Sexy сайз. Теория соблазнений

Глава 23

Раз-два-три-четыре-пять. Вышел зайчик погулять.

– Оль, а можно я ужинать не пойду? – куксится малышка. Я напрягаюсь. Неужели снова температура? Нет, лобик малышки совсем не горячий. Покрыт легкой испариной, но это скорее от утомления.

– Это еще что за новости? – я хмурюсь притворно, едва сдерживаю улыбку, глядя на то, как Саша бросается к своей кроватке на которой растянулась нахально кошка Барабан и начинает ее обнимать.

– Ну, там ба… То есть Клю. Она снова заставит меня есть эту мерзотную фуа-гру и пить сок из алоэ с семенами чиа. Буэ. Оно это вот на сопли похоже. Оль, а я знаешь чего хочу попробовать?

– Что? – мне вправду интересно, чего хочет маленькая принцесса, у которой есть все, кроме внимания и любви.

– Сосиску хочу с макаронами, как у Аглаи с тетей Валей из кухни. Я не пробовала никогда. Они меня хотели угостить, но ба… то есть Клю так на них накричала, аж ногами топала. А папа мне один раз покупал бургер, когда мы с ним ездили к психолого. Знаешь какая вкуснища? Но потом…

– Знаешь, Саш, просто бабушка о тебе заботится, наверное, – не очень уверенно бухчу я, ослепнув от жалости к малышке и злости на чокнутую злобную тетку, которая даже бабушкой себя называть родной внучке запрещает.

– Она говорит что я неблагодарная и забалованная. А когда папы нет, она мне говорит, что я зажралась, вот, – взгляд Сашули такой открытый. И мне хочется прижать ее к себе, и укрыть от всех бед и злости. – Но ты ее сегодня здоровски поругала. Значит будет в столовой сегодня нехорошо. Давай тут покушаем, Оль? Ну пожалуйста. Ба… то есть Клю не простит тебя.

– А папа, он разве позволяет тебя обижать?

– А он не слышит. Сидит, жует, потом уходит. Как мама уехала, он стал сердитый очень. А потом ты пришла к нам, и он стал на себя снова похож. Только какой-то странный. Но он хороший, Оль. Только «усталый» очень. Зато вчера он даже улыбался. Вот.

– А знаешь, мы не будем папу расстраивать, – глажу малышку по головке, чувствуя исходящий от нее запах молока и сахарной ваты. Интересно, мой ребенок так же будет пахнуть? И я так же, наверное буду, умирать от нежности и распирающей душу любви? Наверное. – Мы пойдем в столовую.

– Но… – глазенки Саши наливаются слезами.

– Я никому и никогда не позволю заставлять тебя делать то, что ты не хочешь. Обещаю, – шепчу глядя прямо в слезливые омуты. – Веришь?

Она лишь кивает. Хочет верить, но… Малышка думает, что я не справлюсь и раздаю напрасные обещания.

– Сейчас мы наденем твой любимый костюмчик и…

– Нет, надо платье. И волосы собрать в пучок. А потом…

– Костюм, хвостик и твои любимые тапки, – хмурюсь я, но не выдерживая начинаю хохотать. Сашуля сейчас похожа на крошечного ежика. А еще она невероятно похожа на своего отца.

Мы снова опаздываем. Вваливаемся в столовую радостно хохоча. Кошка Барабан вышагивает в арьергарде, как же без нее. Вообще-то, обычно я не позволяю моей пушистой красавице кусочничать со стола. Но Саше не могу отказать в удовольствии подкормить и без того жирненькую кису. Столько счастья в глазах ребенка, когда с ее руки слизывает крошечные кусочки курицы и паштета нахальное животное, что у меня нет сил запретить вакханалию.

– Пять минут, Ольга Петровна, – хмурится Райский. Выглядит он что-то неважно. Похож на грозовую тучу, морщинка на переносице, губы сжаты. – Это второе предупреждение.

– Простите. Учту, – улыбаюсь натянуто, всей своей кожей ощущая напряжение болтающееся в воздухе столовой плотной душной пеленой. – Кстати, как доктор вам говорю, питаться надо в состоянии душевного спокойствия. Тогда все полезные вещества из пищи лучше усваиваются.

– Я тоже учту, – скалится начальник. – Садитесь уже. Я голоден как волк. Но вынужден ждать пока вы соизволите почтить нас своим присутствием.

– Так ели бы, – дергаю плечом, помогая Саше усесться на ее стул, который выше остальных и похож на бело-розовый трон.

– Я не поняла, эта… Ты пригласил челядь за наш стол? – голос Клю злой и визгливый. Саша съеживается, словно в клубок сжаться пытается. – Так, ни на минуту нельзя оставить этот дом, вы расхолаживаетесь. Саша, твой сок, пей.

