рванулись в наступление от кромки леса на западе. Однако, в отличие от Лангвей, разведданные SOG помогли хорошо вооруженным защитникам подготовиться, и они быстро расправились с NVA. Ни одна из машин не подошла ближе, чем на 800 ярдов (731 м), половина танков была разбита бомбами, артиллерией и безоткатными орудиями. Выжившим пришлось бежать, спасая свои жизни.

Это выглядело почти как двойной удар на следующее утро, когда рота Хэтчет Форс из 100 человек вылетела на стартовую площадку, а затем высадилась позади атакующих северовьетнамцев на вершине холма, возвышающегося над лаосским Шоссе 110. Теперь самая важная линия снабжения NVA в тылу выживших была перерезана. Возглавляемая капитаном Барре Макклелландом рота SOG окапывалась как сумасшедшая и валила бензопилами деревья, чтобы заблокировать дорогу. Пока они удерживают эту высоту, ни одна колонна северовьетнамцев не сможет пройти.

В тот вечер на Дакто обрушилось еще больше 122-мм ракет. Несмотря на весь производимый ими грохот, они не нанесли существенного ущерба.

Вскоре после полудня следующего дня еще одна группа объявила чрезвычайную ситуацию Прерия Файр — "Забирайте нас быстро, иначе нас разгромят" — и на этот раз сомнений не было: это была РГ "Гавайи", группа моего приятеля Гленна. Нам не были нужны подробности, чтобы осознать опасность, поскольку они находились на цели "Джулиет-Девять" (J-9), в месте, всегда кишевшем солдатами NVA. Под руководством Билла Делимы они пробились сквозь вражеский взвод и бежали к LZ, останавливаясь и отстреливаясь по пути, даже когда наши вертолеты летели на запад, чтобы эвакуировать их. Было чертовски тревожно слушать, как Кови описывает их лихорадочное продвижение. Это напомнило мне, как выразился один из Один-Ноль, прыжок сквозь двери, прежде чем они захлопнутся. Сделанный Делимой расчет времени оказался идеальным. Они достигли LZ как раз когда туда прибыли вертушки, и вернулись без единой потери.

Полчаса спустя их вертушка опустилась перед стартовой площадкой, их лица сияли знакомой эйфорией людей, только что избежавших смерти. Для Гленна и лейтенанта Глэсхаузера это была первая перестрелка. Я пожал руку Гленну и помог ему отнести снаряжение на стартовую площадку. "Ну как оно?" — спросил я.

Он покачал головой. "Охереть как близко. Полно NVA".

Возбужденный, словно у него были муравьи в штанах, один из ярдов РГ "Гавайи" сорвал с себя рубашку, обнажив жуткий пятнадцатидюймовый (38 см) рубец там, где пуля из АК задела его спину, но не вошла в тело. По-моему, это тоже было "охереть как близко". За хладнокровие, проявленное в тот день при наведении авиаударов, Гленн получил "Бронзовую звезду" за доблесть.

Следующий день был последним в нашем дежурстве на Брайт Лайт. Тем утром на вертушках прибыла наша замена, РГ "Южная Каролина" во главе с лейтенантом Томом Васковичем. При всего четырех группах на земле и без дополнительных высадок, пока в поле действовали 100 человек Хэтчет Форс, день тянулся медленно. Наши вертолеты вылетали на снабжение сил, блокирующих дорогу, пока мы проводили день, играя в джин-рамми[42] и читая.

Поздним вечером мы без лишней суеты вылетели обратно в Контум.

Сменившей нас на Брайт Лайт группе довелось поучаствовать в бою, по крайней мере, их Один-Ноль. После того, как минометный обстрел северовьетнамцев ранил единственного в Хэтчет Форс американца, обученного обращаться с 90-мм безоткатным орудием, лейтенант Васкович вызвался занять его место. "Хьюи" забросил Васковича на блокпост, где он провел следующие пять суток, уничтожая грузовики NVA на Шоссе 110, подвергаясь сильному пулеметному огню и минометному обстрелу, но продолжая вести огонь. Ни один грузовик не смог пройти мимо него. Хэтчет Форс держались на этой высоте три недели, дважды меняя роты, пока удерживать ее стало невозможно. В какой-то момент на открытом пространстве оказалось так много северовьетнамцев, что Наездник Кови Люк Дав стрелял по ним из открытого окна самолета передового наведения O-2, который пилотировал капитан Эл Роуз.

В тот вечер, когда мы вернулись из Дакто, я пошел в клуб с Гленном и Биллом Делимой. Когда Делима узнал, что никто еще не спел "Эй Блю" по лейтенанту Рипанти, он помахал капитану Лесесну, и они солировали для всех эту грустную песню. Ближайшие друзья и члены группы Рипанти вынесли худшее, задыхаясь, пока слезы не полились во время последних куплетов.

Подпевая, я вспомнил, что сказал в Дакто Ховард. Я едва знал лейтенанта Рипанти, за исключением того, что он был хорошим человеком. Я не чувствовал никаких внутренних переживаний, никаких слез, только печаль и сочувствие к семье Джима, то же, что, я уверен, он чувствовал бы к моей семье, будь все наоборот. Он не был Гленном, Джорджем или Беном. Я возвысил голос в знак уважения и поблагодарил господа за то, что на этот раз мы не пели для близкого друга.

Такая роскошь продлится всего три дня.