Семеро с планеты Коламба

СТАРТ

Уснуть без подушки Славик долго не мог, а заснув, увидел себя летящим над лугом, над речкой. Вначале он чувствовал себя в воздухе, как тогда, когда впервые сумел удержаться на воде. Он колотил ногами и руками по воде, но уже не тонул, не захлебывался — словно в нем появилась какая-то новая, не очень еще понятная, почти волшебная сила… И чем выше он теперь взлетал, тем было ему легче, свободнее — и той волшебной силы в нем прибавлялось, и он уже знал, что с этой минуты умеет летать…

Полина Андреевна разбудила внука, когда во дворе запел петух, и Славику показалось, что он-то и поднял его.

— Что? — спросил он спросонья. — Какой остров? А-а… — И вскочил, вспомнив все.

— Подушка-то твоя где?

— Под кроватью, ба, — мгновенно соврал он, — я ее после достану. — И начал быстро одеваться.

Было уже светло. Петушиные кукареку взлетали над Егоровкой как ракеты.

— Куда спешишь? — уговаривала бабушка. — На пожар, что ли? Никуда твоя рыба не денется. Я тебе чай вскипятила.

— Ба, ты мне его в бутылку налей и пробкой заткни. Я там позавтракаю — мне пока есть не хочется…

Бабушка пошла провожать внука на крыльцо, и Славику пришлось выйти на улицу.

— Ты иди, ба, мы у Степы встречаемся.

— Смотри в воду-то зря не лезь…

Славик обогнул Нинкин дом, пронесся через двор и огород Евдокимовны, проломился через кукурузу и выскочил к кораблю. Его уже ждали. Все были в походных скафандрах, но без шлемов.

— Летим? — вместо приветствия спросил он. Больше всего на свете Славик боялся, что ему скажут: нет. Что по каким-то причинам полет отменяется или откладывается.

— Конечно, летим, — ответил Грипа, — мы же договорились. — И скомандовал — Экипаж, по стартовым местам! А ты, Славик, садись на крышу.

На крыше лежала отсыревшая за ночь подушка. Наш космонавт перевернул ее, отодвинул и сел на краешек. Он не знал, как удержится, сидя на летающей тарелке.

Питя уже залез было внутрь, но вдруг обратился к командиру:

— Грипа, а можно я с ним? Ему ведь одному в отсеке страшно будет.

Командир посмотрел на землянина. Тот, хоть и храбрился, и в самом деле выглядел не очень уверенно.

— Правильно, — сказал он, — я должен был сам об этом догадаться.

Питя спрыгнул с лесенки и через какой-то миг очутился на коленях Славика.

— Поднять заднюю крышку! — приказал Грипа.

Сзади Славика послышался шелест, он оглянулся и увидел, как на него наезжает прозрачное полушарие.

— А теперь уложи подушку так, чтобы можно было на нее лечь головой и плечами, — объяснял командир. Славик послушался. — Подогни ноги, хорошенько упрись ими. Устроился? Поднять переднюю крышку!

На Славика и спереди с чуть слышным шелестом поехало прозрачное полушарие.

— Не страшно? — спросил Питя. Они оба были уже под стеклом, но дышалось, как прежде, легко.

— Нет, — ответил землянин почему-то шепотом.

— Как дела? — услышал он голос командира, словно тот находился рядом.

— Нормально, — произнес Славик космонавтское словечко.

— Тогда — старт!

В корабле загудело, и землянин почувствовал вибрацию. Питя взглянул на него и положил крохотную ручонку на руку Славика. Диск качнулся, еще раз… и медленно оторвался от земли. Повис в воздухе… Славика прижало к подушке, а ладони притянуло к металлической крыше корабля как магнитом, дыхание перехватило, в животе что-то оборвалось, затошнило и так стало больно в ушах, что он чуть не вскрикнул. Глаза закрылись сами собой, в них завертелись оранжевые круги. Питя, лежавший у него на животе, стал тяжелым, как свинец.

Еле-еле через несколько мгновений Славик смог с трудом вздохнуть, но глаза так и остались закрытыми, словно кто-то нажал на веки пальцами.

Но вот стали приходить перемены. Сначала вернулось нормальное дыхание. Отлипли от крыши ладони. Он пошевелил коленями. Открыл глаза. И тут же закрыл их, потому что подумал, что еще плохо видит. Небо над ним было темно-синее, а когда взлетали, оно было голубое.

Заметно полегчавший Питя пошевелился.

— Набрали высоту. Ты как?

Славик попытался ответить, но у него с первого раза не получилось.

