Секретные коммандос

Глава 16

Пока я продолжал летать тем летом 1971 года, северовьетнамцы начали строить дороги в темпе, невиданном ранее в ходе войны. В августе, как раз перед своим отъездом, Кен Карпентер обнаружил примерно в пятнадцати милях к западу от Дакто новую дорогу, ведущую из Камбоджи, скрытую под искусно сделанными из бамбука решетчатыми масками. Каждый из Наездников Кови, кто изучал ее в бинокль, соглашался, что под ними находится крупная дорога, идущая в долину Плейтрап. Располагающаяся параллельно границе, долина тянулась на юг примерно на тридцать миль, пока не выходила на травянистую равнину к западу от Плейку, самой важной базы союзников на Центральном нагорье. Новая дорога росла с удивительной скоростью — несколько миль за ночь.

Рост был настолько быстрым, что по распоряжению нашего командира, полковника Радке, над ней был произведен разведывательный вылет с использованием радара, который обнаружил работающие в темноте грузовики и бульдозеры. Несколько ночей спустя удар B-52 разрушил почти две мили новой дороги, но это едва ли замедлило их. Как и на Тропе Хо Ши Мина в Лаосе, строительные бригады отремонтировали ее за ночь и вскоре миновали район, где мы потеряли Фреда Крупу, продолжив движение на юг с поразительной скоростью.

Это озадачило полковника Радке и наших аналитиков разведки, которые знали, что инженеры Армии США не могли прокладывать дороги через густые джунгли с такой скоростью. Теорий было много, но в конце концов наш офицер разведки S-2 нашел ответ в Национальной библиотеке Южного Вьетнама в Сайгоне. Он привез найденную им карту колониального Индокитая, и, конечно же, по дну долины шла старая заросшая французская дорога. "Они просто расчищали джунгли", — понял Радке. "Эта дорога уже была там".

По ту сторону границы в Лаосе активность противника также росла как никогда раньше. Американские самолеты впервые начали обнаруживать вражеские радары возле Чаване, района, где всего годом ранее была проведена операция "Попутный ветер". Американские аналитики определили, что радары были связаны с тяжелыми 85-мм и 100-мм зенитными орудиями, их впервые обнаружили так далеко на юге. К северу оттуда также начали появляться ракеты "земля-воздух", с четырех позиций которых, располагавшихся около границы с Северным Вьетнамом, было выпущено сорок девять ракет, сбивших три американских самолета.

Все признаки указывали, что противник стал активнее и действовал ускоренными темпами, за исключением обнаружения грузовиков на Тропе Хо Ши Мина. Здесь наблюдался резкий спад по сравнению с предыдущим годом, датчики обнаружения выявили удивительное падение с 32000 контактов с транспортными средствами в январе 1971 года до всего лишь 382 в октябре. Неужели ночные полеты ганшипов ВВС AC-130 "Спектр" сделали жизнь грузовиков невыносимой? Перешел ли противник на какие-то новые способы доставки грузов?

Эта загадка была решена в один солнечный полдень, когда пилот и я летели вдоль Шоссе 92, чтобы выйти на связь с вьетнамской разведгруппой. Наш OV-10 накренился, и свет оказался под нужным углом, когда я взглянул на восток и увидел оранжевый отсвет, яркую, похожую на ленту полосу, вьющуюся среди холмов в двух милях от нас. Подлетев ближе, мы описывали виражи и кружили, улавливая отдельные детали и соединяя их, пока не увидели достаточно: невероятно, но северовьетнамцы полностью заменили Шоссе 92 новой, хорошо замаскированной дорогой. В течение часа мы проследили ее на карте, и в тот же вечер нанесли на занимавшую всю стену карту разведывательной обстановки эскадрильи Кови. Мы вскрыли величайший инженерный подвиг противника за всю войну, совершенно новую систему параллельных дорог, которая представляла собой новую Тропу Хо Ши Мина.

Это касалось не только Шоссе 92. Фотоаналитики ВВС обнаружили новую дорогу, проложенную через густые джунгли, параллельно хорошо просматриваемому Шоссе 16, ведущему к Аттапы и плато Боловен. В 1966 году дорожная сеть противника в Лаосе включала 820 миль (1320 км) пригодных для использования шоссе; теперь, в августе 1971 года, это число утроилось до 2500 миль (4023 км).

Бесчисленное количество ударов B-52 уничтожило джунгли вдоль старых дорог, сделав передвигающиеся в ночное время колонны открытыми и уязвимыми для ударов с воздуха. Теперь опять наступил 1965 год, и шоссе, грузовики и колонны снова были окутаны зеленой тайной. Хуже того, как отмечалось в отчете разведки ВВС за 1971 год, это расширение сети дорог "еще больше ослабит интенсивность наших авиаударов", которая снижалась из-за вывода истребительных эскадрилий ВВС и Корпуса морской пехоты США. По сравнению с 1970 годом количество авиаударов по Тропе в 1971 году сократились на 30 процентов, до всего лишь 320 вылетов в день.

При таком сокращении масштабов отдельные удары стали объектом более пристального внимания. Когда Наездник Кови Стив Кивер нанес удар по вершине холма в Лаосе, на следующий день пришло телетайпное сообщение от посла США в Лаосе, в котором он гневно требовал сообщить, кто санкционировал атаку. Кивер не знал, что остальные из нас вели два комплекта записей — мы иногда бомбили стоящие того цели за пределами одобренных зон, но докладывали о них, как о находящихся внутри зон, разрешенных посольством. Кивер сказал полковнику Радке, что бомбил холм, потому что знал, что он был занят большим количеством сил NVA. Эта информация была передана во Вьентьян. "Откуда", — парировало посольство, — "он узнал, что там были NVA?"

Кивер предложил штабу SOG направить послу копию его донесения за сентябрь 1970 года, когда его РГ "Иллинойс" вела на том самом холме тяжелый бой с многочисленными северовьетнамцами. Больше телетайпов не было, но с того времени Стив тоже вел два комплекта записей.

Более насущной проблемой, чем доклады о бомбардировках, было изучение того, что происходит во внезапно оживившейся долине Плейтрап. Полковник Радке решил, что здесь было идеальное место для использования HALO — военного варианта скайдайвинга или совершения прыжка с большой высоты с раскрытием купола на малой высоте — в качестве способа вывода. Высадка HALO обеспечивала настоящую скрытность, поскольку группа прыгала ночью с такой большой высоты — более 10000 футов (3050 м) — что противник вряд ли мог услышать двигатели C-130. Кроме того, поскольку вертолеты того времени не могли безопасно приземляться в темноте, противник не использовал наблюдателей на LZ по ночам, что почти гарантировало, что наши люди не будут обнаружены.

Девять месяцев назад разведчики SOG совершили первый в мире боевой прыжок HALO, когда группа CCN высадилась в Лаосе к северу от нашего района действий. Возглавляемая штаб-сержантом Клиффом Ньюманом, группа из шести человек включала сержантов первого класса Сэмми Эрнандеса и Мелвина Хилла, южновьетнамского офицера, и двух монтаньяров. Прыгая с высоты 18000 футов (5486 м), они были разделены темнотой и дождем, приземлившись тремя группами далеко от предполагаемой DZ[83]. Тем не менее, они вели разведку в течение пяти дней и, по-видимому, остались незамеченными противником.

