Северные огни

Глава 5
ТАМ — БЕЗУМИЕ

И вот снова — просветы между деревьями и зияющий, головокружительный провал неба и черной воды, при виде которого Оливер вот уже дважды вынужден был укрепить свое сердце; и вот снова под ногами тропка, петляющая по восточному склону Скайлингденского мыса. И снова в путь отправились трое: Марк, как и прежде, возглавляет маленький отряд, Оливер идет замыкающим, тоже как раньше; а промеж них, подменяя Забавника, ковыляет толстенький коротышка мистер Боттом.

В тот день мистера Боттома забавником не назвал бы никто. К тому времени благодаря приятственному воздействию сна хмель уже выветрился из его головы. Ему перепали отменный ужин, отменная постель и не менее отменный завтрак. Воистину, в Далройде все было лучше некуда, до тех пор, пока хозяин дома не сообщил ему об утреннем предприятии. Мистер Боттом бурно и многословно возражал, да только куда ему противостоять рассудительным увещеваниям мистера Марка Тренча! Ни под каким благовидным предлогом не мог он уклониться от обязанностей перед держателем бенефиция и главным светским благотворителем прихода; мистер Боттом и сам отлично понимал, что связан по рукам и ногам. И викарий не выручил бы его, даже знай он, в чем заключалось задуманное предприятие, ибо потребности сквайра считаются первоочередными. В конце концов мистеру Боттому пришлось согласиться, хотя старику и удалось в награду за покладистость вырвать у Марка обещание на предмет подарка в виде бутыли доброго эйлеширского вина.

Мистер Лэнгли не мог надивиться на то, как ловко нескладный церковный сторож пробирается по тропке вниз. Подобно Оливеру, он старался не смотреть вправо, в сторону зияющей пропасти, и облегченно переводил дух, когда заросли деревьев, зеленеющие вдоль тропы тут и там, закрывали от него провал. Сквайр, как всегда, радовался захватывающему приключению и спускался, засунув руки в карманы куртки, так легко и непринужденно, словно прогуливался по открытой галерее в Далройде.

В должный срок они достигли скалистого уступа и обошли кругом тушу Косолапа (Оливер и мистер Боттом глядели на останки не без робости, однако всех это зрелище до странности завораживало). Туша уже прошла через самые отталкивающие стадии распада и теперь усыхала, выветривалась, рассыпалась, сморщивалась и обращалась в прах по мере того, как падальщики смерти собирали свою жуткую жатву.

У входа в пещеру исследователи помедлили и укрепили в подсвечниках восковые свечи. Мистер Боттом несколько раз с энтузиазмом заводил речь насчет возвращения к лошадям, оставленным на вершине — каковые лошади воплощали в себе возможность быстро увеличить расстояние между ним и пещерой, — но сквайр вновь напомнил церковному сторожу про его долг и обязанность, намекнув, между прочим, что если тот хоть сколько-нибудь чтит память старого викария, мистера Марчанта, и его супруги, миссис Марчант, которые были к нему столь добры, он охотно посодействует в нынешнем начинании. В ответ мистер Боттом проворчал что-то себе под нос насчет тех, кто разгуливает по белу свету, хотя и не должен бы, после чего буркнул, что он, дескать, понятия не имеет, в чем состоит цель нынешнего начинания, сэр, ибо сквайр не удосужился ничего ему объяснить.

Здесь Оливер был с мистером Боттомом отчасти согласен, ибо тоже не вполне понимал, чего рассчитывает достичь его друг. Марк, однако, отлично знал, что делает. Не приходилось сомневаться, что из мистера Боттома много еще можно вытянуть; разумно было предположить, что церковный сторож сделается разговорчивее, оказавшись лицом к лицу с заинтересовавшим друзей объектом.

Исследователи ступили в пещеру, прошли вдоль черных земляных стен, мимо темных впадин и разломов, мимо мрачных скальных образований, мимо поблескивающих в уголках проплешинок льда. Оливеру вдруг пришла в голову пренеприятная мысль: что, если в пещере уже обосновался какой-нибудь лесной обитатель — теперь, когда для Косолапа срок аренды истек. Однако ничего необычного они не почуяли, предостерегающего рычания не услышали, стремительно атакующего хищника не увидели — ничто не выдавало чужого присутствия, вокруг царила гробовая тишина. Не шелестели летучие мыши, не шуршали крысы, во тьме пещеры не раздавалось даже стрекотания сверчка.

