Густые светлые волосы, длинные ресницы, красные губы и полная грудь, заметная даже за бурым кожаным пальто… Аня была красива. До глупости красива. Это было понятно даже мне, её брату, и, если бы не кровная связь между нами, я бы определённо испытывал к ней чисто мужское влечение.
Родство, однако, мешало зародиться подобным чувствам.
Люди, у которых нет своих сестёр этого не понимают, но на самом деле завязать отношения с ними — немыслимо. Немедленно возникает чувство отторжения. Всё равно что представить отношения с собственной матерью.
— Привет, — сказала Аня, улыбаясь красной улыбкой. — Как она? Не сильно…
— Средне. Заходи, — сказал я и шагнул назад, пропуская женщину в прихожую.
Аня кивнула и неторопливо повесила пальто на вешалку. В этом момент в дверном проёме показалась Таня.
— Ах… Привет! — улыбнулась Аня, замечая свою дочь, и вскинула ладонь.
Таня кивнула:
— Привет…
Повисла тишина.
— Ну как ты… не сильно Алексу мешаешь?
Она всегда называла меня Алекс. Странная привычка.
— Не особо, — поглядывая в потолок ответила Таня.
— Не особо, — кивнул я.
— Хорошо. Кстати, я привезла подарки. Только они в машине остались, сейчас сбе…
— Давай потом. Мы приготовили ужин, — сказала Таня.
— Вместе? Правда?
— Она помогала, — заметил я дипломатично.
Аня растерянно улыбнулась.
После этого мы проследовали на кухню и присели за стол.
— Кстати говоря, этот Армен самый настоящий…
И Аня заговорила. Она всегда была необычайно разговорчивой. А ещё принадлежала к тому прекрасному типу людей, которым совершенно неважно, слушают их, не слушают, отвечают или вообще не замечают. Она говорила для себя и про себя и не более того. Таня слушала свою мать, но кивать не утруждалась. То и дело, поглядывая на эту я пару, я замечал между ними смутное сходство.
Таня уступала в красоте своей матери. Это было очевидно. Ей уступала любая женщина. И в то же время совершенно всё, что было прекрасно в девушке — аккуратное лицо, носик, большие глаза, — она наследовала от неё. Странная метафора, но Таня, по части характера бывшая скорее солнцем, напоминала именно луну — смутное серебристое отражение своей матери.
Разговор не клеился. Вполне вероятно, что виной тому был я. На самом деле отношения между Аней и Таней не были плохими. Просто они не предполагали частое общение. Между парой существовало особенное взаимное немое понимание. Мать и дочь понимали друг друга. Причём даже лучше, чем я — каждую из них по-отдельности. Просто чтобы заметить это понимание, следовало наблюдать за ними в естественной среде. Следовало быть пристальным и щепетильным. Я умел это делать. Другие — нет.
По завершению ужина Таня ретировалась в собственную комнату. Не самый радушный приём в отношении своей матери, но типичный. Через пару дней, если, разумеется, Аня решит задержаться на это время — свои планы она меняла в зависимости от настроения, — между нами наладится определённая гармония.
После этого Аня ещё немного поговорила в абстрактном направлении своего брата и наконец, примерно в полночь, я сослался на сложный рабочий график и отправился укладываться спать. Я уже лёг, когда дверь в мою спальню открылась, и зашла Аня.
В полумраке помещения она была похожа на плотную тень.
— Алекс, — сказала она приглушённым голосом. — Спишь?
— Нет.
— Просто хотела сказать… Спасибо, что приглядываешь за ней.
— Ты уже говорила.
— Ну да.
— Зачем повторяться?
— Мне кажется, что так надо.
— Хм.
— Поеду я завтра… Кажется, я вам только мешаю.
Я мысленно вздохнул.
Никогда не любил, когда в Ане просыпалась эта её странная спонтанная проницательность.
— Оставайся.
— Зачем?
— Я соскучился по моей сестре.
— Врёшь.
— Буду я тебе врать.
— Кто тебя знает… Я подумаю.
Я хмыкнул.
И вот, совершенно бесхитростным образом, всё обернулось так, что теперь я уговариваю её остаться.
— Спокойной ночи, Алекс, — сказала Аня, обращаясь тенью в арке дверного проёма. — Сладких снов.
— Хотелось бы, — прошептал я, когда девушка закрыла дверь.
Некоторое время я слушал её тихие, почти призрачные шаги со стороны коридора; затем веки мои закрылись, и я степенно погрузился в сон.
Вернувшись в дом на берегу, я первым делом проверил дневник моего предшественника — я всё ещё был не уверен, что последний был тем самым Фантазмом, или что Фантазм был тем самым Фантазмагорикусом, а потом решил и дальше использовать пространное обозначение.
В прошлый раз у меня не получилось прочитать новую страницу — возникли неприятные, таинственные сложности.
В этот, однако, тоже возникли определённые проблемы. Содержимое следующего разворота представляло собой единственный абзац:
«На следующей странице ты обнаружишь важную информацию. Она может негативно повлиять на твоё самочувствие. Читай только когда выполнишь все ближайшие срочные дела».
Просто и лаконично.
Я задумался.
С одной стороны, записи моего предшественника давали мне важные подсказки. Именно поэтому я читал его дневник с такой жадностью и никогда не пропускал новые страницы; с другой, у меня действительно было важное, монументально дело на повестке. В мир Ямато в любой момент мог заявиться Вестник. Будет неприятно, если к моменту его визита я буду находится в «дурной форме».
В то же время мне сложно было представить «информацию», которая действительно сможет выбить меня из колеи. Не говоря уже о том, что с недавних пор, после «забавной» шутки, которую предшественник устроил с Арсеналом, я перестал слепо доверять его заметкам.
Он был тем ещё ублюдком, и все его записи следовало воспринимать с определённой толикой недоверия.
Дилемма.
Я помялся, закрыл глаза, перевернул страницу, затем перевернул её назад и открыл.