Секретные коммандос

Глава 12

Когда я ехал на грузовике с аэродрома Контум в лагерь, меня охватило нежданное чувство: меланхолия, порожденная своего рода одиночеством. Я не увижу никого из своих старых товарищей — ни Гленна Уэмуру, ни Джорджа Бэкона, ни Бена Томпсона, ни Франклина Миллера, ни десятков других. Проезжая через ворота, я понял, что ни одного из солдат Сил спецназначения, бывших там, когда я приехал в конце 68-го, больше нет в CCC. Погибшие, пропавшие без вести, эвакуированные по болезни, или уехавшие домой, к концу августа 1970 года все они исчезли, замененные другими Зелеными беретами. Я стал стариком.

Зачем я снова продлился? Я не был уверен, за исключением того, что я знал, что все еще принадлежу этому месту, и не мог смириться с тем, что оставлю незавершенным то, что так много других начали, но не смогли довести до конца — все те имена, что мы повторяли в "Эй Блю". Эта мысль подавляла меня еще больше.

Затем, когда я шел в клуб, мое настроение резко изменил один крик: "Эй, Джон!"

Ко мне неторопливо шла долговязая фигура. Неужели? Проклятье!

"Джо!" — воскликнул я, и он ухмыльнулся в ответ, оскалив зубы. Джо Уокер! Как он и обещал, чтоб его, Джо Уокер вернулся.

Джо пожал мне руку. "Спасибо, что хорошо позаботился о моей группе, Джон".

Мне пришлось усмехнуться — Уокер уже вернул себе РГ "Калифорния", и никто не мог оспорить это право собственности. Он решил оставить Галена Массельмана и взял на борт двух новичков, сержантов Майка Вермиллиона и Лафлина "Тоби" Тодда. Рекс Жако, как я узнал, после приступа малярии остался в Сайгоне, закончив свой тур, служа в штабе SOG. Джон Янси тем временем стал Один-Ноль РГ "Делавэр" и уже тоже собирался отправиться домой.

В клубе Джо описал свой год на контракте с ЦРУ в Лаосе, где он тренировал Королевскую лаосскую армию, дело, с которым он, по его признанию, не справился. С иголочки одетые лаосцы, рассказывал Джо, оказались бесхребетной, парадной армией, не желающей сражаться с NVA. "Если бы не хмонги и Ванг Пао", — сказал он, имея в виду поддерживаемых ЦРУ горцев и их дерзкого командира, — "северовьетнамцы захватили бы всю эту несчастную страну". Но пацифизм был свойствен не только антикоммунистической стороне. "К нам перебежал северовьетнамский полковник. Появился в одном из наших лагерей. Оказалось, он был моим коллегой, обучающим коммунистов из Патет Лао. В общем, я поговорил с этим полковником. Его начальство предупредило его: "Сделайте из этих Патет Лао солдат, а не то…" К полному разочарованию полковника, он обнаружил, что его лаосцы столь же малодушны, а их лидеры предпочитают сражениям политические дебаты. "Ну и что мне было делать?" — простонал полковник. "И я дезертировал". Через переводчика он выругался: "Черт с ними!" Я пожал ему руку", — закончил Джо, — "со словами: "Черт возьми, да! К черту их всех!"

Я все еще смеялся, когда из дверного проема раздался громкий крик: "Вина для моих войск!" Это был вечно кипучий Толстый Альберт! — Пит Уилсон — самый свежеиспеченный Один-Ноль в нашем лагере. Я помахал ему, поздравил и заказал выпивку. Толстый Альберт был крепок и полон энтузиазма, хотя и такой же пухлый, как когда мы с Биллом Спенсером завербовали его прошлой осенью. Послужив заместителем командира группы в РГ "Нью-Йорк" Эда Волкоффа, он недавно стал Один-Ноль РГ "Южная Каролина". Пару недель спустя он провел свою первую перестрелку в качестве командира группы, в которой Один-Один Джон Бейкер получил легкое ранение. Пит благополучно вытащил их оттуда, доказав свою стойкость и характер.

Я оглядел комнату: две дюжины разведчиков обменивались военными историями и шутками, планировали засады или спорили о тактике, как это было всегда. Я был рад оказаться дома.

Во время моего отсутствия, с окончанием операций в Камбодже, можно было бы подумать, что последует сокращение выходов, но все было наоборот — мы действовали более активно, чем когда-либо в Лаосе. В любое время CCC пытался держать шесть групп на лаосском участке тропы Хо Ши Мина, и на то была веская причина: поскольку противник больше не мог скрытно доставлять снабжение судами через камбоджийский порт Сиануквилль, практически все боеприпасы, продовольствие и личный состав должны были поступать по системе дорог в Лаосе. Кроме того, к концу лета 1970 года США достигли критической фазы вывода войск: более половины наших боевых сил ушли, включая обе дивизии морской пехоты, а также 1-ю, 4-ю, 9-ю и 25-ю дивизии Армии США, и множество более мелких подразделений. Оставшиеся три дивизии переместились из внутренних районов в прибрежные анклавы и на базы около Сайгона. На этой войне никаких крупных наступательных действий американских сухопутных войск больше не будет. Таким образом, сбор разведданных на Тропе, особенно отслеживание действий северовьетнамской армии, имел решающее значение для защиты уменьшающихся и все более уязвимых сил Америки.

В этом деле не обошлось без потерь. Пока я был дома, солдат Хэтчет Форс CCC Питер Вандер Вег был убит в Лаосе, несмотря на доблестные попытки медика Сил спецназначения, сержанта Ли Гарланда, спасти его жизнь. Перед этим погиб еще один из состава Хэтчет Форс, первый лейтенант Марк Ривест. Среди наших разведгрупп ближе всех к грани оказалась РГ "Аризона", трое американцев которой — Один-Ноль Ньюман Рафф, Один-Один Майк Уилсон и Один-Два Дейв Ханикатт — получили осколочные ранения, хотя им и удалось пробиться.

Что ж, я вернулся, готовый и желающий, и спросил у Первого сержанта разведки, какую группу я возглавлю. Это решилось само собой, потому что Один-Ноль РГ "Гавайи" Ларри Уайт был отобран летать на Кови. Это был второй тур Ларри в CCC. Всего за две недели до того, как я приехал туда в 68-м, он был тяжело ранен тремя пулями из АК во время высадки с Бобом Ховардом на LZ в Лаосе. Вывезенный медэваком, он провел несколько месяцев в военных госпиталях, затем служил в Форт-Брэгге. Как и многим ветеранам SOG, Уайту наскучила гарнизонная служба в Штатах, и он вызвался вернуться к людям и задачам, которые он больше всего любил.

Так, я оказался Один-Ноль РГ "Гавайи" — старой группы Гленна Уэмуры — одной из лучших, с превосходными опытными монтаньярами: переводчиком Суй Пупом, пойнтменом Нао, и Плео, Тунгом, Лехом, Гонгом, Поком, Биухом, Ньитом, Дисуром и Йе. Моим новым Один-Один стал штаб-сержант Эммет "Лес" Дувр, а сержанты Реджис Гмиттер и Джон Джастис — Один-Два и Один-Три. Как и в большинстве наших групп, в РГ "Гавайи" теперь было четверо американцев, роскошь, вызванная притоком опытных разведчиков и даже целых групп из расформированного CCS. Среди них были несколько действительно великолепных Зеленых беретов, таких как Джим "Фред" Морс, Джек Дамот, Брендан Лайонс, Карл Франке, Джон Ганнисон и Пит Нимц, и это лишь некоторые из них.

