На Пареке весь вечер было неспокойно. И без того не слишком уютный узел начинал казаться филиалом городка из фильма ужасов. Даже выйти из дому без оружия было страшно.
Но сидеть дома было ещё страшнее. Поэтому Альберт достал верный ПМ и принялся снаряжать обойму.
— Светка! — крикнул он. — Светка!
— Ну что ты орёшь? — спросила жена, выходя из закутка, который у них служил детской комнатой. — Мне сколько Митю укладывать?
— Не надо его укладывать! — отрезал Альберт.
Он неожиданно понял, что руки у него трясутся. И вовсе не потому, что он боится за свою жизнь. Если бы боялся — не пошёл бы работать в полицию в мире Порядка. Руки у него потряхивало из страха за жену и сына. Как их защитить? Как уберечь?
Восемь патронов в обойме — это очень мало. Особенно вечером. Особенно когда страшно. Поэтому из стола показались запасные обоймы и горсть патронов.
— Не уснёт же, когда темно станет! — возмутилась Света, но, заметив, чем занимается муж, побледнела и зло спросила: — На войну собрался? Зачем тебе оружие?
— Неспокойно мне, Светка! Очень неспокойно! — признался Альберт, положив снаряженный пистолет на стол и повернувшись к жене.
— Ну что опять случилось? — присаживаясь рядом, спросила она с очень серьёзным, а оттого очень смешным выражением лица.
— Вчера ночью на Болотной улице три семьи вырезали, — со вздохом начал рассказывать Альберт то, о чём раньше старался молчать. — Полностью… Следы повреждений — когти. Все трое — тёртые калачи. Охотники. У всех оружие имелось. Соседи слышали выстрелы ночью, но в туман никто не решился высовываться. Помнишь Вадика?
— Это у которого жена такая была?.. — Света рукой показала на шею. — С каре чёрным-чёрным?
— Нету их больше. Его семью всю вырезали за ночь, — ответил Альберт. — И позавчера так, и поза-позавчера так. Уже месяц как люди умирают по ночам…
— Но у нас-то вроде спокойно, — неуверенно заметила жена.
— Я домой шёл, а на улице старая карга эта, Унно, сидит и смотрит на меня рыбьими глазами, — вспомнил Альберт. — Она весь день дома сидела, а под вечер вышла. И сидит. Смотрит. Взглядом провожает.
— Да уж. Когда она всем мозги выносила, было как-то понятнее… — кивнув, согласилась жена.
— Вот-вот… А этот… Бухарик местный… Как его? — Альберт защёлкал пальцами, пытаясь вспомнить то ли имя, то ли прозвище одного из соседей.
— Шуруп? — подсказала жена.
— Вот он, точно! — кивнул Альберт. — Ты его давно видела?
— В запое, небось, как обычно! — улыбнулась Света, погладив мужа по руке.
— Он, когда в запое, то буйный! — не согласился Альберт. — Нас чуть ли не каждый второй день к нему вызывают. А тут нас к нему уже второй месяц не вызывали!.. Я думал, он кони уже двинул. А тут вчера шёл и видел его. Стоит, ёлки! Прямо даже трезвый. Только бормочет себе под нос что-то…
— Дорогой, а тебе не кажется, что это паранойя? — осторожно уточнила жена, видимо, боясь расстроить мужа.
Не тут-то было! Альберт совершенно серьёзно её выслушал, а потом совершенно серьёзно признался:
— Я рассматривал и этот вариант тоже. Стал расспрашивать коллег. Все признались, что у них такие же ощущения! Все, понимаешь?.. Ты же знаешь, у нас там в отделе стражи все бывшие — кто из армии, а кто из полиции, как я. Ты же знаешь, мы ощущениям доверяем, Светк! Туго усвоили, на своих шкурах, что это всё не пустое…
Альберт снова заволновался и, трясущимися руками схватив вторую обойму, начал её снаряжать патронами, чтобы хоть чем-то себя занять.
— Администрации говорили… Они ответили, мол, сделать ничего не можем, справляйтесь сами! — заговорил он снова. — И нюхач наш проверки проводил. Проверял людей. Но никого так и не выявил. А люди умирают ночью. Каждую ночь. И не хищники их дерут. Порождения. А мы ни одно поймать не можем.
— А что лорд? — уточнила Света.
— А он молчит. Только людей гребёт в армию. И всех их во внутренний город тащат. А на наше кольцо вообще внимание перестали обращать! Будто нету нас больше!
— Да как же… — у девушки задрожала губа.
Ей было всего двадцать. Альберту — уже под тридцать. Странная любовь, вспыхнувшая между ними, перетекла в семейную жизнь, а потом и в рождение сына Дмитрия. И все эти четыре года Альберт не мог понять, за что ему такое счастье.
