Глава 10

«Любовь не бывает без боли!»– сказал заяц, крепко обнимая ежа…

– А потом я вышла из его кабинета, побежала, сломала каблук, разбила коленку, у меня лопнула губа, штаны на заднице по шву и…

– На моих ботильонах? – ахнула Галка. Вот зараза. У меня жизнь разрушилась до основания, а она переживает о каких то дурацких ботах Которые давно уже вышли из моды, и вообще уродские были.

– И я теперь безработная бомжиха, – хлюпнула я носом, ударилась зубами о край стакана из тонкого богемского стекла, от которого тут же откололся маленький осколок. Зюнька нашла кому дать в руки дорогую посудину. Я способна погнуть чугунную ванну, даже не прикладывая к этому никаких усилий, а тут стекло как паутинка. – Я падшая женщина. Без морали и стыда. Качусь по социальной лестницы со скоростью болида. А еще, я постоянно вспоминаю охотника. И мне от этого стыдно. И, черт, девочки, что я натворила?

– Ой, падшая женщина, которая не может забыть охотника с гаубицей, Это нормально, Оль. Не нормально то, что ты столько лет терпела козла возле себя, лишая себя маленьких удовольствий. Нет. Только ты могла имитировать оргазмы. Это ж додуматься надо, – хмыкнула Зюнька, одернув белый медицинский халатик на своем заду. Слишком короткий для главврача элитной клиники для толстосумов. – Один раз не водолаз.

– Подожди. Ты откуда…? Я убью Галку. Язык как помело. Я тебе его вырву, клянусь.

– Догони сначала, – фыркнула носатая гангрена. – И вообще, мы же подруги. И тайн нет у нас, да ведь, Лапоть? Кто поможет тебе, как не мы? Не этот твой с гаубицей, которого ты сейчас в лицо не опознаешь. Ну, если только тактильно как то. Но там еще надо до мощей добраться.

– Убью, – рычу я.

– Потом подеретесь. А сейчас надо решить насущные проблемы, мне так-то еще поработать надо. Я начальник. Кстати, Галя, у тебя прием идет уже минут двадцать, как, – шипит Лапоть, ухватив со стола телефон. Интересно. Когда она такой стала рассудительной? – Я сейчас Зюбзику звякну. Будем гнать проклятого лиса, который не умеет свой хвост держать в штанах и руках. Или в руках умеет? Ты, вроде, Олька, говорила, что он там в кожаных трусах что-то наощупь искал. Не важно, я отвлеклась. Так вот, будем гнать лиса из лубяной избушки. Для начала выпишем его из фатерки и сменим замки. Я уже советовалась с юристами.

– Да, и Ольку ты на работу возьмешь, правда же Зюнятина, – приподняла бровь Галка. Я съежилась. Когда на Лице Соломинки «Musculus corrugator supercilii» начинает жить своей жизнью жди беды. Лапоть тоже струхнула, судя по дёрнувшейся щеке, но виду не подала.

– Это, Галь, ну я сама то не могу. А потом, у нас штат укомплектован. А пациенты очень привередливые. Им всем конфиденциальность нужна. Ты ведь это лучше меня знаешь. А гинеколог… Давайте сначала с квартирой разберемся.

– Не соскакивай с темы, Зина, я тебя не спрашивала, возьмешь ты Ольку или нет. Это не вопрос был, если ты не поняла. А Олька могила у нас. Или мне самой твоему Зюбзику звякнуть. Рассказать ему…

– Есть только вакансия педиатра, – перебила подругу. – Все. Я тут не решаю ничего. Зюбзик главнюк, я только администрирую. Ну Галь…

– Ну возьмите меня, – всхлипнула я. Несчастный стакан рассыпался в моей руке в пыль.

– Ты ведь педиатрию учила? – поворачивает ко мне Галка носатую физиономию. – Чего смотришь. Мы все по второму профилю педиатры.

– Аааа, нооо, я это…

– Поработаешь пока детским лепилой. Рот закрой, гланды простудишь.

– Но я… Черт, там же все по-новому. Нужно же подготовиться. Это дети все-таки а не вагины.

– И дети не простые, – подливает масла в огонь Зюнька. – Родители этих сопливых мажориков нас колесуют, если что не так пойдет. А Зюбзик меня расчленит. Я вот прямо жопой чую, быть беде. Вот прямо огнем печет у меня сфинктеры.

– Я тебе потом расскажу, от чего у тебя там печет, – скалится Галюня. – А ты болезная пока от вагин своих отвлечешься. А то скоро у тебя кукуха звякнет.

– И мне. Мне тоже интересно от чего у Зинки где чего печет, – вякаю я, но натыкаюсь на такой взгляд носатой подруги, что у меня у самой все эти самые сфинктеры поджимаются. – Все, по матрешкам. Дел полно. И квартиру надо быстрее отжать у этого пикадора. Пока я не убила проклятую меховую тварь, которую ты, Олька, притащила в мою норку. Твоя Барабаниха мне нассала в любимые тапки и сожрала пульт от телика.

