Семеро с планеты Коламба

ФОМЯКИ И ПРУТЫ

Когда после обеда Славик вышел со двора с сумкой на плече, Нинка снова стояла у калитки, но на соседа она даже не взглянула. Славик двинулся направо, Нинка тотчас же пошагала налево. Ясно, что у нее были дела поважнее, чем у этого городского мальчишки, приехавшего сюда отдыхать. Валять, другими словами, дурака и лодырничать.

— Порядок! — сказал Славик Садиму и Пите. — Полная свобода!

— Ура! — ответили они из сумки.

Снова встретилась им грузовая автомашина, протрещал мимо мотоцикл, проскрипел велосипед, на котором ехала какая-то тяжелая тетка.

Славик негромко рассказывал пришельцам и про назначение автомашины, и про мотоцикл, и про велосипед, движимый мускульной силой. Он никогда не думал, что в обычной деревне может быть столько интересного. Просто на нее нужно посмотреть глазами пришельцев.

А Садим и Питя на каждом шагу спрашивали: «А это что?» «А это зачем?» Спрашивали про забор, про дым из трубы, про антенну на крыше, про кота рядом с трубой, про провода над улицей, про голубятню во дворе, про кур в кювете у дороги, про почтовый ящик на калитке…

Любопытство инопланетян разыгралось не на шутку. Славик впервые в жизни пожалел, что не так уж хорошо учится и не так уж много читает.

Ну что, например, мог он сказать о других средствах связи, кроме проводов? Рация — это что такое? С помощью чего, например, передается изображение на телеэкран? Что именно «ловит» антенна на крыше дома?

Эх! Эх!

Посмотрел бы кто на него со стороны — подумал бы: с ума сошел горожанин! Идет и то бормочет что-то неизвестно кому, то задумывается, трет лоб, чешет макушку, смотрит на небо, как смотрят на потолок, когда в классе у доски ищут ответ. Хорошо, что людей в это страдное время на улице почти не было. Только один старик сидел на скамейке у калитки, опершись подбородком на палку, — но на Славикино необычное поведение внимания не обратил, был занят своими неспешными мыслями.

Питю заинтересовали садовые деревья, и даже не столько сами деревья, а их названия. Славик порадовался, видя, как Питя восхищается яркими, сочными и спелыми словами:

— Аб-ри-кос!

— Виш-ня!

— Яб-ло-ня!

— Гру-ша!

— Сли-ва!

— Пер-сик!

— Че-реш-ня!

— А это как называется?

— А это называется, — со вкусом произносил очередное название Славик, — ай-ва!.. А еще у нас много ягод. Вот послушай: малина, клубника, земляника, смородина, крыжовник…

— Попробовать бы каждую… — вздохнул Питя. — Все, кроме крыжовника. Эти наверняка кислые.

— Как ты догадался?

— Трудное слово — прямо застревает во рту, и язык от него становится шершавым.

— Славик, а вон то что? — спросил Садим.

— Где? — Но он уже сам услышал позади себя грохот и оглянулся.

На них из-за поворота улицы выехала металлическая громадина красно-желтого цвета. В ширину она занимала почти все пространство между домами и грохотала на весь мир. Куры улепетывали от нее во дворы, а собаки во дворах чуть не взбесились.

— Это комбайн! — прокричал Славик. — Он убирает хлеб с полей! — и отступил в сторону, пропуская машину. Сумку он перетащил на живот, чтобы пришельцы видели агрегатину. — Это, кажется, кукурузный.

Комбайн скрылся за другим поворотом, грохот поутих, куры выглянули из дворов, только собаки все еще не могли успокоиться.

— Фу-у, — Питя высунулся из сумки, — будто землетрясение! Ты говоришь, эта страшная машина убирает хлеб с полей? А я думал, на ней воюют. А пашет землю тоже машина?

— Конечно. Трактор с плугом. А у вас разве не так?

— Совсем-совсем не так. Ты даже не поверишь. — Пите надоело в душной сумке, и он сел на ее край. — Землю у нас пашут дрессированные пруты.

— Животные? — не поверил Славик. — Пашут землю? — Он подумал, что Питя решил над ним подшутить.

Но Садим сказал то же самое.

— Весной у нас выпускают на каждое поле по десятку дрессированных прутов, и они за неделю вспахивают его.