А теперь понял, что неважно, за что. Может, даже авансом. Просто теперь он должен это счастье сохранить. Во что бы то ни стало.
Будто чувствуя страх родителей, маленький Митя заворочался в своём закутке. И тут же разревелся надрывным баском.
— Ой, блин! — Светка подскочила и кинулась к сыну.
А Альберт отложил вторую обойму и принялся за третью. А потом, и этим не удовлетворившись, достал из шкафа системную дубинку, подаренную начальством. За всё время службы на Пареке это оружие не пригодилось ему ни разу. И вот на тебе.
— Баю-баюшки-баю… Баю-баюшки-баю… — тонко напевала из-за занавески жена, укачивая сына.
Альберт подошёл к занавеске, но внутрь заходить не стал. И через неё можно было поговорить.
— Светка, наши договорились с Гаврилычем, хозяином таверны, что все будут ночевать у него. Комнату и на нас тоже выделили.
— Баю-бай… А как же дом?.. Баю-баюшки-баю!.. Так нельзя! — ответила жена, пытаясь укачать ребёнка.
— Светка, трупам дом не нужен, ты знаешь же? — тихо спросил Альберт.
— Баю…
Через секунду занавеска отдёрнулась, и жена сурово уставилась на него, не переставая качать свёрток с ребёнком.
— Что значит трупы, дорогой? — спросила она. — Ты что, думаешь, кто-то придёт и вломится к нам? Да я эту дверь даже незапертую еле открываю!
Дверь была самым дорогим имуществом, которое имелось у семьи Альберта. Сколоченная из толстых досок, с металлической окантовкой и продольными полосами жёсткости — она, наверно, выдержала бы даже столкновение с автомобилем. Но автомобилей на узле не было, а вот трупы… Трупы каждую ночь появлялись.
— У всех двери хорошие! — отрезал Альберт. — А трупы… Они каждую ночь.
— И ты предлагаешь с ребёнком в таверну на ночь идти? Ты в своём уме? — не сдавалась жена.
— Там все будут со своими, — потерев красные от усталости глаза, объяснил Альберт. — Я сначала отказался: знал, что тебе идея не понравится… Но, Свет, я боюсь за вас… А я тут один! Один, кто готов вас защищать! Понимаешь? А там будет весь наш состав! Ну давай туда, а? Ну пожалуйста!
Больше всего Альберт боялся, что Светка упрётся. Но то ли он был настолько испуган, что жена поняла и сжалилась. То ли она и сама что-то нехорошее чувствовала.
Как бы то ни было, прошли три долгих секунды, а Светка ещё не начала ругаться.
А затем, наконец, решилась:
— И что с собой брать?
— Давай пелёнки для Мити! И себе бельё! Остальным Гаврилыч обещал обеспечить, — улыбнулся Альберт. — Ему тоже стрёмно там. Он нам даже приплатить готов был, но мы уж как-то отказались…
— Держи Митю! — жена сунула в руки Альберту свёрток с ребёнком. — Я сейчас!..
От неожиданности он даже выпустил дубинку, которая с грохотом упала на пол, отчего ребёнок снова захныкал. Но свёрток взял и принялся укачивать, рассказывая сыну всякую чушь о том, что папка и мамка у него самые лучшие, и бояться не надо. А надо крепко-крепко спать и не плакать.
Ну а Светка металась по дому, закидывая в дорожную сумку вещи. И когда сумка уже была полна, девушка не остановилась, продолжая трамбовать содержимое. Но прошло десять минут, пятнадцать… Светка успокоилась, сумела, наконец, выбросить лишнее и застегнуть сумку.
Уже одевшись, она забрала у Альберта сына, и теперь мужчина сам начал спешно собираться и одеваться. В сумку он почти ничего докладывать не стал: умница-жена побеспокоилась и о себе, и о сыне, и о нём. А вот оружие подготовил со всей серьёзностью. Пистолет в кобуре, дубинка в креплении на поясном крючке…
За окном начинались зимние сумерки. С неба лениво планировали крупные снежинки, чтобы сразу растаять на гравийной дороге, называвшейся Комариной улицей. Альберт с женой и сыном выбрался из дому, закрыл дверь на массивный ключ и огляделся: улица была пуста и тиха.
И всё бы ничего, но в такое время обычно тут ещё гуляли люди, а из соседских домов слышались голоса детей.
Ну а сейчас стояла тишина. И первые клочки ночного тумана просачивались со стороны внешней стены.
Альберт взял жену под локоть и повёл, внимательно глядя по сторонам. Всюду ему виделись опасности. Везде мерещились враги. Однако настоящие враги показываться не спешили, и только старая карга Унно всё так же сидела на лавочке перед домом.