После этого, 7 мая и 22 июня 1971 года, последовали еще две проведенные CCN выброски HALO, и в обоих случаях люди разделились во время свободного падения и получили травмы при приземлении. Капитан Ларри Мейнс, уважаемый ветеран, прослуживший два срока в SOG, возглавил вторую полностью американскую группу, в которую входили специалист-шесть Ноэль Гаст, штаб-сержант Роберт Кастильо и сержант Джон Трантанелла. В третью группу, возглавляемую сержант-майором Билли Во, вошли штаб-сержант Джеймса "Джей-Ди" Бат и сержанты Джесси Кэмпбелл и Мэдисон Штролейн. Потеряв остальных из виду во время снижения, Бат жестко приземлился, повредив спину и колени, а Штролейн сломал правую руку, приземлившись на дерево.

Спасательная группа Брайт Лайт во главе с сержантами Лемюэлем Макглотерном-младшим и Джеймсом Вудхэмом-младшим высадилась по веревкам на рассвете и вытащила Джей-Ди Бата. Другой отряд Брайт Лайт с сержантами Робертом Куком, Ричардом "Ником" Брокхаузеном, Дэйвом Догерти и Робертом Вудхэмом нашел дерево, откуда свисал на землю парашют Штролейна, и обнаружил 40-миллиметровые гильзы, очевидно, от оружия Штролейна, и разбросанные гильзы АК. Но двадцатитрехлетний Зеленый берет исчез, по-видимому, взятый в плен, хотя северовьетнамцы так и не признали, что схватили его.

Несмотря на потерю Мэдисона Штролейна, полковник Радке считал, что HALO обладает таким большим потенциалом, что когда наш командир разведроты капитан Джеймс Стортер предложил возглавить четвертый прыжок HALO, Радке немедленно позвонил шефу SOG и получил одобрение.

Капитан Стортер набрал из числа своих разведчиков трех опытных парашютистов — сержанта первого класса Ньюмана Раффа и сержантов Милларда Мойе и Майкла Бентли — затем прошел курс обновления навыков HALO на учебном полигоне SOG рядом с Сайгоном. Все были опытными парашютистами, за исключением Стортера, который преувеличил свою квалификацию — вся его подготовка HALO состояла из того курса обновления навыков, но бывший NCO оказался способным учеником.

После двух недель подготовки люди Стортера были нацелены на северную часть долины Плейтрап, где тысячи солдат NVA делали высадку с вертолетов в дневное время особенно затруднительной. Наездником Кови, который должен был обеспечивать их прыжок, был сержант первого класса Джерри Денисон, и здесь была доля иронии: Денисон, сменивший Кена Карпентера, возглавлял разведывательный выход почти в том самом месте во время предыдущего тура в SOG в феврале 1968 года, когда он со штаб-сержантом Робертом Котином и четырьмя ярдами устроили засаду и уничтожили четыре грузовика на дороге, которая с тех пор была поглощена джунглями. После этой задачи его отобрали для полетов на Кови, и 5 октября 1968 года он летел на малой высоте в поисках разделившейся группы, когда открыл огонь зенитный пулемет. Дерзкий уроженец Аляски высунулся из окна, стреляя в ответ, когда пуля попала ему в лицо, а затем его самолет врезался в джунгли. Денисона выбросило сквозь деревья, и он получил серьезные травмы. Все было как в тумане, пока он не очнулся на госпитальной койке, где его товарищ по разведке, сержант Пол Пул, оглядев его зашитое, багровое лицо, съязвил: "Ого, Джерри, теперь ты точно красавчик".

Так закончился его первый тур в SOG. Ему потребовалось несколько лет, чтобы восстановиться. Теперь, по иронии судьбы, 22 сентября 1971 года Денисон летел в темноте над той самой долиной, где он так давно устроил засаду на те грузовики.

"Погода обещает быть хорошей", — передал Денисон приближающемуся "Блэкберду".

Высоко над O-2 Денисона C-130 летел на 16000 футах с полковником Радке в качестве выпускающего у его открытой рампы. Когда вспыхнул зеленый свет, Радке хлопнул Стортера по спине, и четверо человек покинули борт, мгновенно поглощенные тропической ночью. В серебристом лунном свете они оставались в виду друг друга и приземлились всего в тридцати ярдах один от другого, прямо на назначенной DZ. Ни один не получил травм. В течение четырех суток они перемещались по долине, незамеченные противником, который понятия не имел об их высадке.

Позже полковник Радке вылетел на эвакуировавшем их "Хьюи", и когда увидел их лица, "я был чертовски счастлив". Прыжок HALO Стортера был самым успешным в SOG: вся группа приземлилась вместе, не получив травм, и на протяжении всего разведвыхода не была обнаружена.

"Это было поистине идеально", — сказал Стортер.

К счастью для группы Стортера, их эвакуировали 26 сентября, потому что на следующее утро, когда я вылетел снова, через южный Лаос протянулся пятидесятимильный штормовой фронт, накрывший и долину Плейтрап. На земле не было ни одной группы, и один взгляд на грозовые тучи около Бенхета сказал мне, что в этот день мы не будем никого высаживать. Я даже не мог разглядеть землю в Дакто.

Чем заняться? Я предложил своему пилоту OV-10: "Давай поищем "Шторми Ноль-Три".

В то утро за свежим кофе в разведотделе Кови, как и все летные экипажи в Юго-Восточной Азии, мы были проинформированы, что птичка фоторазведки RF-4 с позывным "Шторми Ноль-Три" (Stormy Zero-Three) из 421-й тактической разведывательной эскадрильи пропала где-то между ее базой в Дананге и системой дорог в Лаосе. Нам сказали следить за аварийной радиочастотой "Гард" на предмет любых признаков пропавших пилотов.

Шансы найти кого-либо были ничтожны, но нам было нечем заняться. Если этот самолет летел из Лаоса, то "Шторми Ноль-Три" должен был пересечь границу где-то к северу от нас, так что мы повернули туда. Когда наш OV-10 прорезал густую облачность, наш фонарь залило дождем. Затем немного прояснилось, когда мы летели над туманными долинами, где в воздухе висел сладкий запах горящего корня кассавы. Кассава — или маниок — уступает только рису как источник крахмала в Юго-Восточной Азии, где убранные поля с ней сжигаются в вечном цикле подсечно-огневого земледелия. Хотя она воняла как дымная тапиока, это напомнило мне о доме и сжигании листьев вяза осенью.

Пока мы неторопливо летели на север, разведгруппа CCN, РГ "Канзас", была вымокшей и уставшей. Они провели день в поисках предполагаемого лагеря противника, пребывали в возбуждении и жаждали совершить налет на него, и захватить пленных. Теперь же, вместо этого, сбившаяся в кучу на рассвете РГ "Канзас" пребывала в унынии. По крайней мере, дождь, который поливал их всю ночь, ослабевал с рассветом.

Группа из CCN высадилась днем ранее в хорошую погоду в отдаленной долине в сорока пяти милях (72 км) к юго-западу от Дананга, недалеко от границы с Лаосом. Они планировали высадиться на расстоянии мили, затем пробраться к лагерю NVA, обнаруженному Наездником Кови CCN, и совершить налет на него, захватив нескольких пленных. Предполагалось, что это займет всего пару часов.