Очень скоро друзья оказались в дальнем зале и подошли к колодцу. При виде него мистер Боттом преисполнился самых дурных предчувствий: жутковатая игра света и тени на стенах еще больше усилила его страхи. Сколько лет кануло в прошлое с тех пор, как он в последний раз глядел на сей отвратительный монумент? Мало, ох мало!

Сквайр и Оливер отлично видели: мистер Боттом до смерти боится колодца и старается держаться от него как можно дальше. Тем не менее Марк пригласил сторожа осмотреть конструкцию и убедиться, что все в порядке. Мистер Боттом так и поступил: осторожно подкрался к колодцу и оглядел ее своими близко посаженными подозрительными глазками. В процессе осмотра — весьма поверхностного, поспешного, опасливого, как если бы мистер Боттом опасался, что крышка в любой момент может отскочить и наружу что-нибудь выпрыгнет, вроде как чертик из коробочки, — сторож сообщал джентльменам, как он рад, что спустя столько лет колодец по-прежнему закрыт наглухо; да, увидев, что каменный завал расчистили, он несколько испугался, однако ж до чего удачно, что джентльмены не поддались искушению распутать узлы, некогда им самим завязанные, ведь он, мистер Боттом, только и мечтал о том, чтобы кошмарный колодец оставался запечатан на веки вечные. Марк и Оливер многозначительно переглянулись: церковный сторож признался, что и в самом деле закупорил колодец своей рукой.

Еще несколько минут ушло на осмотр; на сей раз церковный сторож изучал колодец несколько более храбро и, стало быть, более внимательно. В результате глаза его расширились, челюсть отвисла, руки затряслись. Он мрачно оглянулся через плечо на стоящих позади джентльменов. Теперь пришел черед мистеру Боттому задаться вопросом, всю ли правду ему сказали, ибо он разглядел: камень, закрывающий колодец, треснул, а веревки выглядят сравнительно новыми — церковный сторож понятия не имел, что заимствованы они с Маркова шлюпа у Далройдской пристани.

— Кто-то тут потрудился, — хрипло пробормотал он. — Кто-то тут потрудился, сэры, уж здесь вы мне поверьте. И не к добру это!

Сквайр заверил, что понятия не имеет, о чем речь. И хотя Оливер уже готов был признаться, чьих рук это дело, Марк многозначительным взглядом велел ему умолкнуть. Впрочем, мистер Боттом на эти уверения не купился. Да, церковный сторож ученостью и образованностью похвастаться не мог и славного Солтхедского университета не кончал, однако ж мозгов у него хватало: он отлично понимал что к чему, хотя не проронил ни словца.

Оливер в очередной раз задался вопросом, к чему понадобилось прорубать колодец именно тут, в месте столь неудобном, в недрах земли, ведь спуститься в пещеру можно было лишь по головоломной тропке, что вилась по горному склону.

— Бывали пути и полегче, — буркнул мистер Боттом.

— Это вы о чем?

Сей же миг пожалев о неосторожных словах, мистер Боттом с большой неохотой повел своих спутников еще глубже в пещеру, в дальний конец зала, в темный угол, ничем не отличающийся от других таких же; свет свечи так далеко не проникал. Поначалу Оливер решил, что там нет ровным счетом ничего, кроме глухой стены, — и ошибся. К превеликому удивлению и его, и Марка, там обнаружилась массивная дубовая дверь в скале, обитая гвоздями и расположенная так, чтобы обнаружить ее можно было лишь в ходе придирчивого осмотра пещеры.

— Эгей! — воскликнул Оливер, сразу догадавшись, что это значит. — Надо думать, за дверью — несколько лестничных пролетов, уводящих к подвалам и склепам разрушенного аббатства.

— Лестница надежно замурована: сразу за дверью высится стена из камня и известкового раствора, — объявил мистер Боттом, — так что заглянуть туда невозможно, сэры. Сами видите, дверь открывается только наружу, а вторая такая же преграда возведена наверху, у входа в крипту. Так что к этой длинной лестнице не подберешься ни с одного конца, ни с другого.

