Северные огни

Глава 15
ЧАС СОВЫ

Мистер Шэнк Боттом из своей крохотной мастерской между церковью и домом священника под сенью древних кладбищенских дерев заслышал шум погони и тотчас встревожился. Причем чисто рефлекторно: иначе мистер Боттом просто не мог, ведь повсюду вокруг него роились духи, тут уж вы ему поверьте. Он отложил в сторону трубку и плетеную бутыль, где таился дух иного сорта, а именно винный, и принялся недоверчиво озираться по сторонам, заглядывая в самые укромные уголки своей хижины. Сторож испуганно и подозрительно вглядывался туда, куда не падал свет от торфяного пламени, как если бы ожидал обнаружить во мраке какое-нибудь чудище. Ничего не увидев, он слегка расслабился; взгляд его вернулся к уютному очагу, трубка — в рот, бутыль — к губам.

Спустя какое-то время, когда шум погони улегся, а мистер Боттом поглотил достаточное количество укрепляющего нектара, он встал, подошел к окну и выглянул наружу. В небе над головой что-то мелькнуло — и опустилось на одну из кладбищенских елей; впрочем, возможно, сторожу просто померещилось. Он глотнул еще грога, чтобы приободриться, пожевал сыра и погрел руки над огнем, прежде чем вернуться на пост. И тут с ветвей ели на землю сорвалось что-то тяжелое и по-птичьи заковыляло неуклюже через все кладбище, прямиком к его собственной двери, что мистеру Боттому совершенно не понравилось. Вот теперь он хорошо разглядел, кто перед ним: огромных размеров сова с зелеными фосфоресцирующими глазами, белым лицом и двумя пучками перьев или «рожками» на голове. Одно из крыльев торчало под странным углом, словно перебитое. Церковному сторожу тут же вспомнились некое кошмарное утро на воде много лет назад и злобная дьявольская тварь на покинутом ялике. Потрепанная накладка из волос едва ли не встала дыбом; в приступе паники мистер Боттом стер разводы серой каменной пыли со лба и изготовился к бегству.

Тут-то и раздался цокот копыт, возвещающий о приближении всадников. Злобная дьявольская тварь тоже его услышала и тихонько нырнула в тень.

Вскорости в дверь постучали. Шэнк выглянул в окно: на пороге стояли сквайр Далройдский и его гость из города; и — никаких тебе фосфоресцирующих глаз или перебитых крыльев. Однако старик знал: осторожность никогда не помешает.

Он опасливо приоткрыл дверь на несколько дюймов и угрюмо осведомился, чего джентльменам надо. Сквайр, отвечая вопросом на вопрос, справился, не видел ли церковный сторож Скайлингденскую сову. Мистер Боттом отвечал, что не видел, что ровным счетом ничего не знает ни про каких Скайлингденских сов и знать не хочет, чего и гостю желает. Джентльмены посоветовали ему не терять бдительности, поскольку птица ранена, разъярена и рыщет где-то поблизости.

Позади них на гравиевой дорожке послышались шаги — подошел викарий. Жена послала его узнать, что там за шум на Нижней улице, — сам-то мистер Скаттергуд ничего не заметил, занятый виолончелью и маэстро Равиолой. Марк и Оливер не знали, стоит ли доверять преподобному священнику: он скорее всего воспримет их рассказ скептически и придет в ужас; так что джентльмены лишь повторили все то, что сказали мистеру Боттому: дескать, Скайлингденская сова ранена, обезумела от ярости и крайне опасна, потому увидевший ее пусть оповестит соседей. Викарий поправил очки, поблагодарил джентльменов за предостережение и возвратился в дом — опасливо озираясь по сторонам на каждом шагу, — где, успокоив свою прелестную рыжеволосую супругу, возобновил общение с виолончельной музой.

И сквайр, и Оливер сошлись на том, что необходимо разделиться (остальные члены отряда уже это проделали), чтобы обыскать деревенские улицы и окрестности более эффективно. Подкрепляя слова делом, они разъехались в разные стороны с саблями наголо.