Один-Ноль РГ "Канзас" Джордж Коттрелл и Один-Один сержант Марк Макферсон попросили нескольких человек пойти с ними. Штаб-сержант Элдон Баргвелл, Один-Ноль РГ "Сайдвиндер", вызвался добровольцем, приятное дополнение ввиду его мастерства в обращении с обрезом пулемета РПД и двухлетнего опыта в разведке. Баргвелл привел с собой своего друга и товарища по группе, штаб-сержанта Жана-Пола Кастанью. Пятым был радист РГ "Хабу", сержант Роберт Кук. С одиннадцатью ярдами и пятью американцами Коттрелл был готов хоть на медведя.

Прошло всего шесть недель с тех пор, как был убит лейтенант Лорен Хаген, а РГ "Канзас" почти уничтожена, но Коттрелл, новый Один-Ноль, быстро восстановил группу с новыми ярдами и американцами, и подготовил их к этой, их первой крупной операции. После высадки они поспешили к предполагаемому лагерю, затем обшарили весь район с указанными координатами, но ничего не нашли. В итоге, Коттрелл и Баргвелл согласились, что им все-таки нужно взять пленного. Остаток дня они искали повсюду, но не нашли ни противника, ни даже его следов.

Затем, как раз перед наступлением темноты, шедший хвостовым стрелком ярд сообщил о движении, вероятно, следопытов, позади них. Вскоре они услышали сигнальные выстрелы. Коттрелл посадил их на вершине холма почти до наступления темноты; затем, чтобы сбить с толку следопытов, под постоянным дождем переместил их на другой холм. Дождь лил и хлестал всю ночь, нескончаемый потоп, подавлявший их органы чувств; никто из них ничего не слышал и не видел в темноте.

Теперь, на рассвете, они сидели, обратясь лицами наружу, обсыхали, ели рис. Скоро они отработают утренний сеанс связи, затем двинутся дальше и, возможно, все же возьмут пленного. По привычке Элдон Баргвелл положил свой обрез пулемета РПД на колени.

Ба-бах! Ба-бах! — РПГ! — Ба-бах! Ба-бах! — Баргвелл рухнул, тяжело раненный — Крики! — сотня северовьетнамских солдат бросилась вперед. Ба-бах! Кастанья тоже ранен. Ба-бах! РПГ попал в ярда рядом с Куком, убив его на месте и отбросив Кука в сторону, когда осколок попал ему в плечо, сбив с ног и лишив сознания. Макферсон решил было, что Кук мертв.

Затем по всему фронту загрохотали АК, надвигаясь на периметр со стороны Баргвелла.

Сбитый с ног взрывом РПГ, Баргвелл потряс головой, стер кровь с глаз и схватил замыкатель Клеймора — БАХ! — взрыв разнес ближайших нападавших, дав ему пять секунд. Не обращая внимания на кровь, заливающую лицо, он вскинул свой РПД и открыл огонь, когда противник перешел в полномасштабную атаку. Несмотря на огонь АК повсюду вокруг, Баргвелл поливал длинными очередями ряды солдат NVA, бешено ринувшихся на него. При поддержке огня CAR-15 раненого Кастаньи и троих ярдов он отбросил противника, оставив их тела, ближайшее из которых было всего в трех ярдах, валяться на земле джунглей.

Баргвелл поспешно заменил пустой 100-патронный короб своего оружия, когда Коттрелл направил людей к нему на помощь. Через несколько секунд северовьетнамцы начали третью атаку, ракеты взрывались повсюду, раня все больше людей. Оглушенный, Кук пополз проверить ближайшего ярда, но РПГ взорвался у того почти перед самым лицом, убив на месте. Затем Кук увидел, как пулеметчик NVA пытается обойти группу с фланга, и свалил его из своего CAR-15.

Они с трудом отбили третью атаку.

Взяв радио у раненого Кука, Макферсон крикнул: "Прерия Файр! Прерия Файр!"

Но ответа от Кови не было.

К 08:30 утра того дня наш OV-10 миновал старый лагерь Сил спецназначения Дакпек, самый северный, куда я когда-либо забирался. Вдалеке мы увидели, как погода меняется, а внизу была снова видна земля. Перед нами лежала территория, занятая NVA, более 100 миль отдаленных приграничных территорий, тянущихся до самой Демилитаризованной зоны, признанной южновьетнамцами непригодной для обороны. Я почти чувствовал, что эти долины кишат вражескими силами, находящимися в такой же безопасности, как если бы они были в Лаосе.

Мы продолжили движение на север в надежде пролететь над "Шторми Ноль-Три".

Прямо впереди я увидел, как обретает очертания грунтовая взлетно-посадочная полоса. Я знал, что это бывший лагерь Сил спецназначения Кхамдук, разгромленный в мае 1968 года. В Контуме на нашей карте с разведданными, включающими результаты радиоперехвата и пеленгации, где-то к северу отсюда был нанесен штаб северовьетнамской дивизии численностью 10000 человек. Я заметил, что оба торца грунтовой взлетно-посадочной полосы были заблокированы высокими пирамидами из сложенных друг на друга 55-галлонных бочек, возведенными противником, чтобы поврежденные самолеты не могли совершить там аварийную посадку. Вдоль северной стороны полосы в красном грунте были видны свежие следы грузовиков, хотя на двадцать миль вокруг не было ни одной известной вражеской дороги.

Мы долетели почти до пределов видимости Дананга, который, по словам моего пилота, лежал примерно в сорока милях на северо-восток, на голубеющем горизонте, представлявшем собой Южно-Китайское море. Пришло время поворачивать обратно.

Пока мы готовились повернуть на юг, Баргвеллу едва удалось остановить атаку и оттеснить противника. В ожесточенном ближнем бою он и его люди убили и ранили около пятидесяти солдат NVA. На мгновение стрельба прекратилась.

Оценивая обстановку, Коттрелл увидел, что один ярд убит, еще у двоих ранения в живот, и все американцы тоже ранены, причем ранения Баргвелла были самыми тяжелыми. Коттрелл знал, что пытаться удерживаться и отбиваться там безнадежно. Сгруппировавшись для отхода, он был вынужден бросить тело ярда и уничтожить 60-мм миномет. Каким-то образом Баргвелл собрался с силами, чтобы нести свой пулемет. Кук бросил рюкзак, чтобы тащить раненого монтаньяра.

Пока они ковыляли, северовьетнамцы шли за ними, сразу за пределами видимости, периодически стреляя, а затем отступая, когда люди Коттрелла открывали ответный огонь. Они не могли двигаться достаточно быстро, чтобы оторваться. Это заботило Коттрелла сильнее всего.

Затем они услышали вдали гул авиационных двигателей.

Макферсон вызвал по групповому радио: "Кови, Кови, любой Кови!" Снова никакого ответа. Он вытащил свою аварийную рацию, настроенную на частоту "Гард", 243,00 мегагерц. "Кови, Кови, Прерия Файр, Прерия Файр!" Ничего.

Надеясь, что так сигнал будет передаваться дальше, он переключил радио в режим маяка.

Бззз-бип! — бззз-бип! — бззз-бип!

Мы едва могли разобрать сигнал бипера. Предполагающий услышать пропавший "Шторми Ноль-Три", мой пилот немедленно настроил свой пеленгатор TACAN на 243,00. "Они к северу нас", — сообщил он, заложил крутой вираж и выжал газ на максимум.