— А построили ее Озерные братья, чтобы не спускаться с вершины по крутой тропке?

Мистер Боттом коротко кивнул — и задрожал всем телом.

— Вот уже почти тридцать лет, сэры, минуло с тех пор, как колодец был запечатан, а лестница надежно замурована.

— Я бы сказал, сторож, скорее двадцать восемь или около того, — предположил сквайр.

— Да, верно, в аккурат после тех кошмарных событий, сэры, — признался мистер Боттом, опасливо озираясь, словно в страхе, что его подслушают. — После самоубийства, сэры, и после смерти мистера Марчанта и его жены, и после того, как семейство Кэмплемэнов уехало из усадьбы по причине безумия бедного Чарли и еще из-за неприкрытой враждебности односельчан. Вот тогда-то я и запечатал колодец, сэры, и замуровал лестницу, и — чума и проклятие! — туда им и дорога!

— Но вы ведь наверняка без посторонней помощи не обошлись, мистер Боттом, — промолвил Оливер. — Сами бы вы ни за что не справились.

— Да уж, помощники у меня были, — неохотно признал мистер Боттом.

— Кто же?

— Как сейчас помню, со мной был мистер Уордроп — его только-только назначили викарием после того, как мистер Марчант сыграл в ящик, так что он считал своим прямым долгом принять меры, — и еще Томми Тадуэй, он сейчас у нас в бакалейщиках, и Хью Линкот, кондитер, и еще три-четыре паренька из деревни, храбрые, что твои львята, они-то не побоялись сюда спуститься, хотя, конечно же, в ту пору колодец стоял открытым, и еще был там молодой Ним Айвз, хозяин «Герба», и его брат, что проживает ныне в Кедровом Кряже.

— Трактирщик Айвз? — улыбнулся Марк, искоса поглядывая на Оливера. — Ну, вот вам, пожалуйста. Что ж, удивляться причин нет; я ровно так и думал. Помнишь, Нолл, как я спорил на пятьдесят гиней? Ручаюсь, я их выиграл честь честью.

— Я тоже припоминаю, как повел себя трактирщик, услышав про встречу у Далройдской пристани: побелел как полотно и поспешно ушел, к вящему недоумению собственной дочери… А помнишь, как он разволновался, узнав, что мисс Черри тоже известны определенные подробности смерти мисс Марчант? — откликнулся Оливер.

Со времен Чарльза Кэмплемэна о кошмарных событиях предпочитали не упоминать, объяснил мистер Боттом. Не те это материи, чтобы рассуждать о них вслух, считали многие; хотя мистер Айвз и кое-кто из его завсегдатаев, как известно, порою толковали обо всем об этом промеж себя. В Шильстон-Апкоте надеялись, что с отъездом Кэмплемэнов и запечатыванием колодца кошмарные события благополучно прекратятся. Так оно и вышло. Вот уже тридцать лет все было тихо — или, если уж совсем точно, двадцать восемь лет, как не преминул напомнить сквайр; до тех самых пор, пока в Скайлингдене не обосновалось семейство Уинтермарчей.

— Вы говорите, что, обнаружив колодец, мистер Кэмплемэн сделался другим человеком. Что с ним произошло? В чем именно он изменился?

Мистер Боттом вдохнул поглубже и встревоженно огляделся по сторонам, напряженно прислушиваясь.

