СЛАВИК — ЖЕНИХ

После завтрака Славик побежал на огород.

Семеро пришельцев и землянин сели наземь, и Грипа показал оружие против Митяя. Оно не походило на фотоаппарат. Это была плоская коробочка величиной со спичечный коробок, только еще площе, с круглым экранчиком и тремя кнопками, красной, зеленой и белой, на другой стороне коробочки.

Грипа рассказал, как нужно пользоваться прибором.

— Когда противники приблизятся к тебе на расстояние восьми — десяти земных шагов, направь на них аппарат экраном вперед и нажми на красную кнопку. Сосчитай до тридцати — они ведь не сразу на вас набросятся? — и нажми на белую. Если они все еще будут враждебны, снова нажми на красную. Двух доз вполне достаточно.

Славик потрогал красную кнопку.

— Теперь второе. Это условие такое же важное, как первое. Такое же важное, — повторил Грипа.

— Такое же, — повторил и Славик. — А эти ваши дозы — не радиация?

— Нет, это совсем не то, чего ты боишься. Но если ты не нажмешь, когда все успокоится, на зеленую кнопку, аппарат может причинить некоторый вред живому существу. Это и есть второе, такое же важное, как первое.

— Понял. — Славик потрогал зеленую кнопку.

— Подержишь ее нажатой ровно столько, сколько и красную, — ровно столько.

— Ровно столько, — повторил землянин и протянул руку за аппаратом. Получив в ладонь плоскую коробочку, он внимательно осмотрел ее. Чудодейственный прибор походил на мамину пудреницу.

— А что с ним произойдет, когда я нажму на красную кнопку? — Говоря «с ним», Славик видел перед собой приснившегося ночью Митяя. — Он… не уменьшится?

— Уменьшится? — переспросил Грипа. — Нет, этого у нас не умеют делать. Просто ему расхочется драться.

— А почему?

— Это я тебе после объясню. Аппарат надежный, — сказал командир напоследок, — проверен на многих планетах. Драки не будет. Так что не волнуйся.

— А я и не волнуюсь.

И правда, пока Славик шел по огороду, он был спокоен. Но стоило ему увидеть улицу, куда его могли позвать в любую минуту, как тревога к нему вернулась.

Славик закрылся в комнате и стал рассматривать аппаратик. Экран был матовый, похоже стеклянный, в глубине была заметна серебристая точка. Непонятные письмена-знаки на задней стенке. И три кнопки. Славику захотелось на ком-нибудь попробовать аппарат. Он стал искать объект…

На кухне гремела посудой бабушка. Бабушка была добрейшим человеком на Земле, ее утихомиривать не было надобности.

На стуле свернулся клубком черно-бело-рыжий котище Васька — самое ленивое на свете существо. Когда Славик брал его на руки, кот даже не открывал глаз и не подбирал задних лап — они у него волочились по полу. Даже на мурлыкание у Васьки не хватало сил.

Славик вышел во двор. На земле у забора дрались воробьи! Но только он навел аппаратик на птиц, они вспорхнули и, крича во все горло, улетели.

По двору бродили, кококая, куры. За порядком здесь следил петух, но скорей всего и без него среди кур царил бы мир — уж такие это птицы. Глядя на них, Славик вспомнил Кубиково слово «куротерапия».

В соседнем дворе что-то делала Нинка — голова ее плавала туда-сюда за забором. Вот на ком он испробует аппарат! На этой зловредине!

Славик нащупал красную кнопку…

Нинка увидела соседа, подошла к забору, встала на чурбак.

Сейчас!.. Славик, держа руку с аппаратиком у живота, направил экран на девчонку.

— Слав! — крикнула Нинка (он чуть не нажал кнопку). — Сегодня Наташа ко мне приходит, говорит, по грибы с утра бегала. Полным, говорит, полно, хоть, говорит, косой их коси. Белые! Завтра с утра побежим? Я здесь все грибные места знаю.

Славик вместо ответа закашлялся.

— Так пойдем?

— А почему не сегодня? — К немедленному согласию он еще не был готов.

— Сегодняшние почти все собрали. За ночь новые нарастут, мы утречком их и посчитаем!

— Хорошо, — дал себя уговорить Славик. — Пойдем. Во сколько вставать?

— Часиков в шесть надо — пока другие не набежали.

— В шесть так в шесть…

— Слав, а это что у тебя? — Нинка вытянула руку над забором и показала на аппаратик, висящий у соседа на животе.

