Секреты Ватикана

XIV. Бесследно исчезнувшая девушка

В конце Корсо Ринашименто располагается беспорядочно-очаровательный комплекс площадей, перекрестков и небольших площадок, свидетельствующих о запутанности урбанистической планировки: пьяцца делле Чинкве Луне, пьяцца Сант-Аполлинаре, пьяцца Сант-Агостино, пьяцца ди Тор Сан-гуинья. Все эти места известны, но наиболее загадочна здесь, помимо топографии, пьяцца с самым красивым названием — делле Чинкве Луне (Пяти Лун). Кажется, оно происходит от вывески одной местной траттории, где были изображены пять растущих лунных дисков.

Пьяцца ди Тор Сангуинья зовется так потому, что там находилась башня дей Сангуиньи, ныне жилое здание, построенное еще в ХШ столетии. Маленькая пьяцца ди Сант-Агостино заимствовала имя у церкви, где хранится прославленная "Мадонна пилигримов" кисти Караваджо; справа от нее — входная дверь в Библиотеку Анджелика, относящуюся к XVII веку, — это один из самых поразительных секретов Рима.

Пьяцца Сант-Аполлинаре тоже получила свое название от имени близлежащей церкви, очень старинной, "архипресвитерианской" (in archipresby-teratu), то есть воздвигнутой протоиереем. Ее основателем был папа Адриан I, посвятивший церковь святому покровителю Равенны. Базилика была перестроена до самого фундамента по желанию Бенедикта XIV (1740–1758), в миру Просперо Ламбертини, родившегося в Болонье и ставшего главным действующим лицом пьесы Альфредо Тестони "Кардинал Ламбертини" (1905 год). Знаменитый своей щедростью, этот понтифик оставил немало примеров собственного эксцентричного остроумия; к примеру, он был не прочь вставлять в свои фразы выражение "Хер ли!"[110] в утвердительном смысле. Просперо Ламбертини активно пользовался этим выражением, будучи кардиналом, не изменил своей привычке и на папском троне. При этом он добавлял: "Я хочу канонизировать это слово, даруя полное отпущение грехов тем, кто произносит его по десять раз на дню".

В общем, папа Ламбертини был понтификом доступным, свойским парнем, грубо говоря, он путешествовал по городам и весям как обычный священник, веселился с простым народом — пополанами — так, будто был одним из них. Многие историки проводят параллели между ним и папой Ронкалли. Именно Бенедикт поручил переделку сооружения гениальному архитектору Фердинандо Фуга (1699–1781). В этой церкви похоронен барочный композитор Джакомо Кариссими, который служил здесь капельмейстером. Но в крипте, о чем я намекал в восьмой главе, покоится и Энрико Де Педис по прозвищу Ренатино, один из боссов пресловутой банды Мальяна. Странное посмертное прибежище для человека, отдавшего всего себя преступному миру: убийства, похищения, наркотрафик, вымогательства. Итогом всему стало то, что его самого пристрелил киллер, нанятый одной из соперничающих группировок: 2 февраля 1990 года он находился на виа дель Пеллегрино, намереваясь кардинально изменить свою жизнь, но времени у него уже не было.

То, что профессиональный преступник исхитрился получить гробницу, достойную понтифика, не должно никого удивлять. Кардинал Уго Полетти, викарий Рима, разрешил сделать это после прочтения письма дона Вергари, экс-капеллана римской тюрьмы Реджина Коэли, в котором, в частности, утверждалось, что "синьор Энрико Де Педис был великим благодетелем бедняков, посещающих базилику, ведь он оказывал конкретную помощь различным религиозным и социальным инициативам… с Вашего согласия семья продолжит активно заниматься благотворительностью". Апология и обещание должны были показаться убедительными или хотя бы достаточными доводами.

Впрочем, если обратиться к истории, исключения такого рода случались и в прошлом, причем всегда благодаря щедрым подношениям. Знаменитая Фьямметта, великосветская проститутка, куртизанка, которую по церковным правилам ожидала могила в "оскверненной земле", сумела добиться погребения в церкви Сант-Агостино, а одна из площадей, расположенных неподалеку (пьяцца Фьямметта), даже обрела ее имя и донесла его до наших дней. В начале XVI века Фьямметта Микаэлис, по происхождению флорентийка, являлась любовницей Чезаре Борджиа — тогда он был кардиналом.

Поговаривали, что в преклонном возрасте она сильно изменилась и во спасение души делала щедрые пожертвования церкви. В "Диалоге Дзоппино" (букв. Хромоножки), приписываемом перу Аретино, читаем: "Фьямметта обеспечила себе посмертную судьбу: я видел в Сант-Агостино капеллу в ее честь". Кажется, что, когда она умерла в феврале 1512 года, грехи ей были уже прощены.

Напротив, искупление грозило мало кому из членов банды делла Малья-на, которая на рубеже восьмидесятых годов XX века оказалась замешанной в самые кровавые разборки, оставившие след в хронике терроризма и политики. От убийств до разбоя, все с показательной жестокостью, вплоть до дела банкира Роберто Кальви, трагического похищения Альдо Моро и масштабной коррупции в среде партийных деятелей. Но Ренатино и его сподвижники могли сыграть зловещую роль и в исчезновении пятнадцатилетней Эмануэлы Орланди, героини этой главы. Драма разразилась в солнечный июньский полдень на той самой пьяцца делле Чинкве Луне, имеющей столь колдовское название. Поблизости располагалась музыкальная школа, которую посещала Эмануэла; рядом — папский университет и различные колледжи. Все это пространство экстерриториально, то есть находится вне итальянской юрисдикции. Здесь Эмануэлу Орланди и видели в последний раз, перед тем как она навсегда исчезла: один из самых загадочных фактов криминальной хроники, повлекший за собой последствия международного уровня как по причине таинственной цепочки событий, приведших к трагедии, так и из-за невыясненности ее реальных мотивов.

Итак, Эмануэлу видели в последний раз после полудня в среду 22 июня 1983 года. День начинался обычно, и никто и не мог предположить, что он так трагически завершится. В то время ей было пятнадцать лет с хвостиком в несколько месяцев; она была восхитительна, как почти все девочки, которые начинают превращаться в юных девушек. Она училась на втором курсе лицея научного профиля, оценки были средними, причем восемь баллов в графе "поведение" заставляют думать, что ее мысли занимало что-то иное, к тому же показатели успеваемости Эмануэлы за тот год явно контрастировали с прошлогодними. Часто случается, что подростков в таком возрасте волнуют разные вещи; они ревностно оберегают их от чужих ушей и глаз, неохотно доверяя кому-либо. Что могло беспокоить Эмануэлу?