Еще одним важным изменением — следствием "вьетнамизации", в ходе которой боевые действия все больше и больше возлагались на южновьетнамскую армию — стало стремительное увеличение числа разведгрупп южновьетнамских Сил спецназначения. Не затронутые объявленным президентом Никсоном прекращением наземных операций в Камбодже, эти десять южновьетнамских групп взяли на себя разведывательные задачи в Камбодже при поддержке вьетнамских и американских вертолетов. В отличие от групп, возглавляемых американцами, вьетнамские группы состояли только из военнослужащих — никаких гражданских ярдов — и имели вьетнамские названия, разновидности молний — например, группа "Горная молния", группа "Морская молния". Некоторые из вьетнамских групп проявляли большую храбрость и добывали разведданные столь же эффективно, как любая из американских групп; но другие возглавлялись непрофессиональными, назначенными из политических соображений офицерами, главной целью которых была защита их собственной жалкой шкуры. И, как и у американцев, их лучшим людям и группам поручались самые опасные задачи.

РГ "Гавайи" дали две недели на подготовку перед получением нашего первого задания. К этому времени я уже хорошо знал этот процесс: обучение или обновление тактических навыков, отработку немедленных действий, построения и тому подобное. Пока шли эти тренировки, я разнюхивал в поисках особой задачи, которая позволила бы мне превзойти даже "Эштрей Два". Сразу после того захвата пленного планировщики SOG сочли навыки РГ "Калифорния" настолько выдающимися, что поговаривали о том, чтобы разместить нас на 500-футовом (152 м) холме севернее демилитаризованной зоны, над перевалом Мизя, через который колонны противника проходили в Лаос из Северного Вьетнама. Незадолго до этого в Юго-Восточную Азию прибыли первые "умные" бомбы с лазерным наведением. Было общеизвестно, что лазерные целеуказатели, которые обозначали цели, были крупногабаритными устройствами, монтируемыми на самолетах поддержки. Но, как мне сообщили в Сайгоне, у SOG имелся в наличии переносной лазерный целеуказатель, размером и весом схожий с пулеметом М-60. Один из планировщиков даже предложил высадить нас с помощью парашютов с самолета передового наведения авиации OV-10, чтобы обмануть противника. Интересно ли мне это?

Ого! — какой идеальный способ наведения авиаударов — расслабляясь на 500-футовой скале!

Ого! — какой идеальный способ погибнуть — оказаться в ловушке на 500-футовой скале!

Я не ответил отказом, однако с операцией ничего не вышло, и да, у меня сложилось впечатление, что всех больше беспокоила утрата прототипа лазерного целеуказателя, нежели потеря моей группы. Тем не менее, этот эпизод заставил меня задуматься: а что есть такого, чего еще никогда не пробовали в SOG? Впервые у меня было достаточно авторитета, чтобы предлагать задачи.

Моей первой идеей было возглавить тридцатидневный выход, в ходе которого РГ "Гавайи" высадится, затаится на пять дней, а затем вертолеты сымитируют эвакуацию на некотором расстоянии. Пополнив запасы продовольствия из тайника, оборудованного возле нашей LZ, мы затем отправимся в ранее не обследованный район. Это была интересная концепция, но штаб SOG не купился на нее.

Затем я подумал о наблюдении за рекой, то есть, визуальном контроле места, где Шоссе 92 пересекает реку Дакшоу на юге Лаоса. Этот брод обычно был недоступен, потому что концентрические кольца патрулей и часовых держали нас на расстоянии. С тех пор, как Ральф Родд просочился туда годом ранее, ни одной из наших групп не удавалось наблюдать за этой переправой.

"Почему бы не построить тайное плавсредство?" — предложил я исполняющему обязанности нашего командира, подполковнику Серафино Скализе, — "замаскированное под большой кусок ствола дерева?" Расколоть его и нанести следы подпалин, чтобы выглядело, как будто его вырвало с корнем при ударе B-52. Внутри его пустого нутра мы спрячем двух человек с камерами, приборами ночного видения и радиостанциями. Привезти его ночью, подвешенным под вертолетом CH-47 "Чинук", сбросить в Дакшоу выше по течению от брода на Шоссе 92, затем направить вниз по течению с помощью винтов на батареях. Мы могли бы заякориться выше по течению от места переправы, и наблюдать за ней в течение нескольких дней.

Завороженный, Скализе слушал, кивая. Затем он сказал: "Джон, если бы это был 1967 год, я бы сказал: "Давай попробуем". Но сейчас 1970 год. Этого, вероятно, не может произойти". И снова не вышло.

Я не сдавался.

Следующим источником вдохновения для меня стал вылет на визуальную рекогносцировку над южным Лаосом на O-1 с пилотом, которого мы прозвали "Толстый SPAF". Этот армейский капитан — индеец-семинол, насколько я помню — обладал таким здоровым телосложением, что ему приходилось втискиваться на переднее сиденье. "SPAF" происходило от прозвища 219-й авиационной роты, "ВВС Подлого Пита" (Sneaky Pete Air Force). Сидя позади Толстого SPAF-а, я наблюдал, как Шоссе 110 проскользнуло в 200 футах под нами, когда мы пролетели над поразительно свежими следами. Сначала мы подумали, что это гусеницы танков, но, пролетев дальше, нашли место, где дорогу ремонтировал бульдозер. К тому времени мы были над одним из самых сильно бомбардируемых районов на юге Лаоса, "Водопадами", где многократные удары B-52 обратили в пыль каждое дерево, каждую веточку и каждую травинку, оставив голые ярко-оранжевые холмы, испещренные перекрывающимися воронками. Примерно полумильный квадрат, он выглядел как поверхность Луны. И прямо через центр, огибая воронки, шло Шоссе 110 и эти свежие следы бульдозера.

Сделав несколько снимков, мы увидели, где бульдозер сошел с дороги, чтобы провести дневные часы, укрывшись от американских самолетов. Любопытства ради мы решили пойти по следам и посмотреть, удастся ли нам обнаружить бульдозер. Мы курсировали над верхушками деревьев, вираж, разворот и опять вираж, теряя, затем снова находя, затем снова теряя след. Минут через десять мы, конечно же, наткнулись на большую замаскированную хижину, упрятанную в густых джунглях. Следы обрывались там. Поймали! Настало время связаться с Кови и нанести по нему авиаудар.

