Секретные коммандос

Глава 13

Сидя рядом со мной в джипе на аэродроме Контум, Ларри Уайт зевнул и потянулся. Хотя к концу ноября 1970 года Ларри уже привык летать на Кови, для меня все это было в новинку, от моего серого летного костюма без опознавательных знаков до громоздкого спасательного жилета и блестящего новенького летного шлема. Сегодня должен был состояться мой первый полет.

Над нами прогудел OV-10 "Бронко", затем приземлился и порулил к нам. Он оказался больше, чем я себе представлял, красивая серая птичка с двухбалочным хвостом, напоминающая P-38 "Лайтнинг" времен Второй мировой войны. Этот самолет даже ощущался как истребитель. Пилот, молодой капитан ВВС, выключил правый двигатель, затем Ларри откинул ступеньку, чтобы я мог забраться на пустое заднее сиденье.

Опускаясь в эту узкую кабину, я чувствовал себя так, словно залезаю в загон, чтобы сесть на быка. Стоя на ступеньке, Ларри помог мне застегнуть ремни катапультного кресла, затем указал между моих ног на желто-черное кольцо размером с кулак позади ручки управления. "Если тебе нужно вырваться", — крикнул он, перекрывая шум левого двигателя, — "дергай это". Я кивнул. Он закрыл плексигласовый фонарь, отошел, показал мне большой палец, и пилот снова запустил правый двигатель.

У меня голова шла кругом от несущихся из наушников звуков пяти разговоров одновременно; где-то среди этого шума я услышал по внутренней связи голос пилота: "Привет, меня зовут Корки". Я не мог пожать ему руку; между нами был забитый приборами пульт управления, но увидел его глаза в маленьком зеркальце над головой.

Я кивнул. "Я Пластикмен".

На полосе он мгновенно взревел двигателями, отпустил тормоза, и мы покатились: плавное, мощное ускорение, затем легкий подъем в небо. На своем сиденье я сидел впереди двигателей, а пузыреобразный фонарь доходил мне до талии, давая прекрасный вид на Контум, быстро исчезающий позади нас.

Осматривая приборную панель, я увидел сбивающее с толку скопление приборов, датчиков, переключателей и радио — радио на радио и под радио. Пока мы мчались к Бенхету — быстрее, чем я когда-либо проделывал этот путь — я нажал кнопку переговорного устройства и спросил: "Как мне контролировать шесть радиостанций?"

"Запоминание позывных помогает", — ответил он, — "но я прислушиваюсь к голосам. Кто-то шепчет — это разведгруппа, они на FM-1. Мы говорим с вертушками на УВЧ; вибрации сотрясают пилота, так что он говорит с дрожью, как Джонни Кэш — "Это-о-о-о Бе-е-ее-елый Ве-е-е-еду-у-ущий". Летчики-истребители носят кислородные маски, они повышают их голоса на пару октав. Звучит так, будто они говорят, зажав носы. Они будут на УКВ. Обычно я управляюсь с ними сам".

Корки поинтересовался, насколько хорошо я справляюсь с перегрузками и перевернутым полетом. Прежде чем я успел сообразить, мы летели вверх ногами, затем нырнули в крутое пике и сокрушительный вираж с перегрузкой в несколько G, такой сильной, что у меня потемнело в глазах, когда кровь отхлынула от мозга. "Если чувствуешь, что темнеет", — посоветовал он, — "напряги мышцы живота, чтобы кровь прилила к голове". Это помогло, и я снова смог видеть, хотя его пикирования, кабрирования и перевороты испытывали мой желудок на прочность. Меня не стошнило, но мир еще долго вращался после того, как мы выровнялись.

"С тобой все будет в порядке", — решил Корки, когда мы влетали в Лаос.

В течение часа у нас случилась первая чрезвычайная ситуация. "Кови! Кови!" — раздался голос Дона Грина, Один-Два РГ "Техас" на фоне стрельбы. "Контакт! Контакт!" Пока мы мчались к ним, Один-Ноль Джон Гуд эффективно отработал немедленные действия, разорвал контакт и велел бежать, в то время как Один-Один Линн Мосс оборонял их тыл. Они не получили ранений, хотя Грин сообщил, что их преследовал взвод численностью около сорока человек.

OV-10 прибыли во Вьетнам всего несколько месяцев назад, что произвело революцию в поддержке наших групп. В отличие от предыдущих самолетов FAC, OV-10 был вооружен четырьмя пулеметами М-60 и четырьмя блоками ракет, два из которых были заряжены осколочно-фугасными. Прибыв к РГ "Техас", я велел им подать сигнал оранжевым полотнищем, затем мы обстреляли их след, чтобы замедлить преследователей. "Ближайшая LZ в 300 метрах, строго на восток", — передал я группе по радио. "Направляйтесь на 90 градусов".

Пока они двигались на восток, Корки связался с Хиллсборо, самолетом управления ВВС C-130, который кружил над центральным Лаосом, и перенаправил пару истребителей с другого удара. "У нас нет времени на раскачку", — объявил Корки. "Истребители будут на цели всего десять минут".

Я предупредил наши вертушки в Дакто, рассчитав, что дам команду на запуск через пятнадцать минут.

Пять минут спустя на УКВ защебетал высокий голос: "Кови 533, это Ганфайтер 34". Корки попросил: "Пластикмен, запиши мне это". Я вытащил жировой карандаш и набросал данные на плексигласе фонаря. Ведущий истребителей продолжил: "Это вылет два-три-три-шесть. Ганфайтер Три-Четыре — мы пара Фокс-Четыре, бомбы и напалм под завязку".

Корки спросил: "Есть ли 20-миллиметровые?"

"У ведущего контейнер на подвеске, 1000 снарядов, 20-мм".

В это мгновение мы заметили F-4 в вышине над нами. Корки покачал крыльями, пока они нас не увидели. Пока "Фантомы" снижались, он обрисовал ситуацию, определил цель, предупредил о зенитных орудиях в этом районе и рекомендовал в случае экстренной ситуации катапультироваться над лагерем Сил спецназначения Бенхет, в двадцати пяти милях (40 км) к юго-востоку от нас. "Давайте начнем с обстрела 20-миллиметровыми, заход с севера на юг", — закончил он. "Я отмечу цель ракетой, затем отверну на юг".

После того, как РГ "Техас" подала сигнал оранжевым полотнищем, мы спикировали и выпустили ракету с белым фосфором на 100 ярдов по их следу, затем покачали крыльями. "Если видите меня и мой дым", — сказал Корки истребителям, "даю добро, жарьте".

"Роджер Кови, вижу тебя", — объявил пилот F-4. "Ведущий Ганфайтер, жарю". Окрашенный в камуфляж "Фантом" промчался под нами, поливая из шестиствольной пушки "Вулкан" местность позади РГ "Техас", затем включил форсаж, чтобы уйти от зенитного огня. Его прицел был идеальным.

"Чертовски хорошо вжарил!" — крикнул Корки. "Номер два, напалм, то же место".

Пока удары занимали их преследователей, я следил за продвижением группы — им потребовалась целая вечность, чтобы преодолеть 300 метров. Вертолеты были готовы к старту, но я не осмелился выпустить их слишком рано, иначе они уйдут с цели до того, как мы сможем вытащить группу.

Корки нужно было что-то сделать с 500-фунтовыми бомбами "Фантомов" — слишком мощными, чтобы сбрасывать их рядом с группой. Он велел им бомбить склон холма, возвышающегося над предполагаемой LZ, их ударные волны проносились сквозь листву, уничтожая все, что скрывалось под деревьями. Когда F-4 закончили, из Таиланда прибыла пара A-1.

