Sexy сайз. Теория соблазнений

Глава 11

Вадим Райский

Месяц спустя

– Я ухожу. В конце концов я не нанималась нянькой к этой девочке.

– Это твоя внучка, мама. Ее зовут Саша, – устало выдыхаю я, глядя на холеную женщину, которая в полумраке зашторенной полностью комнаты выглядит как перетянутая девочка. – И ты же понимаешь, что мне надо работать? Иначе ты же первая взвоешь.

– А я просила у вас рожать мне внучку? И имя мальчишечье дали. Потому ребенок неуправляем и в развитии не фонтан. Одни нервы с хулиганкой, а от них все болезни. Найми челядь. Няньку, бонну, однофигственно кого, хоть гувернера-француза пусть она мозг выносит прислуге. А у меня салон красоты по плану. И массаж. И… В конце концов в сорок лет уже надо думать о поддержании своей внешности в тонусе, – кривится моя мать, и на ее лице при этом ни единой морщинки не проскакивает. Маска, вся перетянутая, которую не спрячешь отсутствием дневного света. Моя матушка таким макаром скоро начнет спать в гробу и пить кровь девственниц, если так и дальше пойдет.

– Мама, получается, что я на год старше тебя? – меня душит смех. Мамуля совсем перестала жить в реальности. – Мне сорок один, ты не забыла? А еще я бы хотел напомнить, на чьи деньги ты тянешь физиономию до такой степени, что моргать скоро будешь не лицом. Думаю не такой уж великий труд поухаживать за родной внучкой.

– О, боже, – театр одного актера начинает представление. Театрально приложенная ладошка к идеально гладкому лбу, закаченные глаза, настолько, что нарощенные, похожие на метелки ресницы, наполовину закрывают этот самый лоб. – Боже. Я тебя вот этими вот руками рожала сорок лет, ночей не спала, вырастила, сделала интеллигентным и богатым. А ты… Ты потыкаешь меня миской похлебки. Говорили мне люди, предупреждали, что дети неблагодарны. А я не верила, говорила всем, мой сыночек не такой. Он никогда не позволит мне умереть с голоду. О, как фатально я ошибалась. Боже, я умру в богадельне для нищих старух. И меня зароют с собаками на кладбище для нищих. И в конце концов, это бестактно напоминать мне о моем возрасте.

– Мама, тебе же сорок. О каком кладбище ты сейчас фантазируешь? Ну а то, что ты меня сорок лет вот этими вот руками рожала, расскажи кому-нибудь другому. Я слишком хорошо помню, как ты бросала меня ночью одного, пытаясь устроить свою жизнь. Так что, радуйся, что я все еще терплю твои закидоны. Но мое терпение не безгранично. Ненавижу я сильнее, чем люблю, Мама, – морщусь я, глядя на часы. До важной деловой встречи осталось полчаса. Этот гребаный спектакль уже начал меня утомлять. А еще, меня, кажется сейчас разорвет от ярости.

– Сорок. Не сорок. Шаболда твоя звонила. У нее деньги кончились, – вдруг совсем по-человечески говорит родительница. Иногда у нее бывают проблески. – Этот хрен ее там бросил, нашел старуху богатую. А дура эта сидит в отеле для нищебродов. Даже на билет у нее денег не осталась. Все протрахала на этого бугая. Ты бы ее вернул, что ли? Все таки это и ее дочь. Пусть бы ухаживала.

– Этой суке не то что ребенка, я бы щенка не доверил, – рычу, загибаясь от злости. – И няньки от нас бегут, ты же знаешь. Психолог сказал, что у Сашки дефицит внимания и стресс. И создала ей этот стресс мать кукушка. Я на пушечный выстрел ее не подпущу к ребенку. Пусть сидит там, клопов кормит, раз ей так нравилось там рога мне накручивать.

– Но, сын, в конце концов, она же мать девочки…

– Мама, не лезь со своими дурацкими советами, – ярость мерцает вспышками перед глазами. Колышется алой пеленой, как тряпка перед глазами быка.

– Ну раз такой умный, то сам и расчикивайся. И не называй меня мамой, – ого. Это что-то новенькое. Я аж бровь приподнимаю от удивления.

– И как же мне к тебе теперь обращаться?

– Клю, – тихий голосок Сашули звучит плаксиво. Интересно, давно она тут? Неужели слышала то, что я говорил про ее дуру мать? Только этого не хватало. Моя дочь и так живет в постоянном ожидании чуда, верит, что мы снова будем семьей. И ни один психолог не может ей помочь принять то, что ее мать ее бросила. И ни одна няня у нас не задерживается, потому что Саша не желает видеть в этом доме посторонних женщин. Они не могут заменить ей тепла материнской любви. А я снова сделал ей сейчас больно. Дочь смотрит на меня блестящими глазками, и я бы отдал все на свете, лишь бы в них никогда не было слез. Странно, обычно Сашуля весела, бодра, невзирая на свои переживания. И глаза ее лучатся шкодливым любопытством. Но сегодня она на себя не похожа. Бледная, крошечная вся какая-то. На щечках румянец нехороший. – Ба… Ой, то есть, теперь бабулю надо звать Клю. Ой, прости, я снова. Пап, у меня головка болит, и еще холодно так. Ба, то есть Клю сказала, что надо полежать. А я не могу лежать, потому что меня тошнит, – всхлипнула малышка. Я подхватил ее на руки, прижался губами к маленькому крошечному лобику, который показался мне раскаленным. И я понимаю, что никакой деловой встречи сегодня не состоится. Потому что никакой очередной заработанный мной миллион не стоит ни одной слезинки маленькой больной девочки, жмущейся сейчас ко мне так доверчиво, ищущей у меня подержки.

