Вадим Райский
Станем мы храбрей и отважней льва…(Песня про зайцев)
– Папа, где моя Оля? – кривит губки моя принцесса, собираясь заплакать. Я, кстати, тоже сейчас бы всплакнул, если честно. И кошка эта мерзкая… Лежит у меня на коленях, по-хозяйски. И я путаюсь пальцами в ее шелковистой шерсти. Я сто, глажу эту шерстяную гадину? – Это ты ее обидел, потому она ушла?
– Нет, – вру я дочери, позорно отводя глаза от взгляда слишком серьезных глаз малышки. – Просто Ольга Петровна совсем не понимает шуток.
– Я тоже не понимаю, папочка, – дует нижнюю губку моя дочь. Дует как эта мерзкая зайчиха, пролезшая в наши судьбы без мыла, блин. И нос так же морщит. Один в один. – Верни Олю. Или я объявлю голодовку. Прямо сейчас объявлю, понял?
– Детка, ну зачем нам тут чужая женщина? Нам и так хорошо, – черт, ну какой я мудак. Скидываю с колен кошку, после которой брюки придется выкинуть. Они все покрыты мерзкими белыми волосками. Да твою мать. – И кошку я тебе куплю. Только твою. Она будет лучше этой.
– Она не будет кошкой Барабаном. И без Оли мне не нужна никакая кошка. Ничего не нужно, понял? Это тебе хорошо, а всем остальным нет. Мне плохо. Оля ушла, и мама… – топает ножкой Сашуля. Интересно, в кого она такая упрямица. Все ей вынь да положь. Вот я найду эту задастую ведьму, ох, что я с ней сделаю.
Хватаюсь за телефон, проводив взглядом, шаркающую ножками словно крошечная старушонка, дочь.
– Слушаю, Вадим Игоревич, – тут же отзывается трубка твердым голосом начальника безопасности моего концерна, который я совсем забросил. И все из-за кого? Чертовой бабы, без которой в этом доме стало невозможно. Черт…
– Найди мне бабу, – рычу в трубку, вдруг осознав, что я сейчас подумал.
– Это… Ну, Григория Палыча может на это делегируйте. Он в этом спец, а я только по безопаске, – сбивается с делового тона начбез. Как там его зовут, вспомнить бы.
– Ты дурак, Бекасов? – о, фамилию вспомнил, уже кое-что. – Мне нужна няня.
Молчание повисшее на том конце провода становится совсем уж гнетущим. Я начинаю заводиться. В глазах пляшут херовы огненные зайки. Еще немного и…
– Господин Райский, к вам гостья, – слава богу меня приводит в подобие нормального состояния Аглая. По своей привычке появившаяся рядом, словно черт из табакерки. Эта женщина ходит, как ниндзя. Сбрасываю незадавшийся разговор. Сердце колотится так, что кажется сейчас лопнет. – Нянька приползла на пузе? Зови быстро. Я знал, что у нее не хватит кишки, чтобы вот так меня кинуть.
– Нет, это не Ольга Петровна, – разбивает все мои мечты в прах мерзкая баба. Уволю ее на хер. Всем дам пинка под зад. И с какого, блядь, такого хера прислуга называет прислугу по имени отчеству? – И на ее месте, я бы тоже ушла. Вы, господин Райский…
– Шшшшшто? – я аж с присвистом начинаю говорить от такой наглости. Меня учат? И кто? – Ты не на ее месте. Берега попутали все? Да я… Да вас…
– Простите. Там за кошкой приехала подруга няни. Звать, или просто отдать ей животное? Вы же, наверняка, не станете заниматься такими мелочами, – что это? В голосе всегда ледяной экономки ехидство? Да что происходит, сука?
– Зови, – машу рукой, боясь снова сорваться в агрессию. – А ты уволена.
– Да пожалуйста. Работать в доме самодура, который не ценит людей, не жалеет дочь и разбаловал свою мать до состояния уродства, так себе удовольствие. Тетя Валя, кстати тоже уходит. И горничные готовят заявления. Платите вы, конечно хорошо, но… – Аглая идет к двери, с такой прямой спиной, что кажется вот-вот переломится. А я сижу с отвисшей челюстью. Это что за бунт такой в моем доме? Что сделала эта чертовка толстозадая? Околдовала всех? Всех, включая меня. Превратила меня в чудовище. А может это не она? Может я таким и был, просто… – Аглая, извини. Я погорячился. Останься, пожалуйста. Без тебя этот дом загнется.