В целом той особенностью, которая могла сыграть фатальную роль в судьбе девушки, было ее ватиканское гражданство. Семья Орланди состояла на службе у Святого престола почти целое столетие. Дед, Пьетро, служил конюхом у Пия XI перед тем, как стать в 1932 году служащим — почтальоном папы. Отец, Эрколе, в определенном смысле унаследовал должность и ремесло, поскольку его назначили отвечать за сортировку и распределение папской почты, включая приглашения, конверты, бандероли, дипломатические депеши. В связи с этим семья Орланди (пятеро детей: четыре девочки и один мальчик) проживала в границах Святого престола, в четырехэтажном дворце, обращенном фасадом к маленькой площади Сант-Эджидио; там размещались и другие семьи, а также апостолическая Элемозинерия, ватиканская структура, ведавшая вопросами милостыни и пожертвований.

В ту среду родители Эмануэлы, Эрколе и Мария, отправились во Фьюмичино навестить родственников, намереваясь поужинать с ними и вернуться домой к вечеру. Будучи заботливой матерью, синьора Мария приготовила обед для детей, оставшихся дома.

После 16:00 Эмануэла пересекла Порта Сант-Анна и покинула пределы Ватикана, направляясь к музыкальной школе. Тут нас снова окружают площади и здания, о которых было упомянуто выше. Школа, названная в честь Томмазо Людовико да Викториа, представляет собой одно из подразделений Папского института священной музыки (где, если мне будет позволено вставить биографический фрагмент, я и сам изучал контрапункт и гармонию в начале шестидесятых годов). Школа, которой управляла тогда сестра-монахиня Долорес, примыкала сзади к гигантскому палаццо Сант-Аполлинаре. Эмануэла училась играть на поперечной флейте и пела в ватиканском хоре; одним словом, демонстрировала устойчивый интерес к музыке. Мы не знаем, как она поступила, выйдя через ворота Сант-Анна, охраняемые швейцарскими гвардейцами, — пошла пешком или поехала на автобусе. Она могла выбрать любой вариант, поскольку, если отлично знать маршрут, расстояние, которое требуется преодолеть, не превысит двух километров. Однако у нас есть сведения о том, что на Корсо Ринашименто ее заметили два человека — регулировщик дорожного движения Альфредо Самбуко и сотрудник полиции Бруно Боско, дежуривший перед палаццо Мадама, резиденцией сената Итальянской республики.

Уже первые свидетельства, как это часто бывает, противоречивы. Самбуко заявил, что видел девушку, шедшую со стороны площади делле Чинкве Луне. Это позволяет предположить, если память его не подвела, что Эмануэла пришла пешком и, дабы добраться до школы, выбрала путь по Корсо Ринашименто. И не только. Регулировщик обратил внимание на то, что она остановилась поболтать с тридцатилетним элегантным и стройным молодым человеком, припарковавшим неподалеку свой зеленый BMW. Он добавил, что этот эпизод относится примерно к 17:00. В одном из выпусков телевизионной программы "Телефоно джалло", на прямой эфир которой я пригласил его через несколько лет, он говорил уже о 19:00. В следующем интервью он признал, что ошибся, и подтвердил свои показания: встреча состоялась в 17:00. Впрочем, в его воспоминаниях были и другие нестыковки. Хотя надо сказать, что в этой истории все смутно, все запутанно, таковым и останется: уже с первых реплик, в силу непредвиденных или (пусть и отчасти) инсценированных обстоятельств, сформировались предпосылки, которые только оттянут окончательную разгадку.

Агент Боско добавил одну деталь к описанию тридцатилетнего элегантного мужчины, приведенному регулировщиком: дословно он сказал, что неизвестный из BMW "общался с девушкой, одновременно демонстрируя ей рюкзак военной расцветки с надписью "Эвон", содержавший, вероятно, косметику или что-то из парфюмерии". Как подметил Пино Никотри в своей книге "Правда об Эмануле Орланди", образцы продукции такого типа и ранец защитного цвета плохо сочетаются между собой.

Совершенно точно мы знаем, что около 19:00 Эмануэла, ушедшая с урока музыки пораньше, позвонила домой. В отсутствие еще не вернувшейся матери она поболтала с сестрой Федерикой, сообщив ей, что получила от неизвестного предложение о работе. Речь шла о "раздаче косметики во время модного показа ателье класса люкс "Фонтана" в салоне Борромини на корсо Витторио Эмануэле" за вознаграждение в 375 000 лир. Но и этот фрагмент истории не выдерживает критики. Такая большая сумма за два-три часа работы кажется невероятной, если только цифра не была приманкой, за которой скрывалась ловушка. Обман заподозрила и Федерика, посоветовавшая сестре бросить эту затею и идти домой.

Примерно в 19:00 другая студентка, Раффаэлла Монци, присоединилась к Эмануэле и составила ей компанию в ожидании появления таинственного мужчины из BMW. Прошло полчаса, Раффаэлле нужно было возвращаться к себе домой, и она села в автобус. Из окошка она успела заметить, что какая-то женщина беседовала с Эмануэлой. Ее личность так никогда и не была идентифицирована.

Утром в четверг 23 июня Наталина, старшая сестра Эмануэлы, подала заявление о пропаже девочки в инспекторат общественной безопасности при Ватикане. В документе она уточнила передвижения и расписание сестры согласно схеме, приведенной нами вкратце. Вечером того же дня Иоанн Павел II возвратился в Рим после своей второй поездки в Польшу. Некоторые члены его свиты рассказывали о некой нервозности, охватившей тех, кто его сопровождал. Ходили слухи о новом покушении, которого всерьез опасались, но правдоподобна и другая версия, состоявшая в том, что это было спровоцировано известием об исчезновении юной гражданки Ватикана.

Для полного понимания всей истории, помимо трагедии юной девушки и горя ее родных и близких, нужно вспомнить, в какой напряженной, лихорадочной политической атмосфере произошло "похищение" Эмануэлы.

Первый аспект касается того факта, что папа-поляк именно в те дни совершил свой второй визит на родину после 1979 года, когда в Москве с тревогой и гневом ощутили открыто брошенный вызов. В Польше руководство католического профсоюза "Солидарность" было временно заключено в тюрьмы по приказу генерала Войцеха Ярузельского. На это польский президент был вынужден согласиться после жесткого советского давления; ему было прямо рекомендовано помешать посещению понтификом страны. Москва опасалась того, что потом неминуемо могло произойти: массовые народные манифестации, где антикоммунистический и антисоветский политический компонент превалировал бы гораздо более ощутимо над религиозным.