— А кто же у вас убирает урожай? Тоже, скажете, животные?

— Разумеется, — ответил Садим. — У нас их называют фомяками. Ох как проворно они работают!.. Щеки у них от зерна раздуваются и отвисают, как карманы. Зерно они сносят в одну кучу — так мы их учим. Ни одного зернышка не оставят на поле!

— Ну а солому-то все-таки машины убирают?

— Это самое легкое — убирать солому. У нас и для этого есть зверьки — грызайцы, бурые, живут в норах. Знаешь какие смешные? Когда собирают солому, все время перекрикиваются, совсем как люди…

Славик подумал, подумал и сказал:

— Никак не пойму, то ли техника у вас позади, то есть была, но вы от нее отказались, либо она только впереди. Как-то это, по-моему, несерьезно: землю пашут пруты, зерно убирают фомяки, а солому в кучу сваливают грызайцы.

— А ты думаешь, это серьезно — собирать хлеб машиной, от которой все живое улепетывает на сто километров! — обиделся Питя. — На ней воевать и то страшно. Техника у нас на полях была, и может, получше вашей. Но потом наши поняли — мы это по истории учим, — что много техники иметь невыгодно и даже опасно: и горючее сжигает, и кислород, который нужен для дыхания. А чтобы сделать ее, сколько нужно всего сжечь-пережечь? И сколько всякой гари в атмосферу напустить? В общем, мы поняли, что на одной технике, как у вас говорят, далеко не уедешь. И стали приспосабливать к работе тех животных, которые еще остались. Ведь многие, когда было засилье техники, — так сказано в истории, — погибли.

— А у нас сейчас как раз засилье техники, — покачал головой Славик. — Ты смотри!.. Я это нашим обязательно расскажу. У нас техники все больше и больше, а всяких животных все меньше и меньше.

Все-таки задело Славика, задело, и ой как не хотелось уступать пришельцам!

— А знаете, — вдруг вспомнил он, — у нас многих животных человек тоже использует! Слон таскает тяжести, лошадь, верблюд и осел возят грузы, собаки дома сторожат и помогают милиции, кошки мышей ловят, а скворцы и другие птицы вредителей в садах истребляют, а мы им за это домики строим… А наши зайцы, между прочим, — припомнил еще Славик, — в цирке на барабане играют. А морские львы…

— И все-таки — что такое цирк? — спросил Питя. — Ты о нем уже раз говорил.

— Цирк… — Славик задумался. — Цирк — это… такое место, где мы удивляемся и веселимся, вот что это такое.

— Мы здесь тоже удивляемся и веселимся, — проронил Питя и почему-то спрятался в сумку.

— Мы там еще и радуемся, — нашелся Славик. — Там выступают самые, самые ловкие, самые сильные…

— А ты там не выступал? — услышал он голос за спиной. — С кем это ты разговариваешь?

Славик обернулся. К нему подходили все те же трое — Генчик, Васек и Юрчик.

— Я… стихотворение повторяю. — Славик спрятал сумку за спину. — Нам на лето задали.

Юрчик, — а это он спросил Славика, — хотел еще что-то сказать, но старший его опередил:

— Слышь, Слава, дело есть. — Он положил руку ему на плечо. — Не сегодня завтра михайловцы должны прийти. Драка будет. Ты никуда не уезжаешь? Ты ведь пока наш?

— В-ваш, — ответил Славик. И, должны мы сказать, для этого ему понадобилась известная доля храбрости.

— Мы без твоего каратэ с ними никак не справимся, — продолжал Генчик. — У них Митяй здоровый, как бугай: правой как даст — любой с катушек. Правая у него смертельная. Так придешь?

— П-приду, — сказал Славик.

— Я за тобой пришлю, когда они появятся.

Делегация удалилась, Питя высунулся из сумки.

— А почему с катушек? — спросил он. — Разве у вас есть роботы? Ведь только они на катушках.

— Мы будем драться, — мрачно ответил Славик. — Мы, люди. Ну, мальчишки. А катушки — это так говорится. Это когда тебя с ног сшибают.

— Вот это будет цирк! — закричал Питя. — Люди — и дерутся! Самые смелые, самые ловкие!

— И самые сильные, — механически добавил Славик, думая уже, как он предстанет перед Митяем, перед его смертельной правой.