Набираем высоту, чтобы воспользоваться радио, когда достигнем уровня окружающих холмов — тух-тух-тух-тух-тух! — зенитный огонь! Огненные клубки 12,7-мм калибра описали изящную дугу у нашего носа, затем — ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! — пули пролетели мимо, справа, слева, справа, слева, ближайшая не дальше десяти футов. Толстый SPAF рванул нас вправо — тух-тух-тух-тух-тух! Тух-тух-тух-тух-тух! Еще два вражеских 12,7-мм открыли огонь, наполнив наше небо перекрещивающимися враждебными светляками. Пилот бросал машину от одной струи трассеров к другой — тух-тух-тух-тух-тух! — затем спикировал, опустившись так низко, что пулеметы не могли нас достать. Прижимаясь к деревьям, мы покинули долину, затем вызвали Кови. Мы передали ему, что обозначили хижину дымовой гранатой, чтобы он мог навести авиаудар в надежде уничтожить спрятанный бульдозер.

Летя обратно в Контум, я переваривал увиденное. Вот мы бомбим Водопады день за днем, перепахивая землю взрывчаткой, чтобы северовьетнамцы могли заровнять ее своим бульдозером. В Лаосе не было недостатка в земле. Если вы действительно хотите замедлить противника, нарушить движение его колонн и закрыть дорогу после мощного авиаудара, уничтожьте этот бульдозер!

Разве разведгруппа не могла бы сделать это? Подумайте об этом — одна разведгруппа могла бы перекрыть Шоссе 110 на несколько недель, добившись того, что раньше делала рота Хэтчет Форс из 100 человек. Вот это была задача.

И когда я предложил это, в SOG согласились.

Моя концепция была простой: под прикрытием мощного удара по Водопадам, пока вражеские солдаты прятались в подземных убежищах, два "Хьюи" проскользнули бы на малой высоте, сбросив РГ "Гавайи" в пару воронок на вершине холма. Весь день мы проведем укрывшись.

После наступления темноты инженеры противника прибудут, чтобы отремонтировать изрытую воронками дорогу, в сопровождении своего бульдозера. Выстрелом одноразовой реактивной гранаты мы выведем из строя бульдозер. Затем, усиленные 60-мм минометом и двумя пулеметами М-60, мы прижмем ремонтное подразделение на открытой местности и вызовем ганшип AC-130 "Спектр". Всю ночь мы будем отбивать атаки, и эвакуируемся на следующее утро, а затем прибудут истребители и добьют выведенный из строя бульдозер. Это будет невероятная операция, я был уверен.

Дувр, Гмиттер, Джастис и я начали подготовку с изучения того, как лучше всего вывести из строя бульдозер с помощью гранатомета. Проверив справочники и поговорив с американским инженером, мы выбрали его дизельный двигатель как наиболее уязвимое место, которое мы могли бы надежно поразить. Затем мы провели испытания целого ряда видов оружия — безоткатных орудий, РПГ и американской легкой одноразовой реактивной противотанковой гранаты М-72. Без сомнения, РПГ-7 был наиболее выигрышным по силе взрыва, точности и дальности — он также был бы полезен и для отражения атак живой силы, которые, как мы ожидали, последуют. Чтобы сбить противника с толку, я разработал ночную диверсию: сигнальные звездки с временной задержкой для создания видимости того, что кто-то запускает яркую пиротехнику на некотором расстоянии от Водопадов, и отвлечь противника. Они работали идеально.

Поскольку мы достигли боеготового статуса и завершили предварительную подготовку, наша задача по бульдозеру должна была быть уже вот-вот запланирована, когда неожиданно она была отложена: ВВС сбросили на Водопады противотранспортные мины Mk-24 с магнитными взрывателями, чтобы помешать ремонту дорог и уничтожить грузовики. Срок до самоликвидации мин составлял тридцать суток, что помешает нам выйти в этот район в течение целого месяца. Это было досадно, особенно потому, что, насколько нам было известно, противник нашел и уничтожил 500-фунтовые мины в течение одного дня. Все, что мы могли сделать, это ждать.

Эта задержка оказалась судьбоносной.

Через пару дней после того, как были сброшены мины, сержант разведки в Сайгоне признался мне: "Джон, ты понимаешь, что даже если ты выбьешь бульдозер, они все равно заменят его в одночасье?"

"Это фигня", — съязвил я.

"О, нет", — ответил аналитик разведки. "Они заменят этот бульдозер за одну ночь".

"Что?"

"Северовьетнамская армия использует для замены такой важной материальной части, как этот бульдозер, принцип выталкивания. Вы выбиваете бульдозер у Водопадов, и находящееся вдоль дорожной системы, может быть, в десяти милях, следующее инженерное подразделение отправляет свой бульдозер, чтобы заменить его. То же самое делает следующее инженерное подразделение дальше на север — и так по всей Тропе, в Северный Вьетнам, и вплоть до гавани Хайфона. А там они выгружают новенький бульдозер, подарок от русского народа". Вот такая система! — простая, эффективная, гениальная.

"Господи Иисусе", — ответил я, — "и я был готов рискнуть жизнями людей, ввязаться в эту невероятную перестрелку — Сидящий Бык и 7000 сиу, с воплями штурмующие холм, чтобы добраться и поиметь нас — ради бульдозера, который они могут заменить за одну ночь"?

"Это так. Сколько бы мы их ни бомбили, они заменяют утраченную землеройную технику за одну ночь".

Задача с бульдозером тихо рассосалась, заставив меня понять, что я делаю именно то, против чего предостерегал меня проницательный Белка Спрауз — почти загоняю себя до смерти. Давным-давно я смирился с тем, что встречусь с Мрачным Жнецом, занимаясь разведкой, но мне, вне всякого сомнения, не следовало торопить встречу. Я решил заткнуться и просто выполнять те задачи, которые мне подворачивались. А еще я впервые понял, что Сайгон сидел на серьезных разведданных и не делился ими с полевыми. О чем еще нам не говорили?

На протяжении нескольких недель после отмененной задачи мы тренировались с боевой стрельбой, затем, наконец, меня и моих американских товарищей по группе вызвали в Центр тактических операций, где нас проинструктировали о разведывательной задаче в Лаосе. Согласно донесению агента — по-видимому, вьетнамского шпиона, завербованного ЦРУ — дюжина или больше танков русского производства были укрыты в джунглях к северу от Шоссе 110, на хребте над рекой Дакшоу. РГ "Гавайи" должна была обследовать этот хребет, чтобы подтвердить или опровергнуть информацию.

Надежных разведданных о других вражеских силах в этом районе не было. Было маловероятно встретить грузовики, склады снабжения или крупные силы так далеко на севере — примерно в четырех милях — от Шоссе 110. Тем не менее, учитывая непрерывную игру противника по перемещению базовых лагерей, чтобы уклониться от ударов B-52, район мог быть пуст на прошлой неделе и содержать 2000 солдат NVA на этой неделе. Я всегда предполагал худшее.

За исключением нескольких огородов, угнездившихся в низинах у ручьев, мы не увидели никаких признаков присутствия противника, когда летели на малой высоте к нашей LZ. Я летел в ведущем "Хьюи" вместе с Реджисом Гмиттером и тремя ярдами, в то время как Лес Дувр, Джон Джастис и двое ярдов следовали за нами на втором борту. Мы высадились без огня с земли.