Она молчала, но от этого было лишь ещё более жутко. Альберт с женой уже почти прошли мимо, когда старуха произнесла:
— Всё умрут… Никто не спасётся… Хтоний пришёл.
— Что⁈ — Альберт остановился и посмотрел на неё. — Что ты там сказала⁈
— Альберт, не надо! — попросила Светка. — Альберт, пойдём!
— Что ты сказала, карга старая⁈ — зло прошипел Альберт, наступая на сидящую на лавочке старушку.
А та подняла на него рыбьи свои глаза. И так же спокойно, не испугавшись даже пистолета, который неизвестно как оказался у Альберта в руке, проговорила:
— От хтония и его армии не уйти… Он придёт… И узел пожрёт Хаос…
И как-то всё это странно подействовало на Альберта. Он вдруг успокоился, присел на корточки перед старухой, которая теперь казалась ему не опасной, а напуганной и несчастной, и проговорил:
— Бабуль… Унно, а когда он придёт? Ты знаешь?
— А он уже пришёл, — грустно улыбнулась старушка. — Чувствуешь, как наступает Хаос? Нет здесь тех, кто мог бы его остановить… Нет…
— Пойдём с нами, бабуль? — предложил неожиданно Альберт. — Чего ты тут одна будешь сидеть? А? Ну чего? А мы в таверне у Гаврилыча соберёмся. Вместе-то безопаснее, да?
Унно посмотрела на него, на стоящую с ребёнком Светку и улыбнулась.
— Не поможет таверна… Но вы идите. Идите… А если начнётся бой, то уходите с узла. Совсем уходите. А там, может, и получится… Как получите… Идите, дети! Идите!
И подгоняемый этим «Идите!» — Альберт потащил жену вперёд. В таверну, где их ждали друзья и союзники. И пусть он не верил, что кто-то позволит Хаосу сожрать узел со стотысячным населением. Пусть ему казалось, что нет узла надёжнее в ближайших окрестностях. Но ведь когда-то, не так уж давно, пало Лёдное… А их лорд тогда не сделал ничего, чтобы его спасти.
Перед самым входом в таверну Альберту показалось, что за ним и женой кто-то следит. Он даже обернулся и несколько секунд обводил взглядом улицу, но та была пуста. И, решив, что стоять на пороге не стоит, мужчина потянул на себя крепкую дверь таверны.
А сухая старушка выглянула из-за угла и поёжилась. Никто её тут особо не любил. Все называли старой каргой. Но никто не предложил ей того, что предложил этот мальчик Альберт. Простого человеческого спрятаться вместе. И пусть её жизнь заканчивалась, она считала, что будет правильным спасти жизнь этому мальчику, его жене и ребёнку. В её народе говорили, что только жизнь может помочь от смерти. И она готова была совершить этот размен.
Туман плотной стеной подступал к стене. Мрачно глядя на эту клубящуюся молочную субстанцию, Ундо шептал одну из тысяч молитв, которые выучил в своём мире Порядка и которые отказали тут, в Упорядоченном. Однако он всё равно на что-то надеялся.
Их караван вынужден был свернуть на узел Парек, чтобы спастись от многочисленных прорывов Хаоса, сотрясавших Туманные дороги. Страшно было умереть ни за что ни про что. И вот, пожалуйста — на узле, как оказалось, сейчас не лучше. И городские солдаты, дрожа, стояли на стене и не знали, что делать.
А туман подступал всё ближе. Туман ярился, натыкаясь на стену, и полз вверх. Туман был таким густым, что, казалось, по нему можно ходить. Ну или хотя бы плавать в нём. Но ведь туман не бывает таким густым… Вроде бы…
— Говорят, повсюду Хаос прёт, — вдруг заговорил один из солдат.
— Типа, у нас не так же, как и везде? — уточнил второй.
— Типа того…
— Брехня! Есть узел, где не так, — отозвался третий солдат. — Есть узел, где хтонам надавали по наглой роже…
— Борь, ну что ты несёшь? — поморщился первый солдат.
— Все об этом говорят! — буркнул тот самый Борис, тряхнув седыми космами, выглядывающими из-под шлема.
— Так, может, это брехня? А не то, что везде Хаос? — зло огрызнулся второй солдат. — Слухи всё…
— А ты, Лёш, везде-то был, чтобы быть уверенным в этом? — спросил Борис. — Или тоже слухи слушал?
— Да успокойтесь вы оба… — кривя лицо, попросил первый солдат. — И без вас тошно…
— На узел Священной Пирамиды уходить надо, — пробурчал Борис. — Там, говорят, тоже наши есть… Из нашего мира Порядка.