РГ "Техас" была едва на полпути к своей LZ. Проблема, как я понял, была в моей оценке: вместо 300 метров расстояние составило все 800, потому что я не уловил тонкости рельефа, которые могут обмануть глаз при полете на 3000 футов. Вместо того чтобы добраться туда за пятнадцать минут, им потребовался почти час. Тем не менее, я правильно оценил их темп и запустил вертолеты, чтобы они прибыли сразу после того, как группа прибудет туда.

Когда прибыли все борта — четыре "Кобры", шесть "Хьюи", пять "Кингби" и два А-1 — мне выпали напряженные десять минут. Все происходило одновременно на сверхсветовой скорости — радиопереговоры, решения, действия группы, "Хьюи", "Кобр", истребителей — каждый со своим позывным — все это время Корки наводил А-1 и уворачивался от огня с земли. Не было времени тормозить, выяснять что-либо или задавать вопросы. Наконец я увидел тускло-зеленые "Кобры" и "Хьюи" над верхушками деревьев, невидимые, если не считать кругов, описываемых их бело-желтыми лопастями. Несмотря на огонь противника с земли, мы благополучно эвакуировали РГ "Техас". Я был весь в поту.

На обратном пути я решил потренировать глазомер. Я посмотрел на два ручья в долине и прикинул, что между ними 300 метров, затем сверился с картой, чтобы оценить свою точность. Я повторял это упражнение в течение нескольких дней, пока, независимо от того, летел ли я на 2000 или 5000 футов, я мог взглянуть на любую местность и сказать: "Это 300 метров", и это было 300 метров. За эти первые несколько недель мне пришлось многому научиться.

Летать было достаточно тяжело, но самое сложное испытание ждало меня в Контуме, где мне пришлось иметь дело с тремя Наездникам Кови, моими соседями по комнате. Ларри Уайт, Кен Карпентер и Лоуэлл Уэсли Стивенс скинулись на стереосистему и дали мне понять, что моя музыка никогда не попадет на их кассетную деку. "Ты научишься любить кантри-музыку", — пообещал Лоуэлл Стивенс, убежденный, что это для моего же блага. "Черт возьми", — настаивал он, — "кантри, это по-настоящему американская музыка, и совершенно понятная. Потому что каждая песня в кантри, она о слезах, о смерти или о том, как куда-то едешь". Ларри Уайт и Кен Карпентер только ухмыльнулись. По крайней мере, я был заодно с Гленом Кэмпбеллом — но Уэйлон Дженнингс, Мерл Хаггард, Чарли Прайд? В конце концов, Лоуэлл оказался прав, и как-то так случилось, что я начал петь вместе с Биллом Андерсеном, и даже, боже, помоги мне, с Хэнком Уильямсом-младшим.

Однако, несмотря на наши разные музыкальные вкусы, я не испытывал ничего, кроме уважения к этим превосходным NCO Сил спецназначения, каждый из которых имел выдающийся боевой послужной список. Сержант первого класса Кен "Шубокс" Карпентер на предыдущем сроке в SOG в 1967–68 годах ходил в разведку со Стивенсом, а затем вернулся в 1970 году, изначально в Хэтчет Форс. В июне Кен был взводным сержантом, когда его командир взвода, первый лейтенант Марк Ривест, был убит в результате внезапной атаки. Кен принял командование, вызвал авиаудары рядом со своими позициями, а затем вытащил всех без дальнейших потерь. Нося короткую, как щетка, стрижку "платформа", Кен обладал сухим чувством юмора, требовавшим времени, чтобы его оценить. Например, однажды Кен возглавил учебное патрулирование в окрестностях, чтобы познакомить новичков с разведкой. Глядя на него, как на какую-то замечательную находку, Карпентер схватил горсть слоновьего помета и передал ее новичку позади себя, шепнув: "Слоновье дерьмо. Передай дальше". Новичок уставился на него как на Святой Грааль, передал следующему, и каждый из новичков передал его дальше, повторяя слова Карпентера. Кен забыл об этом, когда несколько дней спустя к нему подошел хвостовой стрелок, вернувшийся с поля, показал кусок слоновьего дерьма и спросил: "Сержант, мне отнести это офицеру разведки?" Надо ли говорить, что Кенни выпалил: "Немедленно, черт возьми!"

Старый приятель Карпентера по разведке, сержант первого класса Лоуэлл Уэсли "Круглоглазый" Стивенс, был в своей четвертой командировке во Вьетнам. В 1964 году он служил в Лагере-"A", затем в 1967–68 вернулся, чтобы заниматься разведкой в SOG, и, по его словам, в 1969–70 "взял перерыв", возглавив роту монтаньяров Майк Форс. Прядь серебра оттеняла темные волосы Стивенса, и через пять минут знакомства с ним, если вы не поняли, что он из Западной Вирджинии, он вам это скажет. Выросший в семье шахтеров, которые ценили самостоятельность, Лоуэлл был схватывающим все на лету самоучкой и, отражая традиции Аппалачей, одним из самых одаренных рассказчиков, которых я когда-либо встречал. Он черпал вдохновение в основе скромного патриотизма и запоминал слова великих американцев. "Убедись, что прав, а затем двигай", декламировал он один из принципов, согласно которым он жил. Дэви Крокетт наших дней. Хотя он избегал признания личных заслуг, Стивенс был награжден тремя Серебряными звездами, шестью Бронзовыми звездами и несколькими Пурпурными сердцами.

Я уже знал своего третьего соседа по комнате, сержанта первого класса Ларри "Сикспэка" Уайта, на некоторое время, унаследовав от него РГ "Гавайи". Чего я не знал — что Ларри завербовал в парашютисты президент Эйзенхауэр. В 1957 году Эйзенхауэр отправил 101-ю воздушно-десантную дивизию, чтобы сопровождать чернокожих учеников в недавно ставшую совместной Центральную среднюю школу Ларри в Литл-Роке, Арканзас. Ларри не обращал особого внимания на политику, но он определенно обратил внимание на этих крутых парашютистов и их отполированные до блеска прыжковые ботинки. Пару лет спустя он сам начищал свои прыжковые ботинки в 101-й, после чего вызвался добровольцем в Силы спецназначения.

Подобно Карпентеру и Стивенсу, Уайт ранее отслужил срок в разведке SOG, прерванный тремя пулями АК, едва не убившими его. К тому времени, как он начал летать на Кови, награды Ларри включали три Бронзовые звезды, две Авиационные медали за отвагу и Пурпурное сердце. Фаталист, как и все мы, Ларри знал все ходы-выходы и ловко пользовался этим. Когда он летал на Кови, он носил в кармане пару листьев майора, чтобы приколоть их, если его собьют, полагая, что северовьетнамцы вряд ли убьют старшего офицера. Однако его постоянной наградой группе Брайт Лайт, которая вернет его (предпочтительно живым), были золотые наручные часы Ролекс, которые он оставлял запертыми в сейфе.

Ларри разбирался во всех тонкостях полетов на Кови и научил меня, как говорить с группой, находящейся в контакте. "Ты услышишь, как тот парень кричит: "Прерия Файр! О, Боже!" — объяснял Уайт. "Первым делом угомони его, будь тем успокаивающим голосом Великого Отца Небесного". Ларри заставил меня попрактиковаться в том, чтобы понизить голос на октаву и говорить медленнее. "Твоя цель, внушить спокойствие и разум в мысли человека, который имеет полное право волноваться. Если там наверху ты не сможешь себя контролировать, тебе нет никакого смысла летать на Кови, независимо от того, насколько ты разбираешься в тактике, авиации или чем-либо еще". Он был абсолютно прав.

