Пиф-паф, ой-ой-ой…
– Госпожа Райская, посмотрите на меня, – открываю глаза и тут же снова зажмуриваюсь, от яркого луча света бьющего мне в глаз из фонарика-указки.
– Я не… – язык во рту словно кусок наждака, в висках стучат веселые молоточки. – Подождите, а вы кто? И вообще…
– Спокойно. Лежите. Не стоит резких движений делать в вашем положении, – улыбается симпатичный мужчина, одетый в медицинский костюм с логотипом клиники, вышитым на кармане.
– В каком положении, что вы несете? Просто сбой гормональный. Я сама врач. И мой муж не мог вас пригласить сюда, потому что… Кстати, где я? – осматриваюсь по сторонам. Я лежу на огромной, похожей на взлетную полосу для аэробусов, кровати. В незнакомой мне комнате, обставленной тяжелой мебелью. Высокий потолок, расписанный в стиле позднего Барокко, мне нравится. Страшный кич, но какой-то совершенно милый. Интересно, куда меня приволок чокнутый… Ооооо, черт побери. Воспоминания накатывают ледяной волной лютого ужаса. Живот начинает болезненно ныть. Тонус. На таком раннем сроке хреново. Боже, о чем я думаю? Неужели этот пилюлькин рассказал Охотнику мою маленькую-огромную тайну. Тогда мне надо бежать отсюда сломя голову. И как он вообще догадался? – И с чего вы взяли чушь о том, что я в каком-то положении?
– Анализы крови взяли, ваш муж подписал разрешение. Но и без них я почти уверен…
– Вы врач, а не гадалка, чтобы строить предположения основываясь на наитии, – резко сажусь на матрасе, который ходит подо мной словно бушующее море под утлой тонущей лодчонкой. – Не делились, надеюсь, своими догадками с моим… Хм… Не мужем?
– Пока нет.
– Вот и правильно. Этот человек мне никто. Он не имел права подписывать какие то либо разрешения в отношении меня, пока я была в обмороке. И где я, черт побери? Что это за комната?
– Госпожа Райская, посмотрите на меня, – лицо доктора становится озадаченным и чересчур серьезным. Отрабатывает парень денежки, даже переигрывает немного. – За пальцем следите. Вы головой не ударялись недавно?
– Конечно ударялась. И не раз, наверняка, – раздается насмешливый голос отовсюду, как мне кажется. – Еще в роддоме поди уронили нашу Ольгу Петровну. С тех пор голова у нее место слабое.
– Вы… – сиплю, не зная, что мне делать. Очень хочется вскочить с этого чертова прокрустова ложа и бежать волосы назад, ни разу не оглянувшись. Не бывает же таких совпадений? Невозможно. Ну не могло же провидение привести меня в дом этого нахального, хамоватого, самолюбивого насильника пьяных заек? Боже, боже. Очередной спазм внизу живота меня пугает. И это не тонус ни фига. Это липко-тягучее, мешающее дышать возбуждение. Гормоны предатели сводят меня с ума. Гормоны и насмешливый взгляд ледяных глаз.
– А кого ты рассчитывала увидеть в моей спальне еще, зайка?
– А что я вообще делаю в вашей спальне? – прорезается у меня наконец голос. – Какого черта вы меня притащили сюда. И белье постельное… Вы на нем спали, а потом меня… Оооо. Это негигиенично и…
– Ну прости. Я испугался когда ты начала умирать. Извини, что ослепнув от ужаса я не подумал, что тебе будет неприятно лежать на простынях, оскверненных моим мужественным мускулистым телом. Надо было тебя бросить на полу столовой, ну, чтобы Саше было еще ужаснее и стрессовее.
– Нет такого слова, – снова лезет из меня зануда. – У меня вообще-то есть своя комната.
– Ты меня утомила. Я вообще опаздываю. Мне Гриня сегодня организовал отдых с гетерами. А я сижу тут у кровати умирающей лебеди.
– Лебедя. Слово не склоняется. И никто вас не заставлял сидеть. Валите к своим лебедям, ой, простите, буквы в слове перепутала, – черт, что происходит? Мне хочется от ярости впиться в его шею пальцами, или губами. Не важно. Я схожу с ума. И мне страшно обидно от того, что у этого мерзавца есть жизнь. Его жизнь без меня. Грешная, тайная. И от мысли о том, что его руки и губы будут творить с чертовыми незнакомками, лишает разума. А этот поганец и думать не думает наверняка о той безумной ночи. У него таких, как я море. Просто приключение на разок.