За четыре дня мы обшарили назначенный хребет длиной в милю вдоль и поперек. Мы не только не нашли танков, но и не обнаружили ни одной тропы или дороги, по которой они могли бы туда попасть. Агент ЦРУ скормил им большую лажу. Наша самая большая находка была скорее художественной, чем военной: церемониальный барабан высотой в четыре фута (1,2 м), его резная поверхность из твердой древесины демонстрировала сотни искусно выполненных танцующих фигур. Он выглядел очень старым и, безусловно, ему было место в музее. Я надеялся, что бомбы его пощадят.

Несмотря на отсутствие танков, мы могли сказать, что где-то поблизости были войска. Пересекая восточный склон хребта, мы наткнулись на плетеный забор высотой по колено с восьмидюймовыми (20,3 см) отверстиями через каждые двадцать футов (6 м), чтобы направлять мелких животных в силки. С одной ловушки свисала огромная лягушка-бык, все еще влажная. Мы пролежали около забора в течение часа в надежде взять пленного, когда он спустится, чтобы забрать эту лягушку. Затем в 200 ярдах позади нас раздался выстрел — следопыт! Имея поблизости силы противника — я предположил, что это взвод, построивший такую сложную систему ловушек — пришло время для смелого шага. Вместо того чтобы ускользать, передвигаясь скрытно часами, я пошел на рассчитанный риск: мы поспешили вниз по проделанной водой промоине с вертикальными двадцатифутовыми стенами; даже один солдат MVA мог бы перебить нас, но этот быстрый, беспрепятственный маршрут привел нас на дно долины ровно за десять минут. Это стряхнуло с хвоста нашего следопыта.

Наша задача была выполнена, мы нашли LZ и были эвакуированы в тот же день без огня с земли.

Досье разведки SOG не получило большого выигрыша от нашего выхода, но, что важно, они сообщили ЦРУ, что их агент был мошенником или двойником. В любом случае, это стоило знать.

Однажды утром в конце нашей паузы, когда я шел по расположению, мое внимание привлек грохот в небе. Я поднял глаза и увидел четыре огромных вертолета Сикорский CH-53 в сопровождении широкого клина из двенадцати "Кобр" и полудюжины "Хьюи", направлявшихся на северо-запад, к Дакто. Эти ритмично гудящие вертушки заставили меня пожелать оказаться там, с ротой "B" Хэтчет Форс, на пути в Лаос, чтобы участвовать в величайшем рейде SOG. Хотя я не был официально проинформирован, по слухам я знал, что капитан Юджин Маккарли ведет шестнадцать американцев и 110 ярдов глубже в тыл врага, чем было когда-либо позволено. Их цель находилась где-то на постоянно оживленном Шоссе 165 на северной оконечности нашего района действий, так далеко, что SOG обратилась в эскадрилью HMM 463 Корпуса морской пехоты, чтобы получить имеющие большой радиус действия CH-53.

Я мысленно пожелал Маккарли и его людям всего наилучшего, а затем отправился в оперативный отдел S-3 за предварительным распоряжением, чтобы узнать, где в следующий раз будет задействована РГ "Гавайи".

"Вам назначена цель Альфа-Один". От слов заместителя начальника S-3 у меня свело кишки. Альфа-Один находилась на Шоссе 165, милях в десяти к востоку от места рейда Хэтчет Форс Маккарли. Это была та самая зловещая цель на севере, где пятнадцать месяцев назад мы с Джоном Алленом обнаружили многочисленные позиции зенитных орудий, и нашли, что местность, пригодная для укрытия или маневра практически отсутствует. Тогда погода никак не могла наладиться, чтобы мы могли высадиться, из-за чего через неделю офицер S-3 отменил наш выход.

"Что ж", — сказал я себе, — "возможно, теперь будет лучше". Я зашел в разведотдел S-2 и просмотрел материалы по Альфа-Один, затем стереоскопическое фото, сделанное разведывательным самолетом RF-4 ВВС, пролетавшим на малой высоте над Шоссе 165. Я разглядывал его через увеличительное стекло. Все плохо, очень плохо, так же плохо, как и всегда.

"Много-много дерьма", — предупредил я своего Один-Один Леса Дувра на следующее утро, когда мы стояли рядом с двумя O-1 Берд Дог на аэродроме Контума. Спустя миг мы были в воздухе, сидя на задних сиденьях для предварительного облета Альфа-Один.

Час спустя, когда мы приближались к Шоссе 165, мой пилот предложил: "Давайте посмотрим, как дела у Хэтчет Форс". Ранее тем утром CH-53 с двумя нашими медиками, Джоном Паджеттом и Джоном Брауном, вывез нескольких тяжело раненых ярдов. Когда большой Сикорский неуклюже взлетал, он был поражен плотным пулеметным огнем и попаданием РПГ, заставившими пилота совершить аварийную посадку поблизости. Удивительно, но все на борту выжили, и им удалось перебраться во второй Сикорский. Когда он поднялся в воздух, небо опять наполнил зенитный огонь, сбив и эту вертушку, и опять без потерь. Затем прибыл третий борт, и все благополучно улетели.

Наши O-1 медленно кружили над вторым выведенным из строя CH-53, лежавшим в глубокой промоине. Истребители уже разбомбили первую сбитую вертушку, и вскоре уничтожат эту вторую птичку. Примерно в пяти милях самолет передового наведения ВВС с Наездником Кови, мастер-сержантом Биллом "Кантри" Граймсом, летал над Хэтчет Форс капитана Маккарли, непрерывно наводя авиаудары для их поддержки. Слушая радио, мы поняли, что там внизу настоящее осиное гнездо.

Поняв, что на этом клочке неба слишком тесно для зевак, наши O-1 свернули на восток, и вскоре мы пролетели над Альфа-Один и юго-восточным ответвлением Шоссе 165. Обнаруженных нами позиций 37-мм зенитных орудий видно не было. Были ли они опять заняты и замаскированы, или орудийные позиции просто заросли джунглями? Я не мог сказать. Было множество других признаков присутствия противника — особенно пешеходных троп и огородов.

Состояние дороги сказало мне о многом. Хотя дно долины испещряли сотни воронок, дорога была открыта, в идеальном состоянии и на ней имелись свежие следы. Я подсчитал, что рабочая сила, необходимая для поддержания этой дороги открытой, не говоря уже о силах охранения и расчетах ПВО, должна была исчисляться тысячами.

На местности также ничего не поменялось, так что тут у нас не было никаких плюсов: на полмили по обе стороны дороги были только стерня по колено и слоновая трава, а выше — холмы, поросшие редкими джунглями. Куда мы могли двигаться, где мы могли укрыться?

Когда мы вернулись на аэродром Контума, я вылез из своего O-1 и увидел, как Дувр качает головой. Он видел те же признаки. "Я знаю, босс. Там чертовски много северовьетнамцев". Это была половина уравнения. Другая половина заключалась в том, что Хэтчет Форс капитана Маккарли эвакуируют до того, как будем выведены мы, так что в пределах тридцати миль не будет другого подразделения SOG, ничего, что могло бы привлечь противника или отвлечь его силы. Всем этим силам, охраняющим Шоссе 165, придется иметь дело только с одной группой, сосредоточиться против одной группы — РГ "Гавайи".