Все мы предпочитали летать на OV-10, но из-за нехватки самолетов треть времени приходилось летать на O-2, военном варианте двухмоторного гражданского Цессна "Скаймастер". Если в мире FAC OV-10 был Феррари, то O-2 — это был Форд, практичный, экономичный самолет, адекватно выполнявший свою роль. В меньшем O-2 Наездник Кови сидел справа от пилота, за общей приборной панелью, хотя у него был свой штурвал. O-2 летал медленнее, его крылья не могли выдерживать такие перегрузки, и у него не было катапультируемых кресел, из-за чего обоим членам экипажа приходилось надевать громоздкие парашюты. Его самыми большими недостатками были отсутствие вооружения и то, что сиденья располагались бок обок: когда пилот делал вираж влево, чтобы посмотреть на землю, Наездник Кови смотрел в небо, и наоборот, проблема, которой не было при тандемном размещении в OV-10.

Следующий урок, который я усвоил как Наездник Кови — как выбрать LZ. Мы были в южном Лаосе, и я следовал взглядом за ручьем, который пересекал Шоссе 110, затем извиваясь уходил на юго-восток между невысоких холмов, которые могли скрыть вертушки от зенитных орудий. Я знал, какого рода LZ мне нужна — не слишком большая, по крайней мере через один хребет от системы дорог, с густыми джунглями, чтобы группа могла скрыться, без видимых признаков присутствия NVA. Это то, что просил Один-Ноль РГ "Огайо" Джим Фрай.

Я нашел ее — пятно слоновой травы, достаточно большое, чтобы посадить "Хьюи". Его будет легко найти, потому что ближайшая воронка от бомбы была наполнена поразительно зеленой водой. Час спустя в Контуме я сел рядом с Наездником Кови Кеном Карпентером и развернул карту, объявив: "Нашел идеальную LZ на "Отель-Шесть" (название, которое мы дали району этой цели), хорошее травянистое место у ручья…"

Он прервал: "В ста метрах к западу от той воронки с зеленой водой".

У меня отвисла челюсть. Откуда, черт возьми, он знает?

"Через некоторое время, достаточно полетав, ты будешь знать южный Лаос, как знал свой район в детстве". Он налил мне чашку кофе. "Проблема в том, Джон, что твоя LZ слишком хороша — мы использовали ее полдюжины раз, так что она должна быть помечена у противника. Поищи в холмах к востоку или западу место, где бомба выбила участок джунглей, достаточно большой для высадки с короткой лестницы".

"Но пилоты не любят использовать LZ на склонах холмов", — сказал я.

Карпентер улыбнулся. "Им всегда нравятся LZ, где по ним никто не стреляет".

Несколько дней спустя мы потеряли первого разведчика с тех пор, как я начал летать. Днем 28 ноября Лоуэлл Стивенс пролетел над РГ "Кентукки", в миле к югу от Шоссе 110, и обнаружил, что группа из пяти человек едва отбилась от атаки роты NVA. Один-Один, сержант первого класса Рональд Э. Смит, был убит, а его командир группы был ранен осколками РПГ и потерял сознание. Ярды обивались от NVA достаточно долго, чтобы вынести своего Один-Ноль, но были вынуждены оставить тело Смита. Стивенс навел A-1 и "Кобры" на опасно близком расстоянии от группы, и в угасающем свете дня вызвал Белого Ведущего, "Хьюи" из 170-й штурмовой вертолетной роты, которым управлял уорент-офицер Марк Файнберг.

Несмотря на сильный огонь с земли, Файнберг обшаривал верхушки деревьев, высматривая осажденную РГ "Кентукки", но не мог найти их в густой листве. Слыша его вертушку, множество солдат NVA принялось палить в небо из АК и пулеметов, осыпая трассерами "Хьюи" Файнберга. Он был вынужден отойти, в то время как Стивенс снова вызвал ганшипы и A-1, открывшие огонь в пятидесяти ярдах от РГ "Кентукки". Группа сообщила, что они окружены, у них осталась только одна дымовая граната, и два человека тяжело ранены.

Понимая, что группе грозит уничтожение, Файнберг велел им инициировать дымовую гранату и вернулся. Не обращая внимания на сильный огонь противника, он завис над верхушками деревьев, пока не заметил струйку дыма, затем сместился к ней и удерживал "Хьюи" неподвижно, пока четверо надевали спасательные обвязки. Когда вертушка Файнберга подняла их над деревьями, вражеский огонь разразился с новой силой. Его "Хьюи" получил несколько попаданий, включая 12,7-мм пулю, попавшую в редуктор. Файнберг осторожно повел свою покалеченную птичку обратно через границу, и к тому времени, когда он аккуратно опустил людей на вершину холма около Бенхета, датчик давления масла показывал ноль.

Рон Смит погиб, но остальные были спасены, во многом благодаря уорент-офицеру Файнбергу. За свой героический вылет Марк Файнберг был награжден Крестом за выдающиеся заслуги и получил 5-ю ежегодную премию Ассоциации Авко-Аэроспейс за героизм вертолетчика, врученную на ужине в его честь в Уичите, Канзас, в июне следующего года.

В тот же день у меня была опасная ситуация со взводом Хэтчет Форс. Мой OV-10 пролетал над вьетнамской группой возле границы, когда по радио раздался голос: "Кови! Кови! Любой гребаный Кови!" Мой пилот рванул на восток и помчался на полной скорости, пока я узнавал обстановку у сержанта первого класса Джона Бина, который днем ранее вызвал несколько групп истребителей, чтобы отбиться от роты NVA. Один командир отделения, сержант Честер Заборовски, был ранен, сообщил Бин, в то время как другой, сержант Эд Зиоброн, получил осколок РПГ во второй раз за три дня, на этот раз так сильно, что он едва мог ходить. Их атаковали крупные силы противника.

Пять минут спустя мы были в двадцати милях к северо-западу от Бенхета, и у моего пилота уже была на подходе пара F-100. Мы прибыли и пускали ракеты и стреляли, даже когда доблестный Эд Зиоброн повел свое отделение на штурм врага. В какой-то момент, не в силах стоять на раненых ногах, Зиоброн пополз вперед и бросал гранаты, в одиночку уничтожив несколько пулеметных гнезд. Наши штурмовые заходы, агрессивная атака Зиоброна и F-100 позволили нам оттеснить северовьетнамцев. Взвод был намечен к эвакуации на следующее утро.

В тот день, 29 ноября, первый вылет выполнял Кен Карпентер, и ему пришлось немедленно вызвать истребители, чтобы помочь взводу достичь LZ. Сержант первого класса Бин, чьи искусство наведения авиаударов сыграло такую роль накануне, снова взялся за рацию, и именно этим он и занимался, разговаривая с Карпентером, когда его застрелили, и он стал вторым американцем, потерянным за два дня. Несмотря на ухудшающееся состояние, Эд Зиоброн принял командование, вызвал авиацию, собрал раненых и убитых и вывел всех на LZ для эвакуации. Его выдающийся героизм спас этот взвод. Зиоброн получил Крест за выдающиеся заслуги.

К полудню того дня — взвод благополучно вернулся в Дакто — наши вертушки были заправлены, перевооружены и стояли в готовности на площадке, как раз когда я прибыл на O-2, чтобы принять дневную смену Наездника Кови. Я начал облет наших разведгрупп, начав с РГ "Алабама", примерно в двенадцати милях к северо-западу от Бенхет. Группу возглавлял бывший ранее в CCS штаб-сержант Джим "Фред" Морс. Его Один-Один был относительно новый капитан Кент Маршалл, а Один-Два — опытный разведчик CCC, специалист-пять Сэм Хелланд, известный своей серьезностью, но простотой.