Миссис Дина Скаттергуд, допросив супруга по всем статьям и скорчив подобающую гримаску при упоминании имени Марка Тренча, отпустила супруга на свободу, коротко поблагодарив; так что преподобный джентльмен вернулся к виолончели и Равиоле, а Дина — в будуар, к вязанью.

А надо сказать, что в будуаре было большое окно с заедающей скользящей рамой и квадратными стеклами; причем, поскольку находилось оно на втором этаже, а вокруг наблюдалась лишь глухая стена, решеток на него не поставили, сочтя эту меру предосторожности излишней. Сейчас это самое окно с заедающей рамой было приоткрыто; и со временем Дине почудилось, будто снаружи доносится легкий шум, что-то вроде царапанья. То, что сквайр Далройдский поведал ее супругу, миссис Скаттергуд решительно отложила в тот ящик сознания, на котором красовался ярлык «Махровая чушь». Так что теперь молодая женщина храбро подошла к окну — проверить, что там такое. Она приподняла раму чуть выше и вгляделась в пронизанные лунным светом сумерки, однако ничего не увидела: внизу — пусто, справа — пусто, слева — тоже пусто. Втянув голову обратно, она вернулась к своему респектабельному занятию; но вскоре тихое царапанье послышалось опять, и тут же — жалобный стон.

Дина шагнула к окну и, приподняв тяжелую раму, открыла его еще шире. И вновь ничего не обнаружила, и вновь возвратилась к вязанью. Несколько минут предавалась она этому отрадному развлечению, когда тишину взорвал оглушительный грохот. Из темноты вылетела громадная птица, с размаху ударила в окно и принялась протискиваться в комнату. То была жуткая, прямо-таки кошмарная тварь весьма грозного вида, со свирепыми зелеными глазами и заляпанным кровью оперением. При виде совы Дина пронзительно вскрикнула и выронила вязанье. Виолончель в соседней комнате разом смолкла — и в будуар вбежал достойный викарий с луком в руках. Мгновенно оценив ситуацию, он отважно бросился защищать жену.

Птица изо всех сил старалась пробиться сквозь щель между рамой и подоконником, так что викарию ничего другого не оставалось, кроме как ткнуть в нее концом лука, точно дуэлянт — шпагой, в попытке выдворить незваную гостью обратно в ночь. Супруга, укрывшись за надежной спиной мужа, возбужденно подбадривала его предостерегающими криками и сбивчивыми приказами. Викарий, стремительно прянув вперед, делал выпад, атаковал и тыкал, вступал в ближний бой и отскакивал назад, наносил удар за ударом; увы, оружие его был тонко и хрупко в сравнении со стальными когтями и крепким клювом совы, что яростно отражала натиск врага. В конце концов мистеру Скаттергуду удалось-таки отогнать птицу, при том, что оружие его изрядно пострадало.

Закрыв окно и захлопнув ставни, викарий вихрем слетел вниз по лестнице и выбежал за двери. Хотя мистер Скаттергуд имел все основания опасаться за собственную свою жизнь, он твердо вознамерился предостеречь соседей, как посоветовали ему сквайр с Оливером; в конце концов, не это ли вменяет ему в долг христианское милосердие? Тут священник услышал цокот копыт и опознал во всаднике не кого иного, как самого мистера Лэнгли. Гость из Вороньего Края только что безрезультатно обыскал близлежащие переулки. Викарий в нескольких словах описал ему происшедшее и указал новое направление — на юго-запад, в сторону от Нижней улицы, к той части деревни, откуда начиналась Скайлингденская дорога.

Оливер пустил лошадь легкой рысью, настороженно глядя по сторонам и бдительно прислушиваясь. В лучах лунного света ему померещился силуэт птицы, перепархивающей туда-сюда, с одного высокого, похожего на башню дерева, на другое. Он еще больше укрепился в своих подозрениях, когда гнедая кобылка забеспокоилась, зафыркала, затрясла головой, протестующе заржала и заартачилась. Оливер потрепал ее по холке, пытаясь успокоить, и, пришпорив, погнал в указанном направлении.