Два дня спустя, как и ожидалось, Хэтчет Форс были эвакуированы после достижения полного, ошеломляющего успеха. Пробиваясь на запад вдоль Шоссе 165, они разгромили крупный штаб NVA и взяли документы, самые важные из всех, что когда-либо захватывали на Тропе Хо Ши Мина. Хотя у них было сорок девять раненых — были ранены все шестнадцать американцев — и потеряли троих ярдов убитыми, они нанесли северовьетнамцам впятеро большие потери. Их выход под кодовым наименованием "Операция Попутный Ветер" (Operation Tailwind) привел к такой дезорганизации в тыловых районах NVA, что противник был вынужден перебросить войска из глубины Лаоса, позволив обученным ЦРУ силам отбить два критически важных аэродрома. Эта диверсия была их конечной задачей.

Во время нашей воздушной разведки мы с Дувром отметили на Альфа-Один много открытых мест, достаточно больших, чтобы посадить вертушку, но ни одного хорошего места, чтобы высадиться. Все LZ были слишком большими, слишком близко к дорогам или слишком на виду с вершин близлежащих холмов. Я решил вверить нашу судьбу в руки нашего Наездника Кови, "Кантри" Граймса. "Выбирай LZ, Кантри", — сказал я ему в ночь перед выводом. "Мы высадимся там, где скажешь".

Для опытного и очень уважаемого, Кантри Граймса, это был второй тур в SOG, до этого он служил в разведке и Хэтчет Форс. На выходе в Лаосе в 1967 году Граймс командовал взводом, который захватил один из крупнейших за всю войну тайников, около 250 тонн риса — достаточно, чтобы прокормить целую дивизию NVA в течение шести недель. Я доверял его опыту и его мудрости.

Кантри Граймс разделял мои опасения по поводу отправки нас так далеко на север, особенно при том, что вертолеты базируются в сорока пяти милях (72,5 км) в Дакто. "Джон, я не знаю, какого хрена мы пытаемся это сделать в такую омерзительно сраную погоду. Вас с шансами зальет там дождем". Кроме того, сказал он, ему не нравится, что моя группа так далеко, притом, что все остальные находятся вокруг Шоссе 110. Большую часть дня ни один самолет не будет достаточно близко, чтобы услышать нас, если мы выйдем на связь.

На следующий день РГ "Гавайи" перелетела в Дакто, и весь день прождала там, ожидая вылета. Сильная облачность и дождь помешали выводу.

На следующее утро было примерно то же самое. Но ближе к вечеру второго дня офицер стартовой площадки высунул голову из радиорубки и сказал: "Погода хорошая, у Кови есть LZ. Старт".

Поскольку вертолет H-34 мог дольше находиться на цели и снижался быстрее, чем "Хьюи", нас будут высаживать пилотируемые вьетнамцами "Кингби". Наш улыбающийся пилот помахал из кабины, когда мы ввосьмером поднялись на борт. Когда мы взлетали, я ехал в открытом дверном проеме, вьетнамский бортстрелок рядом со мной. Лес Дувр сидел на брезентовой сидушке рядом со мной, а Гмиттер, Джастис и остальная часть группы расположились глубже в "Кингби".

Возглавляемый "Кобрами", наш строй прошел мимо Бенхета, потом, через пятнадцать миль, мимо Дакшеанг, затем еще в двадцати милях и едва видимый за хребтом к востоку от нас, я увидел Дакпек. И снова у меня свело внутренности. Я знал, что мне полегчает, как только мы высадимся. Я улыбнулся Дувру, затем показал большой палец ярдам, которые ухмыльнулись в ответ. Впереди я увидел, как обретает очертания длинная, знакомая долина, и знал, что мы пересекаем границу Лаоса. Вдалеке в дымке виднелась тонкая коричневая линия, которая, как я знал, была южным ответвлением Шоссе 165.

Пока мы кружили, я настраивался на задачу. Я знал, что беспокойство и страх исчезнут, едва мои ноги коснутся земли. Так что лучше поскорее покончить с этим, сказал я себе.

В центре траектории движения "Кобр" я увидел огромный подсечно-огневой участок — размером с десять футбольных полей — лучшую LZ, которую смог найти Кантри Граймс, учитывая еще худшие альтернативы. Чтобы меньше подставляться зенитному огню, пилот "Кингби" пошел вниз по крутой, почти вертикальной спирали почти до верхушек деревьев.

Когда мы выровнялись, я высунулся из "Кингби", поставив ноги на стальную ступеньку. Впереди, выдаваемая косыми лучами полуденного солнца, показалась свежая широкая тропа. Черт, это нехорошо. Мы прошли мимо, я водил своим CAR-15 взад-вперед, высунувшись, когда вертолет приблизился к кромке леса — осталось всего пятьдесят футов — высовываюсь дальше, вскидываю CAR-15 — хрясь! хрясь! хрясь! Лопасти ударили по бамбуку? ЩЕЛК! — пуля бьет в нашу вертушку — ЩЕЛК! — еще одна едва не попадает в голову пилота. На кромке леса дульная вспышка. Я тут же начинаю стрелять! — тррр! тррр! тррр! — открывает огонь бортстрелок — та-да-да-да-дам! Сосредоточившись на стрельбе, я проигнорировал резкие крены и виражи вертушки — тррр! тррр! — я выскользнул из двери, когда мы накренились на 45 градусов — О, черт! — Лес Дувр ухватил меня за снаряжение и, слава богу, удержал на борту. Та-да-да-да-дам! H-34 развернулся и пошел вверх, его лопасти хлопали, хватая воздух, уводя нас от трассеров, беспорядочно мельтешащих в нашем направлении, пока Лес затаскивал меня обратно на борт. Затем — БА-БАХ! — жуткий воздушный разрыв. Бортстрелок повалился навзничь, пораженный осколками зенитного снаряда. Затем под нами промчались "Кобры", осыпая все ракетами и огнем миниганов, и вражеские стрелки забыли о нас.

Мы с Дувром раздернули комбинезон пулеметчика и наложили ему на спину давящую повязку; с ним все будет в порядке. Во время долгого перелета обратно в Дакто было трудно не задуматься о том, что если бы северовьетнамцы выждали еще десять секунд, мы бы никогда не выбрались оттуда.

Позже, после того как мы выгрузились в Дакто, пилот "Кингби" показал нам, где пуля пробила фонарь и попала в подголовник — если бы он не наклонился, чтобы посмотреть в боковой блистер, она убила бы его.

В тот день было уже слишком поздно для еще одной попытки высадиться, поэтому мы дозаправились и полетели обратно в Контум.

Офицер S-3 дал нам день отдыха. Я затеял отработку немедленных действий, просто для подержания бодрости и сосредоточенности, а затем дал всем отдохнуть остаток дня. Тем вечером в клубе Кантри Граймс предложил: "Пластикмен, почему бы тебе просто не сказать этому тупому гребаному S-3, чтобы он отправился туда сам". Он не думал, что нам следует ставить кого-нибудь на ту цель.

"Я не могу откашивать от задания, Кантри. Просто не могу".

"Тебе страшно?"

"Да охренеть как. Становится чертовски трудно отправляться в Дакто, снова и снова".