Мой O-2 только что миновал Бенхет, когда я услышал отчаянный голос Хелланда: "Кови, Кови! — Прерия Файр! Прерия Файр!" Мы летели на полной скорости, когда Хелланд доложил, что и он, и Маршалл ранены, а Морс мертв, их группу разгромили так быстро, что им пришлось оставить его тело. Граната РПГ взорвалась прямо перед Морсом, нанеся ему множественные смертельные ранения, и теперь их преследовали несколько дюжин солдат NVA. Я немедленно поднял в воздух пару "Кобр" из Дакто, пока мой пилот вызывал наряд А-1. Через несколько минут мы пролетели над их холмом и выпустили маркерные ракеты, чтобы хотя бы отвлечь противника.

Это должно было стать последним выходом Фреда Морса, после которой он начнет тридцатидневный кругосветный отпуск перед продлением, путешествие всей жизни для парня из Оклахомы. Раньше служивший в CCS, Фред был в разведке полтора года и совершил столько выходов, что его старый приятель по CCS Фрэнк Беркхарт уговорил его устроиться на штабную должность в Сайгоне. Но теперь Фред был мертв, третий Зеленый берет, которого мы потеряли за столько же дней, и первый человек, которого я потерял, летая на Кови. Как чертовски досадно.

Теперь я должен был сосредоточиться на том, чтобы вытащить живыми его товарищей по группе.

Как только "Кобры" оказались над ними, Хелланд умело навел их, и я дал команду на общий старт, вызвав все вертолеты. В этот момент прибыли А-1, и мы принялись обрабатывать местность, готовясь эвакуировать людей на веревках. С помощью "Кобр" и А-1 нам удалось сдерживать северовьетнамцев достаточно долго, чтобы привести туда "Хьюи"; затем мы затаили дыхание, когда вертушки пошли на эвакуацию РГ "Алабама". Несмотря на редкий огонь с земли, мы забрали их всех, и теперь, сказал я своему пилоту, мы заставим северовьетнамцев заплатить за гибель Фреда. Как только вертолеты уйдут, мы обработаем вершину холма бомбами, ракетами и напалмом.

Что это за жужжащий звук? Фред Морс потряс головой и поднялся на колени. Кровь туманила его зрение. Он протер глаза, пока не смог видеть, затем обмотал голову банданой, чтобы остановить кровотечение. В одном направлении он услышал стрельбу АК — туда идти нельзя. Он рискнул и пошел по тропе в другую сторону. Оставаясь верным своему долгу Один-Ноль, он снял подслушивающее устройство, которое установил ранее, и побрел прочь. Не преодолев и сотни ярдов, слишком слабый, чтобы идти дальше, он нашел поляну, где, как он надеялся, его кто-нибудь увидит. Он рухнул на землю. Аварийная радиостанция Морса была разбита, и во рту было слишком много крови, чтобы говорить. Он почувствовал, как боль уходит, и потерял сознание. "Кажется, вот оно", — подумал он, — "моя удача на исходе". Затем он снова услышал жужжание, посмотрел в небо и увидел кружащий O-2 Кови, и это дало ему последний всплеск адреналина. Он вспомнил о ракетнице, которую ему дал перед самым выходом старый друг, Эллин Ваггл. Морзе собрал достаточно сил, чтобы вытащить пусковое устройство и выстрелить.

В тысяче футов над ним я спросил своего пилота: "Ты видел это?" Он покачал головой. Это могла быть трассирующая пуля, но трассера противника обычно были зелеными, а не красными. "Покачай крыльями", — сказал я, — "на всякий случай". Я связался с последним "Хьюи", еще остававшемуся на месте: "Белый Два, это Пластикмен. Ты видел сигнальную ракету?"

"Хьюи" сделал вираж, его пилот передал по радио: "Подожди секунду, Пластикмен". На двадцать напряженных секунд я затаил дыхание. Затем Фред выпустил вторую ракету. "Роджер, Пластикмен! Роджер! Мы засекли его!"

Морс был измучен, но все же сумел забраться в спущенную ему спасательную обвязку. Хьюи медленно поднял его над деревьями, затем рванулся прочь и начал набирать высоту.

Мы пролетели на нашем O-2 мимо Фреда, висящего в 100 футах под "Хьюи". Мы покачали крыльями и устремились вперед к Дакто, чтобы поприветствовать его, когда он приземлится. Черт, что за день. Группа была разгромлена, но все эти парни выбрались — несмотря на ранения Маршалла и Хелланда — а теперь и Фред с нами. Это был триумфальный момент, когда все на стартовой площадке вышли на взлетную полосу Дакто, глядя, как приближающаяся вертушка снижается с Фредом, раскачивающимся под ним. Воскрешение Фреда из мертвых было самым счастливым днем в моей жизни.

Раскачиваясь подобно маятнику, он опускался все ниже и ниже, спиной к нам, пятьдесят футов, затем тридцать, затем двадцать пять. Когда он приблизился, я заметил запекшуюся кровь и раны на его спине, ногах и запястьях. Затем Фреда развернуло, и я ахнул: его глаза закатились, зубы спазматически стучали, в черепе была ужасная дыра, в которой я увидел его обнаженный мозг. Фред никого не узнавал и не мог говорить. Мы схватили его и опустили на землю, пока медик проверял его запястье. "Пульса нет!" — крикнул он и тут же поставил капельницу. Несколько человек отнесли Фреда к вертолету медэвака, который увез его прочь. Глядя на его состояние, я понял, почему товарищи по команде Морса думали, что он мертв — к счастью, так решили и солдаты NVA, которые пробежали мимо его бессознательного тела, чтобы преследовать остальных. Я боялся, что, пережив так много, он вот-вот умрет.

В 71-м эвакуационном госпитале Плейку Фред впал в кому. На протяжении нескольких дней он балансировал между жизнью и смертью. Наконец он открыл глаза, оглянулся и увидел медсестру, наклонившуюся, чтобы помочь другому пациенту. Он вздохнул, очарованный самой красивой задницей, которую когда-либо видел, убежденный, что это, должно быть, рай. Фред выживет, но ему предстояли годы хирургии и терапии.

Вернувшись в Контум, мы отпраздновали новость о выживании Фреда в новом Кови Кантри-Клубе, пристройке десять на двадцать футов к жилью Наездников Кови. Построенный из найденных, выменянных и краденых стройматериалов, Кантри-Клуб по сути представлял собой крытую веранду, чьи "роскошные" обитые мягким кабинки демонстрировали волшебство, которое могла сотворить вьетнамская швея из порезанных армейских матрасов и нейлоновых камуфляжных подкладок для пончо. Лоуэлл Стивенс, только что уехавший в свой тридцатидневный отпуск перед продлением, даже нашел нам полноразмерный холодильник, электроплитку и аппарат для попкорна, что в сочетании со стереосистемой и несколькими обнаженными тайками, нарисованными на черном бархате, сделало его лучшим частным клубом в провинции Контум.

Кови Кантри-Клуб стал местом, где разведчики собрались, чтобы расслабиться и обсудить то, как едва спаслись в тот день с Наездником Кови, который был на другом конце их радио. Официальный разбор, возможно, проходил в разведотделе S-2, но его неприкрашенный вариант "без всякого дерьма" состоялся в Кантри-Клубе, где рекой лились бесплатные пиво и что покрепче. Капитан Боб Ховард был постоянным клиентом, но он редко пил и мало говорил, предпочитая просто сидеть и впитывать боевые впечатления, не имея возможности пойти в бой сам, ожидая своей будущей Медали Почета.