— Эй! Ты, спрашиваю, как?

— Но-нормально, — выдавил наконец из себя Славик и открыл глаза: небо было по-прежнему темно-темно-синее. — Какая высота?

— Километров, по-вашему, сто.

— А сколько времени мы летим?

— Минут десять.

И тут Славик снова испугался. Питя, по-турецки сидевший у него на животе, вдруг оказался в воздухе, поднялся, как какой-то факир, над ним и завис, не меняя позы. У него и руки оказались на груди, как у факира. Землянин хотел спросить у Пити, что с ним случилось, но подумал, что случилось не с Питей, а с ним самим. Темносинее, почти черное небо, в пять сорок утра, Питя, парящий в воздухе…

Сказал дрогнувшим голосом:

— Питя, а… — не договорил, потому что и сам оторвался от подушки и крыши корабля, легонько стукнулся сперва лбом, а потом коленями о прозрачную оболочку отсека. Стал почему-то поворачиваться набок.

— Питя! — крикнул он. — Мы падаем?

Питя оттолкнулся от оболочки, вытянулся в воздухе, как пловец в воде, подлетел-подплыл к нему. Он смеялся во весь рот.

— Это ведь невесомость, Славик, разве ты не видел такое по телевизору?

— Так мы летим?

— Ну да!

— На остров Пасхи?

— Точно!

— А что сейчас под нами?

— Сейчас спрошу. Щипан! — окликнул он штурмана. — Славик интересуется, что под нами.

— Африка, — раздался хорошо слышный голос. — А точнее — пустыня Сахара. Какая она огромная! И это все песок? Скоро начнется Атлантический океан. Как ты себя чувствуешь, Славик?

— Нормально! — в третий раз произнес это любимое слово космонавтов землянин. И только сейчас посмотрел по сторонам.

Нормально! Над головой почти черное небо со звездами, а далеко-далеко внизу, под белыми утренними облаками, просыпается его Земля.

Нормально! Сзади и чуть слева над голубой до изумления полосой — вот бы сюда Кубика! — красно-оранжевое солнце разливает цвета пожара — ну кому, кому показать эти краски?

— Ух ты! — только и сказал Славик. — Питя, а?

— Что? — Питя, схватившись за пуговицу его рубашки, подтянулся к Славику, устроился на его животе, тоже посмотрел на солнце. — Нравится? Мне тоже. У вас на Земле, конечно, интересно, но в космосе не хуже. Правда?

Славик кивнул. Такого солнца он никогда не видел.

Грипа снизу крикнул:

— Начинается океан!

Сначала под облаками было просто что-то темное, потом в нем что-то блеснуло, как тусклое зеркало, с которого стерли пыль. И вот океан зазеленел, заголубел, и Славик вспомнил то утро, когда он видел, как просыпались краски.

— Славик, — послышалось снизу, — до Южной Америки далеко, расскажи нам об острове Пасхи.

— Сейчас, — ответил землянин, — я только еще погляжу на океан.

Он решил, что должен все-все запомнить — ведь он будет рассказывать о полете Кубику и Димке.

Минуты три или пять Славик смотрел вниз в просветы между облаками, стараясь запомнить. Громадина Атлантики, то металлически-серая, то вдруг голубая, катила на себе волны — их тоже было видно по белым воротникам. Кажется, увидел он и теплоход, но не успел его разглядеть, — негустое облако закрыло объект наблюдения. Теперь и впереди, и позади был океан. Скоро Южная Америка, а за ней…

— Те-Пито-о-те-Хенуа! — неожиданно для себя и для всех громко сказал Славик. — Пуп Вселенной!

— Это кто? — Питя посмотрел на друга с удивлением и даже подозрительно: что, мол, с тобой? Не объявляешь ли ты себя Пупом Вселенной только оттого, что поднялся выше всех четвероклассников?

— Это я вспомнил, как называют полинезийцы остров Пасхи. В переводе на русский — Пуп Вселенной, или Пуп Земли.

— Говори чуть погромче, чтобы мы слышали, — попросил снизу Молек.

