САМОЕ ОПАСНОЕ ИЗОБРЕТЕНИЕ ДУМА

Но самым опасным изобретением Дума было… нет, вы ни за что не догадаетесь, какое произведение человеческого ума больше всего угрожало, по мнению Вождя и Шамана, благополучию племени.

— Ты как-то странно научился скалить зубы, — сказал однажды, возвратившись с опасной охоты, старший брат Дума, которого звали за его хозяйственность Домом. — Скалишь, а мне не страшно.

— Тебе и не должно быть страшно, — ответил Дум, — потому что я улыбаюсь.

Улыбаешься? Опять непонятное слово! Что оно означает?

— Оно означает, что я чему-то рад. Чему-то или кому-то. Тебе, например. Ты вернулся с охоты, и я рад, что ты остался в живых.

— Когда я рад, я хлопаю себя по животу или по коленям — в зависимости от того, чему я рад. По-моему, нет ничего естественнее и понятнее для человека, чем хлопать себя по животу, когда он рад. Вот ты опять скалишь зубы, но уже как-то иначе. Я бы сказал — обиднее.

— На этот раз я усмехаюсь, — объяснил Дум.

— А это что за новость?

— Усмехаться? Как бы тебе объяснить… То, что ты сказал только что, показалось мне смешным, и я усмехнулся, то есть полуулыбнулся… Если ты помнишь, хлопал себя по животу и наш дедушка, а он был обезьяной. А мы — люди, и у нас должен быть свой способ выражать радость.

— Бабай тебя забери! — рассердился Дом. — Я ничего не понял! Знаю лишь одно: когда Шито-Крыто увидит, что ты, как ты говоришь, улыбаешься, тебе не поздоровится!

Улыбку на лице выдумщика шаман увидел в тот же день. Дум, видимо, хотел заразить ею все племя. Он подходил то к одному, то к другому и, разговаривая, улыбался во весь рот.

Кто смотрел на него с недоумением, кто пробовал оскалить зубы так же, как Дум. Не у каждого это получалось…

— Э-эй! — крикнул изобретателю шаман, стоящий у входа в свою пещеру. — Ты что делаешь?

Дум подошел к Шито-Крыто. Рот его при этом был до ушей.

— Я улыбаюсь, — сказал он.

— А кто тебе разрешил? — Шаман прикрыл и без того скрытые космами глаза рукой, чтобы не видеть Улыбки Дума. Она действовала на него странным образом: Шито-Крыто хотелось, глядя на выдумщика, тоже улыбнуться, и он еле-еле сдерживался.

— Разрешил? Эта Улыбка — моя собственная. Я ее ни у кого не украл. Наоборот, я ее дарю направо и налево! Скоро все будут улыбаться!

— Ах вот оно как! — зашипел, чтобы не слышали другие, шаман. — Да знаешь ли ты, что такое Улыбка? Ну-ка пойдем со мной! — Он схватил Дума за руку и потащил в пещеру Вождя.

— О великий из великих! — Шаман швырнул выдумщика к ногам Сокрушая, сидевшего на толстой медвежьей шкуре. — Нам мало бед, что грозят сверху, снизу, со стороны Восхода Солнца и со стороны Захода, а также с двух других, не имеющих пока названия, — так вот — появилась еще одна, грозящая нам изнутри!

— Нельзя ли попроще? — рявкнул Вождь. Он был самый высокий и самый широкоплечий в племени, самый мускулистый, и все сложные вопросы решал быстро и круто.

— Хорошо, — сказал Шито-Крыто. — Чем поддерживает великий из великих порядок в своем племени?

— Вот этим, понятно! — Вождь взял дубинку, лежащую рядом.

— А как разговаривает великий с чуждым племенем, неизвестно ради чего пришедшим к нашим границам?

— Конечно, только так! — Сокрушай свирепо оскалил зубы, зарычал и взмахнул дубинкой.

— А что если Вождь Внуков Горы выйдет навстречу чужакам и сделает вот так? — и шаман с трудом — это ведь было для него впервые — изобразил на своей физиономии Улыбку.

Сокрушай выпучил глаза и даже откачнулся к стене — такого на лице человека он никогда не видел!

— Что с тобой, Шито-Крыто? — спросил он. — Что за странную рожу ты скорчил?

— Эта, как ты справедливо сказал, странная рожа — очередное изобретение Дума. Он называет ее Улыбкой и считает, что скоро все-все будут друг другу улыбаться, а значит, и ты, и я!

— С какой это стати, — зарычал Вождь, — я буду кому-то, будь это свой или чужой, улыбаться, вместо того чтобы сразу нагнать на него страху? Разве не страх — условие порядка и мира? Так вот чем ты занимаешься, Дум! Изобретаешь Улыбку!.. Да знаешь ли ты, что это предательство и измена?..