Кови Кантри-Клуб также был местом, где мы, Наездники Кови, обменивались полученными уроками, так же, как я ранее многому научился о ведении разведки в клубе NCO. Однажды вечером в начале декабря Ларри Уайт вернулся после долгого летного дня, налил себе крепкого и сел с нами в мягкой кабинке, чтобы рассказать о самом тяжелом дне в его полетах на Кови.

В тот день РГ "Вашингтон" была окружена и почти разгромлена упорным противником, который атаковал прямо сквозь взрывы кассетных бомб, напалм и пушечный огонь. "Я не мог в это поверить", — говорил Ларри, — "они просто продолжали наступать". Один-Ноль, капитан Стив Уоллес был тяжело ранен, а Один-Два, сержант Джордж "Курт" Грин убит. Один-Один Джефф Мосери сплотил группу, вызвал авиаудары и в критический момент в одиночку отбился от целого отделения NVA. С высоты Уайт заметил десять северовьетнамцев, крадущихся по одному из склонов холма, где оказалась в ловушке РГ "Вашингтон". С отработанным спокойствием он сообщил Мосери: "Не нервничай, напарник, но они обходят твой правый фланг. Я хочу, чтобы ты взял пару гранат и отправился туда".

Он наблюдал, как Мосери побежал, а затем ползком добрался до места, где холм обрывался. "Немного дальше", — подгонял Уайт, а затем объявил: "Там, прямо там, прямо перед тобой". Мосери бросил вниз три гранаты, убив нескольких солдат NVA и обратив остальных в бегство.

Уайт неоднократно посылал "Хьюи", но его отгоняли огнем с земли, в то время как больше северовьетнамцев атаковали РГ "Вашингтон". CAR-15 Мосери так нагрелся, что пережег ремень. После того, как он израсходовал собственные боеприпасы, ему пришлось брать их у раненых и убитых.

Наконец, после пятидесяти пяти минут непрерывной перестрелки, обстрелов и бомбежек, "Хьюи" удалось добраться до цели, бортстрелки открыли огонь, и Мосери удалось посадить всех на борт, кроме Грина, чье тело забрать не удалось. Несмотря на многочисленные попадания, их вертушка улетела. Позже пилот "Хьюи" передал по радио Ларри, что во время полета только на одном фланге его экипаж насчитал двадцать семь тел солдат NVA.

После выполнения этого отчаянного вылета Ларри получил заслуженный перерыв, тридцатидневный дополнительный отпуск в Штатах. Уайт и Лоуэлл Стивенс уехали на месяц, оставив летать на Кови только Кена Карпентера и меня. В течение следующих четырех недель мы будем летать каждый день, в некоторые дни до трех вылетов. В отличие от наших пилотов Кови, мы не имели официального статуса летного состава; поэтому мы не сталкивались ни с какими ограничениями и не имели регламентированных периодов отдыха. Мы совершили невероятное количество полетов.

При таком ускоренном темпе я вскоре хорошо изучил наш район действий и узнал много нового о самолетах и авиационных боеприпасах. Боевые вертолеты "Кобра" были проворными, точными и быстро реагировали, потому что они принадлежали нам, находясь на дежурстве в Дакто. Их ограничение: "Кобра" могла поднять около одной восьмой боевой нагрузки истребителя — вот почему поддержка истребителей была критически важна. Кроме того, ганшипы просто не могли нести многие виды боеприпасов, такие как кассетные бомбы, напалм и тяжелые бомбы. Винтовой A-1 с его часовым временем барражирования и боезапасом — кассетными бомбами, пушками и напалмом — был нашим лучшим самолетом поддержки.

Когда речь шла о реактивных истребителях, чем выше характеристики самолета, тем быстрее он поглощал топливо, и тем быстрее нам нужно было задействовать его. Когда у истребителей заканчивалось время, они уходили. Для F-4 "Фантом" это было около десяти минут, в то время как F-100 могли висеть над головой около двадцати пяти минут, для A-7 время было таким же. Эти высокоскоростные самолеты были далеко не такими стабильно точными, как A-1, что добавляло степени риска, когда их использовали рядом с группой. Кроме того, реактивные самолеты, чаще всего, перенаправлялись с другого вылета и часто прибывали с 500-фунтовыми бомбами, которые нельзя было сбросить ближе, чем в 200 метрах, не подвергая группу опасности.

Я понял, что решающим фактором был расчет времени. Мы вызывали ганшипы и истребители, чтобы задержать, ослабить и привести противника в замешательство, и помочь группе разорвать контакт и добраться до LZ к тому моменту, когда туда прибудут вертушки для эвакуации. Чтобы это сработало, моим самым сложным и рискованным решением было, когда дать команду на старт вертолетов. Если вызвать их слишком рано, их время на позиции может закончиться до того, как группа доберется до LZ или до того, как мы достаточно обработаем противника, чтобы дать птичкам приземлиться. Если вызвать их слишком поздно, группа может оказаться в настолько плотном кольце, что вы не сможете их вытащить, или столкнетесь с таким сильным зенитным огнем, что потеряете вертушки.

Всякий раз, когда вы наносили авиаудар вблизи команды, вы испытывали пределы возможностей боеприпасов, пилотов и самолетов; нам регулярно приходилось использовать ракеты, кассетные бомбы, напалм, пулеметный и пушечный огонь на расстоянии, составляющем лишь малую часть от установленного наставлениями минимума. Это была опасная работа, выполняемая в опасных обстоятельствах, и не всегда все получалось идеально. Однажды OV-10 Кена Карпентера вел обстрел рядом с РГ "Западная Вирджиния", когда Один-Ноль Ронни Найт передал по радио: "Давайте ближе!" На следующем заходе пилот Карпентера ударил на несколько ярдов ближе к выложенному группой полотнищу. "Ближе!" — повторил Найт. Пулеметы OV-10 ударили ближе, но этого все равно было недостаточно. Наконец пуля зацепила ботинок ярда, и Найт передал: "Достаточно близко". Когда Найт рассказал эту историю в Кови Кантри-Клубе, мы все смеялись, но такие вещи не всегда были смешными, как в случае с РГ "Нью-Мексико".

Я высадил РГ "Нью-Мексико" сразу за границей, к западу от Бенхета, 13 декабря. Огня с земли не было, и примерно через десять минут после высадки Один-Ноль Ричард Макнатт передал "Группа окей". Сержант первого класса Макнатт был переведен в Контум из Баньметуо, когда CCS расформировали несколькими месяцами ранее. Его Один-Один был специалист-пять Марк "Джинглз" Девайн. Оба получили Пурпурные сердца месяцем ранее, когда отбили атаку сорока солдат NVA и сумели достичь LZ, пробираясь всю дорогу туда.

После своего "Группа окей" Макнатт услышал, как наш самолет улетел, и направился в джунгли. Его люди прошли едва ли 100 ярдов, когда наткнулись на свежевырытую линию траншей. Как только они ее пересекли, к ним устремились крупные силы NVA. К счастью, мой OV-10 все еще был поблизости; пока я разворачивал обратно улетающие вертушки, мой пилот инструктировал A-1.

С трудом отбиваясь от множества солдат NVA, Один-Один Девайн знал, что ему необходим авиаудар в опасной близости, менее чем в 100 ярдах. Не имея гранат с белым фосфором, один из ярдов инициировал гранату с цветным дымом, которому, казалось, потребовалась целая вечность, чтобы достичь верхушек деревьев. Наконец мой пилот заметил красную струйку и велел А-1 ударить ракетами по склону холма, "в семидесяти пяти ярдах южнее дыма", как и запрашивала группа. Чего никто не осознавал — ни люди на земле, ни мы в воздухе — так это того, что медленно горящий красный дым снесло на семьдесят пять ярдов по ветру к тому времени, как он просочился сквозь деревья.

Это значило, что авиаудар будет нанесен прямо по РГ "Нью-Мексико".