— Безумие, мистер Лэнгли, сэр, — прошептал он, кивнув головой и накладкой в сторону колодца. — Там — безумие, уж вы мне поверьте. Многие из тех, кто оказался в его власти, повреждались в уме: я это и из чужих рассказов знаю, и по своему опыту. Бедняга Чарли Кэмплемэн бесновался и неистовствовал, и наверняка то же самое происходило с монахами встарь: порою кто-нибудь из них, впав в помешательство, удирал из аббатства и спускался в деревню — взгляд блуждает, сам — последний разум утратил. Такой беглец вел бессвязные речи, ругался и бранился… от такого сквернословия того и гляди крыша бы обвалилась, буянил безо всякого повода, как если бы стал свидетелем дьявольского наваждения — вот такого, как эти, и более! Посидит молча с час или около того, а потом как зайдется нечестивым смехом, как замолотит руками в воздухе, тяжело дыша, борясь с тошнотой. Это они в колодце всякого нагляделись и наслушались, вот с катушек и съехали! А Чарли Кэмплемэн, сэры, пришел туда из любви к науке: его занимала история Озерных братьев — руины аббатства неподалеку от Скайлингден-холла и судьба самих монахов. Сперва он обнаружил в крипте лестницу, а потом, спустившись по ней вниз, в глубь земли, добрался до вот этой самой двери и оказался в пещере. В ней иногда селились тупорылые, но в ту пору пещера пустовала. Ох, Господи, когда б все было иначе, сэры, когда б все было иначе!…

— А что мистер Кэмплемэн обнаружил в колодце? — взволнованно полюбопытствовал Оливер.

— Ничего такого, что возможно было бы толком объяснить, сэры, мне, во всяком случае, это не под силу. Как-то раз молодой наследник Скайлингдена проворно выбрался из шахты по веревке, а веревку он крепко-накрепко привязывал вот к этим железным кольцам. Он, как я помню, глядел на часы и даже меня спросил, сколько времени. Еще несколько раз он проделал то же самое: спускался в колодец, вновь поднимался на поверхность и внимательно изучал часы — этакий живчик, что твой барсук! — вот только мне, сэры, он так и не открыл, что за эксперимент ставит; ничего про то сказать не могу. Несколько раз мне приходилось помогать ему спуститься; бесконечно долгие часы проводил он в этих мрачных глубинах, прежде чем возвращался — еще бодрее прежнего. А однажды сказал мне, сэры: дескать, в колодце всякая тарабарщина слышится — «облако голосов», вот как он выразился, — голоса так и роятся вокруг его головы, так и втолковывают ему что-то разом. Вот тогда-то он и убедился, сэры, что в колодце — живые люди.

По спине Оливера пробежала холодная дрожь, лишая его самообладания, так что от следующего вопроса мистер Лэнгли предпочел воздержаться; впрочем, сквайр задал его сам:

— А что, сторож, люди там и впрямь были? Ну, в колодце?

— Сам я не знаю, сэр, были там люди или нет; я ж ни разу не перебирался через борт и вовеки на то не отважусь, даже будь у меня тысяча жизней, даже ради спасения мира, уж будьте твердо уверены! — жарко объявил мистер Боттом. — Недобрая тварь там затаилась, ей ничего не стоит подчинить себе достойного, благородного молодого джентльмена вроде Чарли Кэмплемэна да подбить его на всякую чертовщину.

— И вы полагаете, что мистер Кэмплемэн утратил рассудок оттого, что несколько раз спускался в колодец? — уточнил Оливер.

Церковный сторож закивал.

— И не один бедняга Чарли, сэр, но и она тоже — та, что потом спускалась с ним вместе.

— Она? Вы ведь не про мисс Марчант?

— Про нее, про самоубийцу, сэр. Это случилось полгода спустя после истории с ребенком — месяцев шесть или семь прошло, как я помню, с тех пор, как она вернулась в деревню. В жуткую минуту я это обнаружил: одним холодным ветреным вечером подглядел, как они спускаются по длинной лестнице, уводящей из крипты. Что оставалось делать честному христианину, как не идти за ними следом, сэры? — вот я и пошел. И нашел их вот здесь, в этом самом зале, и принялся умолять Чарли Кэмплемэна, чтобы отослал девчонку, уберег ее от дьяволов, затаившихся в колодце. Но он и слушать меня не пожелал, ведь он уже подпал под власть наваждения, а сама она была вроде бы не прочь составить ему компанию. Вот так, сэры, со временем и ее дьяволы подчинили себе, околдовали, с ума свели, сэры, точно так же, как и высокоученого молодого наследника.

— Должно быть, это и впрямь сыграло свою роль в трагедии мисс Марчант, — промолвил Оливер. — Мне часто доводилось читать в городских газетах правдивые сообщения о людях с неустойчивой психикой, что в один прекрасный день кончали с собой.