– Я не хочу, – всхлипывает малышка. То что плещется в тонкостенном стакане, стоящем возле тарелки Саши выглядит омерзительно. У меня к горлу подскакивает колючий ком тошноты.

– Пей, я сказала. Неблагодарная девчонка.

Голова кружиться начинает, как на карусели с лошадками. Малышка жмется ко мне, ища поддержки. И я ведь обещала.

– Вы считаете, что это продукты подходящие для питания ребенка? – господи. Сейчас фурия пырнет меня вилкой, обгложет и поваляется на моих косточках. – Сами выпейте эту дрянь. Ну, давайте, – протягиваю стакан, отвесившей дорогущую челюсть, женщине.

– Ты, ты… Чтоб духу не было в моем доме этой хабалки, – наконец берет сея в руки Клю.

– Хорошо, но сначала вы выпьете сок алоэ с семенами чиа.

– Это агава, – взвизгивает бабушка Саши.

– Тем более. И закусите вот этим. Что это, кстати? Каракатица? Вы серьезно считаете, что этим можно кормить малышку?

– Это ты, каракатица. Жирная, неухоженная дрянь. Мой сын видно ослеп, когда приволок в дом существо, похожее на медузу. И… Это что, кошка? Сын, ты же знаешь, у меня аллергия.

– Ничего подобного. Вы уже черте сколько времени находитесь в доме, где живет кошка, но даже не чихнули. Я как врач вам говорю, то невозможно.

– Ах ты, дрянь. Вон…

– Мама, не надо, – слишком спокойно говорит Райский. Но нож в его руке, сделанный из толстой стали странно гнется, словно резиновый.

– Не смей меня называть…

– Я не стану называть тебя дебильной кличкой, которую придумал хрен знает кто. Я не позволю тебе орать на мою дочь. Ольга Петровна будет есть там, где я скажу. Она не прислуга, а гостья, помогающая твоей внучке прийти в себя после общения с тобой и предательства матери. А вот ты… Ты можешь завтракать в кухне с челядью, тфу ты, господи. С людьми, которые поддерживают этот дом в порядке. МОЙ дом. Уясни.

– Ах вот значит как? – приподнимает идеальную бровь Клю. А я с трудом сдерживаюсь, чтобы не зааплодировать мистеру Грозовой туче. И судя по удивленной мордашке Саши, она тоже. – Значит мать родная тебе менее важна чем эта…

– Ну, что ты, мама. А теперь возьми стакан Сашин и выпей сок. Тебе будет полезно. Ольга Петровна, будьте любезны…

– Может не надо? – господи, ну зачем я? Он меня простреливает взглядом стальных глаз насквозь. Так, что ноги слабнут, а в животе… В животе зреет торнадо.

– Это был приказ, – рычит мой нестерпимый начальник. Я протягиваю стакан закаменевшей Клю, которая вдруг резко бьет меня по руке и вскочив со стула бросается прочь. От неожиданности разжимаю пальцы и с ужасом наблюдаю траекторию полета посудины. Мерзкая жижа с противным хлюпаньем заливает шикарную белоснежную рубашку великана. И лицо его перекашивается от ярости. Главное не свалиться в обморок сейчас. Спасибо Сашуле. Она вцепляется в мою ладонь маленькими пальчиками. А потом раздается вой. Из-под стола выстреливает разъяренный пушисты болид. Господи дурдом.

– Барабан, нет, – успеваю пискнуть я, прежде чем кошка вцепляется когтями в бедро ревущего от боли Райского, который начинает крутиться на месте, пытаясь сбросить очумевшую от злости Барабашу.

– Папа, не обижай кису, – кричит Саша. Я бросаюсь вперед, не очень понимая, кого мне спасать. На пол летит дорогая посуда, вместе со скатертью, приборами. Салфетки кружатся в воздухе, словно перья падших ангелов.

– Я… На кой хрен я притащил в свой дом вас? Вы страшнее и разрушительнее чумы. Вы… – хрипит проклятый нахал, когда мне наконец-то удается оторвать от него шипящую кошку Барабан.

– Вы меня уволите?

– Да пошла ты… Хрен тебе, – он вдруг с силой вонзает столовый нож в дорогую столешницу, наверняка на ее месте представляя меня. Сдирает с себя лохмотья, похожие на лапшу, бывшие когда-то дорогой рубашкой. Я открываю рот, чтобы сказать, что при дочери не стоит так остро выражать свои эмоции, да и в принципе надо слова подбирать, но замираю, забыв как дышать. Татуировка дракона, спускается по его лопатке, витиеватая, набитая рукой дорогого мастера. Этого не может быть. Это…

– Эй, ты? Что с тобой? Ты меня слышишь? Зайчишка… Твою мать, еще и припадочная.