В своем первом заходе ведущий A-1 выпустил дюжину ракет, оторвавших голову одному из ярдов, и ранивших всех членов группы — тяжело в случае с Один-Ноль Макнаттом, получившим болезненное ранение в живот. Как только Девайн крикнул, мы отвели A-1, пока не увидели его размахивающим полотнищем, а затем продолжили работать "Кобрами".

Несмотря на тяжелое ранение, Макнатт сохранял рассудок и помогал Девайну отбиваться от NVA, обрабатывать раны ярдов и наводить "Кобры". Макнатт настаивал на эвакуации с помощью веревки, потому что понимал, что там было так много северовьетнамцев, что любой "Хьюи", который сядет, будет расстрелян. "Кобрам" потребовалось десять минут, чтобы оттеснить NVA и заставить замолчать один 12,7-мм пулемет, затем я послал "Хьюи". Первая птичка улетела без единого попадания, но когда второй "Хьюи" завис, а Макнатт и его последние люди зацепились за веревки, с земли открыли огонь. Пока людей поднимали, пуля отрикошетила от CAR-15 Макнатта в его левое легкое, причинив вторую опасную для жизни рану. В Дакто нашему медику удалось стабилизировать его, затем Макнатта срочно отправили в Плейку.

Поскольку Один-Ноль Макнатт был эвакуирован, а все остальные ранены, РГ "Нью-Мексико" расформировали. Я возблагодарил бога за то, что мы их вытащили, и за то, что ошибка, из-за которой погиб один ярд и были ранены все остальные, не была моей. Хотя никто не был виноват, этот инцидент подтвердил мою уверенность в гранатах с белым фосфором: если бы ярд бросил такую гранату, грибовидное облако взметнулось бы прямо вверх, и этого несчастного случая не было.

Времени, чтобы переварить происходящее, практически не было, так много мы с Карпентером летали. Через неделю после инцидента с бомбежкой Кен вылетел на задачу в 03:30 — обеспечение совершаемого РГ "Аризона" ночного прыжка с парашютом. Одетые в костюмы парашютистов-пожарных Лесной службы США, Один-Ноль Ньюман Рафф и четыре человека десантировались на хребет в одной миле к востоку от Шоссе 92. Рафф и Один-Один Майк Уилсон приземлились просто отлично, но на первого лейтенанта Джека Бартона упало сухое дерево, вывихнув колено. Оба Ярда повисли на деревьях; один высвободился и упал с высоты шестидесяти футов (18 м), разбившись насмерть.

Карпентер эвакуировал РГ "Аризона" сразу после рассвета.

Через пару дней наступил канун Рождества, и у нас в Лаосе была только одна группа, РГ "Нью-Йорк". Тем утром я вылетел из Плейку перед рассветом на OV-10 с капитаном Биллом Хартселлом, позывной "Кови 556". Вертушки перелетели в Дакто, но группы, назначенные к выводу, остались в Контуме на однодневную праздничную паузу, чтобы воздать должное изысканному рождественскому пиру сержанта Малена "Толстокота" Кинга.

На четвертый день своего пребывания в Лаосе Один-Ноль РГ "Нью-Йорк" Эд Волкофф был типичным наполовину волком, наполовину кроликом, попеременно выслеживая противника, уклоняясь или устраивая засады, в зависимости от обстановки. Тем утром мы пролетели над его группой к востоку от Шоссе 92, где они без происшествий провели ночь. Накануне днем они услышали несколько сигнальных выстрелов и мельком видели несколько проходящих солдат NVA. Поскольку они были единственной группой в поле, я сказал ее радисту, сержанту Джону Блаау, что мы останемся в пределах связи и полетим вдоль шоссе в поисках активности противника.

Полчаса спустя наш OV-10 был в десяти милях, когда сержант Блаау передал, что примерно взвод NVA следил за РГ "Нью-Йорк", хотя Один-Ноль Волкофф надеялся оторваться от них. Мы приблизились, кружа в пяти милях, как раз достаточно далеко, чтобы северовьетнамцы не услышали наши двигатели. Затем мы узнали, что противник почти подобрался к людям Волкоффа. С приближением контакта Блаау передал, что плохие парни теперь в семидесяти пяти метрах, на 84 градусах. Я приказал ему приготовить гранату с белым фосфором и как только прозвучит выстрел, бросить ее.

Прошла минута. Мы приблизились на две мили. Минуту спустя белое грибовидное облако прорвалось сквозь деревья, и голос Блау воскликнул: "Контакт! Контакт!" Это должно было ошеломить северовьетнамцев — через двадцать секунд после их первого выстрела мы набросились на них, Хартселл промчался, осыпая их ряды пулеметным огнем. Немедленные действия РГ "Нью-Йорк" и наш обстрел обратили этот взвод в бегство, и в течение часа мы благополучно вытащили группу.

Теперь мы все могли отправиться домой на рождественский ужин.

В ту ночь в Кови Кантри-Клубе я узнал от Блаау, что противник вел огонь по нашему OV-10, когда мы обстреливали его утром. Как и наши пилоты Кови, я не придавал большого значения огню с земли: промазать на дюйм — промазать на милю. Мы редко слышали стрельбу противника, и обычно были просто слишком заняты, чтобы обращать внимание на трассеры. Если группа не передавала предупреждение, эти вещи даже не отмечались. На земле злые намерения врага были очевидны. Но в небе эта угроза казалась далекой и безличной — нас могли убить не люди, а вещи — описывающие дуги трассера, разрывы зенитных снарядов и РПГ. Мы не обращали на это особого внимания, пока трассер не проносился мимо нашего фонаря или пуля не попадала в самолет.

Тем не менее, возможность быть сбитым нельзя было игнорировать. Наездник Кови мог выпрыгнуть с парашютом из O-2 или катапультироваться из OV-10, но что, если его пилот был выведен из строя? Можно ли было просто бросить его? Это был больше, чем академический вопрос. В январе прошлого года капитан ВВС Джон Лехака летел на O-2 с Наездником Кови Сэмом Замбруном, когда огонь противника обрушился на их лобовое стекло. Сэм ничего не знал о пилотировании, поэтому, когда его пилот был ранен, не было никакой надежды взять управление на себя. Оба погибли. Поэтому после той трагедии пилоты Кови поступили мудро, приложив все усилия, чтобы научить Наездников Кови летать.

Получив самые общие инструкции, я начал получать время за штурвалом. Это было лучшим плюсом быть Наездником Кови, летать на OV-10 или O-2, получая уроки пилотирования или, после того как пилот стал уверен во мне, дремать. Многие тихие дни мы следили за радио и курсировали по лазурному небу, слушая группы, исследуя лаосскую глушь. Иногда мы отклонялись на запад к таинственному краю района действий SOG, где горы таяли, и начиналась большая травянистая равнина. Однажды в декабре того года под ясным небом я посмотрел далеко на запад и увидел отвесную скалу шириной, должно быть, миль двадцать (32 км). По картам я знал, что это было плато Боловен, возвышающееся на 3000 футов (915 м) над лугами, а под ним лежал густонаселенный город Аттапы.

Это было словно я заглянул за край земли. О том, что там происходило, мы слышали редко, почти никогда. Но нам часто говорили, что там был кто-то еще, теневая секретная армия ЦРУ, ведущая свою войну так же, как мы ведем свою. Наш разведотдел не доводил нам подробностей.