Не сказав всех слов, какие хотел, рассвирепевший от Думова поступка Сокрушай вскочил, оскалился, лязгнул зубами и начал, рыча, метаться по пещере, размахивая дубинкой. Съездив Дума по макушке, он потоптал его ногами (не до смерти) и приказал шаману, чтобы тот закончил за него его речь — у него просто не хватает сейчас слов от ярости — и разъяснил бы изобретателю, в чем вред его новации и преступность замысла.

— Дум, — начал Шито-Крыто, — ничто так не подрывает авторитет первобытного человека, как Улыбка!

— Вот-вот, — кивнул Вождь, все еще не выпуская из рук дубины, — ты попал в самую точку, Шито-Крыто: подрывает авторитет!

— Вспомни, Дум, — продолжил шаман, — сколько неразумных голов было проломлено, прежде чем Вождь стал тем, кем ему предназначено было стать самим Духом Горы Тарарамом.

Дум, стоящий на четвереньках, потряс ушибленной головой.

— Вспомнил? А теперь вообрази, что великий Сокрушай, представ перед своим народом, возьмет да и разулыбается! Знаешь, что произойдет? Я думаю, земной диск треснет, и мы все очутимся в Бездне. Ведь каждый, увидев, как растягивается до ушей — непонятно для чего! — грозный рот Вождя, подумает, что с ним что-то не то: либо он заболел, либо сошел с ума. В Улыбке, Дум, народ узрит слабость, неуверенность Предводителя в своих силах! И скажи мне, Дум, вот что: если раньше кто-то, слушая Вождя, не соглашался с ним, что он делал? Да, правильно: неслух поднимал руки, потрясал ими и вопил дурным голосом, — так он сообщал о своем несогласии с Вождем. А как поступал с ним наш Глава? И это ты знаешь, Дум. Он подзывал несогласного поближе, поднимал дубинку и…

— Блямц! — подал голос с медвежьей шкуры Сокрушай.

— Именно так и было — блямц! И ты этому свидетель, Дум, не правда, ли? А теперь скажи мне, что будет, когда среди народа распространится твоя Улыбка? Не знаешь? Я открою тебе глаза, Дум. Своевольник не станет больше размахивать руками, выдавая себя. Он… Да, да, Дум, он улыбнется или, что еще хуже, ухмыльнется! Ухмылка же, неслышная, как змея, проскользнет по его лицу, и никто ее не заметит. Ибо Ухмылка, о неосмотрительный Дум, это и есть след змеи на лице человека! Ослушник остается невыявленным, с целой головой, в которой, как пчелы в дупле, будут роиться предательские мысли. И может так случиться, что, слушая Вождя или меня, ухмыльнется кто-нибудь еще. Эти двое увидят улыбки друг друга — и вот они уже сообщники! И уже готов заговор! Видишь, Дум, какую угрозу таит в себе Улыбка, какого врага ты нам подпускаешь!

— Шито-Крыто, ты молодец! — похвалил Вождь. — Прямо читаешь мои мысли! А теперь придумай ему наказание, — распорядился Сокрушай, — потому что я немного утомился, размышляя о вредоносности Думова изобретения. Самое трудное — это заглядывать вперед, но я с этим справился. Я знаю, что может принести нам такая, казалось бы, невинная вещь, как… как я назвал вариант Улыбки?

— Ухмылка, о великий.

— Да, Ухмылка. Ну и пакость же это, должно быть! За это, так сказать, изобретение, Дум, полагается разнести твою голову на мелкие кусочки. Но, может быть, Шито придумает другое? Надо хорошенько устрашить всех, чтобы никому не захотелось пустить змею на свое лицо.

— Дело об Улыбке, о Вождь, нужно оставить между нами. Его нельзя обнародовать. Улыбка, как я убедился, заразительна или, если сказать проще, заразна. Она немедленно прилипает к лицу того, кто ее увидел у другого. Поэтому пусть люди не знают об Улыбке как можно дольше. Суровые времена, суровые слова, суровые лица — вот наш девиз.

— А как же мы накажем Дума?

Дум, потирая ушибленную голову, смотрел то на одного говорящего, то на другого.

Шаман запустил руки в космы.

— Бабай меня забери, что-то я ничего оригинального не могу придумать! В голову лезет самое невинное: повесить, утопить, сжечь на костре…

— Шито-Крыто, — подал голос Дум, — помнишь, ты грозился услать меня к Краю Земли? По-моему, нет кары страшнее. У меня волосы поднялись дыбом, когда я об этом услышал впервые. Я осознал свою громадную вину и считаю: единственное, что мне остается после Улыбки, — это заглянуть в Бездну! Упасть в нее и, как ты говорил — помнишь? — бесконечно долго летя, превратиться в подобие сухого листа.

Шито-Крыто подозрительно посмотрел на Дума.