К тому времени он уже миновал несколько домиков, обитатели которых с любопытством глядели сквозь решетки освещенных окон либо стояли в дверях и на ступенях крыльца, недоумевая, куда это галопом скачут всадники и отчего лают гончие: вот уже с час как шум травли не давал им покоя. Однако в двух словах события столь запутанные объяснить было невозможно, так что Оливер, проезжая мимо, лишь приподнимал шляпу в знак приветствия — и продолжал путь.

Тропа уводила по пересеченной местности вверх, на гребень холма; там выстроились в ряд уютные виллы, откуда открывался вид на озеро, а далее начиналась Скайлингденская дорога, крутой подъем к скалистому мысу и к усадьбе. Меж деревьев позади вилл мелькнул зеленый огонь, и Оливер во весь опор устремился туда. Он прочесал лес, но, по всей видимости, потерял след, ибо огонек погас; впрочем, гнедая кобылка вела себя так, словно в окрестностях не все было ладно. Оливер изо всех сил напрягал глаза, пытаясь высмотреть хоть что-нибудь подозрительное под кафедральным сводом дерев, — но тщетно.

Размышляя, что предпринять теперь, Оливер натянул поводья под лохматой поникающей сосной, однако, поскольку здесь гнедая кобылка забеспокоилась не на шутку, он уже собрался было ехать дальше, как вдруг на шляпу его упала капля дождя. Молодой человек подивился, откуда бы здесь взяться дождю, ведь на небе взгляд не различал ни облачка и светила полная луна; и все-таки откуда-то сверху сорвалась темная капля, а затем и вторая — прямо ему на рукав. Он нагнулся и пригляделся: третья капля упала ему на перчатку. Оливер глядел и не верил: жидкость и впрямь была совсем темной, ничуть не похожей на дождь. Он поднял глаза — и новая капля, горячая и дымящаяся, упала ему на щеку и потекла по ней; прямо на него, на расстоянии каких-нибудь нескольких футов, не отрываясь, смотрели совсем иные глаза: две огромные фосфоресцирующие сферы горели в кроне зеленым огнем.

Раздалось хищное шипение; зловеще защелкал клюв; сова раскачивалась на ветке туда-сюда — медленно, завораживающе. На кратчайшую долю мгновения голова совы словно растаяла, а на ее месте возникло женское лицо, с мокрыми и грязными волосами, со свирепо оскаленными зубами, из двух глазниц, где некогда были глаза, били жуткие зеленые лучи; в следующий миг сова вновь стала совой. Раздался пронзительный вопль, взметнулся ветер, загудели крылья, и гнусная тварь набросилась на Оливера.

От удара молодой человек вылетел из седла и покатился по земле, слегка оглушенный, схватившись за плечо: видимо, сломалась кость, поскольку боль была страшная. Не дождь капал с безоблачного неба, а кровь из перебитого крыла и прочих ран птицы, однако потеря этой жизненно важной жидкости, похоже, ничуть не умаляла неистовства ее атаки. Клюв и когти впивались в плотную куртку для верховой езды и жилет, пытаясь добраться до уязвимой плоти. Сабля оказалась бесполезна, ибо Оливер выронил ее; лошадь при виде совы в страхе умчалась прочь. Плечо болело немилосердно.

Оливер защищался, свернувшись в клубок и прикрывая голову широкополой шляпой. Здоровой рукой он старался удержать врага на расстоянии, но то была неестественно огромная и тяжелая сова, и сдаваться она не собиралась. Молодой человек понимал, что долго не выдержит: через секунду-другую страшные когти и клюв располосуют одежду. Он позвал на помощь, молясь про себя, чтобы на какой-нибудь вилле его услышали; но поскольку он находился несколько в стороне и в глухом лесу, надеяться на спасение не приходилось.