Сигнал тут же усилился. "Бипер, бипер", — заговорил мой пилот, "перейдите на связь голосом. Вы "Шторми Ноль-Три?"

Отчаянный голос показался мне знакомым. "Прерия Файр! Прерия Файр!"

Это должна была быть группа SOG — здесь это подразумевало группу CCN.

Для действий здесь у нас не было ни позывных, ни частот, ни карт — с нами не было никаких вертушек, у нас даже не было полномочий находиться здесь. Но это нас не остановило. Пока мой пилот поднимал истребители, я приказал людям Коттрелла бросить дымовую гранату. В тот же миг наш OV-10 задал жару, обстреливая и пуская ракеты по их следу, пока я направлял их вверх по склону к пригодной для использования LZ.

Заговорил какой-то пилот вертолета: "Уйдите с "Гарда", уйдите с "Гарда".

Я ответил: "У нас тактическая чрезвычайная ситуация на "Гарде". Имейте в виду, мы должны использовать "Гард".

Мы услышали другой голос, другого пилота. "Кови, это Вдоводел Два-Семь, звено из четырех Кобр, на "Гарде". Не потребуется ли вам немного помощи?"

Выходя из пикирования, отправив трассера прыгать между деревьями, мой пилот спросил: "Почему бы и нет?"

"Черт возьми, да", — согласился я. "Давай сделаем это".

"Вдоводел, это Кови. Мы на азимуте 192 от Дананга, в сорока одной миле (66 км). Будем рады видеть вас здесь, ребята".

В течение двадцати минут люди Коттрелла карабкались, бросая гранаты и стреляя вниз по NVA, в то время как мы обстреливали их и ждали прибытия "Кобр". Добравшись до LZ, Коттрелл занял круговую оборону и начал заниматься ранами, наконец, остановив сильное кровотечение на лице Баргвелла.

Затем, как по волшебству, появилась пара А-1, и раздался еще один голос на "Гард", сообщивший: "Кови, это Блю Флайт. Мы к западу от Дананга, звено из четырех "Хьюи" — можете нас использовать?" Мы сказали им присоединяться — мы собирались обставить это как обычную эвакуацию, несмотря на то, что собрали мешанину вертолетов из авиационных подразделений, с которыми никогда раньше не сталкивались и которые никогда не работали с SOG.

Удивительно, мне пришлось отказать еще большему количеству пилотов вертушек, которые предлагали прибыть.

В тот момент, когда прибыли "Хьюи", "Кобры" уже были на месте и следили за LZ, а пара "Скайрейдеров" A-1 кружила над головой. "Давай разыграем мяч", — сказал я своему пилоту.

Внезапно под нами промчался базирующийся в Дананге OV-10, объявивший, что он Кови этого района, и поблагодаривший нас за помощь. Так что, пока "Хьюи" заходили на LZ, мы оттянулись на запад и наблюдали, пока последний вертолет не поднялся в воздух. Когда вереница вертушек исчезла в направлении Дананга, унося Коттрелла и членов его группы к спасению, мы повернули на юг в Контум.

Тот момент был самым великолепным за все время моего пребывания во Вьетнаме. Возникнув из ниоткуда, совершенно незнакомые люди собрались и, невзирая на вражеский огонь, спасли тех, чьи голоса слышали по радио. Настоящие герои, рискующие своими жизнями ради других американцев. По моему мнению, это была высшая форма доблести.

Что касается "Шторми Ноль-Три", мы так и не узнали его судьбу. Но выдающееся мужество Элдона Баргвелла было оценено: после исцеления от ран он был награжден Крестом за выдающиеся заслуги, а Один-Ноль Джордж Коттрелл получил Серебряную звезду.

По сей день я понятия не имею, кто были все эти пилоты вертолетов.

В нашем районе действий продолжали поступать разведданные о новых дорогах и свежих следах танков, пересекающих границу с Лаосом; эта новость вызвала конфликт между полковником Радке и американским гражданским советником в регионе Центрального нагорья Джоном Полом Ванном. Известный своим ярким, хотя и раздражающим стилем, Ванн отказывался верить, что противник сосредоточивает вдоль границы танки. "Что это за чушь, Радке!" — рявкнул Ванн. "В районе трех границ есть танки?"

"Есть", — заверил его Радке. Ванн сказал, что это "полная ерунда".

В один из дней сразу после этой стычки я летел вдоль лаосского Шоссе 110, когда мы с моим пилотом заметили на дороге странного вида штабель древесины. Сначала мы подумали, что это может быть приманкой, чтобы выманить нас под прицел зенитных орудий, но, внимательно изучив его в бинокль, обнаружили характерные очертания похожего на лодку корпуса укрытого под кучей бревен танка ПТ-76, по-видимому, неисправного. Несмотря на плохую погоду, мы навели на него бомбовый удар пары "Фантомов" F-4.

Всего несколько дней спустя сержант первого класса Фред Забитоски заехал навестить своих старых приятелей Ларри Уайта и Джерри Денисона. "Заб", бывший Один-Ноль, награжденный Медалью Почета за выход в 1968 году, теперь был Первым сержантом роты глубинной разведки 75-го Рейнджерского, которая только что провела несколько операций возле Бенхета. За выпивкой он рассказал, что его люди тоже обнаружили свежие танковые следы и несколько тайников с артиллерийскими боеприпасами в глубине Южного Вьетнама. Наши группы обнаружили еще два пути выдвижения танков: в направлении Бенхет и Дакто. Очевидно, противник готовился перебросить на Центральное нагорье Южного Вьетнама значительное количество танков.

Невероятно, но Ванн по-прежнему отказывался признавать нарастающую танковую угрозу.

Однажды утром я летел вдоль дороги в северной части долины Плейтрап и заметил блестевшие на солнце следы машин. Я связался с Лоуэллом Стивенсом, чтобы он прилетел на своем O-2 и посмотрел. Нам показалось, что рисунок выглядит не таким ровным и гладким, как следы бульдозера; это было больше похоже на то, как почву перемешивают гусеницы танка. Но мы не были уверены.

Это донесение побудило Сайгон запросить подробные фотографии и замеры, чтобы аналитики могли определить, были ли это следы танковых гусениц. Вместо того чтобы высаживать группу на расстоянии, а затем вынуждать ее пытаться пробраться в этот кишащий противником район, я посоветовал высадить их прямо на дороге — быстро и грязно — сфотографировать следы, войти и выйти менее чем за двадцать минут. Я был настолько уверен, что это удастся, что сказал полковнику Радке, что возглавлю выход.

Радке усмехнулся, напомнил мне, что я Наездник Кови, а не Один-Ноль, и одобрил концепцию. Несколько дней спустя мы без помех высадили разведгруппу прямо на дороге, и Сайгон получил свои фотографии и замеры. Обратно пришло сообщение: это определенно гусеницы танка ПТ-76.

В итоге Радке представил все эти доказательства Ванну — вместе с куском гусеницы, вывезенным группой Пола Кенникотта несколькими месяцами ранее. В конце концов Ванну пришлось признать, что танковая угроза была реальной. Вскоре после этого Наездник Кови Джерри Денисон сфотографировал подозрительную кучу у дороги, которую фотоаналитики определили как накрытый брезентом советский танк Т-54.