Курия разделилась по вопросу, какую линию следует проводить в отношении СССР и советского блока. Госсекретарь Агостино Казароли и "министр иностранных дел" Акилле Сильвестрини, помнившие о завете папы Павла VI, предпочитали диалектику мягкого подхода, схожую с Ostpolitik (Восточной политикой), когда-то провозглашенной в ФРГ канцлером Вилли Брандтом. Напротив, папа Иоанн Павел II был убежден, что сумеет подтолкнуть к падению в пропасть режимы, опирающиеся на Москву, начиная с того, что сжимал в тисках его Польшу. Он осознавал, что у него предостаточно энергии, харизматичности, ясности мировоззренческих установок и финансовых средств, к тому же пора было сделать шаг навстречу духу эпохи, уже созревшей для решительного поворота. Это была долговременная стратегическая партия, исход которой сегодня очевиден всем: сперва падение Берлинской стены осенью 1989 года, затем, в 1991 году, развал Советского Союза. Неужели эти грандиозные перемены и правда были связаны с пропажей в Риме пятнадцатилетней девчушки?

Второй аспект относится к покушению на Иоанна Павла II на площади Святого Петра 13 мая 1981 года, когда турок Мехмет Али Агджа дважды выстрелил в него из револьвера, тяжело ранив. Изменись траектория пули всего на пару миллиметров — и один из выстрелов повлек бы за собой смерть.

Некоторые верующие поговаривали о чуде. Фотограф ватиканского ежедневника "Оссерваторе Романо" Артуро Мари за три дня до того сделал несколько снимков папы, посещавшего один из римских приходов. Позднее заметили, внимательно просмотрев изображения, что уже тогда с толпой смешался турецкий убийца или как минимум его двойник.

Третий аспект связан с другой молодой римлянкой, Миреллой Грегори, сверстницей Эмануэлы, дочерью владельцев бара на виа Вольтурно, также пропавшей из дома за пару недель до того, 7 мая 1983 года. Оба прискорбных случая были объединены прессой в двойное похищение с применением насилия с целью освобождения турецкого киллера или же с принуждением белых женщин к проституции в восточных гаремах. Судьбы Миреллы и Эмануэлы очень различаются. Они обе весьма драматичны, но лежавшие в основе их похищений причины несхожи. В этом, видимо, убедилась судья Аделе Рандо, долгие годы анализировавшая оба дела. В следственном заключении от 1997 года она объявила о том, что верит в гипотезу об "искусственном наложении исчезновения Миреллы на пропажу Эмануэлы, вероятно, с целью многократно усложнить расследование дела последней, превращая его по возможности в еще более запутанное и сложное".

Мы не знаем, в сущности, взаимосвязаны ли истории этих двух девочек. Разумеется, к Эмануэле было еще долго приковано внимание, в том числе из-за недавних открытий. Поэтому на ней и сосредоточится наше повествование. Если придерживаться логически обоснованной гипотезы, пусть и лишенной объективных доказательств, можно сказать, что вереница улик, сплетен и слухов о ее исчезновении, за которым, скорее всего, последовала смерть, была прихотливой игрой различных персонажей, заинтересованных в том, чтобы отсрочить раскрытие тайны или извлечь для себя пользу. На эту тему существуют великолепные книги, исследующие самые разнообразные допустимые мотивы и побуждения. Перед тем как углубиться в эти версии, я попытаюсь изолировать отдельные моменты и действующих лиц, а заодно разобраться в паутине слухов и догадок, будто нарочно сплетенной разными прихотливыми умами, экспертами по коммуникациям и контринформации (подчас вытекающей из самого дела), а не только профессиональными преступниками.

Одним из протагонистов этого дела, пусть и фиктивным, долго считался турок Мехмет Али Агджа, приговоренный к тюремному заключению за покушение на папу и освобожденный условно-досрочно 18 января 2010 года в Анкаре. Разные версии, выдвинутые им для объяснения мотивации его поступка или судьбы Эмануэлы, сами по себе являются доказательством двусмысленности, двойственности, к которой привели темные побуждения или иррациональные расчеты.

Судье Агджа поведал, что в случае ареста у него и его сообщников был разработан превентивный план, чтобы пустить по ложному следу сыщиков, разбавив крупицы истины обильной порцией лжи. В ходе судебного заседания он заявил, что Эмануэла была похищена нелегальной масонской ложей "П-2", возглавлявшейся Личио Джелли: "Эти люди знали, что я реинкарнация Иисуса Христа. Они хотели внедрить меня в Ватикан и манипулировать мной, как послушным инструментом…" Пару дней спустя он отрекается от своих слов: "Я впутал сюда "П-2", так как Эмануэлу захватили "Серые волки"[111] и болгары. Они требовали, чтобы я максимально запутал процесс и дискредитировал западную прессу, громко обвиняющую СССР и Болгарию в потворстве международному терроризму".

Через семь лет после пропажи Эмануэлы Агджа подтвердил, что опознал в некоем Атесе Бедри, турке, заключенном французской тюрьмы Пуасси, своего друга Орала Селика, который будто бы и организовал похищение девушки. В 1993 году в интервью Антонио Фортикьяри для еженедельника "Дженте" он утверждает, что похищение было частью международного заговора против Ватикана, а девочка была лишь наживкой, то есть подстраховкой в деле постыдного шантажа церкви. Возможность такого поворота событий, густо приправленная абсурдными измышлениями, тогда прошла почти незамеченной. Последние находки следствия придают ей интересную достоверность, пусть и базирующуюся на несколько иных соображениях.

В 1997 году в письме к судьям Импозимато и Мартелла Агджа вернулся к предыдущей версии. Он пишет, что его заказчиками и вдохновителями на самом деле были советские секретные службы (КГБ СССР) и болгары, а похищение требовалось для оказания давления на следствие и его освобождения после ареста. В тот же период он обращается и к Эрколе Орлан-ди, заверяя, что с его дочерью "все в порядке, ее физическая и моральная неприкосновенность абсолютно гарантированы". Ранее он говорил, что девушка мертва; затем утверждал, что обе девочки, Мирелла и Эмануэла, живут в Лихтенштейне: "Обеих никогда не похищали, они находятся в Лихтенштейне. Это не более чем международная интрига".