– Он не без меня загнется, – оглядывается на меня прислуга. Ставшая мне почти родной. – Без здравого смысла.
– Я ее верну. Обещаю. Но, только ради Саши.
– Пффф, – хмыкает Аглая, даже не обернувшись.
Время кажется растянулось, словно жеваная жвачка. Где там гостья то? Может привязать ее к батарее и пытать? Или взять в заложники, и выдвинуть требования? Обменять ее на зайку-побегайку. Нет, я точно рехнулся. Еще никогда я не желал так женщину, которую почти не знаю. Женщину, с глазами цвета васильков. Припадочную, странную простушку, от которой у меня напрочь сносит крышу и кое-что пониже. Что себе врать, что я хочу ее вернуть только ради Саши. Ключевое тут «Я хочу ее». И с этим бороться нереально.
– Хелоу.
Вздрагиваю. На пороге кабинета стоит мелкая курчавая бабенка, похожая на болонку, покрашенную марганцовкой. Шубка на тетке такого розового цвета, что у меня начинает виски ломить. Зюнька, точно это Зюнька, только сегодня она выглядит так словно ей вручили вымпел и переходящее знамя. Улыбка на мордочке людоедская, а в глазах бушует что-то неопределимое, обещающее неприятности. Пытать такую – себе дороже. А на обмен вряд ли кто согласиться. Это все равно что пытаться обменять неизлечимый зомби-вирус на кусок сливочного масла – дело бесперспективное.
– Что? У меня что тушь потекла? – приподнимает бровь женщина-страшнаяя сказка.
– В смысле.
– Ну. Вы на меня так смотрите… Явно или тушь потекла, или я шубу в трусы заправила.
– Хм…
– Ну ладно. Где Барабан?
– Барабан? – по-дурацки спрашиваю я. – У нас нет барабана. Гитара вас не устроит? Вы музицировать собрались? Так гитара лучше звучит?
– Вы ненормальный. Точин, как же я сразу не догадалась Кошку зовут Барабан. Вот поэтому у вас с Ольгой все не как у людей, – хмыкает мелкая заноза. – Два идиота. Один король мира, другая монахиня пресвитерианка. Оба с характером. Какая гитара, Райский, ау? Ты ведь ее узнал, охотник Пулькин? Так чего концерты разыгрываешь? Струсил. Так и скажи. Кошку я забираю короче.
– Да, – выдыхаю я. Она права, я дурак и трус. Сука, эти бабы совсем меня сведут с ума. – Забирайте.
– Ну хорошо, – покачивая бедрами Зюнька шарится по моему кабинету, чем несказанно бесит. – И адрес вам Олькин не надо, значит? Да я бы и не сказала. Что я, сука? Нет, я не предательница. У нее и без вас забот полон рот. Полон рот. Слышите, Райский? И муж у нее козлина, хочет ее ободрать как липку. Ага, в суд ее вызывает. Ну и вы там наследили, хрен сотрешь. Нет, не скажу я вам адрес. Но, совершенно точно, я прямо сейчас повезу Барабана Ольке, – бубнит эта чертова холера, мешая мне сосредоточиться. – О, вот и киска. Вам ведь понравилась Зайкина киска, да?
– Ты можешь заткнуться? Хоть на минуту, хоть на миллисекунду? – рычу я.
– Так я ухожу уже. Но долго буду греть машину. Ой, у меня машина такая, не прогреешь, прям беда… Кстати, Соломинка…
– Боже. Что ты за адское существо? – мой хрип переходит в стон.
– Ну ладно. Дурак. Не нужен Ольке такой тупень. Один уже был. Сами справимся, – фыркает розовая болонка, пыхтя тащит огромную переноску. Я смотрю, как за ней захлопывается дверь. Откидываюсь на спинку кресла. Прикрываю глаза.
Блядь, я и вправду идиот. Клинический, с проявлениями дебилизма в тяжелой стадии. Меня аж в кресле подбрасывает. Что там гнусила эта сатанинская приспешница. О, черт. Вскакиваю с места, едва не перевернув тяжелый дубовый стол.
– Аглая. Аглая. Твою мать. Ключи мне от машины быстро.
– Куда ж вы в тапках то? Пальто хоть накиньте. Нет, это куртка…
Да не слушаю я ни хера. И не слышу. Куртка, черт, неудобная. Да и черт с ней. Маленькая розовая машинка выруливает с моего двора, так что думать об одежде некогда. Хорошо, что мой водитель в очередной раз не выполнил свои обязанности и бросил джип на подъездной дорожке. Вернусь, выпишу премию балбесу.