Sexy сайз. Теория соблазнений

Глава 21

«Ой, какая Вы прелесть»– сказал он.

«Не местный»– подумала она.

Ольга

Ну да, позор. Позорище. Этот напыщенный индюк вытирал мне рот своим чертовым белоснежным платком и кутал меня в пальто. Орал на прохожих, которые обзывали меня алкашкой и смотрели брезгливо, как я согнувшись в три погибели уродую пейзаж полупереваренным мороженымм. Это даже не позор. Нет. Это полнейшее фиаско. А я всхлипывала и тряслась, как больная болонка. И маленькая Сашуля гадила меня по пояснице, потому что выше не дотягивалась, а мне страшно хотелось реветь белугой и доесть проклятое мороженое. Которое наверняка раскисло и превратилось в жуткую гадость окончательно.

– А сейчас я отвезу вас в больницу, – безапелляционно заявил Райский, выкинув в урну дорогущий платок. – Не надо открывать рот, умоляю, я уже видел на что вы способны. Я не о вас пекусь, а о дочери. Вдруг вы заразная. Может у вас холера, кто знает.

– Папа, Оля не заразная. Ну зачем ты ее снова обижаешь? – хмурится моя маленькая защитница. Глаза снова начинает пощипывать. – Она витаминки пьет утром, я вилдела. И зарядку делает. И вообще, я домой хочу. Я устала.

– Ты домой, а няню твою я отвезу в больницу. Здоровый человек не может исторгать из себя только что съеденное с таким рыком.

– Не надо. Я сама врач, – всхлипываю, понимая, что спорить с моим начальником, все равно что пытаться остановить разъяренного носорога. – Просто съела…

– Что? Фалафель неделю назад? – щурится слишком уж заботливый Вадим Игоревич. – Со здоровьем шутить нельзя, зайчишка. Ты нам нужна живая.

– Что? Как вы меня…? Не смейте так ко мне обращаться, – к горлу снова подскакивает тошнота, а перед глазами… Перед глазами у меня подпрыгивают морковки с помпонами. Главное не свалиться в обморок. А то этот нахальный мерзавец точно меня отвезет в больницу, а потом. По результатам анализов, вышибет меня из своего дома. И не видать мне собственной клиники, как своих ушей. Да и жить мне негде. Ну и деньги, которые платит мне Райский, сейчас совсем не лишние и очень хорошие. А то, что мне там показалось сейчас, скорее всего просто плод моего воспаленного гормонами воображения. Не бывает таких совпадений. И тот чертов охотник был огромнее моего огромного начальника. И… Черт, сексуальнее. Хотя Райский… Так, все. Все, иначе я додумаюсь черт знает до чего. Да и не обратил бы на такую как я внимания этот злобный мужик, который стоит сейчас рядом, и с напряжением смотрит на мою зависшую персону.

– А ты не смей мне указывать, что я могу говорить, а что нет, зайчишка. И оспаривать мои решения. В конце концов ты моя подчиненная. Но ты какая-то слишком наглая. Не было еще у меня прислуги с таким самомнением. Ты должна под козырек сразу брать, и говорить «Да, мой белый господин».

– Я не прислуга, – вспыхиваю как спичка. Прищуренный взгляд ледяных глаз становится заинтересованным. – А вы мне не господин. И еще раз назовете меня зайчишкой…

– Что будет? Оторвешь мне морковку? Слушай, утомила. В машину. Быстро. Мы едем в клинику.

– Сашуле не стоит мотаться по больницам. Сейчас эпид обстановка тяжелая. Да и клинка к которой вы приписаны сегодня на дезинфекции. Дкмаете почему Зюнька, то есть Зинаида Альфредовна была с нами в детском центре? – господи, как же жалко я звучу. И все мои аргументы идиотские совсем не трогают этого ошалевшего от чувства собственной охрененности самца.

– Мери Поппинс, вы слишком высоко цените свою персону, не уважаете работодателя, упрямитесь, нахальничаете, пререкаетесь и в дело и не в дело. Может мне вас уволить? Или выпороть? Да, лучше второе. Полезнее для вашего дальнейшего существования.

– Вадим Игоревич, пожалуйста…

– Папочка, ну поехали уже домой. И Оле там станет лучше. Мы с ней поиграем, скушаем салат фруктовый. Знаешь, какой она делает офигенский салат? И тебя угостим. А потом можем поиграть в «Большую охоту». Там знаешь, можно…

– Охотиться на зайцев? – о черт, голос Райского хриплый, словно присыпанный песком, пробирает меня до печенок. Смотрит он на меня, словно собирается стереть в порошок. У меня слабнут ноги.