Следователь Розарио Приоре установит полную ненадежность показаний этого человека, добавив, что "с такого рода персонажем ни один процесс не выстроить". Единственным достоверным фактом в этом нагромождении лжи и фантазий, частично просчитанных до мелочей, частично порожденных воспаленным воображением, было то, что турецкий киллер стремится держать следствие на коротком поводке, сшивая кусочки истины, обрывки фраз, подслушанные или подсмотренные исподтишка в газетах, расплывчатые обещания, позволяющие ему как можно дольше быть в центре внимания. Может быть, он боялся, что, как только о нем забудут, с ним произойдет какой-нибудь неприятный инцидент? Мы не знаем, какого плана была правда, поведанная им папе 27 декабря 1983 года во время их конфиденциального разговора, состоявшегося в тюрьме Ребиббиа. При условии, конечно, что он сам знал эту правду.

Другим действующим лицом был сам папа Иоанн Павел II, который, как мы видели, вернулся из Польши в тот самый день, когда было заявлено о пропаже Эмануэлы. Через несколько дней, в воскресенье 3 июля, появившись публично на своем балконе, обращенном к площади Святого Петра для произнесения молитвы "Ангел Господень", понтифик скажет такие слова: "Я хотел бы выразить живое участие и сочувствие близкой мне семье Орланди, скорбящей по дочери Эмануэле, которая с 22 июня так и не возвратилась домой. Мы не теряем надежды на человечность тех, кто несет ответственность за это деяние". Слова непредусмотрительные, из них можно заключить, что Эмануэла не ушла добровольно, а именно была похищена. До этого никто о таком повороте событий даже не намекал. Слова недостаточно хорошо продуманные и отшлифованные, что не ускользнуло от чутких ушей спецслужб и зарубежных разведок, в частности Штази[112] внешнюю разведку которой возглавлял в то время блестящий Маркус Вольф по прозвищу Миша, очутившийся, в частности, на страницах романов Джона Ле Карре под именем Карла.

Почему папа и осторожнейшая, хладнокровная ватиканская дипломатия, всегда такая сдержанная и уклончивая, допустили подобную ошибку? Или же ее стоит трактовать как преднамеренное действие? Была выдвинута гипотеза, что данными словами — вне зависимости от того, осознавал это понтифик или нет — намеревались скрыть истинную причину исчезновения Эмануэлы: увести внимание в сторону от возможного преступления или некоего позорного инцидента в ватиканских апартаментах.

Семью Орланди (равно как и семью Грегори) месяцами атаковали анонимными звонками. Голоса неизвестных, говорившие от собственного имени или от лица каких-то организаций, предлагали сделки, обмен, переговоры, выставляли условия за освобождение девочек. Анонимные собеседники порой выражались на хорошем итальянском языке, с безупречным произношением, иногда, напротив, с четким, псевдоиностранным акцентом, по мнению следователей, специально имитируемым. Но никто никогда так и не доказал, что мог в самом деле распоряжаться свободой Эмануэлы. Никто не смог просто убедить родителей в том, что она до сих пор жива. Максимум, чего удалось добиться от звонивших, это фотокопия пропуска в музыкальную школу, квитанция об оплате взноса за экзамен и рукописная фраза "С любовью, ваша Эмануэла". Эти документы могли быть у нее — живой или мертвой — украдены или же вытащены из архивов секретариата школы. Во время одного из таких диалогов анонимный голос со смехотворнослащавым американским акцентом обменялся такого рода репликами с родственником девушки:

Собеседник: Ну что же, слушайте хорошенько вот эту запись.

Родственник: Да, пожалуйста, Вы мне только дайте ее послушать.

Собеседник: Вслушивайтесь тщательно, всего пару мгновений… там Ваша дочь.

Родственник: Да, включайте же.

Собеседник: Okay, one moment… All right, let’s go, let’s go[113].

Голос девушки: национальная школа-интернат Витторио Эмануэле II. Я должна перейти на третий курс в следующем году; национальная школа-интернат Витторио Эмануэле II. Я должна перейти на третий курс в следующем году; национальная школа-интернат Витторио Эмануэле II. Я должна перейти на третий курс в следующем году [и так далее семь раз подряд].

Кроме того, был проведен детальный анализ целого ряда сообщений, распространенных кем-то в те же дни. Доклад итальянских спецслужб за ноябрь 1983 года описывает их предполагаемого автора следующим образом: "иностранец, вероятно, из англосаксонской среды", с "высочайшим интеллектуальным и культурным уровнем", выучивший итальянский язык только после курса латыни; неплохой знаток Рима, проинформированный об итальянских юридических нормах, осведомленный о логистической организационной структуре Ватикана и "принадлежащий (или примыкающий) к миру церкви". Фактически фоторобот.

Однажды в миланское новостное агентство ANSA было доставлено сообщение за подписью "Драгана", написанное на корявом и весьма приблизительном итальянском языке. В частности, оно гласило: "Эмануэла была хорошей девочкой, мы хотели ее спасти, но вы повели себя плохо. Как она того не заслуживала. Ее тело вы, наверное, никогда не найдете, но этот Ализ был безжалостен, он не может быть турком, ибо мы, турки, не убиваем, мы добрые. Эмануэла всегда плакала, хотела вернуться домой, грустила и переживала, несколько раз пыталась сбежать, а Ализ ее колотил, а ведь бить такое нежное создание нельзя. Меня зовут Драган и я из Славии, поэтому я не понимаю этого выродка Ализа, зачем он убил Эмануэлу, сейчас я сваливаю с Миреллой…" и тому подобное.

Перед нами столь грубо исковерканный стилистически итальянский язык, что это кажется нарочитым. Тот, кто высказывается столь элементарным, рудиментарным образом, явно не может писать comprendo[114] вместо общепринятого capisco или же вставлять слово bastardaggine[115], крайне трудное и встречающееся редко.

Похоже на группу болтливых хвастунов, желающих выловить рыбку в мутной воде. В своей обличительной речи заместитель прокурора Джованни Малерба напишет: "В ход дела вклинились мифоманы, экстравагантные фантазеры, лозоискатели, медиумы, провидцы, пророки, мошенники, плуты, шакалы всех мастей, заключенные и скрывающиеся от правосудия, ищущие для себя процессуальных преимуществ и выгод". В реальности ситуация была еще более запутанной. В темную интригу оказались вовлечены и двое иностранных журналистов. Первый, Ричард Рот, римский корреспондент американского телеканала CBS, получил из Бостона конверт. Авторы послания требовали выпустить нескольких турок, в том числе Агджу, в обмен на освобождение Эмануэлы. Согласно экспертизе другого судьи, Доменико Сика (многочисленные представители судебной власти курировали этот вопрос в течение целого ряда лет), сообщение аутентично и, что принципиально важно, его автор демонстрирует осведомленность о содержании письма родственников Миреллы президенту Италии Сандро Пертини. Значит, здесь действовали уже не жалкие мифотворцы, а профессионалы, имеющие доступ к конфиденциальным сведениям.