Напротив, значительная часть информации о войне в Лаосе исходила от ВВС благодаря разведотделу эскадрильи Кови, базирующейся в Плейку, в который мы, Наездники Кови, имели полный доступ. За один час я узнал о том, что происходит в Лаосе, больше, чем за два года в Контуме, от точного расположения дружественных аэродромов и форпостов до тех, которые недавно были захвачены. Общая картина была прямо там, на занимавшей всю стену карте с разведывательной обстановкой. Королевская лаосская армия покинула Аттапы месяцами ранее, не сделав ни единого выстрела, когда силы Северного Вьетнама приблизились к городу. Слухи о китайских войсках в Лаосе? Вот они, порядка 10000 китайских солдат на севере Лаоса, строят новую дорогу из южного Китая, чтобы ускорить поставки военных грузов в Северный Вьетнам. Американским самолетам было запрещено бомбить эту дорогу. Согласно совершенно секретному докладу, в Северном Вьетнаме находились еще тысячи китайских солдат, которые управляли железнодорожной системой и зенитными орудиями, чтобы Ханой мог отправить больше войск в Лаос и Камбоджу.

Впрочем, в тот месяц у меня было мало свободного времени для изучения разведданных, хотя я постепенно приобретал достаточно опыта, чтобы придумать собственную тактику Наездника Кови. Ее частью была небольшая уловка, которую я назвал "Трюк Старины Вилли Пита".

РГ "Колорадо" во главе с Один-Ноль Пэтом Митчелом находилась в Лаосе три дня, когда однажды утром их радист прошептал: "Кови! Кови! У нас Так-Е (Tactical Emergency)!" Тактическая чрезвычайная ситуация означала, что они еще не вступили в контакт, но нуждались в немедленной авиаподдержке. "Плохие парни повсюду вокруг", — сообщил радист, сержант Лин Сен-Лоран. По-видимому, крупное подразделение NVA выдвинулось ночью и развернулось вокруг них, не зная, что там находилась группа Митчела.

Медик Сил спецназначения, Один-Ноль Митчел сохранял хладнокровие и понемногу перемещал своих людей, но с каждой минутой росли шансы, что их обнаружат. Опытный командир группы, Митчел хорошо знал свое ремесло, обучаясь у Шепарда Паттона, бывшего Один-Ноль РГ "Колорадо", и совершил полдюжины выходов, не вступая в контакт. Его Один-Один, сержант Дэвид Микстер, прозванный "Ларч" в честь дворецкого из телевизионной комедии "Семейка Аддамс", возвышался над своими товарищами по группе, будучи в два раза крупнее Митчела или Один-Два Лина Сен-Лорана. Компетентный и тихий по своей природе, Сен-Лоран никогда не делал это предметом обсуждения, но, к сожалению, его брат-близнец Лэнс погиб годом ранее, когда его вертушка была сбита 4 июля.

К тому времени, как мы были над ними, у моего пилота была пара F-4 на подходе в нескольких минутах. Сначала мне было нужно визуальное опознание, которое дал Ларч, просигналивший зеркалом из воронки. "Вот дерьмо!" — прошипел я себе под нос — они были всего в 200 ярдах от Шоссе 110, прямо рядом с простирающимися на двадцать миль наиболее сильно выбомбленными холмами, тем самым местом, куда я хотел отправиться прошлым летом с РГ "Гавайи", чтобы устроить засаду на бульдозер.

Дела у РГ "Колорадо" обстояли не очень хорошо. Как, черт возьми, нам помочь им ускользнуть и эвакуироваться из этой богом забытой местности? Пока я обдумывал варианты, прибыли "Фантомы" и начали кружить над головой.

"Кови! Кови!" — прошептал голос Сен-Лорана. — "По самолетам стреляют! Они под огнем!"

И действительно, серые пятна клубились в небе позади F-4 — противник стрелял из 37-мм зенитных орудий. Хуже того, орудия находились прямо вокруг РГ "Колорадо". Их окружило зенитное подразделение, которое прибыло под покровом темноты. Что могло быть хуже? 37-мм орудия были так близко, что мы не могли бомбить, не задев группу.

В этой ужасной ситуации я вспомнил совет Ларри Уайта, понизил голос на октаву и уверенно заявил: "Напарник, мы собираемся попробовать Трюк Старины Вилли Пита" — сленговое обозначение белого фосфора в военном фонетическом алфавите. Я велел Сен-Лорану приготовить фосфорную гранату. "Я начну обратный отсчет, приятель, а затем я хочу, чтобы ты бросил ее и дал мне азимут и расстояние до противника". Когда Сен-Лоран был готов, я велел своему пилоту спикировать, и — как только я произнес "ноль" — мы выпустили ракету над самым холмом, как раз в тот момент, когда Сен-Лоран бросил свою гранату. Наша ракета ушла бог знает куда, но противник ошибочно принял разрыв гранаты Сен-Лорана за нашу ракету и решил, что мы заметили их пушки и собираемся их бомбить.

Северовьетнамцы нырнули в траншеи и заползли в бункеры, позволив РГ "Колорадо" ускользнуть незамеченной. Половина проблемы была решена. Но мне все еще предстояло вытащить Митчела и его людей.

Поблизости были сотни солдат NVA, а ближайшая пригодная для использования LZ была в 400 ярдах — прямо на Шоссе 110. Я держал РГ "Колорадо" на кромке джунглей, затем, когда прибыли "Кобры" и A-1, велел Митчелу выйти на дорогу и бежать на восток. Промчавшись мимо свежих следов шин, они собирались выбежать на поляну, когда я передал: "Стой! Возвращайся на дорогу! На этом поле люди!" Пока наши истребители обстреливали первую поляну, они продолжали идти, ожидая в любую секунду увидеть, как подъезжают грузовики с солдатами NVA, но наши "Кобры" обрабатывали дорогу впереди и позади них. Затем прямо над ними возник "Хьюи", заложил крутой вираж и приземлился. Они улетали на бреющем, держась над верхушками деревьев, в то время как истребители нанесли удар по окружающим холмам, и ушли прочь.

Ни одна из машин не получила попаданий.

В тот вечер Митчел, Микстер и Сен-Лоран получили бесплатные напитки в Кови Кантри-Клубе. После обсуждения этого напряженного дня Митчел спросил: "Скажи, Пластикмен, сколько раз ты пользовался этим Трюком Старины Вилли Пита?"

Я улыбнулся. "Сегодня считается? Один раз".

Последние дни 1970 года мы с Кеном Карпентером провели в постоянных чрезвычайных ситуациях, вытаскивая группы из, казалось бы, невозможных ситуаций. 26 декабря Кен дважды пытался высадить группу, как на основной, так и на запасной LZ, и был вынужден тут же забирать их, когда они вступали в контакт сразу после приземления. На следующий день я высадил группу, и произошло то же самое, но на этот раз нам пришлось бомбить и обстреливать на протяжении двух с половиной часов, чтобы вытащить их. Мы это сделали, без потерь. 28 декабря Кен вывел еще одну группу, которая продержалась всего сорок минут, прежде чем им пришлось пробивать себе путь. Затем, 29 декабря, группа была готова выпрыгнуть из высаживающей вертушки, когда они заметили северовьетнамцев около LZ и прервали высадку, успев отступить в последний момент. После обеда группа высадилась, несмотря на то, что возле LZ их вертушки были обстреляны. Один-Ноль запросил эвакуацию, но оперативный офицер S-3 не хотел, чтобы их вытаскивали, пока они не вступят в контакт, дурацкое желание, подумал я, поскольку противник, очевидно, знал, что они высадились. Они продержались всю ночь, затем вышли на связь, пробили себе путь, и мы благополучно вытащили их.