Но мы вернулись туда, на следующий день. И на следующий. Погода не менялась. Я вспомнил Джона Аллена и РГ "Иллинойс", каким сильным стало напряжение в ожидании вывода на Альфа-Один прошлым летом. И я подумал о "предательских дырах" и моем выходе с Толстым Альбертом и Биллом Спенсером. Через двое суток после того, как мы высадились, небо закрылось, и мы застряли там на одиннадцать дней без возможности получить авиаподдержку или эвакуироваться. Если бы той целью был Альфа-Один, я не сомневался, что нас бы выследили и убили.

С каждым перелетом в Дакто психологическое давление росло. День за днем мы сидели на стартовой площадке, закамуфлировав лица, напившись воды, готовые к вылету, и весь день я думал о той длинной, опасной долине.

Еще через три дня S-3, наконец, объявил, что это последний раз, и он отбросит идею отправки нашей группы на север. Большую часть того дня Кови был занят в южном районе, обеспечивая группы на Шоссе 110. Наконец, ближе к вечеру Кантри Граймс попросил офицера стартовой площадки покинуть радиорубку и передать радио мне. Мы переключили частоту, чтобы S-3 в Контуме не мог слышать наш разговор. "Пластикмен", — передал Граймс, — "эта местность отстой. Погода терпимая, но едва-едва. Ты уверен, что действительно хочешь туда отправиться?"

Я посмотрел наружу на своих товарищей по группе, сидящих возле взлетки, экипированных, готовых действовать. Я взглянул на карту, где находилась наша цель, подумал о плохом времени реакции, негостеприимной местности, вероятности быть отрезанным дождем и о том, как мы едва спаслись во время первой попытки высадки.

Через мгновение я вышел наружу, а офицер вернулся. Граймс вышел на связь, затем офицер стартовой площадки объявил: "Похоже, погода все. Цель Альфа-Один отменяется".

Получив пару выходных, несколько дней спустя я лежал на своей койке, когда в дверь постучал посыльный и крикнул: "Всем Один-Ноль в канцелярию, живо!" Я присоединился к капитану Фреду Крупе и полудюжине человек, которые уже собрались у нашего нового Первого сержанта Генри Гейнуса. Один-Ноль РГ "Иллинойс" Стив Кивер прошептал: "Толстый Альберт пропал".

Что!?

Другой Один-Ноль спросил Гейнуса: "Что насчет Джона Бейкера и Майка Брауна?"

"Остальная часть РГ "Южная Каролина" выбралась, в Дакто", — ответил Гейнус. "Кови пытался вывести группу Брайт Лайт. Они были отогнаны огнем с земли. Вот почему вы мне нужны, ребята".

Командир CCC решил даже не предпринимать еще одну попытку провести Брайт Лайт, если не будет никаких признаков того, что Пит Уилсон жив и пытается спастись. В этом случае взвод из роты "A" Хэтчет Форс — теперь находившийся под командованием моего старого товарища по группе "Эштрей Два", капитана Крупы — отправится за Толстым Альбертом. Начиная со следующего утра, объявил Гейнус, O-1 Берд Дог будут летать над районом от рассвета до заката, и ему требовались добровольцы Один-Ноль, чтобы посадить их на задние сиденья.

Все Один-Ноль вызвались добровольцами.

В тот вечер мы узнали тревожные подробности о том, что случилось с РГ "Южная Каролина".

Во время перерыва, сделанного тем утром в 11:15, переводчик группы Клюнг увидел движение и начал стрелять, вызвав настолько плотный ответный огонь, что Толстый Альберт решил, что против них взвод или даже рота. Они пробили себе путь и побежали.

Бейкер с горечью сообщил, что они неоднократно пытались вызвать Кови — как по радио группы, так и по аварийной радиосвязи — но никто не ответил. В течение нескольких часов они ускользали, вступали в контакт, пробивались и бежали, снова и снова. Кови все не было! Наконец, во время их четвертого контакта один из ярдов, Дзюит, получил серьезное ранение в лодыжку, что замедлило группу. Тучный Толстый Альберт, изнуренный после того, как наполовину тащил, наполовину нес раненого, приказал Бейкеру вести остальных в безопасное место, пока он держится позади с Дзюитом. "Если мы разделимся", — приказал Уилсон, — "продолжайте двигаться на восток". Бейкер послушно увел остальных и через несколько минут остановился в надежде, что Уилсон и раненый ярд догонят их. В это момент они услышали интенсивную перестрелку, затем Бейкер услышал отчаянный голос Толстого Альберта в своем аварийном радио: "Мэйдэй! Мэйдэй!"

Затем огонь усилился. А потом стих.

Пятнадцать минут спустя Бейкер и Браун услышали голоса вьетнамцев и как рубят бамбук — большинство из нас пришли к выводу, что северовьетнамцы сооружали носилки для транспортировки обездвиженных ярда и Толстого Альберта. Бейкер попытался связаться с Уилсоном, но ему ответили на иностранном языке, вероятно, с захваченного радио Толстого Альберта.

После того, как Бейкер и выжившие были эвакуированы, группа Брайт Лайт и медик Карл Франке попытались высадиться на той же LZ, но сильный огонь с земли отогнал их вертолет.

Почему, черт возьми, там не было Кови? Это был вопрос.

Я узнал ответ позже, от Наездника Кови Ларри Уайта. Тем утром над РГ "Южная Каролина" должен был быть другой Наездник Кови, Кен "Шубокс" Карпентер, но старший офицер CCC реквизировал его самолет для "ознакомительного полета" над Лаосом, оставив наши группы беззащитными, без связи и авиаподдержки. Уайт негодовал: "Этот тупой ублюдок отправился на экскурсию". Несколько разведчиков были настолько разозлены, что хотели убить офицера, уже известного своим невежеством, некомпетентностью и забывчивостью, но более хладнокровные головы сдержали их.

Начиная со следующего утра, группа Один-Ноль, среди которых были Стив Кивер, Ньюман Рафф, Пэт Митчелл и я — посменно летала на двух О-1 над долиной, где пропал Толстый Альберт, вслушиваясь в эфир и высматривая дым или даже машущую руку.

Мы по очереди летали над той невзрачной долиной весь остаток недели, от рассвета до заката, смотрели, слушали и надеялись. Никто ничего не услышал и не увидел.

Я вылетел в последнюю печальную смену, в последний день, оставаясь там, пока солнце не отбросило длинные тени на дно долины, и мы не поняли, что надежда практически пропала. Наконец, направляясь обратно во Вьетнам, мы пересекли северо-восточную Камбоджу, и я посмотрел вниз на эти холмы и вспомнил тот день, когда появился Толстый Альберт, на заднем сиденье O-1, расстреливая северовьетнамцев, угрожавших моей группе. Это Толстый Альберт прозвал меня Пластикменом. Я улыбнулся, вспомнив, как мы с Биллом Спенсером накачивали Пита выпивкой, чтобы завербовать его, и как мы танцевали в Нячанге, размахивая костылями, когда заработали траншейную стопу. Их обоих уже не было. Когда мы пересекли границу Южного Вьетнама, до меня наконец дошло, что мой хороший друг, мой товарищ по группе Питер Джей Уилсон был целиком и навсегда поглощен черной дырой в зелени Юго-Восточной Азии. Я заплакал.