— Это? — Славик спрятал прибор в кулак. — Это фотоаппарат. Японский, — уточнил он.

— Ой, дак ты меня фотографировал? Дак ты, значит, на меня тоже не обижаешься?

— Я не успел сфотографировать. Только хотел.

— Ну так снимай, а я представляться буду.

Нинка над забором поднялась — встала на цыпочки — и склонила голову набок. Славик прицелился и сделал вид, что нажал на спуск.

Нинка улыбнулась и так, с улыбкой, и застыла. Славик снова «щелкнул».

Нинка потупилась и глянула на Славика исподлобья. Он понял и снова «нажал на спуск».

Нинка повернулась к соседу спиной и вдруг обернулась, словно спрашивая: «Это вы меня позвали?» Даже рот приоткрыла. Славик «сделал» и этот «снимок».

Нинкиной фантазии «представляться» хватило бы еще на двадцать, а то и на тридцать поз, но Славик сказал, что кончилась пленка.

— А когда фотки? — спросила Нинка, сразу сделавшись обыкновенной.

— Я тебе их из города пришлю, — пообещал Славик, пряча аппаратик в карман, — лаборатория ведь у меня там.

После этого они зашли к Кубику. Он стоял перед холстом и что-то бормотал, не видя и не слыша ничего вокруг.

Гости постояли-постояли и, переглянувшись, потихо-о-онечку вышли из комнаты; половицы под ними кузнечиком скрип-скрип-скрип. На крыльце вздохнули: оф!

Было солнечно, зелено, ясно, просторно, ветерок листья липы шевелит, а те, липкие от сладкого сока, сверкают на солнце, как зеркальца, во все стороны зайчиков шлют.

Петух взлетел из-за забора, уселся на него и, утвердившись, покосился на радужный свой хвост — все такой же яркий, не изменился ли, не приведи бог (имеется в виду куриный бог)… И заорал на весь свет: ку-ка-ре-ку-у-у! Полный, мол, поря-а-адо-о-ок!

Ребята сбежали с крыльца.

Всякого-другого в этот день было еще много — и хорошего, и чепухи, о которой не стоит рассказывать. Но об одном мы все-таки поведаем. Нинка, все больше к Славику добрея, — нашла подружку! — разоткровенничалась, открыла ему самую тайную свою тайну.

Для этого она завела Славика к ним в сарай, где у них на стенах покрывались ржавчиной разные инструменты и пилы. Их давно никто не брал в руки.

— А знаешь, — шепотом заговорила Нинка, — где мой папка?

— Где? — так же шепотом спросил Славик, косясь на ржавую косу.

— Мамка говорит всем, что он деньги уехал зарабатывать, а он от нас совсем уехал.

— Куда?

— А кто его знает! Уехал, и все. И писем не пишет. Мамка теперь без мужа. Она и на работе-то пропадает знаешь почему? Чтобы о папке не думать. Понял?

— Да, — Славику стало ясно, почему заржавели инструменты. — И что будет?

— Папки у меня больше нет, вот что. У тебя есть?

— Есть.

— А у меня нет, — повторила Нинка и понурилась, но вскоре подняла голову. — Слышь, Слава, ты бы женился на мне, а?

— Ты что! — Славик соскочил с колоды, на которой сидел. — Мы же еще…

— Дак не сейчас же. Ты за мной в деревню приедешь и увезешь в город. Я все умею делать — и картошку жарить, и яичницу, и пельмени леплю, и полы мою…

— У нас паркет, — буркнул Славик.

— Я и стирать могу, не то что некоторые, и гладить… — Видимо, она боялась, что не все вспомнит, а после будет поздно. — И штопать…

Славик растерялся. Еще никто в жизни не делал ему предложения. Он смотрел на Нинку (она была ничего в этот момент: большеглазая, ждущая ответа), кашлянул и вспомнил, что так же откашливается, прежде чем начать говорить, директор их школы Василий Петрович — высокий, худой, в толстых очках, за которыми почти не видны маленькие бесцветные глазки.

— Ладно, — неожиданно для себя дал он согласие. Тут же, однако, поправился — Посмотрим.

Но Нинке оказалось довольно. Она соскочила с колоды и побежала к двери, встала в солнечном прямоугольнике (волосы одуванчиком) и крикнула весело:

— А еще знаешь, что я умею? Я зла подолгу не таю — у меня карахтер такой! А ты не злопамятный?.. Пошли на улицу!

Загрузка...