Вторым вовлеченным в дело представителем иностранных СМИ стала американка Клер Стерлинг, журналистка и писательница, эксперт по итальянской тематике. Ее статья, опубликованная в "Нью-Йорк таймс", анализирует гипотезу, которая подспудно циркулировала повсюду: вся операция была организована болгарскими спецслужбами по заказу Советского Союза. Логический фундамент этой версии базировался на заинтересованности Москвы и восточноевропейского блока в дестабилизации власти Иоанна Павла II до того, как он расшатает коммунистическую систему в Европе. Клер Стерлинг, безупречный профессионал, проявила здесь такой ярый антикоммунизм, что навлекла на себя подозрения в связях с ЦРУ, впрочем, так никогда и не доказанных.

Однако неопровержимо то, что в определенный момент в игру вступили спецслужбы ГДР, точнее X департамент Штази, занимавшийся дезинформацией. 4 августа в миланское агентство "Аста" доставили заказное письмо с уведомлением о вручении (sic!) за подписью так называемого "Фронта турецкого антихристианского освобождения Turkesh (Туркеш)". Читаем в нем: "Эмануэла Орланди, наша пленница, будет казнена в христианский день 30 октября. Как вы знаете, это дата капитуляции нашей священной и непобедимой страны в милостивый к вам год 1918-й…" и так далее. Опять же итальянский оригинал намеренно безграмотен и отсылает читателя ни много ни мало к концу Первой мировой войны.

Представители турецкого посольства в Италии поспешили заверить общественность, что никакого "Фронта Туркеш" нет в природе. Невзирая на это, нашлись некоторые, в том числе ряд родственников Эмануэлы и двуличный адвокат семьи Орланди (выбранный и оплаченный итальянскими спецслужбами), кто поверил "заказному письму". Действительно, позже появятся и другие послания от этого таинственного антихристианского фронта. Когда ГДР вместе с остальным коммунистическим миром канет в небытие, полковник Гюнтер Бонсак, адъютант Маркуса Вольфа, признается репортеру газеты "Ла Репубблика", что упомянутый X департамент Штази был вовлечен в операцию "Папа (римский)", то есть нужно было сфабриковать турецкий след, чтобы вывести из-под удара Болгарию, союзную и дружественную страну.

Другой загадочный участник все более усложняющегося дела — это некая "Группа Феникс". Ее члены, кем бы они ни были, подбрасывают послание, где утверждается, что Эмануэла была убита; к сообщению присовокуплялись кое-какие лицемерно-моралистические соображения, похожие на это: "Безмерна вина причинивших вред юной жизни". Через пару месяцев вновь возникает "Фронт Туркеш", диктующий условия, на которых девочку могли бы отпустить, тем самым намекалось на то, что она еще жива. Спустя несколько недель объявилась третья организация — НОМЛАК, итальянский акроним, расшифровывающийся как Nuova Organizzazione Musulmana per la Lotta Anticristiana (Новая мусульманская организация по антихристианской борьбе), написавшая: "Девушка не в руках у "Фронта турецкого антихристианского освобождения Turkesh", она находится в Европе…" Не будь это трагедией и не исчезни Эмануэла в самом деле, все происходящее напоминало бы дурной фарс, но, надо признать, он был состряпан столь искусно, что ситуация сделалась совсем необъяснимой.

Ни одна из этих фантомных группировок так никогда и не представит ни единого доказательства в пользу того, что Эмануэла жива и остается их заложницей, — ведь это было бы естественно, если бы речь шла именно о похищении, да к тому же с политической подоплекой. Судья Аделе Рандо в заочном приговоре напишет (с "обоснованной убежденностью"), что политический и террористический мотив был "только ловкой диссимуляцией, направленной на сокрытие настоящей побудительной причины этого преступления — похищения Эмануэлы Орланди… после семи лет расследования результат заключается в том, что политико-террористическая мотивация лишена какого бы то ни было основания". Другой прокурор, Северино Сантьяпики, главный эксперт и председатель трибунала, объявит: "Пропажа Эмануэлы Орланди не имеет ничего общего со всем тем, что в дальнейшем увязали с ней".

Еще одна, коллективная, скажем так, "героиня дела" — это ватиканская иерархия. Многие следователи и судьи подчеркивали, что со стороны Святого престола не было оказано никакой помощи. Более того, чаще всего следователи натыкались на недомолвки и помехи. В феврале 1994 года судья Аделе Рандо заслушал свидетельские показания префекта Винченцо Паризи, заместителя директора СИСДЕ (итальянской спецслужбы по информационной и политической безопасности), сообщившего, что ему довелось повстречаться с монсиньором Дино Мондуцци, управляющим Папского дома, учреждения курии, в котором работал Эрколе Орланди. Встреча состоялась в июле 1983 года (то есть вскоре после исчезновения Эмануэлы) и оставалась под грифом "секретно" свыше десяти лет.

О чем же рассказал Паризи? "Ощущалась постоянная сдержанность Святого престола, фактически мешавшего осуществлению каких-либо следственных действий… что исключало наличие у Святого престола воли к сотрудничеству во имя прогресса в расследовании". И добавил дословно: "Я полагаю, что дознание и следственные мероприятия по данному вопросу были затруднены из-за сохраняющейся преграды между Италией и Святым престолом; вся эта история характеризуется обильными вбросами дезинформации, очевидно, с целью ввести в заблуждение следователей, оставив их в неведении и сомнениях". Судья тоже проанализировал данный факт и в своем постановлении указал на то, что все заявления совпадали "с постепенно зреющей уверенностью в этом" со стороны прокуратуры.