– Мама, вызови врача, – хриплю я, прижимая к себе самое дорогое свое сокровище. – Саше плохо.

– Записная книжка на столе. Я Клю. И я уже опаздываю, – надо не забыть заблокировать ей все банковские карты на два дня, для профилактики старческого эгоизма. Мать просто мастер испаряться. И сейчас ее след простыл. Почему меня окружают вот такие женщины? Может я и жену выбрал себе суку потому, что искал копию матери? Детская травма взрослого мальчика. Может поэтому я до сих пор не могу выкинуть из головы ту зайку дурную. Она была настоящей, другой. Глоток свежего воздуха в царстве силиконовых долин. Блядь, у меня ребенок на руках больной, а я думаю о задастой бабе, которую никогда жизни наверняка больше не увижу.

– Пап, папа, а мне же не будут делать укол? – испуганный шепот дочери вытягивает меня из оцепенения.

– Ни за что. Я не позволю, – шепчу в курчавую золотистую макушку. – Полежи тут немножко. Я позвоню врачу.

Кладу Сашулю на диван. Чертову книжку с номерами телефонов дорогой клиники нахожу с трудом. Два гудка в трубке кажутся мне бесконечными.

– Добрый день, Клю, чем могу быть полезна? – щебечущий голосок на том конце провода кажется мне отвратительным. – Сегодня у нас по плану уколы красоты. Мы вас ждем.

– Хер ей, а не уколы, – рычу я. – Моя матушка теперь нерукопожатная. У нее нет денег. Ни копейки. Уколы красоты она будет делать в поликлинике Подзалупинска по пенсионерской квоте. Я ясно выразился?

– Господин Райский? – удовлетворенно отмечаю нотки страха в голоске, растерявшем свою щебетливость.

– Бинго.

– У вас что-то случилось?

– Нет, я звоню о погоде потрепаться. Да, мать вашу, случилось. Я купил гребаное обслуживание в вашей богадельне. Видно умом помутился тогда, когда это сделал.

– Прислать психиатрическую бригаду? – обморочно шепчет мне в ухо дура.

– Слушай, детка. Там кто есть посмышленее? – уже ору я. В трубке играет музыка, а я слепну от желания расхерачить телефон обстену. Но боюсь еще больше напугать Сашуню, свернувшуюся калачиком на диване.

– Я вас слушаю, – грудное сопрано звучащее теперь из трубки мне кажется чуть ли не хором ангелов. – Меня зовут Зинаида Альфредовна Юнькина. Я глав врач клиники «Здоровье золото». Чем могу быть полезна, господин Райский.

– Зюнька? – выдыхаю я. Может не так и не права была та дура, которая предлагала мне прислать психиатричку?

– Что, простите?

– Нет, это вы извините, это от нервов, – жалко сиплю я. – У меня заболела дочь. Ей семь лет. Температура? Откуда я знаю… Да, простите. Надо было померить. Я растерялся. Нет, я испугался и сейчас до ужаса очкую. Простите. Боюсь. Господи, просто сделайте, что-нибудь.

– Коньяку выпейте, папаша. Нервные все стали, жуть, – насмешливое сорпрано вибрирует в воздухе. Интересно, все врачихи такие холодные и ледяные суки? – Вышлю вам самого лучшего нашего педиатра. Ее зовут…

– Ее? – перебиваю я наглую главврачиху. – Это что не мужчина? Она вообще образование имеет медицинское? Или такая же курица, как ваша девка на телефоне?

– Вы что-то имеете против? Вы женофоб, или какие-то иные предубеждения? У нас есть прекрасные специалисты психологи. А детский врач – дама. Ее зовут Ольга Петровна Задорнова. Ждите, расчетное время полчаса. Девочке давайте больше жидкости и не кутайте.

– Полчаса, это… – снова начинаю заводиться. Но в ухо мне уже летят короткие гудки.

Мне кажется, что я разгрузил вагон цемента к концу разговора. Сашуня заснула на диване. Спит, тихонько посапывая. Я на цыпочках иду к двери. Надо встретить эту коновалшу, у которой чувство собственной значимости похоже запредельное. И черт. С какой стати я обозвал Зюнькой ту насмешливую бабу? И что вообще со мной такое. Может и вправду воспользоваться услугами клинических психологов.

Возле ворот паркуется крошечная желтая машинка – шмаровоз. Даже раньше назначенного срока. Я смотрю на фигуру, выбирающуюся с водительского места. Баба врач толстозадая и неуклюжая, тут же спотыкается, едва удерживается на ногах, оглядывается воровато. А мне кажется, что я уже где-то видел эти суетливые движения. Мотаю головой пытаясь прогнать морок. Точно, я схожу с ума.