– Доктор, что с моей няней? – рычит Райский, прожигая меня взглядом.
– Няней? – икнул мужик, до этого молча и с ужасом лице наблюдавший за нашей с Охотником перепалкой. – Простите, зачем ВАМ няня?
– Чтобы все спрашивали, – морщится Райский, и теперь я точно узнаю его. Вот точно, по этим скривленным грешным губам, которые… К лицу приливает вся кровь, что есть в моем организме. А в груди. В груди зреет буря, торнадо, стихийное бедствие. – Что с ней?
– Похоже гипертонический криз, – доктор хватает меня за руку и начинает натягивать на нее манжету тонометра. – И…
– И гормональный сбой, – жалко пищу я, перебивая врача. Надо бежать. Бежать отсюда. Пока он будет развратничать где-то в своих богатейских занебесьях, с красотками модельной внешности. Уносить ноги. Но как же Саша? Как я брошу маленькую, доверившуюся мне девочку?
– С лицом, что у нее? Не паралич, нет? – словно сквозь вату слышу насмешливый голос нахала, лишившего меня покоя и напрочь изменившего мою чертову жизнь. – А, нет, это Ольга Петровна думает. Короче, некогда мне. Заканчивайте тут. Деньги за ваш приезд я перевел на счет больницы. И еще, результаты анализов я жду и ваш отчет, доктор…
– Сотников.
– Не важно. Ольга Петровна, я пришлю Аглаю. Она поможет вам перебраться с моих вонючих простыней на ваши девственно-непогрешимые. И до завтра отдыхайте. Я отдал распоряжение прислуге, вас накормят и дадут кнопку вызова, на случай нужды от помощи.
– А вы? Вы куда собрались? – о, нет. Боже, я дура. Да какая мне разница, куда едет этот людоед. Хоть в свой ад, где он наверное работает королем.
– Я не отчитываюсь перед обслугой. Как вы там сказали, к блядям поеду. Или к лебедям, все время в буквах путаюсь.
– Мне вообще-то фиолетово, к кому вы поедете, – загибаюсь от яростного разочарования и… ревности? Да ну нет. Гормоны страшны. – Я за Сашу переживаю. С кем будет девочка?
– За Сашу? – его рык меня буквально пригвоздил к кровати, заставил обвалиться на подушки, пахнущие им. ИМ, ПАХНУЩИЕ, ПОДУШКИ. – За Сашу?
– Ну, да. Я же ее няня.
– Ах, ну да. Точно. Саша счастливо трескает сосиски с тетей Валей. Так что спокойно приходите в себя. Все, мне пора.
Райский уходит, хлопнув дверью. И я едва сдерживаю стон. А чего я ожидала то? Чего? Что он меня узнает и бросится в ноги, скажет, что не может без меня жить? Кто он, а кто я? Это же естественный ход вещей. Все правильно. Все, кроме того, что у меня под сердцем растет его продолжение. И что будет, если он узнает, ведомо одному богу. Нет, не узнает. Мой ребенок только мой. А не этого монстра, шляющегося черте где.
– Доктор, пожалуйста, меня уволят, если вы скажете хозяину, о моей беременности, – слезливо морщусь я. Мне даже почти не надо притворяться. Горло сжал горький спазм. – Как врач вам говорю, вы не имеете права присылать Райскому документы, о которых он просил. Это нарушение врачебной тайны. И я пожалуюсь папе, а он у меня…
– Я вот как знал сюда ехать не хотел. У этих нуворишей сплошь Санта Барбара. Хорошо, я пришлю документы вам. Дальше сами разбирайтесь.
Аглая уже маячит в дверях. Помогает мне дойти до комнаты, где я обваливаюсь в свою кровать, пытаясь отогнать мысли о том, где и что сейчас делает Райский.
Телефон нахожу с трудом.
– Алей, – тут же отзывается трубка заспанным голосом Соломинки.
– Галь, я не знаю, что мне делать, – всхлипнув, блею я в мобильник. – Этот Райский, он… Он охотник. Райский охотник. И я, кажется…