— Там на берегу стоят каменные великаны. Шестьсот штук. Весят по двадцать тонн каждый. А на головах у них цилиндры из красного камня. Называются пукао. Кто их сделал, как перевез от вулкана к берегу, зачем поставил — никто не знает… Что еще интересно — на скалах вырублены птицечеловеки. Такие люди с птичьей головой. Клюв длинный и изогнутый. Один птицечеловек держит в руках солнце. И почему-то еще вырезан на скале плачущий глаз… А жили там короткоухие и длинноухие — так эти люди себя называли. У одних короля звали Туо-ко-иху, у других — Хоту-Матуа. Есть на острове два вулкана, потухших, — Рано-Рараку и Рано-Као. Мы с Димкой все изучили, лучше, чем любой урок знали. На острове Пасхи куда ни ткнись — тайна. А главная тайна — деревянные таблички с письменами. Письмена эти никто не может прочитать… В общем, — подвел итог Славик, — хорошо, что мы туда летим. Может, откроем что-нибудь…

— Показалась земля! — раздался голос Молека. — Ты не скажешь, Славик, что за страны будут под нами? Что там интересного?

— Сейчас будет Бразилия… — Для Славика снова наступила трудная минута. — Ну да, там же Пеле!

— Это что, — спросил Молек, — озеро? Город? Или какой-нибудь зверь?

У Славика загорелись щеки.

— Это… футболист. Я о нем говорил уже… Самый знаменитый в мире! — поспешил добавить он.

— Самый знаменитый? — оживился Питя. — Посмотреть бы, как он играет!

— Он уже не играет. Он пожилой.

— Южная Америка под нами, — доложил Щипан.

Питя прильнул к оболочке отсека.

— Дружище Пеле! — крикнул он. — Привет тебе от жителей далекой планеты Коламба! Мы о тебе тоже знаем — благодаря Славику! Очень жаль, что не увидим твоей игры, — нам бы это пригодилось! Знаешь что, Пеле? Мы, пожалуй, назовем первую футбольную команду твоим именем. Ты не возражаешь?

— Тихий океан, — донесся до отсека голос Пигоря. — Я немного снижусь, командир?

Славика и Питю приподняло и прижало к «потолку».

Диск наклонился, и Славик увидел внизу голубой туман с перламутровыми разводами облачности. Тихий океан. Глядя на него, не верилось, что где-то есть материки с городами и лесами, с золотыми полями пшеницы. Думалось, все-все на планете — голубая вода, вся планета — голубой шар, летящий во Вселенной…

Остров Пасхи показался Славику кусочком пробки, плавающим в воде. Потом он увидел какую-то линию, разделяющую остров, и подумал, что, может быть, это первое его открытие, которое можно сделать только с высоты.

Еще Славику на миг почудилось, что на космическом корабле, только не на коламбском, а нашем, советском, он подлетает к незнакомой планете…

Пигорь сначала решил облететь остров по кругу. Вернее, по снижающейся спирали.

Белый прибой окаймлял остров Пасхи. Остров становился все больше и больше. Стали видны две горы — видимо, это и есть вулканы Рано-Рараку и Рано-Као. Они все ближе и ближе…

Вдруг Славик услышал в корабле чужие голоса. Говорили, понял он, по-английски. И тут же увидел, как недалеко от прямой полосы, пересекающей остров, возник белый клуб дыма и что-то понеслось навстречу кораблю.

Славик испугался.

— Пигорь, отворачивай, отвора…

Корабль бросило влево, но в этот же момент он словно на что-то наткнулся, раздался грохот, корабль швырнуло так, что Славик ударился об оболочку головой и потерял сознание.

Очнулся он оттого, что кто-то тормошил его, дергал то за нос, то за ухо. Славик открыл глаза и увидел Питю.

— Вставай! — кричал тот. — Кричал — а Славику казалось, что он говорит шепотом. — Вставай, нас заклинило!

Славик пошевелился. Его самого заклинило — втиснуло в пространство между обшивкой корабля и оболочкой отсека, а сверху лежала подушка.

— Тебе надо выбраться отсюда, — кричал ему на ухо Питя, — и посмотреть, нельзя ли нам помочь! Мы попали в каменную расщелину!

Славик с трудом сел. Через минуту оказался на четвереньках. Прозрачный верх уже частично разошелся, Славик высунул голову, и ветерок острова Пасхи освежил его лицо.

— Сможешь вылезти? — Питя сзади дергал его за рубашку. — Больше не открывается.

— Подожди чуть-чуть, — ответил Славик, держась за края отсека, — я сейчас. Питя, а почему так темно?

Он осмотрелся. Вокруг чернели громадные камни. Пигорь удержал-таки корабль, не дал ему разбиться на земле. Но, садясь, после того удара, диск попал между двух камней и застрял.

Славик жадно, как боксер в перерыве между раундами, вдыхал свежий воздух и все больше приходил в себя. И наконец набрался сил, чтобы вылезти, но, сделав два-три шага, снова без сил сел на камень. Болели голова, плечо, колено…