– Нет, на сусликов, – выдыхаю, борясь со странным предчувствием надвигающегося огромного «пипца». Что-то сломал во мне тот страшный, сумасшедший охотник с вечеринки. А может его семя, проросшее во мне, высасывает из меня остатки разумности. Порочное семя, грешной ночи. Иначе чем объяснить тот факт, что я, фригидная, скоро наверное начну кидаться на злобных мужиков, которые на меня и не посмотрят, как на объект желания. Уж точно не Райский. И такой, как он ни за что бы не пошел на сумасшедшее пати для извращуг. Просто мои гормоны сейчас сходят с ума.

– Хорошо. На сусликов, так на сусликов, – вдруг соглашается мой мучитель.

– Ура, ура, ура! – скачет вокруг нас маленькая девочка, которая меня снова спасла.

В машине тепло. Я даже задремываю на переднем сиденьи, рядом с Райским. Сзади, пристегнутая в детском кресле заботливым отцом. Радостно щебечет моя замечательная воспитанница.

– Суслик, просыпайся, – дует мне в щеку огненный вихрь. Я открываю глаза и понимаю, что мы больше не двигаемся. Машина стоит возле… О нет. Это что, какая-то изощренная издевка? Я смотрю на ступени, рядом с которым припаркована огромная агрессивная машина моего несносного шефа, и не сдерживаю стон.

– Просто убедимся, что ты в порядке. А Сашуле купим маску. Да дочь? Ты хочешь маску, будешь в ней, как доктор Пилюлькин.

– Вы не могли меня отвезти в какую нибудь другую, любую, самую дешевую клинику? – обреченно шепчу я.

– Эта была ближе всех. Да и скупой платит дважды. Я, знаешь ли, за челядью и скотной ухаживаю, не скуплюсь. Потом меньше проблем. Хватит копыриться, дел на полчаса. Мне еще на работу, а я тут уговариваю блевотную няню пройти обследование. Ты знаешь, сколько стоит час моего рабочего времени, зайчиха? Так что бери свой круглый зад в свои шаловливые ручонки и цыгель, – он начинает сердиться. Глаза мечут молнии. Интересно, он ведь собирал обо мне информацию, и привез меня в самое несчастное для меня место. Неужели специально?

– Вы нарочно? – чувствую, как наливаются слезами мои ясны очи.

– Не морочь мне голову. И не парься, я плачу. Ну…

И что мне делать остается? Выползаю из раскаленного нутра джипа. Почти выпадаю. И если бы меня не успел поймать за шкирку, как шелудивого кошака, Райский, я бы точно позорно растянулась возле ступеней моей родной больницы, в которой я счастливо работала ведущим гинекологом, пока не…

– Не стоило, я бы…

– Ты бы переломала себе все свои ходули и осталась бы лежать ковриком у белокаменных ступеней, – насмешливо шипит Райский. Сашуля молча супит носик пуговку, вертится рядом.

– Папа, ходули только у клоунов бывают. А у Оли нет же носа красного.

– Точно, он у нее белый. Ты сердишься, няня Мак Фи? Или напугана?

– Я не хочу идти в эту больницу. Потому что…

Договорить я не успеваю, потому что дверь клиник распахивается и выпускает из себя кого бы вы думали? Ну точно, беда то не приходит одна. Лучше бы я переломала ходули, лучше бы меня вывернуло наизнанку возле кафе, лучше бы меня переехал джипом нахальный мерзавец, слишком крепко меня прижимающий к себе. Интересно, что у него там в кармане такое твердое?

– Не бойся, Зайчишка, больно тебе не будет. Ты же врач, – шепчет Райский, так и не выпуская меня из захвата своих ручищ. – А я тебе за это куплю сосачку.

– Чего? – ошалело выдыхаю я, не сводя взгляда с Олега, спускающегося по лестнице. На его локте висит незнакомая мне девка. И смеется так по проститутски. Мне кажется, что я сейчас сдохну от безысходности и рвущей душу обиды.

– Сосачку на палке, говорю.

– О, а мне можно тоже Чупик? – ожиляется Сашуля, чем приводит меня в подобие чувств.

– Тебе нельзя. Там одна химия, – хмыкает мерзкий нахальный мой шеф. – А вот Оле куплю. Большой такой… Оля, ты хочешь большой…

Я хочу одного – исчезнуть. Просто раствориться в пространстве, спрятаться от этого треклятого фарса. Поэтому выворачиваюсь из медвежьих объятий, безуспешно. Но у меня еще есть надежда, что я успею спрятаться в машине. И не буду выглядеть жалкой и оплеванной. Но, с моим ли везеньем?

– Ольга? – голос Олега звучит как гром. Он удивлен и раздражен, судя по тону. И я повисаю в лапищах Райского, как чертов плюшевый заяц. Унизительно. Мой муж с како-то шлюхой смотрит на меня с жалостью. Боже. Боже.

– Дорогая, кто это? Ты откуда-то знаешь этого человека? – со слишком наигранной ревностью, спрашивает меня Райский. Я даже умирать передумываю от жалости к себе, и замираю от офигения. – Зайка, я тебе вопрос задал, – встряхивает меня, как грушу.