Выходы продолжались, война продолжалась.

Через несколько дней после того, как мы потеряли Толстого Альберта, РГ "Гавайи" снова была в Дакто, готовая к выводу на другую цель, на этот раз в том же районе, где был мой первый выход в РГ "Иллинойс", когда мы вызвали авиаудар по NVA, строящим базовый лагерь. И снова наша операция была основана на донесении оперативника ЦРУ, утверждавшего, что NVA проложили крупную тропу из Лаоса в район северо-западнее лагеря Сил спецназначения Дакшеанг. Кроме того, агент сказал, что северовьетнамцы перевозили по ней снабжение, используя в качестве вьючных животных слонов. Задачей РГ "Гавайи" было найти тропу и заминировать ее. Для этого я набил консервную банку фунтом пластической взрывчатки, чтобы поместить ее под мину М-14, превратив ее из противопехотной в противослоновую.

Наша высадка началась достаточно рутинно. После посадки на борт двух "Хьюи" в Дакто мы полетели на северо-запад и прошли через шквал дождя, не оказавшего особого эффекта, за исключением того, что из моих ботинок теперь капала вода. Вскоре после этого мы миновали Дакшеанг, показался большой зеленый холм со склонами, сверкающими после недавнего дождя. Он располагался прямо на границе, и его покрытый слоновой травой восточный склон был нашей LZ.

Пока мой "Хьюи" снижался, я вскинул свой CAR-15 к плечу, точно так же, как это делал Гмиттер в противоположном дверном проеме. Затем, приближаясь к LZ, "Хьюи" развернулся боком, чтобы прижаться к склону, и перешел в висение.

Мы зависли там, примерно в пятнадцати футах (4,6 м) над слоновой травой, слишком высоко, чтобы прыгать без вероятности травм ног и лодыжек. Между главным винтом и склоном холма было достаточно места, поэтому я подал рукой сигнал борттехнику: "Снижайтесь". Он что-то сказал в микрофон, затем покачал головой — пилот не хотел снижаться. Черт, должно быть, новичок. Нельзя было терять времени. Я дал Гмиттеру знак высвободить и сбросить алюминиевые лестницы. За те несколько секунд, что это заняло, пилот, вместо того чтобы выдерживать изначальную высоту в пятнадцать футов, поднялся на полную длину лестниц, равную высоте трехэтажного здания. Отягощенный рюкзаком радиста, я должен был сместиться и развернуть ноги, затем опустить правую ногу на первую перекладину под полозом. Висевший неуверенно, "Хьюи" сместился, когда я перенес вес на первую перекладину — мой мокрый ботинок соскользнул.

Аааааа!

Я распростерся на спине, рюкзак был подо мной. При ударе моя голова откинулась назад, а позвоночник выгнуло поперек рюкзака.

Я побежал к деревьям в нескольких ярдах от меня, тряся головой, чтобы попытаться избавиться от искр и серых пятен. Передо мной возникло камуфлированное лицо и спросило: "Босс, ты в порядке?"

"Я тебя знаю", — ответил я Дувру, но не смог точно опознать его. "Кто ты?" — потребовал я.

"Эй", — ответил он, — "ты прикалываешься?"

Где, черт возьми, я был? Повсюду густая зелень. И вооруженные люди. Много шума — вертолеты? Что-то опасное, почувствовал я, и инстинктивно выхватил пистолет, о существовании которого даже не подозревал. В двадцати футах от меня в грязи валялся мой CAR-15, где я его бессознательно бросил. Кто-то подобрал его.

Какой-то человек снял с меня тяжелый рюкзак, взяв на себя радиосвязь. Я был счастлив избавиться от него. Все, чего я хотел, это сесть и попытаться заставить мою голову перестать гудеть.

Через минуту над нами появился еще один вертолет. "Мы эвакуируемся", — сказал мне человек в камуфляже и повел к зависшей птичке. Я поднялся на борт вместе с несколькими маленькими смуглыми человечками, которых я считал дружественными, несмотря на их грязные лица и оружие. Пока мы летели, боль пульсировала и билась, стучась в мой мозг, пока на глазах не выступили слезы. Я обхватил голову обеими руками, пытаясь выдавить зверя, грызущего изнутри мой череп.

Мы где-то приземлились, наши лопасти взметнули красную пыль. Нас встретил человек с чистым лицом. Я понял, что он знал меня, и почему-то я думал, что знаю его. Он схватил меня за плечи и спросил: "Кто я?"

Что за глупый вопрос! "Ты — я тебя знаю! Ты…" Я пытался и пытался, но так и не смог выговорить его имя.

"Это я", — настаивал он, — "Джим Стортер!" Я пытался произнести это, но всякий раз его имя улетучивалось, как воспоминание о забытом сне к полудню. Пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь, я выпалил свой номер социального страхования, но смог произнести не больше половины цифр. Я видел других людей, которых, должно быть, знал, но не мог вспомнить их имен. Я продолжал стараться, пытаться, заставлять себя. Черт возьми, я не мог вспомнить!

Затем мою спину пронзила боль, и мне пришлось сесть.

В какой-то момент я отметил, что нахожусь на борту вертолета, и после этого со мной заговорили люди в медицинской форме. Боль пульсировала и пульсировала, но еще хуже было потерять память, лежать в госпитальной палате, не зная, кто я, где я и почему я здесь. Последовавшие день или два так и остались в тумане; в моей медицинской карте остались рентгеновские снимки и результаты обследований. Врачи диагностировали временную амнезию, сотрясение мозга и травмы спины от гиперэкстензии позвоночника. Отзывчивая медсестра в конце концов заверила меня, что это Плейку, 71-й эвакуационный госпиталь. Она несколько раз произнесла мое имя, и когда оно начало обретать смысл, амнезия начала проходить. Каким-то образом я снова оказался в Контуме, хотя не могу вспомнить ту поездку. Парадоксально, задумался я: как я смогу узнать, полностью ли восстановилась моя память?

Всего через день после возвращения в CCC я был со своей группой, снова в Дакто, ожидая вывода на ту же цель. Вообще-то я ожидал пару дней отдыха, по крайней мере, пока моя спина не почувствует себя лучше, но лицемерный офицер S-3 — сам ни разу не бывавший на разведывательной задаче — предложил: "Вам не обязательно идти, если вы не хотите". Альтернативой, сказал он, было отправить мою группу без меня. Лес Дувр был готов возглавить ее, и я уверен, что он сделал бы все замечательно, но я был тем Один-Ноль, кто начал эту задачу, и я был полон решимости быть тем, кто ее закончит. Я скорее умер бы, чем покинул свою группу, и офицер S-3 знал это.

Так что через четыре дня после падения с тридцати четырех футов из одного "Хьюи" я оказался в дверном проеме другого, глядя на проносящиеся подо мной "Кобры" и снижаясь на LZ в Лаосе. На этот раз мы зависли примерно на пяти футах и спрыгнули на землю.