— Однажды ночью она взяла на берегу ялик — коротышка Кодди Бинкс готов засвидетельствовать, — в лунном свете вывела его на воду, и больше ее на этом свете не видели! Во всяком случае, так утверждают.

— Что вы имеете в виду, мистер Боттом? Последовала неуютная пауза.

— Ничегошеньки-то я об этом не знаю, сэр, — раздраженно бросил церковный сторож, словно досадуя на собственные мысли, — и знать не желаю, да и вам не советую, ни за что и никогда!

При этих словах мистер Боттом заметно разнервничался и забеспокоился; ему явно не терпелось уйти, и, по чести говоря, Оливер был с ним вполне солидарен: в научном рвении он, по всей видимости, далеко уступал молодому мистеру Кэмплемэну, Сквайр возражать не стал, лишь попросил Оливера возвращаться вместе с мистером Боттомом к лошадям, а он, дескать, их вскорости догонит. Веревки, закрепляющие крышку на месте, на его взгляд, слегка ослабли; он затянет узлы покрепче, а спутники его пусть тем временем поднимаются к вершине. Оливер тут же предложил свою помощь; церковный сторож воздержался. Но поскольку ему очень не хотелось отпускать мистера Боттома на крутую тропу одного, мистеру Лэнгли пришлось передумать; так что эти двое вышли из пещеры вместе, и Марк остался один.

Едва безмолвие пещеры сомкнулось над ним, владелец Далройда шагнул к колодцу и при помощи свечи придирчиво изучил крепления. Линь был туго натянут, узлы крепко завязаны: колодец — ровно в том состоянии, в каком они с Оливером его оставили. И это называется «веревки ослабли»!… Укрепив свечу рядом, Марк принялся отвязывать пару-другую канатов от железных колец. Работал быстро и споро. Сквайр знал: без посторонней помощи он крышку не снимет, но вот отколовшийся фрагмент — дело другое. Распутав крепления, он высвободил и убрал осколок, открыв провал в черную как смоль пропасть.

Держа свечу на весу, сквайр заглянул в шахту. Он еще не позабыл то жуткое ощущение, когда чья-то рука обхватила его за лодыжку, изготовившись сдернуть вниз. Об этом происшествии Марк не сказал другу ни слова; да, по чести говоря, просто не знал, что тут можно сказать. Придется ему разгадывать загадку самостоятельно.

В импровизированном «окошке» царила тишина: взгляд не различал ни неясного вихревого движения, ни дьяволов, только чернильно-черную бездну. Сквайр выждал несколько минут: никаких перемен! Время шло, а все оставалось по-прежнему. Сквайр помешкал еще немного, пока не понял, что долее мешкать не в силах. Он уже собирался укрепить осколок крышки на прежнем месте и уйти, как вдруг слуха его коснулся легкий шорох — чуть слышный, с трудом уловимый звук откуда-то снизу. Марк тотчас же приник ухом к отверстию и насторожился, точно так же, как в первый раз, в обществе Оливера. Медленно и неспешно чуть слышный, с трудом уловимый звук нарастал и креп, набирал силу и мощь, делался все громче, все отчетливее, становился все более внятным… Вот так, постепенно, он оформился в негромкий голос, и голос этот обратился к Марку из бездны.

Пульс достойного джентльмена участился, высокий лоб избороздили морщины: сквайр напряженно прислушивался к тому, что вещал колодец. Застыв на месте, онемев от ужаса, он с нарастающим изумлением внимал каждому слову и несколько раз вглядывался в черный провал: до глубины души пораженный, Марк пытался по возможности разглядеть хоть что-нибудь, любое подтверждение тому, что внушал голос. Сквайр так ничего и не увидел — зато услышал многое. Речи из бездны оглушили его подобно удару грома — так что дыхание перехватило.

Лишь величайшим усилием воли сквайр стряхнул с себя наваждение. Трясущимися руками он поставил на место осколок крышки и затянул веревки; в свете свечи на лбу поблескивала испарина, лицо — тусклое, невыразительное, тяжеловесное — недоверчиво исказилось, а в глазах отражалось потрясенное изумление, столь Марку не свойственное.