– Уммммыыы, – мычу я, онемев от обалдения. И от взгляда Лежи, которым он меня испепеляет.

– Да, мне бы тоже хотелось знать почему вы так нагло лапаете мою все еще жену? – о, господи. Это какой то фарс.

– Жену? – гнусит болтающаяся на локте моего мужа девка. – Олег, ты не говорил…

– Помолчи, – рычит Олежа. Если бы взглядом можно было убивать, Райский бы уже валялся бездыханным на свежем снегу. Я слишком хорошо знаю Олега. Он в ярости. И не контролирует себя сейчас. – Да, Оля, может объяснишь, кто это еще на хрен такой? Мне, а не этому хмырю.

– Выбирай выражения. Тут ребенок, – наконец у меня прорезается голос. – Имей совесть и достоинство.

– Плевал я на соплячку, – зря он это сказал. Райский ставит меня на ноги аккуратно, как статуэтку. – Шлюха, быстро ты себе нашла козла.

– Мой папа не козел, – выступает вперед Сашуля. Сжав кулачки. И сейчас она нескончаемо похожа на отца. – Он сильный и бизнесмен. А еще, он очень не любит, когда обижают тех, кого он любит. И тебе, дядька, он сейчас так втащит. Да, пап?

– Да, дочь.

– Не надо. Вадим Игоревич, любой конфликт можно решить словами. Тем более тут ребенок, какой пример вы покажете дочери? – блею я тихо, глядя на ноздри начальника, раздувающиеся, как у породистого жеребца. – Давайте просто уедем.

– Пожалела этого упыря. Он кто?

– Это мой муж, – вздыхаю я. Мне стыдно до ужаса. За сцену, которую устроил Олег. За то, что он с женщиной, гораздо более красивой чем я и ухоженной, за то, что он обидел малышку.

– Наконец-то, вспомнила, – мерзко ухмыляется Олег. Я раньше никогда не замечала, что он может быть таким. – Что, неужели забыла рассказать своему трахарю что замужем? Так что, брат молочный, познакомимся? Олег Анатольевич Задорнов, главврач этой клиники. А вот ты что за ком с бугра? Оля, старый хмырь в курсе, что ты себе нашла сокровище с прицепом?

Райский игнорирует издевательски поданную ему руку, играет желваками. Встал передо мной, будто закрывая нас Сашулей от омерзительного действа.

– Оль, а что такое с прицепом? – тихо шепчет малышка. А я умираю от жгучего стыда. Как я могла думать, что люблю такое ничтожество? Видела же, что Олег за человек. Девчонки предупреждали. А я словно ослепла, будто шоры на глаза упали. И папа мой все время говорил, что Олег мой счастливый билет. И что больше я никому не нужна.

– Олег, не надо, – скулит девка, давно уже оценившая расстановку сил, и скорее всего одежду Райского. Глаз то у нее наверняка наметан. И Олег явно проигрывает Вадиму Игоревичу по всем фронтам, но этого не понимает. Потому что всегда считал себя выше других Потому что, как он мне сказал, мой потолок работяга с завода. – Пойдем, у нас столик заказан. Пойдем.

– Я бы на твоем месте послушал свою даму, – ровный голос Райского звучит спокойно, с превосходством. – Только сначала извинись перед моими.

– Да кто ты такой? – шипит Задорнов и делает резкий выпад, икает на полуслове и сгибается. А мне показалось, что Вадим Игоревич не шелохнулся.

– В машину, девочки. Эту клинику я с землей сравняю. Завтра. Сегодня ты меня утомил. Брат, мля.

– Но… – шепчу я, с ужасом глядя на корчащегося на земле Олега.

– Я сказал в машину. Когда ты уже научишься не перечить? Тем более, что я страшно зол сейчас. Пристегни Сашулю. Быстро, – рычит начальник, и вдруг хлопает меня по ягодице. Я белкой мчусь к джипу. Лицо пылает, зад горит, словно перцем присыпанный.

– Засужу, – несется мне в спину сдавленный рев моего мужа. Бывшего мужа. – Сука, без штанов оставлю. И отцу твоему скажу, что ты за…

– Вернуться что ли? – задумчиво бубнит Вадим Игоревич. – Слушай, говорят муж да жена одна сатана. Ты ведь не такая?

– Не надо, не превращайтесь обратно в циника и злобного огра. Спасибо, – тихо шепчу я. И вдруг наклоняюсь и целую в щеку этого нахального великана. Чувствую губами колкую щетину, а в голове звонят тревожным набатом колокола.

– Ты прости, сам виноват. Я просто не знал, что…

– Не надо, – выдыхаю я и прикрыв глаза откидываюсь на спинку дорогого сиденья. Никогда в жизни никто не вступался за меня вот так. Никто и никогда.