Вместе с тем итальянские судебные органы направили ряд международных запросов "компетентным судебным властям" государства Ватикан, однако все они, с разными формулировками, так и не получили четких ответов. Что же до монсиньора Мондуцци, все-таки допрошенного после долгих проволочек, то он ограничился тем, что категорически опроверг какие-либо встречи с Паризи. К тому времени префекта уже не было в живых, а потому парировать это заявление он не мог. Заместитель прокурора Джованни Малерба в своей речи тоже упомянул о свидетельстве Паризи, воспроизведя его точную фразу: "Я полагаю, что дознание и следственные мероприятия по данному вопросу были затруднены из-за сохраняющейся преграды между Италией и Святым престолом; вся эта история характеризуется обильными вбросами дезинформации, очевидно, с целью ввести в заблуждение…"

На практике все итальянские структуры, так или иначе занимавшиеся этим делом, — государственные министерства, следователи, начальники спецслужб — столкнулись с недостаточным уровнем взаимодействия со стороны Ватикана. В оправдание своего отрицательного ответа на один из запросов, к примеру, ими была приведена такая формулировка: "Ни одно судебное расследование не было проведено ватиканскими органами в отношении событий, произошедших за пределами территории государства", то есть в Италии. Руководством Ватикана даже не была создана специальная прямая телефонная линия, чтобы "похитители" могли в короткие сроки выйти на контакт с теми, кто сумел бы их квалифицированно выслушать и передать на рассмотрение компетентных лиц их возможные требования.

К многочисленным актам прилагается свидетельство, подтверждающее полное нежелание сотрудничать в данном вопросе. Это запись телефонного разговора от 12 октября 1983 года, который состоялся в 19:53 между человеком, называемом "Шеф", и Раулем Бонарелли, человеком номер два в ватиканской полиции, — на следующий день ему предстояло дать показания в итальянской прокуратуре. Вот отрывок из этой беседы:

Шеф: Алло!

Бонарелли: Да, слушаю…

Шеф: Что ты знаешь об Орланди? Ничего!.. Мы ничего не знаем!.. Мы в курсе только из газет или новостей, принесенных извне!.. Ничего о факте, который за рамками компетенции… итальянского правосудия.

Бонарелли: Ааа, что же я должен им сказать?

Шеф: Ну, ладно… итак… что мы об этом знаем? Если ты скажешь: "Меня никогда не допрашивали"… Офис проводил внутреннее расследование… не говори, что это дошло до Государственного секретариата.

Бонарелли: Нет, нет… Мы, я про внутренние дела ничего не должен говорить. Ничего и никому.

Шеф: Что же до внешних… это было ватиканское ведомство… если уж их интересует именно оно… между ними вся эта… Ничего не говори, понял, ничего из того, что тебе известно, ничего!

Бонарелли: Это они мне и говорят, однако, если я служащий Ватикана, и по тем обязанностям, что я выполняю, не знаю, меня идентифицируют, выяснят, кто я…

Шеф: Ну, они узнают, поскольку ты несешь службу, совершаешь обходы, отвечая за безопасность Ватикана, слоняешься то тут, то там.

Бонарелли: Эх, хорошо, тогда завтра утром я иду дать показания, а после возвращаюсь, все верно?

Шеф: Да-да, потом приходи.

В одном из своих публичных выступлений Иоанн Павел II среди прочего обронил фразу: "Я вновь выражаю родителям Эмануэлы сочувствие из-за их драмы. Со своей стороны я могу заверить, что мы пытаемся сделать все, что в человеческих силах, для счастливого разрешения этой скорбной истории. Пусть Господь сделает так, чтобы за тревогой этих дней наконец последовала радость объятий девушки с ее близкими". Нам неизвестно, насколько папа был осведомлен о шагах своих подчиненных. И, само собой, сказанные им слова "мы пытаемся сделать все, что в человеческих силах" совершенно расходятся с реальностью.

Впрочем, подобное поведение Ватикана, которое уводило итальянские судебные органы в другую сторону, было замечено и в ходе расследования покушения на самого папу. Завершая трудный этап предварительного следствия, прокурор Розарио Приоре жаловался, что "запросы [судебным структурам Ватикана] не дали желаемых результатов… поскольку нередко на совокупность вопросов следовали краткие отрицательные ответы… тем самым часто демонстрировался формализм, в то время как отношение могло и должно было быть принципиально иным, особенно к таким темам первостепенной важности".

Любопытное свидетельство представил кардинал Сильвио Одди. В интервью римской ежедневной газете "Иль Темпо" в июле 1993 года он привел такой эпизод: "Эмануэла тем днем [в день исчезновения] после урока музыки вернулась домой в Ватикан. Ее видели садившейся в роскошный автомобиль… думаю, водитель не въезжал в пределы Ватикана, боясь быть узнанным швейцарской гвардией. А вот девушка прошла мимо швейцарцев и направилась к дому, где задержалась на какое-то время. Потом вышла, нырнула в салон машины и уехала прочь".

Итак, мужчина за рулем автомобиля был известен в Ватикане, поскольку боялся, что гвардейцы узнают его в лицо. Через несколько недель в интервью телевизионной программе "Миксер" кардинал добавил: "На мой взгляд… случай Эмануэлы встраивается в ту цепочку похищений девочек и девушек или помощи им в том, чтобы уехать в благоприятную среду, где им будет хорошо, где они станут богатыми и выйдут замуж за состоятельных людей, получив очень много денег… Я считаю, что фундамент всей истории таков". Кардинал был еще более откровенен в новом заявлении, опять же для "Иль Темпо": "Эмануэла Орланди, согласно ряду свидетельств, собранных мною, могла оказаться в каком-нибудь эмирате или у какого-то шейха, если правда то, что эти зажиточные и ненасытные мусульмане заказывают похищения европейских девушек, дабы влить свежую кровь в свои гаремы".

Аналогичные признания и соображения Одди допускал и в частном порядке, причем таким тоном, будто речь шла о реально случившемся эпизоде, а не о выдумке. К сожалению, заговорить он решился только десять лет спустя. Если бы он пошел на это сразу, то его намеки стали бы ценной подсказкой. Тем более что в актах расследования по делу Орланди есть среди прочих документов и анонимное письмо, адресованное "Доктору Аделе Рандо, прокуратура Республики Рим", где фиксируется похожий эпизод или же просто подозрение. Отправленное из Ватикана в октябре 1993 года, послание имеет подзаголовок "Свидетельство, полученное на исповеди". Вот текст:

Автомобилем, который ночью 22 июня 1983 года увез Эмануэлу Орлан-ди, управлял [имя и фамилия известного прелата], в настоящее время являющийся [должность прелата]. Он привез ее в Чивитавеккью, где они провели ночь вместе, утром он привез ее обратно в Рим, в район Пирамиды [Цестия], но домой она не возвратилась, боясь гнева родителей. Здесь исповедь завершилась. Я знаю, что [имя монсиньора] чрезмерно увлечен плотскими соблазнами, чтобы быть священником, к тому же он всегда проворачивал аферы с людьми, не слишком достойными… естественно, я не могу назвать свое имя, будучи священнослужителем.