Растущая опасность атаки танков послужила у некоторых разведчиков поводом для дурацких шуток. В CCN сержанты Ричард "Ник" Брокхаузен и Роберт Кук напялили кожаные летные шлемы времен Первой мировой войны и длинные черные плащи, повесили на пояс люгеры, затем раздобыли черный гражданский джип и устроили в Дананге "танковые патрули". Представьте себе эффект, когда они подкатывали к расположению морской пехоты или ВВС, говорили караульному у ворот, что они "танковый патруль", и спрашивали: "Ви есть видеть кдет-то танки?"

Это выбивало караульных из колеи и породило столько страшных слухов, что командиру CCN пришлось приказать им прекратить. Вместо этого Брокхаузен, который свободно говорил по-немецки и имел немецкое удостоверение личности, раздобыл мотоцикл с коляской, на котором он и Лемюэль Макглотерн поехали к стоявшему в порту Дананга немецкому госпитальному судну "Гельголанд". Американский военный полицейский на причале сделал вид, что смог прочесть, что написано в удостоверении личности Брокгаузена, и махнул рукой, чтобы они проходили. Когда они оказались на борту, немецкие медсестры с радостью поделились с сумасшедшими американцами своим превосходным пивом и вином. "У них был отличный винный погреб", — сообщил Брокгаузен.

В начале осени наши новые специальные спасательные силы — Боевой разведывательный взвод Два (Combat Recon Platoon Two) или CRP-2 — были полностью подготовлены и готовы к выполнению своей первой задачи. В Сайгоне было решено высадить CRP-2 на LZ, где пропал Фред Крупа в надежде обнаружить какие-то его следы. Два HH-53 "Джолли Грин" из базирующейся в Таиланде 21-й эскадрильи специальных операций ВВС высадили Дональда "Рейнджера" Мелвина и его отряд из тридцати семи человек. Я вылетал на эту операцию на Кови.

Но едва они высадились, как появилась угроза, что быстро надвигающийся шторм перевалит через хребет к западу от них, и может накрыть их район, возможно, на несколько часов. Я передал предупреждение Мелвину, затем полковнику Радке в Контум. Что он хотел, чтобы я сделал? Радке сообщил: "Пластикмен, решение за тобой".

В SOG не было человека, который хотел бы вернуть Фреда Крупу больше, чем я, но я не позволил этому затмить мой разум. У нас были признаки наличия танков в двух милях оттуда и огромного числа противника поблизости. Ухудшение погоды может заблокировать эвакуацию или авиаподдержку на несколько часов. Если Крупа был взят живым, противник увез его оттуда уже несколько месяцев как. Если он был мертв, да, наши люди смогут найти его останки. Следовало ли мне рисковать живыми людьми ради останков друга?

Я сообщил Рейнджеру Мелвину: "Готовь своих людей. Мы вас эвакуируем".

Я вытащил их, закончив операцию. Это решение, с которым я живу поныне.

Несколько недель спустя CRP-2 снова был задействован, на этот раз в 100 милях, недалеко от центрального побережья, где пролетающий экипаж заметил знак ухода от преследования в окаймляющей реку высокой траве. Лоуэлл Стивенс летел на Кови, и на этот раз люди Мелвина обнаружили неопровержимые доказательства того, что знак действительно был настоящим, оставленным, по-видимому, американским пилотом, бежавшим из плена. Был ли он снова схвачен или просто заблудился, они не смогли определить. Это навсегда останется загадкой.

Тем временем, воодушевленная успехом выхода капитана Стортера, еще одна разведгруппа из Контума готовилась к пятому в SOG прыжку HALO, на котором я должен был быть Наездником Кови. На этот раз зона выброски находилась в тридцати пяти милях (36 км) к западу от Плейку, прямо на границе с Камбоджей.

Была назначена РГ "Висконсин", группу возглавил сержант первого класса Ричард "Муз" Гросс, старый друг и товарищ, бывший Один-Ноль РГ "Калифорния", для которого это был третий тур в SOG. В его группу входили сержанты первого класса Марк Джентри и Боб Макнейр, штаб-сержант Ховард Шугар, мастер-сержант Чарльз Белер и пятеро ярдов — Нот, Биу, Хлюих, Хмой и Кай. Вдесятером они станут самой большой в SOG десантируемой HALO группой.

Сразу после 02:30 11 октября я вылетел из Плейку на О-2 с капитаном Гленном Райтом, Кови 593. Через несколько минут мы уже кружили в десяти милях от зоны выброски, над старым лагерем Сил спецназначения Дакко, где пылал заранее подготовленный костер. Наведясь на этот визуальный маяк, "Блэкберд" SOG подошел невидимым на 17000 футов. Через мгновение мы получили кодовое слово, означающее, что десантирование произведено, выждали пять минут, чтобы убедиться, что снижение парашютистов прошло, а затем пролетели последние десять миль на запад.

Бззз-бип! — бззз-бип! — бззз-бип!

Я вызвал: "Бипер, бипер, перейдите на связь голосом". Это был Один-Ноль Гросс, один и не знавший, где приземлились остальные. Другим сигналом оказался Ховард Шугар, в той же ситуации, неподалеку. Затем третий и четвертый. За сорок пять минут я обнаружил всех: все десять приземлились по отдельности, хотя, к счастью, обошлось без травм. После рассвета — через полтора часа — я велел им подавать сигналы зеркалами или сигнальными полотнищами, а затем собирал их вместе. До этого мы с Райтом нарезали дыры в черном небе.

Полчаса спустя Гросс и Шугар встретились, затем услышали крики и движение солдат противника в зарослях — должно быть, северовьетнамцы нашли парашют. "Вот дерьмо!" — прошептал Гросс. Затем на связь вышел Джентри, сообщив, что собирается попытаться соединиться с ними и что, ища своих товарищей по группе, он тоже слышит в темноте крики и передвижение северовьетнамцев.

Невозможно было выразить наше разочарование: летать прямо над ними и говорить с ними, но не иметь возможности ничего сделать, чтобы помочь. Все, что мы могли, это ждать рассвета и слушать их напряженные голоса, шепчущие: "Пластикмен, у меня движение" и "Движение противника в пятидесяти метрах".

Наконец наступил рассвет, но с ним собрался туман, сомкнувшийся с тяжелыми дождевыми облаками, повисшими на вершинах холмов, окутав долину непрозрачной пеленой. Пролетая над облаками на 3000 футов, я посмотрел вниз и понял, что в таких условиях мы не сможем ни вытащить их, ни вызвать истребители и ганшипы, чтобы помочь им. Тут и там возникали небольшие просветы — предательские дырки, которые исчезали через несколько минут. Если мы нырнем вниз, то, можем уже никогда не выбраться обратно, не врезавшись в склон холма. Затем Марк Джентри передал, что слышал, как северовьетнамцы переговариваются и движутся в его сторону. Гросс велел Джентри присоединиться к нему и Шугару, но тот намеренно пошел в противоположном направлении, чтобы отвлечь северовьетнамцев. Через пять минут Джентри наткнулся на принимавшее пищу отделение NVA, и началась погоня. Он сбросил свой рюкзак, бросил несколько гранат, пробежал некоторое расстояние, потом устроил преследователям засаду, убив двоих. Затем он снова вскочил и побежал, но северовьетнамцы не отставали. Он устроил им вторую засаду, затем бросился вдоль русла сухого ручья, нашел воронку от бомбы, спрыгнул в нее, выложил перед собой магазины, и все — здесь он сразится или погибнет. По крайней мере, Джентри сообщил нам, что северовьетнамцы пока еще не нашли его в воронке.