— Ну вот и иди! — попросил второй. — А мне свои сказки не рассказывай. Нашёл, ля, Эльдораду…
Солдаты замолчали. А Ундо подумал, что тоже бы не прочь оказаться в безопасном месте. А то последнее время везде, где бы караван ни побывал — стало неспокойно и тревожно. Боги таскали за собой огромные армии по Туманным дорогам, вели какую-то войну… А обычные люди, статусом пониже, даже не могли понять, что происходит.
Но видели, что это явно что-то нехорошее…
Неожиданно туман в одном месте вспучился и начал подниматься огромным горбом, протянувшимся к краю узла. На стене кто-то удивлённо вскрикнул. Зазвучали отрывистые команды. Забегали солдаты.
Ундо толкнули в сторону лестницы, но он ещё успел заметить, как огромная туманная кишка пролегла через весь узел, направив свой конец на городскую стену. Внутри неё заклубился Хаос, а потом из него хлынули тёмные фигуры порождений.
Вниз по лестнице Ундо летел, уже точно зная, что не вернётся в караван. Его работа охранником закончилась здесь и сейчас. А теперь началось бегство, в котором он собирался принять самое что ни на есть активное участие.
За его спиной стена содрогнулась от удара, а в темноте раздался рассерженный рёв.
— Сзади! — кто из своих успел предупредить, Альберт не разобрал, но повернулся, смещая в сторону прятавшуюся за спиной жену, и выстрелил.
Пуля легла точно в лоб порождению, но оно не остановилось. Возможно, причина была в том, что глаза у этой твари были на пальцах, а мозги — ну, видимо, в том месте, откуда росли ноги. Рыча, простреленная голова распахнула огромную пасть и метнулась к Альберту.
Грохнул дробовик Гаврилыча, и порождение рассеялось туманом. Бывший владелец бывшей таверны передёрнул затвор и оглядел спутников:
— Внимательно! Предельно, блин, внимательно!
Отряд стражи, обычно помогавшей нюхачу во внешнем городе, с боями прорывался к монументу. Город, заполненный порождениями и хтонами, горел и содрогался в конвульсиях, а вооружённые люди, которые предпочли бы его защищать, вынуждены были прорываться к выходу с узла.
Внутренний город ещё держался, но осталось ему недолго. К стенам мерной поступью подходили хтонические гиганты. Именно они разнесли внешнюю стену поселения. И Альберт не сомневался: скоро разнесут и внутреннюю.
— Пока они идут, мы ещё можем уйти… — проговорил Павел, командир группы, проследив, куда смотрит подчинённый. — Идём!..
И мужчины, плотным кольцом окружив своих женщин и детей, продолжили движение по мёртвым улицам города.
А мир вокруг них менялся, как в непредсказуемом калейдоскопе. Стоило отвести взгляд, как сдвигались дома, изменялись деревья, а плотные клубы тумана накатывали, как штормовой прибой.
И всё же пока людям везло. Хаос не обращал внимания на маленький отряд. Один раз они вынуждены были прятаться, пропуская целую армию порождений, которые почему-то не почувствовали их близкого присутствия в переулке. А в другой раз пришлось снова вступать в бой. Среди бойцов прибавилось раненых, а к отряду присоединились трое солдат с внешней стены и несколько караванных охранников.
К воротам люди выбрались через пару часов. Между ними и монументом оставалось меньше трёх сотен метров. Но именно там столпилось около сотни порождений, которых оставили охранять выход. За руинами городских стен, среди остовов домов, снесённых конструктами, но не загоревшихся, прятались отряды последних обитателей внешнего кольца.
Но никто не решался выйти из укрытий, чтобы начать прорыв. И только одинокая фигурка сгорбленной старушки ковыляла через туман.
Казалось, она шла прямо на порождений.
— Это что, карга Унно? — удивлённо произнёс один из коллег Альберта.
— Что она делает⁈ — выдохнул тот.
А старушка приблизилась к монстрам, вскинула костлявые руки — и между ними ярким пламенем вспыхнул шарик. Он устремился вперёд, всё увеличиваясь в размерах. Правда, порождения бросились к старушке раньше, чем огненный снаряд достиг их толпы. Маленькое солнце и бывшие люди, которые больше не были людьми, столкнулись на полпути.
Яркая вспышка ослепила последних выживших из внешнего кольца Парека. А потом в воздухе, словно подхваченный ветром, прошелестел старушечий голос:
— Бегите, молодёжь…
Альберт схватил под руку жену, которая прижимала к себе Митю, и со всех ног рванул к монументу. Он не видел, что делают другие, но очень надеялся, что и они не проморгали подаренный им шанс.
И так оно и было. Последние выжившие неслись к монументу сплошным потоком. И некому здесь и сейчас было их остановить.
В следующий раз все они встретились на соседнем фермерском узле, где нашли временное пристанище. И там, поговорив и всё обдумав, потратив последние деньги и купив немного припасов, беженцы отправились на узел Священной Пирамиды.