Анонимным письмам доверяют только в тех случаях, если имеются объективные совпадения, здесь же их нет вовсе. Поэтому данный документ процитирован мною лишь по той причине, что он фигурирует в актах расследования и совпадает, в сущности, с воспоминаниями кардинала Одди, равно как и со слухами, "ходившими" в народе по поводу причин пропажи Эмануэлы.

Каковы были эти сплетни, можно догадаться из более или менее прямых аллюзий, проскальзывающих в обрывках документов и процитированных свидетельствах. Бедняжка Эмануэла, настойчиво повторяли тут и там, внезапно умерла на свидании с высокопоставленным прелатом. Тогда встала проблема, как избавиться от трупа, не спровоцировав скандал. Это повлекло за собой вмешательство профессиональных гангстеров, привыкших разрешать ситуации такого сорта.

Все остальное — международные заговоры, шантаж, спецслужбы — было не более чем прикрытием для того, чтобы взбаламутить воду и перекрыть следствию возможность беспристрастно реконструировать факты. Общим местом всех разговоров было утверждение, что ватиканская иерархия сладострастна и похотлива, причем преуспела в этом не меньше, чем в политических и придворных интригах. Но начиная с какого-то момента эту гипотезу вытеснила иная, долгое время маячившая на заднем плане. И тут возникла принципиально иная версия событий. Тоже гипотетическая, само собой, но обогащенная рядом интереснейших деталей.

В июне 2008 года Сабрина Минарди, женщина примерно шестидесяти лет, ставшая в восьмидесятых годах любовницей бандита Ренатино Де Пе-диса, изложила следователям свою собственную правду, развернув перед ними сценарий похищения Эмануэлы, до той поры серьезно не принимавшийся в расчет. Жизнь Минарди, родившейся в очень бедной семье, была авантюрной, полной приключений. Первым браком, когда ей было слегка за двадцать, она сочеталась с Бруно Джордано, футболистом клуба "Лацио", в свое время прославленным бомбардиром. Любовь, вспыхнувшая в переулках Трастевере, порадовала, как принято говорить, эту пару дочерью Валентиной в 1981 году.

Итак, Сабрина не просто весьма симпатична, но обладает именно тем типом красоты, что нравится мужчинам и воспламеняет в них желание. Однако она ревнива и не дает спуску мужу. Бруно тоже хорош собой, да еще и регулярно появляется на обложках глянцевых журналов в компании звезд экрана. Напряжение растет, трения между супругами увеличиваются, брак распадается. Однако же Сабрина, дочь зеленщицы, уже вкусила сказочной жизни, которая, как она думала, существовала только в сказке: роскошные гостиницы, рестораны и автомобили класса люкс, драгоценности, шампанское в ведерке с кусочками льда… Бросив мужа, она пытается сохранить тот же стиль жизни с помощью наркотиков и проституции. Полиции она сознается: "Я знала, как приглянуться мужчинам, и заработала своим телом много денег".

Затем весной 1982 года в ее жизни происходит кардинальный поворот; сидя с подружками в пиано-баре "Ла Кабала", неподалеку от пьяцца Навона, она получает на свой столик букет алых роз и бутылку шампанского. Жест старинных кавалеров и современных гангстеров. Последнее было ближе к истине. Энрико Де Педис, прозванный Ренатино, заметил ее и сейчас широко улыбается ей, расписываясь в том, что этот подарок — от него. Он возглавляет банду делла Мальяна, хотя ей из осторожности представляется владельцем сети супермаркетов. Впоследствии в телевизионной программе "Кто это видел?" Сабрина скажет: "Он обращался со мной, как с ребенком, водил в сауну "Гранд Отеля", мы жили точь-в-точь по фильму "Крестный отец". Он мне дарил тысячи разных вещиц, включая сумочки "Луи Виттон", набитые банкнотами по сто тысяч лир, и говорил при этом: "Потрать их все, если ты вернешься домой, не спустив их на покупки, я тебе не открою дверь". Я шла в бутики "Булгари", "Картье", платила наличными за две пары золотых часов, продавцы полагали, что это была не иначе как добыча от налетов. Но я их успокаивала, твердя: "Мне дает их муж; вы знаете, он человек экстравагантный…""

Пылкая страсть, кокаин, опасные связи, порой довольно-таки темные делишки. Этот авантюрный сериал длится до ноября 1984 года, когда Ренатино был арестован. Конец авантюре; неуклонный упадок Сабрины начинается в тот самый момент, когда Ренатино выпускают из тюрьмы, а горячая смесь любви, наркотиков, рискованного сообщничества перестает производить эффект, хотя внешне кажется, что история продолжается. В 1989 году, после семи лет таких отношений, Сабрина узнает, что ее Ренатино женился на женщине вне своего круга, не сказав ничего об этом своей верной подруге. Она сбегает в Бразилию, затем возвращается в Италию. Де Педис звонит ей сам, его брак близок к краху; он предлагает Сабрине сменить обстановку, съездить, к примеру, в Полинезию, короче, быть вместе, начать с чистого листа. Она довольна, но времени на осуществление замысла уже не остается. Утром 2 февраля 1990 года, во время разговора с антикваром на виа дель Пеллегрино, Энрико Де Педис был застрелен двумя убийцами, промчавшимися мимо него на ревущем мотоцикле.

Потом Сабрина нашла в себе силы избавиться от наркотической зависимости в реабилитационном центре, хотя алкоголь и наркотики все-таки значительно повлияли на ее внешность и память. В том, что касается нашей истории, остается вопрос: можно ли доверять свидетельству этой женщины, поскольку жизнь она вела беспорядочную и решила раскрыть секрет больше чем через двадцать лет после описываемых событий. Журналистка Рита ди Джоваккино в своей книге "Истории высокопоставленных прелатов и римских гангстеров" выдвигает гипотезу, что версия Сабрины, подтверждаемая только частично, все же заслуживает доверия. В том числе потому, что ей нечего требовать и желать, ей не нужно сводить счеты или извлекать какую-либо выгоду своим рассказом.

В предельно сжатом виде ее версия такова: через пару дней после исчезновения Эмануэлы Сабрина приютила девушку в своей машине. Де Педис и некий Серджо посадили ее в салон ("Ренатино и Серджо разместили ее у меня в авто"). Преодолев какое-то расстояние, они добрались до бензоколонки у въезда в туннель на склонах Яникула, где девушку перевели в "мерседес" с ватиканскими номерами — там ее уже поджидал мужчина в одежде священника. Эмануэла, продолжает Минарди, была в сознании, но мало что осознавала: "Говорила она плохо, растягивая слова, язык заплетался".