— Ну да, — сказал он, — мы тебя пошлем туда, а ты через неделю-другую вернешься!

— А ты дай мне провожатых, — посоветовал выдумщик, — двух крепких парней, от которых я не смогу убежать. Они проследят, как я исчезну в Бездне, придут и доложат вам.

Сокрушай переводил глаза с одного на другого.

— Боюсь, что ты хитришь, Дум, — сказал шаман, подумав с минуту, — но не могу пока поймать за хвост твою мысль.

— Послушай-ка, Шито, — проговорил вдруг Вождь. — За что мы хотим наказать Дума? За новинки! Изобретем же и мы кару! Край Земли — это как раз то, что нужно! Мы еще никого туда не усылали. Как аукнется, так и откликнется! Ты пропал на этот раз, Дум!

— Верная, как всегда, мысль, о великий! Но есть один вопрос. Как мы объясним народу наше решение, не упоминая об Улыбке? Ты больше ничего пока не изобрел такого, Дум, за что мы могли бы тебя законно приговорить к смерти?

— Есть кое-что, — сказал Дум уклончиво, — но это в наши дни неосуществимо, так что не стоит и говорить. Я посоветую тебе поступить проще, Шито-Крыто, — использовать выражение «Во избежание». Скажи так: «Во избежание дальнейших проступков этого»… как меня лучше назвать?

— Я бы назвал тебя просто негодяем, — подсказал Сокрушай. — Это поймет каждый.

— Мне все равно, раз меня ждет Край Земли, — согласился Дум, — но есть еще более прекрасные слова, подходящие к моему случаю: смутьян, еретик, баламут. Вот еще одно: прожектёр…

— Народу покажется мало Края Земли, если он услышит все эти слова, а большего наказания я не могу пока придумать, — сказал Шито-Крыто, — обойдемся «баламутом», «прожектёром», хотя я не знаю, что это такое, и «негодяем». Считай, что ты изгнан, Дум!

— Считай, что тебя нет, — кровожадно добавил Сокрушай, — Край Земли — это не шутка. Как только ты его увидишь, тебе расхочется улыбаться.

— Когда мне отправиться? — спросил Дум и поднялся с четверенек. Бояться больше было нечего.

— Торжественное изгнание состоится завтра, — ответил шаман. — Запасись едой, возьми в дорогу оружие: я хочу, чтобы ты умер предсказанным мной способом, а не в когтях случайного хищника. Ох, Дум, я так и вижу, как ты, несчастный, падаешь в Бездну! Провожатые, если они смогут вернуться, расскажут об этом зрелище. Наше племя содрогнется, услышав их рассказ, и никто никогда уже не рискнет что-нибудь придумать!

— У тебя неплохое воображение, о всеведущий, — сказал Дум, уходя, — еще немного, и ты стал бы моим конкурентом!

— Оно у меня достаточно хорошее, — проворчал шаман, — чтобы предвидеть, что чем кончается.

Дум было вышел, но тут же снова просунул голову в пещеру.

— Шито-Крыто, тебе все равно, в каком направлении мы пойдем?

— Ну…

— Что если мы двинемся в сторону Захода Солнца?

— Почему?

— Я свалюсь в Бездну вместе с Солнцем, и мне не будет так одиноко лететь в ней. Заодно посмотрю, что с ним там делается.

— Я подумаю, — ответил Шито-Крыто. — Мое решение ты узнаешь завтра.

Наутро племя собралось на площадке у пещер, где чернело место громадного костра, на котором можно было зажарить целого мамонта. Отдельно от всех стояли Дум и два молодых охотника — Напролом и Хоть-Куда, его будущие спутники в путешествии к Краю Земли. За плечами у них в кожаных мешках было то, что потребуется в дороге: еда, кремневые ножи, костяные иглы, запас сухих жил, что служили нитками. В руках все трое держали копья с кремневыми наконечниками.

Из пещеры Вождя вышли Сокрушай и Шито-Крыто. Приблизились к толпе. Встали так, чтобы их видели те и другие. Начал, как и полагается, Вождь:

— Вот что я скажу. Дум доигрался. Его предупреждали, что он допрыгается, но этому парню хоть кол на голове теши. Он продолжал изобретать, хотя никто его об этом не просил. Я спрашиваю у вас: просили вы его изобретать?

— Не-е-е, — дружно завыло племя.

— Мы с шаманом посоветовались, я ему кое-что подсказал. Он вам изложит, что мы решили. В общем, сообщит обвинительное заключение. Давай, Шито!

Но только тот откашлялся, прежде чем сказать свое слово, как Сокрушай вдруг рявкнул:

— Нет, вы только посмотрите на этого мерзавца! Стоит как ни в чем не бывало! Ты слышишь, Дум, ведь это я о тебе говорил!