– Почему пикадора?

– Потому что он копье свое милиписечное зачехлять не успевает, – гогочет Соломинка так, что висюльки на люстре кабинета Зинаиды Альфредовны Юнькиной, начинают весело позвякивать. Дурдом. Страшный и неуправляемый.

Я сижу и смотрю в одну точку. Почему мне кажется, что еще немного и небо рухнет на землю? Хотя, скорее бы уж, чтоб без мук. Пытаюсь вспомнить, где у меня учебник клинической педиатрии. И осознаю, что скорее всего провалю миссию, и клинику Зюбзика до основания разгромят недовольные родители маленьких богатых детишек. Самозванкой быть очень страшно. Еще страшнее брать на себя ответственность за жизни маленьких болеющих людей. То ли дело…

– Письки… – рычит Галюня, нависнув над Зюнькой, которая вжалась в стену и выставила вперед руку с зажатой в ней линейкой. О боже, в ее руках это страшное оружие. Лапоть может покрошить линейкой роту камбоджийских партизан. Если сейчас уважаемые доктора элитной клиники сцепятся в рукопашной, то можно не боятся гнева разозленных олигархов. Наша смерть будет не быстрой и болезненной. Но, по крайней мере я не успею сделать шаг в точку невозврата. И не погроблю несчастных детей своим непрофессионализмом.

– Отойди, пока я не разозлилась. Венерология, между прочим, более разностороннее ответвление медицины, чем твоя проктология. И между прочим, более востребованная.

– Ага, гнилые свистки рассматривать. Прям царица наук, – рычит Галка. Ну, теперь все понятно. Лютые подружки снова поспорили, чья специализация в медицине нужнее и важнее. Я сползаю со стула и боком двигаю к двери. Может еще успею смыться. Пока не началось…

– Стоять, – грохочет двойное эхо. И две пары глаз пришпиливают меня к полу, прямо возле спасительного портала в клинический коридор. – Ты как считаешь?

– Гинекология, – блею я, понимая, что вот прямо сейчас меня будут убивать.

– Дура, – констатирует Галка. – Сейчас едешь в паспортный стол на Ленина. У меня там пациентка начальствует. Подаришь ей вот это, – сует мне в руки странный сверток, по форме похожий на… Оооо. – Чего глаза таращишь? Массажер это, магнитный. Геморрой у бедолаги. Так вот. Выпишешь своего козла из квартиры, потом… Чего опять?

– А разве так можно? Без согласия? – блею я, прижав к груди страшные дары носатой данайки по кличке Соломинка. – Это законно вообще?

– Не перебивай, – морщится она. – Знаешь, как геморрой болит?

– Нет. У меня пациентки жаловались, но я как то к этому относилась с презрением. Слушай, а что сильно, да? Блин, а я…

– Не дай бог тебе почувствовать. Не важно. Что ты мне голову морочишь? Я ей важные вещи говорю, а она… Короче, можно все что хочешь, за снятие болевого синдрома. Без согласия тоже можно. Зюнька…

– Да, мой генерал.

– Звони своему бугру ментовскому. Ну тому с триппером. Ой. Не закатывай свои ясны очи. Я никому же не рассказала. Тут свои все. Так, а я заряжу спортсмена тяжеловеса с выпадением… Не важно. Будет играть очень интересную роль. Ну все, погнали. Начинаем первую часть Марлезонского балету. Пузырь, Соломинка и Лапоть снова в деле. Один за всех. Точнее одна, точнее не важно. Ну вы поняли.

Вот тут мне становится жутко. Так страшно, что ноги слабнут, и в животе свивается тугая пружина. Может лучше быть бомжихой с низкой социальной ответственностью? А что? Зато не так страшно. Буду спать на теплотрассе. Пить водку с алкашами. Может даже мусорку крышевать.

– Иди в отдел кадров. Пока на полставки тебя возьму. Через неделю приступаешь, – вырывает меня из куртуазных мечтаний голос Зюньки. – И это, там надо будет обходы делать подомовые, учти. Ключ тебе выдадут от служебной машины. Все наши пациенты живут за городом. И больных детей никто не повезет на прием. Так что разминай свои шоферские права.

– Я за руль не садилась лет пять, – блею я, борясь со свалившимся на меня ворохом «благодетельств» самых страшных в своей невероятной любви подружек.

– Ну вот и восстановишь навык. Давай детка. Вперед. К звездам. Завалим Олежека. Пусть знает, что мы своих не бросаем.

Надо было простить Лежика. Надо было сбежать во Вьетнам и примкнуть к стае диких обезьян. Или зафрахтоваться на китобойное судно, или… Не важно куда. Везде было бы безопаснее. Но уже поздно. Поздно пить Боржоми. Если мои подруги решили сделать меня насильно счастливой, то это уже неотвратимо.

Загрузка...