Подвергаясь давлению со стороны Сайгона, требующего держать группы на земле, S-3 иногда принимал плохие решения, сомневаясь в Один-Ноль и отказываясь эвакуировать свои группы. Это ставило Наездника Кови между двух огней, так как он работал на S-3, но сочувствовал Один-Ноль. Услышав, что его запрос на эвакуацию отклонен, разгневанный Один-Ноль часто передавал Наезднику Кови: "Скажи этому тупому ублюдку, чтобы он немедленно вытащил нас, или я вырежу ему кишки и задушу его собственными вонючими внутренностями!"

Когда Наездник Кови передал это сообщение S-3, оно стало таким: "Командир группы просит пересмотреть решение, пока еще держится хорошая погода. Его преследуют до изнеможения, контакт неизбежен, и прямо сейчас он находится около пригодной для использования LZ". После того, как повторный запрос был одобрен, Один-Ноль оставалось только сказать своим товарищам по группе: "Все, что вам нужно, это знать, как разговаривать с этим ублюдком".

В этом он был совершенно прав.

Новый 1971 год застал РГ "Айова" крадущейся вдоль Шоссе 110, пытаясь проверить донесение агента ЦРУ, что северовьетнамцы подтягивают танки к границе Южного Вьетнама. Возглавлявший группу, мой старый товарищ по Операции "Эштрей Два", сержант Пол Кенникотт, в дополнение к обычному составу "Айовы" из сержантов Ральфа Мансона и Джима Доггетта, взял с собой двух добровольцев, сержантов Джона Ганнисона и Филиппа "Вуди" Вуда. Подтвержденных свидетельств присутствия танков на юге Лаоса не было в течение двух лет, со времен провалившейся танковой атаки на Бенхет.

Смело идя по шоссе, высматривая признаки прохождения гусеничной техники, они чувствовали себя жутко в тот день, как будто за ними наблюдали, следили, преследовали. Поверхность была настолько твердой, что они не могли различить никаких отчетливых следов колесной или гусеничной техники. Они молча прошли мимо десятков окопов, вырытых прямо рядом с дорогой, вероятно, для укрытия водителей грузовиков и часовых во время авиаударов. Они нашли брошенный военный грузовик, у которого, видимо, сгорел двигатель.

Через полчаса Кенникотт решил, что они достаточно рисковали, и пора исчезать обратно в джунгли. Один из американцев бросил случайный взгляд на дорожное полотно — он подозвал Ральфа Мансона, и вместе они смахнули пыль с поверхности шоссе. Черт возьми, это был двухфутовый кусок танковой гусеницы, затертый машинами и впечатавшийся в глину! Кенникотт знал, что эксперты по разведке могли бы точно определить, какой машиной он оставлен; выкопать его, и их задача будет выполнена.

Мансон встал на колени и поспешно подцепил края гусеницы, поднимая и дергая и, наконец, выдернув ее. Всего двух футов в длину, гусеница весила почти девяносто фунтов (40,8 кг). Все пятеро американцев сгрудились вокруг своего ценного приза: слишком хорошо, чтобы быть правдой — задача выполнена.

БА-БАХ! — между ними взорвался РПГ, сбив всех пятерых с ног — за которым последовали очереди из трех десятков АК. Один-Ноль Кенникотт с трудом поднялся на ноги, стреляя из своего CAR-15 по теням на дороге. Осколки разбили очки Кенникотта и оставили пятна крови по всему его лицу и рукам. Ганнисон, также тяжело раненный, открыл огонь, как и раненый Доггетт. Ошеломленный, с текущей из обоих ушей кровью, Вуди тряс головой и ничего не слышал. У Мансона был только крохотный осколок в колене, стальная гусеница отразила взрыв.

Под шквальным огнем с трех сторон разведчики отстрелялись и бросились в джунгли, укрывшись среди пней и муравейников. Они услышали крики, когда северовьетнамцы сомкнули вокруг них кольцо. Мансон крикнул в рацию: "Кови! Кови! Прерия Файр! Прерия Файр!"

Менее чем в пяти милях от них я услышал его крик — и к счастью, чертовски удачно, наши вертолеты только что стартовали из Дакто в вылет на снабжение ретрансляционной станции Легхорн. Услышав об их критическом положении, я повел к ним "Кобры" и повернул "Хьюи" обратно в Дакто, чтобы увеличить их время пребывания на позиции. Тем временем мой пилот связался с Хиллсборо и перенаправил две группы F-100 с другой цели на севере. Истребители будут над нами менее чем через десять минут. Проблема была в заканчивающемся светлом времени. Через тридцать минут стемнеет.

Когда мы добрались до РГ "Айова", они все еще вели отчаянную перестрелку, уступая по численности более чем втрое. Я знал, что с таким количеством раненых я не смогу увести их далеко, поэтому нам придется разбить NVA вдребезги и вытащить их прямо оттуда. Но послеполуденные тени стали такими глубокими, что ракеты "Кобр" выглядели как фейерверки, когда взрывались среди деревьев.

В мгновение ока появились F-100, подразделение Национальной гвардии ВВС из Фангранга, известное как "Рыси" и "Желтые куртки". Узнав о критической ситуации, пилоты F-100 прижались опасно низко, чтобы вести огонь из своих 20-мм пушек прямо рядом с находящейся в беде группой. Один из них пролетел так низко, что Мансон увидел на его шлеме прозвище "Текс".

Когда "Хьюи" приблизились, мой пилот велел F-100 сбросить напалм и бомбы. Некоторые из 500-фунтовок взорвались так близко, что подбросили разведчиков над землей. Они не возражали.

Северовьетнамцы все еще были там, но отступили от нашего плотного огня достаточно, чтобы пришло время привести "Хьюи". Под прикрытием пары "Кобр" Белый Ведущий подошел, сбросил лестницы и благополучно вывез первую партию. Умеренный огонь с земли преследовал его, но попаданий не было. Я поговорил с Кенникоттом, дав ему знать, что на подходе второй "Хьюи". Я смотрел, как птичка зависла, пока Доггетт поднимался по лестнице, за ним следовал Мансон; бортстрелок прекратил огонь, чтобы затащить его на борт.

"По мне огонь, на девять часов", — спокойно доложил пилот "Хьюи", удерживая свой корабль в устойчивом положении. "Кобра" сделала вираж и изрешетила деревья слева от него. Настала очередь лезть вверх Кенникотту, последнему остающемуся на земле человеку.

На полпути в него попала очередь из АК, сбросив с лестницы. "По мне огонь", — спокойно повторил пилот, — "на девять часов", и вновь "Кобры" разразились огнем. Раненый в живот, грудь и руку, Кенникотт с трудом поднялся на ноги и потянулся к лестнице. Бортстрелки отчаянно отстреливались, прикрывая его, но времени сползти по лестнице, чтобы помочь, не было. И снова Кенникотт упал. Инстинкт умолял пилота уйти, но он этого не сделал, удерживая машину на месте, пока бортстрелки и товарищи Кенникотта стреляли, а "Кобры" поливали огнем все вокруг, и в последний раз Один-Ноль попытался вскарабкаться.

Кенникотт был слишком слаб, чтобы сделать это, он зацепил ноги за перекладину, пристегнулся ремнем снаряжения к лестнице и дал отмашку "Хьюи". Под интенсивным огнем с земли птичка поднялась, Кенникотт сидел на лестнице, истекая кровью. Они выбрались.

К тому времени, как к нему в Бенхет добрался медик, Кенникотт почти истек кровью. Его эвакуировали в Штаты, и его не стало, как раз когда аналитики из Сайгона определили, что гусеница, которую он привез, была от танка ПТ-76 советского производства, что стало важной находкой разведки, которая была дурным предзнаменованием относительно того, что должно было произойти в Южном Вьетнаме.

После ухода Пола теперь оставались только капитан Фред Крупа и я — последние ветераны "Эштрей Два", все еще находящиеся во Вьетнаме.