— Я слышал, о вождь, — смиренно ответил Дум. — Ты не видишь, как я скорблю. Как лицо обливается слезами, так мое сердце, скрытое от всех и даже от тебя, обливается кровью!

— Умеет завернуть, — буркнул Вождь и подтолкнул шамана в спину. — Начинай!

Шито-Крыто произнес уже известную нам формулу изгнания и объявил, что Дум должен отправиться к Краю Земли и кануть в Бездну. Самое же страшное он припас напоследок.

— А пойдете вы, — повернулся он к троим, приготовившимся в дорогу, — в направлении Восхода Солнца, и Дум полетит в Бездну, когда Светило будет подниматься! Он же будет падать во все более холодную пустоту!

Наверное, не скажи Шито-Крыто этого последнего, Дум не сделал бы того, что сделал. Оглядев собравшихся, он поднял голову к Горе, возвышавшейся над всеми.

— Дух Горы! — неожиданно прокричал он. — Ты ведь знаешь, что не так давно у нас пропало мясо оленя, которое мы вялили на ветках дерева, запасаясь на зиму. Не скажешь ли нам, кем оно запрятано-зарыто?

Дух Тарарам откликнулся сразу, как если бы его спрашивал шаман:

— Шито-Крыто! Шито-Крыто!

Толпа онемела, вождь замер, а шаман остолбенел.

— А знаешь — куда? — задал еще один вопрос Дум.

— Да! — ответил Дух.

Дум обратился к сородичам:

— Где спрятано вяленое мясо, спросите у Шито-Крыто сами. А я, прежде чем тронуться в путь, скажу вам несколько прощальных слов… Я, видимо, такой же преждевременный для вас, как Зонт, Колесо и Улыбка. Даже Рукопожатие — а что может быть естественнее его! — привилось вам с трудом. Вы чуть не передрались из-за него! А что если бы я предложил вам лук со стрелами? Или пращу? Или, скажем, пахать землю? Вы, наверно, зарыли бы меня в землю самого!

— Я ухожу от вас, но вы даже не догадываетесь — куда. Знаете ли вы, чем на самом деле «наказал» меня Шито-Крыто? Простором! Далью! Путешествием! Я буду видеть другие земли, встречаться с другими племенами, узнавать у них то, до чего они додумались… Для человека нет радости, больше этой… Вы спросите: а Край Земли? А Бездна? Отвечу. Увидеть Край Земли входит в Программу моего Похода. Разве это не интересно — Край Земли?! А заглянуть в Бездну?! О-о-о! Что может быть страшнее и заманчивее! И я загляну в нее, но не исчезну в ней, не сгину — потому что кое-что предусмотрел.

— Эти парни, — Дум положил руки на плечи своих будущих спутников, — станут держать меня за ноги, лежа на земле и закрыв глаза. А уж я насмотрюсь всласть!.. Но что это я разболтался, как шаман. Пора в дорогу. Пошли, ребята! — И наш выдумщик первым сделал шаг в сторону, где всегда всходило Солнце.

Все же он оглянулся. Шито-Крыто, который с каждым Думовым словом приседал, словно его вбивали в землю молотком, превратился чуть ли не в карлика. Стоял как каменный и Сокрушай — он тоже испугался, когда Гора ответила Думу.

— Прощайте! — крикнул Дум. — Прощайте! Я не знаю, вернусь ли сюда, к вам. Человек должен знать, нужен он тому, к кому возвращается, или нет. Меня не будет среди вас долго, — сказал он, — используйте это время, чтобы немного поумнеть. И знайте, первый признак, по которому вы узнаете, что головы ваши посветлели, — это Улыбка. Второй — Смех. Третий — Хохот… Смотрите!

Дум неожиданно повернулся и показал пальцем на что-то.

Все посмотрели и увидели, что некогда важный и страшный шаман торчит над землей грудой лохмотьев, а его косматая, вжавшаяся в плечи голова испуганно ворочается во все стороны, — Шито-Крыто боялся, что как только Дум уйдет, племя возьмется за него.

— Смотрите! Разве это не смешно? — И Дум рассмеялся. Захохотал, показывая все зубы. И хлопнул, хохоча, себя по коленям.

Робко, неуверенно, неумело растягивались губы Внуков Горы в Улыбке.

— Смейтесь, смейтесь смелее! — подбадривал соплеменников выдумщик. — Вам ничего за это не будет! Смейтесь! Трудно? — не отставал он. — Не отчаивайтесь! Ведь вы улыбаетесь первый раз! После будет легче, стоит только начать!.. Надеюсь, когда я вернусь, вы будете уже смеяться, а не только улыбаться. И мы легко поймем друг друга…

С этими словами Дум решительно повернулся и пошел, а его провожатые Напролом и Хоть-Куда пошагали за ним.

Скоро все трое исчезли из глаз, оставив свое племя на площадке перед чернеющими у подножия горы пещерами…

Загрузка...