С каждой секундой я всё сильнее ощущал великую разницу; ощущал себя капелей перед морем. Более того, в один момент я почувствовал, как это море пытается меня сожрать. Поглотить. Ведь по мере того, как Вестник вырастал передо мной в фигуру всё более непоколебимую, его образ стремился проникнуть в моё сердце…
Всё это было проявлением великой разницы в силе нашего тумана. Разницы колоссальной, непостижимой. Мне нужно было преодолеть этот барьер — но как это сделать?
В очередной раз я бросился на Вестника и со всей силы ударил его в грудь. Раздался лязг. Я ударил ещё раз, затем ещё и ещё, я рвал, я кусал, я бил, я ломал, а затем бросился в сторону и понял, что он на меня даже не смотрит…
Что же делать?
Мой взгляд невольно на великую пустошь.
Там находилась Х.
Именно она была порталом, через который Вестник пробрался в этот мир.
Может если… нет.
Я помотал головой.
Так нельзя, и ещё это было… бессмысленно. Даже если она умрёт, портал закроется, и Вестник исчезнет — это будет лишь временная мера. Он явится снова. Через десять лет, через двадцать, а может быть уже завтра. Я должен остановить его прямо сейчас; я должен найти решение именно сейчас.
Мне всего лишь не хватало туманности, и даже СТРАЖ не позволял…
И тут словно что-то цокнула у меня в голове.
Даже СТРАЖ… Стоп, а ведь по сути СТРАЖ действительно был инструментом, с помощью которого я мог использовать больше туманности, чем было внутри меня самого.
Раздался грохот.
Сион нанесла удар с такой силой, что на добрый десяток километров взмыла пылевая буря.
Тысячи песчинок стали ударяться о стальные чешуйки моего титана, однако мысли мои были уже не здесь, не снаружи, но внутри.
С одной стороны, можно было представить СТРАЖА как обыкновенный инструмент; с другой, мне вспомнился, когда я впервые пытался использовать внутри него магию. В те времена туманность стального титана казалась вязкой и неподвижной, и мне пришлось погрузиться в него, слиться с ним, сделать его частью самого себя чтобы подчинить её своей воле. Всё это продолжалось не больше секунды, но… Что если это можно повторить? Только не с одним конкретным СТРАЖЕМ, а с туманность целого…
Я приподнял взгляд и посмотрел на белую фигуру, которая постепенно обретала очертания среди серого песка.
…Мира?
Цок.
— Куросаки… — проговорил я в рацию и удивился хриплости своего голоса.
«Слушаю?»
— Камеры на наших СТРАЖАХ ещё работают?
«Хм?»
— На них были камеры, я помню. Они работают?
«Нужно проверить, однако причин для обратного — нет».
— Они только снимают или могут транслировать? Вы же наблюдали за нашими схватками, так? Значит была трансляция.
«Верно. Мисс Надесико, а можно конкретней, чего именно…»
— Вы можете запустить трансляцию на весь мир? То есть, крутить её по телевизору. Люди сейчас в бункерах, но там ведь есть экраны, верно? Мне нужно, чтобы они это увидели. Нашу схватку и меня.
«…Занятная просьба. Я посмотрю, что можно сделать».
— Только скорее… — процедил я через зубы и снова сосредоточился на Вестнике.
В моей голове стремительно, словно фигурка оригами, разворачивались подробности моего плана. Он был простым и в то же время чрезвычайно рискованным. В первую очередь для меня самого, причём риск этот был смертельным. Если у меня не получится — мне конец.
На одной чаше весов был этот мир.
На другой: моя собственная жизнь, а вместе с ней и вся вселенная, если я правда единственный, кто может остановить кошмар.
Поэтому наиболее логичным было ничего не делать.
Ликвидировать Х, вернуться в дом на берегу, прочитать дневник моего предшественника и потратить ещё некоторое время на опыты и размышления в смутной попытке разрешить неразрешимую задачу.
Либо рискнуть всем прямо сейчас.
Ха…
…Надо было оставить завещание.
Я усмехнулся, отпрыгнул на пару сотен метров и стал терпеливо дожидаться сигнала Куросаки. Его не потребовалось. В один момент я просто почувствовал, как на меня обращаются неисчислимые взоры. Моя туманность затрепетала, как в те моменты, когда я слышал молитвы, обращённые к Золотым крыльям.
Я немедленно сосредоточился на этом ощущении собственной формы в чужом сознании… А затем стал постепенно снимать барьеры, которые пролегали между мной и моим СТРАЖЕМ.
Всё это время я выполнял роль своеобразного мозга, медузы, которая запускала в титана свои щупальца и повелевала его силой; теперь я стал погружаться в безграничное море его тумана.
Я настраивал свои мысли на мысли СТРАЖА; разливал в него свою кровь, душу, свои эмоции. Грань между нами становилась всё более зыбкой и неразборчивой. На секунду я чрезвычайно ясно ощутил окружающий мир: пыль, песок у себя под ногами, холодный ветер и тончающий дрожь, которую вызывали звуковые волны.
А затем всё померкло, ибо померкло моё собственное сознание.
Голос.
Второй.
Третий.
Сперва они были совсем тихими; затем, постепенно, я перестал различать среди них свой собственный.
В чём… ещё раз… вспоминай… В чём… да… в чём заключался мой… мой план… Я… говорю со скрипом… в чём заключался… в смерти… нет… мой план.
Форма. Вера… вера в меня… вера образует форму. Вера задаёт форму… Значит граница… не нужна. Значит граница моего сознания… не нужна… значит я могу задать любую… форму… Но при этом сохранить себя если только…
Если только.
Не помню…
Что я должен сделать, чтобы сохранить себя?
Был план.
Я его не помню.
Сломанная мозаика.
Я должен…
— Верить.
— Ах?
Солнце.
Небо.
Школьный дворик.
Я удивлённо посмотрел вокруг и неожиданно понял, что нахожусь среди главного дворика перед школой Ямато. Да и сам я был Ямато, а передо мной была другая девочка. Короткие чёрные волосы, мятая юбка, светлое лицо… Она казалась была прилизанной… Ясное дело, линейка, первый день, и в то же время казалась немного нерасторопной.
Её большие чёрные глаза смотрели в небо.
Потом: на меня.
— Мая?..