Мой пилот, Гленн Райт, связался с 361-й ротой ударных вертолетов, нашим подразделением "Кобр", и сообщил, что они должны быть наготове в Плейку, пока не наладится погода. Но Джентри был в серьезной опасности, как и Гросс, Шугар и вся группа. Что мы могли сделать? Хороших вариантов не было, в каждом приходилось рисковать чьей-то жизнью, кроме одного, в котором мы с Райтом рисковали только своими собственными: лететь обратно в Плейку, раздобыть винтовку М-16, найти дорогу обратно ниже кромки облачности, а затем я буду стрелять из правого окна, пока Райт будет кружить. "Хрен с ним, давай сделаем это", — согласился Райт.

Погода была настолько плохой, что мы летели обратно в Плейку по приборам, затем нас вел радар подхода, пока мы, наконец, не вырвались из облачности всего в 200 футах (61 м) над полосой. Из расположения Кови примчался фургон с запрошенной M-16 и двадцатью пятью снаряженными магазинами. "Удачи", — пожелал нам сержант ВВС. Что ж, она нам понадобится.

Пока мы забирали М-16, другой Кови, летевший вдоль границы, лейтенант Пол Курс, услышал аварийное радио Джентри и нырнул на своем O-2 в дыру. Найдя Джентри, Курс выпустил маркерные ракеты и сделал несколько проходов на бреющем, чтобы вывести NVA из равновесия. Оттуда и отсюда по Курсу начинали стрелять из АК, пока он мелькал над верхушками деревьев. Прежде чем просвет затянуло, Курс набрал высоту и улетел.

Тем временем наш O-2 был в пути, в десяти милях к западу от Плейку, где нижняя граница облачности опускалась всего до 200 футов над землей. Вопреки всем правилам полетов, всем инстинктам, даже здравому смыслу, мы нырнули под облака: у меня на коленях лежала карта, по которой мы должны были следовать, используя ориентиры, чтобы избегать невидимых холмов. Сначала мы летели вдоль грунтовой дороги в направлении лагеря Сил спецназначения Плейджеренг, следуя по ней на запад, прижимаясь к нижней кромке облачности. Справа и слева мы видели исчезающие в облаках склоны холмов, но пока мы держались дороги, я знал, что мы в безопасности.

Через три минуты дорога свернула на юг — Райт повернул на северо-запад, затем мы пронеслись над милями ровных лугов. Еще две минуты — впереди возникли очертания стены зеленых холмов — и вот она, река! — Райт резко свернул влево над водой, мы снизились на несколько футов и увидели, как деревья проносятся в пятидесяти футах от земли. Это вызывало клаустрофобию, как будто мы летим по туннелю — нет места ни слева, ни справа, ни вверху, просто идем над водой и следуем извивам, держась ниже облаков. Даже на самой низкой скорости мы летели слишком быстро, чтобы вписаться в повороты, и чуть не врезались в деревья, разминувшись с ними на дюжину ярдов. Райт ни разу не колебался, ни разу не заикнулся о том, чтобы повернуть назад или сдаться, он просто вел нас на запад, полный решимости сделать это.

Затем река снова изогнулась, а облачность упала до 100 футов, а затем то, чего мы больше всего боялись — в 200 ярдах впереди дымка облачности повисла до самой воды — чтобы развернуться не было места, чтобы набрать высоту не хватало времени. Райт толкнул вперед рычаги газа, мы пронеслись мимо верхушек деревьев в десяти футах — проклятье, десять футов! Я пытался, но не мог вспомнить слова католической покаянной молитвы — мгновение, и мы оказались окутаны облаками и клубящимся туманом, полностью ослепленные, в долях секунды от того, чтобы врезаться в деревья, облака со всех сторон. Мы ничего не видели, абсолютно ничего, зная, что находимся среди деревьев, которые ждут, чтобы схватить нас и швырнуть на землю. Мы молча затаили дыхание.

С побелевшими на штурвале костяшками пальцев, Райт знал, что не осталось ничего, кроме как броситься очертя голову и надеяться на лучшее. Снова и снова верхушки деревьев рвались к нам, почти касаясь кончиков наших крыльев, затем сплошные облака, ослепляющая белая стена. Я молился, чтобы впереди не было горы, а затем кромка поднялась, и мы с ревом пронеслись через крохотный пятидесятифутовый просвет над рекой, сквозь который увидели, как она отчетливо поворачивает на юг. Это была граница с Камбоджей, где находились наши люди.

И там туман обрывался просветом шириной в милю и чистым небом. Мы снова были в безопасности, прямо над группой. Я распахнул окно и высунул М-16, пока Райт выравнивался для стрельбы. Я собирался попросить Джентри подать знак сигнальным полотнищем, когда наша радиостанция затрещала: "Говорит Пантера Два-Семь. У меня группа тяжелого вооружения, к западу от Дукко". Не в силах сидеть сложа руки, зная, что группа в опасности, и понимая, что мы с Райтом рисковали всем, чтобы вылететь туда, "Кобры" стартовали надеясь, что вдруг облака разойдутся. Что такое моя М-16 в сравнении с огневой мощью "Кобры"? Мы пошли вверх через просвет, выскочили над облаками, затем кружили там, пока до нас не добрались "Кобры", и повели их вниз по кроличьей норе. Через мгновение они уже стреляли по наводке Джентри и Гросса, а я связался с Плейку, велев нашим "Хьюи" быстро вылетать, пока там еще оставался просвет.

Погода продержалась достаточно долго, чтобы найти всех, вывести вертушки на позицию, а затем эвакуировать их. Мы никого не потеряли, пострадавших тоже не было.

Это был последний боевой прыжок HALO в SOG.

По возвращении в Контум, я познакомился новым соседом и Наездником Кови, штаб-сержантом Кеном Макмаллином, который сменил Стива Кивера, когда тот отправился домой. Давний ветеран Сил спецназначения, Макмаллин в 1967 году совершил боевой прыжок с парашютом в составе Майк Форс. В ноябре прошлого года в составе штурмовой группы он высаживался в налете на Сонтай в Северном Вьетнаме, попытке спасти американских военнопленных. Хотя пленных там не оказалось, все в сообществе спецназа восхищались блеском и смелостью рейда. Во всех отношениях превосходный солдат, Макмаллин был Один-Ноль РГ "Делавэр", прежде чем его отобрали летать на Кови. Но в нем также было немного от дьявола.

Вскоре после того, как Макмаллин появился в Кови Кантри-Клубе, туда был приглашен на выпивку генерал из Тихоокеанского командования Армии. Как изрядно важную персону, генерала напоили и накормили в штабе SOG, затем провели экскурсию по нашему расположению с показом разложенного снаряжения и демонстрацией боевых стрельб. Он заставлял старших офицеров вздрагивать от каждого своего вопроса.