И тут он услышал новый звук — самый что ни на есть желанный, и донесся он не со стороны вилл, а из самой чащи: перестук подкованных железом копыт по дерну и позвякивание уздечки. Из-за поворота вылетел всадник. Конь пронзительно заржал, верховой соскочил на землю, стукнув каблуками и шпорами. Приподняв шляпу и оглянувшись через здоровое плечо, Оливер увидел прямо перед собою высокий силуэт Медника — огромного, безобразного, высотою в шестнадцать ладоней мерина с грудью что бочка и вытянутой мордой, несравненного, величественного, великолепного Медника, который тяжело дышал и всхрапывал, а рядом с ним — сквайра Далройдского с саблей наголо.

— Прикрой лицо, Нолл, прикрой лицо! — приказал Марк.

Оливер тут же повиновался. Смертоносная сталь со свистом рассекла воздух, пронзительно завизжала сова, заржал Медник, сквайр, тяжело, с присвистом дыша, размахивал саблей. Мистер Лэнгли вновь выглянул из-под шляпы: представшее его взгляду зрелище одновременно ужасало его и завораживало. Да, это был Марк — глаза его горели неутолимой яростью, безумной, одержимой жаждой мщения, пальцы судорожно сжимали рукоять; клинок так и ходил в его руке туда-сюда, вверх и вниз, на бешеных выпадах и атаках, как если бы сквайр вознамерился искромсать птицу на мельчайшие кусочки и частицы; впрочем, до поры сове удавалось ускользнуть от его сабли.

— Нет, Марк, нет! Это она, бедняжка-утопленница! Господи милосердный, Марк, не убивай ее! — воскликнул Оливер.

Увы, слишком поздно! На мгновение птица потеряла бдительность — на краткое мгновение, не более, и тут сквайр обрушил на нее мощный, сокрушительный удар. Сова заверещала, рухнула на землю, приподнялась, зашаталась, увернулась от нового выпада, затем взвилась в воздух и понеслась в сторону вилл.

— Ты как, старина Нолл? — выдохнул Марк. Пыхтя и фыркая под стать Меднику, он опустился на колени рядом с другом. — Ты ранен? Повредил себе что-нибудь?

— Плечо, — скривился Оливер, с трудом возвращаясь в сидячее положение. — Боюсь, перелом. Болит просто адски.

— К доктору, и немедленно! — воскликнул сквайр, до крайности встревоженный.

— Нет! Я-то поправлюсь, держу пари, — слабо возразил смертельно бледный Оливер. — Догони лучше сову, прежде чем она нападет на кого-то еще. Она уже покушалась на жену викария. Только смотри поймай ее живой, не причиняй ей вреда. Это она… мисс Марчант… я видел ее лицо, Марк! А капитан Хой куда подевался?

— Лучший наездник Талботшира, сдается мне, ненароком умчался за пределы графства. К слову сказать, Нолл, где твоя кобылка? Где гнедая-то?

— Испугалась и понесла.

— Ха! И что теперь прикажете делать с тобой?

— Оставь меня, — взмолился Оливер. — Мне сейчас ничем не поможешь. Позволь, я просто полежу здесь. Приду в себя, успокоюсь. Я дождусь тебя.

Сквайр заколебался, не зная, как лучше поступить. А затем улыбнулся обычной своей кривой улыбкой, схватил друга за плечо — за здоровое, разумеется! — и воскликнул:

— Молодчага ты, Нолл, жизнью клянусь!

И, вскочив в седло, унесся прочь.

Теперь преследовать сову было проще: птица с шумом перепархивала с дерева на дерево, так что ломались и трещали ветки. Будь тут псы, они бы мигом загнали добычу. Громы и кандалы, думал про себя Марк, и где сейчас капитан Хой с таким уместным ягдташем?

Сквайр выехал из лесу на гребень холма. Перед ним раскинулась бескрайняя темная гладь озера, лунный свет играл на подернутой рябью воде; по правую руку высились виллы, удачно расположенные у самого начала Скайлингденской дороги. Сейчас внимание его привлек один из этих домов — просторный каменный коттедж, выстроенный на пригорке; к нему-то и направляла свой прерывистый зигзагообразный полет сова. Сквайр пустил Медника в галоп и устремился следом.