Потребовалось два дня непрерывного скрытного передвижения, чтобы достичь нашей цели, дна долины, где выяснилось, что на сей раз агент был прав. Мы нашли тропу именно там, где, со слов агента своему куратору из ЦРУ, она должна была быть. Широкая, гладкая и ровная, и достаточно большая, чтобы на ней поместился джип, ее величина была достаточной для слонов, о которых он сообщил.

Я сфотографировал ее, затем настало время для минирования. Сначала я отправил Дувра и Джастиса, каждого с двумя ярдами, вправо и влево по тропе в качестве охранения. Затем, под прикрытием Гмиттера, встал на колени и снял панаму, положив ее на тропу. Я использовал свой мачете с бананообразным лезвием, чтобы сгрести в сторону светлую поверхностную почву. Сделав это, я вырыл в темном нижележащем грунте ямку, достаточную, чтобы вместить мину размером с пивную банку, аккуратно ссыпая всю лишнюю почву в свою панаму. Затем я подготовил капсюль-самоликвидатор размером с большой палец, раздавив ампулу с кислотой, чтобы активировать его. При текущей температуре кислоте потребуется около пяти суток, чтобы растворить медную проволоку внутри капсюля и взорвать мину — если слон или солдат NVA не сделают это первыми. Взведя мину, я осторожно поместил ее поверх капсюля-самоликвидатора, затем засыпал более светлым поверхностным грунтом и заровнял, чтобы место выглядело похоже на остальную поверхность тропы. Я убедился, что с любого направления визуально обнаружить мину будет невозможно. Встав, я выбросил излишки земли в джунгли и дал группе знак перестроиться. Не прошло и трех минут. Мы не произнесли ни слова.

Затем мы двинулись дальше, пересекли тропу и поднялись на следующий покрытый джунглями холм.

В тот вечер в сумерках, когда мы сидели на нашей ночной позиции, ковыряя ложками рис — БА-БАХ! — мина взорвалась, звук взрыва эхом заметался между холмов и заставил птиц взлететь. На секунду мы переглянулись, затем вернулись к еде, не радуясь, но и не сожалея, возможно, размышляя про себя: "Слава богу, это был не я".

Еще два дня, и нас забрали. Мы могли сказать опрашивавшему нас, что не обнаружили лагерных стоянок противника, но очевидно, что северовьетнамцы перемещаются через этот район и переправляют снабжение в Южный Вьетнам. И что этот источник в ЦРУ был настоящим.

Две недели спустя РГ "Гавайи" получила срочную задачу с уведомлением всего за сутки до того, как нас вертолетом снабжения перебросили в роту "В" Хэтчет Форс. Люди капитана Маккарли, которые так яростно сражались на Шоссе 165 шестью неделями ранее, перешли лаосскую границу к северо-западу от лагеря Сил спецназначения Бенхет в поисках любых признаков присутствия противника. Они не вступали в контакт, но предполагали, что за ними скрытно следует подразделение противника неизвестной численности. Роту "B" предполагалось эвакуировать через сутки, а мы должны были тайно остаться в надежде устроить засаду на следящих.

Тот день в роте "B" навсегда подтвердил мое желание не служить в Хэтчет Форс. Они там разговаривали — говорили в полный голос — во время операции. Разговор громче чем шепотом заставлял мое сердце колотиться, а дыхание учащаться. Хуже того, они жгли костры для готовки. Это меня чертовски напугало. Мне хотелось закричать: разве вы не знаете, что этот запах будет разноситься по ветру! В конце концов, капитан Маккарли успокоил меня и остальных членов РГ "Гавайи".

Когда на следующее утро вертушки начали вывозить роту "B", Дувр, Гмиттер, Джастис и я спели им на прощанье песню Роя Роджерса и Дейла Эванса "Счастливого вам пути". Мы тоже не шептались. Но двадцать минут спустя шум вертушек и самолетов стих, так что мы вернулись к тишине и скрытности, укрывшись возле LZ в надежде устроить засаду на следящих за нами солдат NVA. Никто не появился.

Мы проторчали в том районе большую часть дня, и в течение следующих четырех дней прошли по протянувшемуся с севера на юг хребту, являвшемуся границей Вьетнама и Лаоса. Наш переход не дал никаких полезных разведданных — лишь тот отрицательный результат, что там не было солдат NVA. За два года, что я занимался разведкой, это был всего лишь второй раз, когда я не обнаружил никаких признаков присутствия противника на цели.

Уставший, с болью в спине, когда наш вертолет приземлился на вертолетке CCC, я с нетерпением ждал холодного пива, а затем горячего душа, но никак не ожидал того, что увидел рядом с нашим "Хьюи". Там, рядом с Первым сержантом разведки Гейнусом, раздававшим холодное пиво, стоял Боб Ховард. Когда наши взгляды встретились, Ховард выдал свой фирменный прищур и ухмылку "да ладно". Мы пожали друг другу руки. "Ну, мои глаза не обманули", — сказал Ховард, — "это действительно ты. Джон, не могу поверить, что ты все еще здесь".

Вместо холодного пива Ховард предложил мне "пятую"[74] Джек-Дэниэльса. Я отхлебнул и вернул обратно. Лучшей родниковой воды я еще не пробовал. И никогда я не был так счастлив. Виски был хорош, но увидеть Боба Ховарда, черт возьми, это было потрясающе. Я познакомил его с Дувром, Джастисом и Гмиттером.

Затем я заметил, что его сержантские нашивки исчезли, сменившись планкой первого лейтенанта на воротнике, прямое производство в чин. Я встал по стойке смирно и отдал ему честь, я так им гордился. Ховард ответил на мое приветствие, хотя позже признался, что ему было неловко быть "остриженным"[75] лейтенантом, и он с нетерпением ждал, когда станет капитаном. Как наш новый командир разведроты он был на капитанской должности — но ему больше никогда не разрешат отправиться на задачу. Его представление к Медали Почета было утверждено, он лишь ждал церемонии у президента Никсона, где-то в ближайшие четыре или пять месяцев. Ему не нравилась эта цена славы — не участвовать в боях — но он решил, что, по крайней мере, сможет провести эти месяцы здесь, с нами, в Контуме.

Он шел с нами от вертолетной площадки. Я рассказал ему о том, как нашел тропу и установил мину. Он спросил: "Джон, сколько у тебя выходов?" Я не мог сказать, не считал. В конце концов, мы подсчитали: я побывал на двадцати двух выходах в тыл противника в Лаосе и Камбодже, возглавляя четыре разные группы, плюс еще семь или восемь коротких операций в Южном Вьетнаме.

Тем вечером я провел полчаса в душе, позволяя горячей воде массировать мою спину, пока я выпил два пива. Жизнь была хороша.

Несколько дней спустя, будучи на паузе, я шел по территории, когда встретил Ларри Уайта, бывшего Один-Ноль РГ "Гавайи", а ныне Наездника Кови.

Он улыбнулся. "Да, Пластикмен, ты же знаешь, что люди говорят о тебе?"

"И, Ларри? Что же?"

"Ты все в разведке, да в разведке. Не пора ли тебе присоединиться к нам?"

Я не совсем понял, что он имел в виду.

Он положил руку мне на плечо. "Мы думаем, что тебе стоит стать Наездником Кови".