Генерал одобрительно кивнул, увидев нашу стойку с выпивкой — джин "Танкерей", Чивас "Сильвер Лейбл", бурбон "Уайлд Тёки", коньяк "Наполеон", водка "Столичная" — сорта, которые не встречаются нигде в Юго-Восточной Азии. "Только лучшее для лучших", — хвастались мы посетителям. Чего не знали наши посетители, так это что Лоуэлл Стивенс хранил настоящую выпивку в подсобке, и каждое утро, например, заливал в бутылку "Столи" обычный красный "Смирнофф".

Генерал, любитель скотча, пил его со льдом. Затягиваясь огромной сигарой и потягивая из большого стакана нашу "экономическую" выпивку, он практически устроил шоу одного актера — не то чтобы напыщенный, но весьма довольный собой. Спустя час этого представления и после нескольких доз выпивки Кен Макмаллин скромно наклонился к нему и спросил: "Сэр? Не могли бы вы мне сказать? Как вас зовут?"

Генерал был немного удивлен, но и польщен. Он улыбнулся, стряхнул пепел с сигары и сказал: "Что ж, меня зовут Ральф".

Макмаллин чокнулся с генералом и выдал: "Ну и шел бы ты нахер, Ральф!" Все ахнули, не в последнюю очередь генерал, который чуть не выронил свою выпивку. Он оглядел всех нас, вытаращив глаза, и уставился на Кена. Затем он моргнул, покачал головой и расхохотался. "Никто — а-ха-ха — не говорил мне — а-ха-ха — пошел нахер — а-ха-ха — много лет!"

Тогда мы все подняли бокалы и прокричали: "Ну и шел бы ты нахер, Ральф!"

Генерал поднял свой бокал и воскликнул в ответ: "И вас всех тоже на хер!"

Остаток вечера мы говорили об охоте на фазанов, гончих собаках, о взрослении на фермах — обо всем, кроме войны. И он искренне наслаждался этим.

Несколько дней спустя я снова вылетел с капитаном Гленном Райтом на обычное задание через границу с Лаосом, чтобы подобрать LZ для вьетнамской группы, слушая песни из "Топ 40" радио Вооруженных сил и глядя на проносящиеся мимо пейзажи. Когда мы пролетали над участком Шоссе 110, я заметил на дороге кусты, параллельную линию пучков листвы, тянущихся на довольно большом расстоянии. Я не сказал ни слова Райту, и он не сказал ни слова мне — мы пролетели еще секунд двадцать, затем посмотрели друг на друга и спросили: "Ты видел то, что я только что видел?"

Райт развернул O-2, и, конечно же, некоторые из кустов двинулись — солдаты, хорошо замаскированные северовьетнамцы, сидевшие на дороге. Сделай они хоть шаг в сторону джунглей, мы бы их ни за что не разглядели. Я быстро прикинул, что колонна тянулась на два километра по обеим сторонам дороги. По одному человеку на каждые два метра, это означало около 2000 человек.

Пока я включал защищенную радиостанцию, Райт держал нас на достаточном удалении, чтобы северовьетнамцы не услышали наши двигатели. Я немедленно связался с полковником Радке и попросил его выйти на Сайгон и перенацелить B-52 для удара по обнаруженным войскам. "Я сделаю все, что смогу", — пообещал он. В течение пятнадцати минут мы кружили в десяти милях от дороги, давая противнику поверить, что мы ушли. Я рассчитал координаты, чтобы B-52 могли обработать этот участок дороги.

Затем последовал ответ полковника Радке. "Пластикмен, в Седьмой воздушной армии говорят, что мы не можем перенаправить удар".

Черт! Упустить такую возможность.

Затем Радке добавил: "Они сказали, что вы можете имитировать удар B-52".

Нелепо! Глупость! Райт спросил: "Как, черт возьми, мы можем сымитировать удар B-52?"

Нам не следовало испытывать недостатка в вере в Седьмую воздушную. Минуту спустя вышел на связь воздушный пункт управления Хиллсборо и сообщил, что у нас приоритет для всех американских ударных самолетов в Юго-Восточной Азии. Это было поразительно. Получив приказ Седьмой воздушной армии, Хиллсборо начал посылать нам истребители, волну за волной — ничего подобного мы никогда не видели — реактивные самолеты, на всех высотах до 40000 футов (12200 м), готовые действовать. Каждые десять минут прибывала новая группа истребителей.

В течение часа мы заставляли солдат NVA спасаться бегством, но едва успевали управляться со всеми истребителями, роем мчащимися к нам, и этот поток не прекращался.

Полковник Радке отменил все остальные операции и предоставил в наше распоряжение вертушки и "Берд Доги" O-1. Сменяющий нас Кови и Наездник Кови — Лоуэлл Стивенс — вылетели раньше, поэтому мы провели по радио быстрый мозговой штурм. Чтобы эффективно управляться с таким количеством авиации, мы поделили территорию между собой, прямо по хорошо видимой линии хребта. Затем мы разделили авиационные средства на одинаковые оперативные группы: у каждого из нас была пара "Берд Догов" O-1, чтобы спуститься вниз, к самым зарослям и найти противника, пара "Кобр"-ганшипов, чтобы прикрывать O-1 и пригвоздить противника, когда он будет обнаружен. И чуть южнее нас я поставил кружить звено наших "Хьюи", готовых прибыть и немедленно эвакуировать любого, кто будет сбит. Теперь мы были готовы сыграть.

Бесконечный поток груженых истребителей, несущих все имеющиеся виды боеприпасов, продолжал прибывать. У одного самолета были кассетные бомбы — у нас была цель для них; другой появился с 500-фунтовыми бомбами — у нас была цель для них; напалм — цель и для него тоже. Всякий раз, когда у пары истребителей заканчивалось время на цели, мы велели им сбрасывать оставшийся груз на последнее место, где O-1 заметили врага. Каждые десять минут прибывала новая группа самолетов — F-4 ВВС, A-7 ВМС, южновьетнамские A-1 — непрерывная бомбардировка, не имеющая прецедентов за всю войну. Наша воздушная оперативная группа набросилась и беспощадно колотила по этому участку дороги, пока не стало слишком темно, чтобы что-то видеть.

Затем, на рассвете, мы вернулись, повторяя это снова, и к нам присоединился Ларри Уайт. Наши первые удары раскололи NVA, заставив их бежать во всех направлениях. Их командиры потеряли управление своими войсками. Повсюду были мелкие скопления солдат, которые не знали, куда идти и что делать. Они стянулись обратно к дороге, чтобы перегруппироваться, и именно там их застигли наши O-1 и "Кобры", и мы снова их бомбили.

И чем больше мы бомбили, тем больше снимали кожуру с луковицы, обнажая скрытые лагеря, склады снабжения и парки грузовиков, по которым, в свою очередь, наносилось еще больше авиаударов. В Дакто группа Брайт Лайт суетилась весь день, перевооружая "Кобры" и отправляя обратно, что потребовало срочного пополнения запасов ракет и 40-мм боеприпасов из Плейку, доставленных вертолетами "Чинук".

После обеда полковник Радке получил сообщение, что в Контум летит бригадный генерал, чтобы увидеться с ним. Выбравшись из своей вертушки на вертолетку, грубый офицер потребовал: "Я хотел бы знать, что, черт возьми, здесь происходило последние два дня!"