Подлетев к коттеджу, сова с силой врезалась во входную дверь. И, как ни странно, тут же развернулась, на мгновение зависла в воздухе — и повторила маневр. Вот она ударила в дверь в третий раз, в четвертый — и отлетела в сторону. В ответ на столь необычный стук дверь открылась — как раз в тот момент, когда сквайр подъехал к крыльцу и натянул поводья.

На пороге возникла высокая, долговязая, унылая фигура с торжественно-серьезным взглядом, узкими поджатыми губами и желтой шевелюрой — ни дать ни взять лохмы швабры. Ларком пару раз оглянулся по сторонам и наконец высмотрел Марка и Медника. В надменном лице его отразилось что-то похожее на недоумение: слуга наконец осознал, что ни сквайр, ни его четвероногий друг в дверь постучать ну никак не могли.

— Ларком! — воскликнул Марк. — Запри дверь, быстрее!

— Что такое происходит? — осведомился слуга и по совместительству управляющий Проспект-Коттеджа, задирая нос.

В этот самый миг в дверном проеме материализовался его весьма перпендикулярный и весьма респектабельный работодатель, мистер Томас Доггер.

— Кто там, Ларком? — вопросил смиренный юрист самым что ни на есть слащавым законническим голосом. — Уж не клиент ли? Ежели так, то изволь проинформировать его касательно часов приема нашей конторы. Не ждет же он, что профессионал и юрист…

— Ларком! Дверь закрой! — крикнул Марк.

Как хозяин, так и слуга несколько оторопели. В этот самый миг сова, сверкая глазами и вся в крови, вылетела из-за близстоящего дома и метнулась прямиком к открытой двери Проспект-Коттеджа.

При виде птицы Ларком взвизгнул и собирался уже было последовать словам Марка, когда работодатель резким тычком вытолкнул его на крыльцо. Сова, отклонившись от курса при виде этого препятствия и, возможно, вследствие многих ран, не рассчитала траекторию и с размаху врезалась в дверной косяк. Птица закружилась на месте; сила удара была такова, что сову отбросило точнехонько в дверь, мимо пораженного поверенного, и к ногам миссис Доггер, что мирно читала себе в гостиной. Супруг ее обратился в паническое бегство: он захлопнул входную дверь и во всю прыть бросился прочь, в направлении Нижней улицы. Ларком мчался за ним по пятам.

Сквайр спрыгнул с седла и вбежал в дом. Маленькая, толстенькая миссис Доггер в ужасе отступала назад, к двери напротив. Она уже повернулась затворить дверь, надеясь отгородиться от жуткой твари этим крепким и добротным дубовым щитом, как сова прошмыгнула внутрь. Дверь захлопнулась, задвижка с грохотом встала на место; и Марк оказался лицом к лицу с пресловутым щитом, не имея возможности прорваться внутрь.

Он заколотил в дверь кулаком, призывая миссис Доггер открыть задвижку. Но ответом ему служил лишь ужасающий шум и грохот; по всему судя, в запертой комнате в стены без устали колотили тяжелым. Бум, бэмс, бац, шмяк! Со звоном билось стекло, опрокидывалась мебель, предметы сталкивались друг с другом, как если бы внутри происходил некий естественный катаклизм… или, может, сверхъестественный?

Тем временем к коттеджу подскакал второй всадник, а за ним и третий: к месту событий подоспели мистер Аркрайт и доктор Холл. Джентльмены тут же присоединились к сквайру и объяснили, что нашли в лесу Оливера и от него узнали, куда полетела сова. Доктор хотел остаться с раненым и заняться его плечом, но мистер Лэнгли и слышать об этом не желал — напротив, требовал, чтобы врач поспешил вместе с мистером Аркрайтом на помощь к Марку.

— Да что здесь такое происходит? — вопросил ветеринар, созерцая дубовый «щит» и насупив колючие гусеницы-брови. — По мне, так весьма смахивает на катастрофу.