Женщина также сообщила о том, что знала о пребывании девушки под замком в одном из домов района Монтеверде, оттуда был сделан специальный ход в подвал и протяженные подземелья. Спустя несколько месяцев любовник привез Сабрину в окрестности стройплощадки в Торвайанике. Немного погодя там появился этот самый Серджо, который, достав из багажника мешки, оттащил их к работающей бетономешалке и кинул внутрь. Минарди заявила, что не видела содержимого мешков, но догадалась интуитивно, а после Де Педис прямо подтвердил ей это: там был труп Эмануэлы.

Причиной похищения и убийства, по мнению Сабрины, был шантаж или, точнее, предупреждение Ватикану в мафиозном стиле. Юную и безвинную гражданку Ватикана выкрали для того, чтобы дать понять: пакты нужно соблюдать, а деньги возвращать, особенно когда речь идет о гигантских суммах.

Масштаб затронутой темы растет на глазах. Доходы банды делла Мальяна, этой гидры криминального мира, со временем стали просто огромными. Бандиты не отказывались ни от одной нелегальной сделки, только бы она приносила прибыль: от разбоя до вымогательств, от захвата людей до торговли наркотиками на международном уровне вместе с сицилийскими мафиозными ячейками — косками. Они располагали колоссальными деньгами, их уже не удовлетворяли повседневные траты — дома, магазины, драгоценности для любовниц. Объем имевшихся доходов требовал совсем иного измерения — прицельного инвестирования. Поэтому большая часть их денег оказалась во внешнем круге дочерних структур "Банко Амброзиано" того самого Роберто Кальви, который, как мы узнали в главе "Банкиры Господа", состоял в тесных отношениях с ИОР. Как только "Банко Амброзиано" обанкротился, он утянул за собой в эту пучину все мафиозные сбережения и вклады банды делла Мальяна. Следственная комиссия, изучавшая материалы дела, пришла к выводу, что совокупная цифра приближалась к планке в триста миллиардов долларов.

Когда банкир понял, что его загнали в тупик, он попробовал выкрутиться, шантажируя Ватикан намеками на то, что может огласить истинных клиентов банка Ватикана и поведать об испарившихся миллиардах. Как мы помним, бедного Кальви в итоге повесили под лондонским мостом.

Полиции не составило труда отыскать квартиру, указанную Минарди. Она находилась в одном из кварталов близ Яникула, а внутри все полностью совпадало с описаниями женщины, включая подвальное помещение с проржавевшей раскладушкой и кое-какими грубыми предметами обстановки. Кто-то из экс-соратников Де Педиса в анонимном звонке в прямой эфир передачи "Кто это видел?" сообщил, что прекрасно знал о существовании подвала: "Дом в Монтеверде использовался как тайное логово для скрывающихся от правосудия, Ренатино сам пробыл там какой-то период после дорожного инцидента со своим мотоциклом". Однако звонивший мужчина исключил какую-либо причастность Де Педиса к похищению Эмануэлы.

Вместе с тем прочие улики подсказывают обратное. Фотографии Ренатино, включая ту, что помещена над его великолепной гробницей в Сант-Аполлинаре, уж слишком схожи с фотороботом, составленным сразу после преступления, по горячим следам — со слов двух непосредственных свидетелей происшедшего. Даже полковник карабинеров, бросивший тогда мимолетный взгляд на этот эскиз, инстинктивно заключил: "Так это же Де Педис".

Никола Кавальере, сегодня занимающий важный пост в разведке, а в ту эпоху расследовавший похищение девушки, тоже считает, что интрига вертелась вокруг Ватикана и попытки его шантажировать. Предполагают, что после смерти Кальви теневые кредиторы "Банко Амброзиано", то есть те, кому априори был заказан путь в суд за возмещением ущерба, принялись размышлять, смогут ли они (и если да, то как) вернуть свои капиталы обратно. Они их вложили, будучи уверенными, что это наилучшая инвестиция из всех возможных; а сейчас обнаружили, что остались ни с чем. Еще одна маленькая ремарка: в апреле 1998 года, то есть за месяц до гибели, из сейфа уже известного нам полковника швейцарской гвардии Алоиса Эстерманна были украдены несколько досье, в том числе и на тему исчезновения Эмануэлы Орланди.

Хватит ли всего этого, чтобы подкрепить версию Сабрины Минарди? Естественно, нет, и, в частности, вот почему: уже сама по себе идея о том, что можно выкручивать руки и держать на мушке шантажа столь громоздкие и влиятельные институты, как Ватикан, путем взятия в заложники обыкновенной девчонки, представляется весьма слабо обоснованной. Но эта реконструкция полезна хотя бы для того, чтобы придать некую логическую связность цепочке действий и противодействий, которые без нее остались бы совершенно необъяснимыми, разрозненными и непоследовательными.

Уклончивое (а иногда и откровенно отталкивающее) поведение ватиканской иерархии в очередной раз подчеркивает существующее разделение между церковью и Святым престолом; последний подчиняется, и не может иначе, "государственным соображениям", даже когда они явно контрастируют с доводами человеколюбия и милосердия. Но такая непоколебимая, намеренная сдержанность могла зависеть и от так называемой "папской тайны". В 2001 году папа Войтыла приказал обновить многолетнее предписание, согласно которому духовным и светским лицам, служащим Ватикана, давались недвусмысленные инструкции хранить молчание в общении с "иностранцами". Циркуляр был введен в оборот 18 мая 2001 года за подписью Йозефа Ратцингера и Тарчизио Бертоне, занимавших тогда посты председателя и секретаря Конгрегации доктрины веры.

Среди прочего на основании этого самого приказа трибунал Хьюстона, штат Техас, инкриминировал Ратцингеру сокрытие данных в ущерб правосудию в процессе против священников-педофилов. В сентябре того же года госсекретарь Ватикана Анджело Содано попросил президента Соединенных Штатов заблокировать судебную процедуру, распространив на понтифика право иммунитета, признаваемого в отношении всех глав зарубежных государств. Президент Джордж Буш удовлетворил эту просьбу. К информации, засекречиваемой в рамках "папской тайны", относились и сведения о совершении священниками сексуальных актов в отношении соблазненных или изнасилованных несовершеннолетних детей. Под словом "иностранцы" подразумевались все те, кто не принадлежал к церковной иерархии, в том числе прокуроры и судьи, расследовавшие дело бесследно исчезнувшей девушки, как будто растворившейся в пустоте.

Однако тут начинается уже совсем другая история, о которой будет упомянуто в Приложении.