Радке проводил его в наш оперативный отдел и подробно проинформировал. В ответ генерал резко спросил: "Вы понимаете, что израсходовали все чертовы боеприпасы для моих авиационных подразделений на следующие тридцать дней?"

Радке был непоколебим. "Вот как, сэр?"

"И не только это, вы же знаете, что эта проклятая война начинает сходить на нет, а вы перенапрягаете мои вертолеты, подвергая опасности жизни моих пилотов". Он постучал по столу. "Мне это не нравится".

Радке задумчиво кивнул.

Генерал закончил: "Я просто хотел сообщить вам, что я чувствую".

Вернувшись на вертолетную площадку, генерал спросил: "Вы поняли, что я сказал?"

Поскольку они были за пределами слышимости, Радке наконец мог говорить прямо. "Я понял, генерал, но позвольте мне сказать вам кое-что. Ни один из боеприпасов, которые мы выпустили, не был вашим. Они были выделены для обеспечения наших операций, которые не имеют никакого отношения к вашему подразделению. Во-вторых, все вертолеты и все самолеты, которые были направлены нам, были выделены генералом Абрамсом для поддержки его операции, которая является нашей операцией. Третье, из личных наблюдений, я здесь в своей третьей командировке, и я полагал, что целью войны является уничтожение противника. Если завтра у нас будет возможность сделать то же самое снова, мы сделаем это снова. И я молю бога, чтобы вы не попытались встать у меня на пути. Вы понимаете, сэр?

Глаза генерала вспыхнули. "Я запомню это, полковник".

Радке максимально четко отсалютовал ему: "Да, сэр".

Больше он ничего не слышал об этом генерале.

К тому времени, как мы завершили трехдневную бомбардировку, было произведено, должно быть, более 500 вылетов — тысяча самолетов. "И той ночью", — позже вспоминал полковник Радке, — "старина генерал Абрамс лично перенаправил удары B-52 на этот район, а затем они послали "инфракрасник" (самолет наблюдения) и обнаружили тысячи очагов огня и дым, поднимающийся на тысячи футов". Полковник Роджер Пеццелле, возглавлявший тайные трансграничные операции SOG, позже написал исследование, в котором пришел к выводу, что наши сокрушительные удары, буквально расквасившие нос северовьетнамцам, двигавшимся в Южный Вьетнам, отбросили планы пасхального наступления 1972 года на шесть месяцев.

Секретная война SOG, возможно, близилась к концу, но никто из наших людей не вел отсчет. В конце октября РГ "Вашингтон" провела ближний выход в окрестностях Бенхета, в ходе которого Один-Ноль Боб Макнейр инициировал контакт со взводом NVA из сорока человек, как следует пустил им кровь, а затем ушел. Его Один-Один, специалист-четыре Фрэнк Дил, вызвал "Кобры" и истребители, чтобы прикрыть их эвакуацию. В результате пострадал только Макнейр, получив легкое осколочное ранение. В течение октября, согласно записям SOG, четыре возглавляемые американцами группы вступали в перестрелки около Бенхета, и, что примечательно, всем удалось пробиться.

Однако награда за дерзость под занавес войны должна достаться сержанту Уиллу Карри, Один-Ноль РГ "Нью-Гемпшир". В конце ноября — всего за три недели до того, как разведка SOG прекратила операции — он возглавил выход в долину Плейтрап и провел шесть дней, наблюдая за группами проходящих солдат противника. Решив захватить пленного, утром 19 ноября он устроил засаду на большой отряд солдат NVA. Его Один-Один, сержант Джеймс Джиако III, взорвал Клейморы, а Карри застрелил двух северовьетнамских солдат; они ушли с тремя АК, но без пленных. Капитан Чарльз Флотт, новый командир разведроты, пошел с ними, чтобы нести их радиостанцию, и в этой роли наводил авиаудары позади них, которые нанесли многочисленные потери.

Все было почти кончено, но по тому, как упорно сражались люди, сказать этого было нельзя. В течение ноября, согласно записям SOG, на задачи выходили пять возглавляемых американцами групп, и все они столкнулись с таким сильным противодействием, что действия противника заставили их эвакуироваться, обычно под огнем. В том месяце нашим группам в среднем удавалось продержаться по восемь или меньше часов на задачу.

Я летал на обеспечение одной из таких задач, когда РГ "Нью-Йорк" осматривала район к юго-западу от Бенхета в поисках следов танков и лагерей противника. Когда Один-Ноль Ларри Никсон передавал мне по радио свой доклад об обстановке на конец дня, он сделал паузу, затем сообщил, что только что слышал отчетливый металлический лязг минометных стволов, устанавливаемых в крепления. Затем послышались голоса северовьетнамцев, перекликающихся тут и там выше по склону. Уже почти совсем стемнело, и было слишком поздно эвакуировать их, но я не мог просто пожелать им удачи и улететь.

Я обдумал это, затем связался с полковником Радке, рекомендовавшим дозаправить самолет и всю ночь летать над людьми Никсона в надежде, что звук двигателей нашего OV-10 удержит противника от атаки. Мой пилот был полностью за.

"Если хочешь сделать это, делай", — ответил Радке.

Так что всю ночь наш OV-10 гудел возле РГ "Нью-Йорк", и звук наших двигателей говорил северовьетнамцам: "Вы стреляете в них, и мы тут же выстрелим в вас". Время от времени Никсон передавал, что слышал голоса наверху, но противник так и не атаковал. Позже РГ "Нью-Йорк" была эвакуирована без происшествий.

Через несколько дней для меня все закончилось.

В разведроте мне устроили прощальный вечер, а потом мы до поздней ночи пили в Кови Кантри-Клубе. Собирая вещи, я пожалел, что уезжаю прямо сейчас, потому что Марта Рэй приезжала в тот самый день, когда я отбывал, а мне бы хотелось увидеть ее снова. С другой стороны, мне не хотелось быть там, когда это превратится в город-призрак — я хотел запомнить все это таким, каким расположение было, когда я прибыл в 1968 году.

В то утро я надел свой зеленый берет, отказавшись от дурацкой черной бейсбольной кепки, которую мы с недавнего времени должны были носить. Я попрощался с Ларри Уайтом, который должен был лететь в дневную смену, затем сел в джип с Лоуэллом Стивенсом и отправился на аэродром.

Оглядываясь на расположение, уезжая из него в последний раз, я чувствовал смесь сожаления и надежды, благодарный за то, что полковник Радке попросил меня остаться до конца. На аэродроме Лоуэлл сидел в джипе со мной в ожидании "Блэкберда", развлекая историями о мастурбирующей обезьяне и какой-то собаке, вылизывающей яйца в низинах Западной Вирджинии. Я спросил, что он будет делать, когда все эти танки пересекут границу. "Черт возьми, просто предложу им кофе с пончиками и помашу рукой, чтобы они проезжали". Мы рассмеялись.

А затем появился "Блэкберд" SOG. Когда C-130 дал реверс двигателям и подрулил, я пожал руку Лоуэллу и схватил свою сумку. Лоуэлл крикнул: "Прощай, Джон". Мы сражались изо всех сил, до самого конца.

Я на секунду задумался, пытаясь придумать что-то глубокомысленное, но все это казалось банальным для того момента и того человека, которого я так уважал. "Береги себя, Круглоглазый". Он кивнул.

Мгновение спустя меня там больше не было.