— Похоже, что эта тварь нарочно бьется о стены и мебель, — предположил Марк.

— Но зачем? — подивился доктор.

Сквайр уже собирался было ответить, когда кошмарный грохот и стук резко смолкли. После необычного шума и гвалта воцарившаяся гробовая тишина производила впечатление несколько жутковатое. Марк прижался ухом к дубовой двери и прислушался, однако не различил ни звука. Он постучал кулаком по доскам, выкликая имя миссис Доггер, но ответа так и не дождался.

— Посмотрите-ка! — воскликнул ветеринар, указывая пальцем.

По четырем краям двери — сверху, снизу, справа и слева — из запертой комнаты просачивалось загадочное зеленое сияние. Поначалу слабый и блеклый, с каждой секундой свет разгорался все ярче и наконец полыхнул таким слепящим заревом, таким буйством цвета, что джентльмены вынуждены были отвернуться. Длилось это лишь несколько мгновений, не больше; а потом свет разом потух, точно свечку задули.

После того задвижка приподнялась, дверь медленно повернулась на петлях — и на пороге обнаружилась задыхающаяся, кашляющая миссис Доггер: ее некрасивое, невзрачное лицо и безвкусная, невзрачная одежда были все забрызганы кровью. При виде троих джентльменов она тихо всхлипнула — и рухнула без чувств.

Несчастную поспешно перенесли в гостиную, уложили на диван, и доктор Холл тут же занялся пациенткой.

— Бо-оже! — воскликнула вороватая кухарка миссис Симпкинс, что в панике выбежала из кухни и теперь пялилась на поверженную хозяйку, изумленно открыв рот.

Из соседней комнаты — что, к слову сказать, служила второй гостиной — валом валил дым; в ходе погрома на пол полетели лампы и свечи, и в углах уже пылали крохотные костерки. Сквайр и мистер Аркрайт спешно похватали все, что под руку подвернется — всевозможные коврики, половички и ведра с водой, — и принялись тушить пламя, грозившее Проспект-Коттеджу настоящим пожаром.

Покончив с первоочередным делом, они огляделись — и глазам их предстала картина разрушения и разора во всей своей полноте: осколки стекла от зеркал и решетчатых окон, перевернутая мебель, картины и драпировки, покосившиеся или вовсе сорванные с креплений, разбитые фарфоровые вазы, раскиданные повсюду медные тарелки и прочие безделушки, не говоря уже о пятнах крови повсюду вокруг — на полу, на деревянной обшивке, на потолке, на обстановке, на книгах, и покосившихся рамах створных окон, и на решетках, эти окна защищающих.

На полу в дальнем конце комнаты, у сложенного из округлых камней камина, обнаружилась птица; лежала она на груди, голова свернута на сторону, крылья раскинуты. Размаху их оставалось только дивиться: от края до края они занимали едва ли не три четверти ширины гостиной. Да, Скайлингденская сова была и впрямь гигантом среди птиц.

Мистер Аркрайт осторожно и почтительно приблизился к ней. Будучи ветеринаром по профессии, он, вполне естественно, желал осмотреть окровавленную тушку, но еще более хотелось ему убедиться, жива птица или мертва; тем более что подстрелил сову не кто иной, как он. Внимательно изучив останки, доблестный лучник оглянулся на Марка и заверил его, что искра жизни в птице и впрямь угасла; иначе говоря, удивительное существо испустило дух.

— Да уж, ночная хищница сражалась до последнего, да только все равно проиграла, — промолвил мистер Аркрайт не без сожаления.

Сквайр окинул взглядом распростертую на полу птицу: голова свернута на сторону, глаза полуоткрыты и слепо смотрят в никуда. В пустых провалах глазниц погас нездешний фосфоресцирующий свет; не осталось ничего — лишь жуткая, застывшая неподвижность смерти. О, что за великая тайна! Вот наконец-то у его ног лежит поверженное создание, ответственное за исчезновение отца много лет назад, — но, как ни странно, сквайр взирал на искалеченный труп безо всякой радости, напротив: леденящий холод тревоги пробирал его до самого сердца.

Это она, бедняжка утопленница. Господи милосердный, не убивай ее!

Вновь поднялась суета: в дом вступил мистер Томас Доггер со своей военно-перпендикулярной выправкой, в сопровождении слуги и викария: сей респектабельный поверенный почитал викария своим другом и конфидантом и счел нужным сходить и привести его к месту событий. Глубоко потрясенный увиденным преподобный джентльмен тут же обратился к доктору Холлу с вопросом, не требуется ли помощь ему и его пациентке — каковую пациентку еще предстояло привести в чувство посредством нюхательной соли и прочих медикаментов, принесенных миссис Симпкинс из аптечки.

Хозяин Проспект-Коттеджа расправил плечи, откашлялся и обвел блестящими, глянцевыми глазками комнату, оценивая Положение Дел в коттедже, который, вплоть до сегодняшнего вечера по крайней мере, был вполне очаровательным домиком: любой джентльмен в таком был бы рад шляпу повесить.

— Да вы только гляньте! — воскликнул он, грозно хмурясь при виде разора в sanctum sanctorum гостиной. — Вы только гляньте! И какой такой негодяй за это отвечает? Только распоследний эгоист и мерзавец сожжет дом джентльмена, чтобы напугать его жену. Да, в том, что касается имущества, мы небогаты, однако не вовсе беспомощны, нет. Досадно, ужас как досадно! На ремонт уйдет кругленькая сумма. Или я очень сильно заблуждаюсь, или здесь есть все основания для возбуждения судебного преследования на выездной сессии суда…

— Да ради всего святого, забудьте вы о сутяжничестве хоть на пять минут, Доггер, ваша жена без сознания! — промолвил доктор Холл, и в голосе его зазвенели непривычные гневные интонации.

— Как скажете, Эскулап, — фыркнул поверенный, с неприязнью глядя на доктора и словно говоря: «Оставь дверь открытой — псы так и набегут».

Для проформы глянув раз-другой на распростертое тело своей невзрачной толстушки-жены, он возвратился к гостиной и к царящему там беспорядку. Сторонний наблюдатель, возможно, отметил бы, что мистер Доггер порога так и не переступил и всячески старался держаться на почтительном расстоянии от чудовищного окровавленного трупа у камина.

— Ларком, — нараспев протянул хозяин и повелитель Проспект-Коттеджа, — я сам позабочусь о миссис Доггер, как только она придет в себя благодаря помощи нашего высокоученого викария. А ты займись гостиной: изволь в ней прибраться, да смотри, как следует! Поэнергичнее, друг мой, поэнергичнее! Смой кровь, приведи в порядок мебель и ковры; да, и еще оконные стекла и зеркало пусть заменят. И убери вот это… это… словом, что бы уж это ни было.

Желтая шевелюра Ларкома дернулась вверх-вниз, а глаза при виде разора в гостиной превратились в круглые блюдца. Но едва осознав все величие поставленной перед ним задачи, слуга тут же скис; поджатые губы его беззвучно шептали: он, мистер Ларком, не холуй и не раб!

Преподобного мистера Скаттергуда последние события тоже изрядно потрясли. Викарий скользнул взглядом по гостиной, увидел распростертую на полу сову и с первого же взгляда по расцветке узнал в ней то самое существо, что угрожало его жене, протискиваясь в окно будуара.

— Так что сам видишь, если бы ты покончил с ней прямо здесь, дома, так тебе бы теперь и отлучаться не пришлось, и миссис Доггер не пострадала бы так, — объявила прелестная Дина мужу по возвращении. — Опять твоя мягкотелость сослужила тебе дурную службу. Как ты только умудрился дожить до таких лет при полном отсутствии хребта, для меня просто загадка. Иногда мне кажется, что терпеть такое в обязанности жены вообще не входит.

— Да, любовь моя, — вздохнул викарий, натягивая ночной колпак.