Шипы и розы

ЗАРЯДКА

В одной из комнат завкома, где между другими столами стоит канцелярский столик с надписью над ним на стене «Добровольное спортивное общество «Атлет», расположилась целая группа молодых людей со скучающими лицами. Один из этих молодых людей сидит за столом и лениво рассматривает письменный прибор и бумаги, лежащие на столе. По всему видно, что это не владелец стола. Другие юноши сидят по двое на одном стуле, полулежат на деревянном диване и бесцельно глядят в окно.

— Ну что же, скоро он придет? — с раздражением спрашивает один молодой человек.

— Да, где же он? — подхватил другой.

Молодые люди начинают роптать.

Из-за стола с надписью «Культкомиссия» отзывается солидная профработница в очках:

— Сейчас, сейчас он придет! Он — в заводоуправлении.

Молодые люди ворчат еще некоторое время, а затем умолкают в томной скуке. Не сразу возникает разговор на диване:

— Василий, а какой же теперь шанс у «Спартака»?

— Сейчас «Спартак» на третьем месте. Но соотношение забитых и пропущенных голов у него даже лучше, чем у «Торпедо».

— Разве?..

— Здравствуйте вам! А еще сам футболист! И не следишь за первенством Союза…

Беседа длится еще некоторое время и умолкает. Пауза. Потом опять недовольный голос подхватывает:

— Ну где же он? Ну скоро ли он?

Наконец в комнату энергичной походкой входит плотный человек в черном пиджаке поверх голубой спортивной майки. Под мышкой — пухлый портфель. Голова не покрыта, и лысина шелушится от загара.

Его приветствуют оживленным гулом и вздохами:

— Фу-у… Пожаловал! Появился!..

— А мы уже думали, что его волки съели…

— Нет, это он сдавал на значок ГТО четвертой ступени…

Вошедший занимает место за столом спортивного общества, быстрыми движениями наводит порядок на столе и обращается к молодым людям:

— Давайте поближе, товарищи! Подсаживайтесь!

Молодые люди приближаются.

— Все здесь? — спрашивает вновь пришедший. — Капитан Константин Иванович, ты всю команду привел?

— У нас дисциплина не так, как у тебя! — сердито отзывается капитан.

— При чем здесь я? — обижается пришедший. — Если ты хочешь знать, я сам у директора, у Василия Карповича, в приемной ждал два часа. А из-за кого? Исключительно из-за вас — из-за футболистов.

— А мы тебя не просили.

— Разговорчики отставить! Я, как председатель совета общества «Атлет» на данном заводе, проведу небольшую такую зарядку перед матчем. Если хотите знать, я за вас Василию Карповичу слово дал. Меня Василий Карпович спрашивает: «Как ты думаешь, Ерохин, выиграет сегодня наша команда или нет?» Что я должен ответить?

— Что ты этого не знаешь!..

— Ничего подобного! Это ответ безответственный. А я, как руководитель, пошел по другому пути. Я сказал: «Василий Карпович, заверяю вас, что безусловно наша команда выиграет». Правильно я поступил? Лично я считаю, что правильно! Но теперь дело исключительно за вами. Уж вы, ребята, не подкачайте! Выигрывайте обязательно! Даете слово?

— Даем… постараемся… будем стремиться, — нестройно отвечают футболисты.

— Ну вот видите, что получается?! — с огорчением вскидывается Ерохин. — Приходится констатировать, что большинство из вас еще не осознало необходимости принести победу нашему заводу. Я не вижу в вас воли к выигрышу, каковая одна только может нам обеспечить таковой выигрыш. О чем это свидетельствует? Это свидетельствует о том, что… Дайте прикурить. Спасибо. Я говорю: это свидетельствует о том, что кое-кто из вас на сегодняшний день еще не полностью осознал…

Через двенадцать минут после начала речи Ерохина возникает ропот. Футболисты сперва шепотом, а затем все громче говорят:

— Уж третий час. Нам отдохнуть надо!

— Неплохо бы еще потренироваться…

— Куда там тренироваться! Дай бог чуть-чуть полежать перед матчем…

— Капитан, объясни ты ему, что нам играть надо сегодня!

Но Ерохин и сам услышал эти реплики. Он отвечает:

— Товарищи, поверьте, я в этих делах разбираюсь не меньше вашего. Еще успеете и отдохнуть, и потренироваться, и матч сыграть. А сейчас мы проводим зарядку, каковая придаст вам энергии побольше, чем эти ваши отдыхи. А потом имейте в виду, что перед Василием Карповичем отвечать не вам, а мне. И поэтому, прежде чем я не убеждусь… убедюсь, убеде… В общем, прежде чем я не буду уверен, что дух у нас с вами на высоте, я вас не отпущу. Тем более, что вот эти разговорчики — о чем они свидетельствуют? Они свидетельствуют о том, что…

Зарядка длится еще пятнадцать минут. Теперь футболисты больше похожи на команду слабосильных при полевом госпитале, чем на атлетов. И тогда Ерохин вводит самые убедительные, с его точки зрения, доводы:

— Идем дальше. Не скрою от вас: Василий Карпович обещал в случае нашего выигрыша предоставить трем товарищам квартиры. И я во время матча лично буду следить, кто и как персонально играет. Забил гол — получай квартиру. Пропустил в наши ворота — не прогневайся, жилплощадь, безусловно, отпадает. Идем дальше: тут кто-то из вас просил путевку в санаторий для жены… Кто именно просил?

— Ну я просил…

— Положение идентичное: будет выигрыш — будет путевка, не будет выигрыша — путевка отпадает. Такая точка зрения нашего директора — она о чем свидетельствует? Она свидетельствует о том, что…

Наконец зарядка кончилась. Уже половина пятого. В семь начинается матч. Футболисты, потягиваясь и разминая отяжелевшие члены, выходят из дымного помещения завкома. Они вяло переговариваются между собой. Настроение у них подавленное.

— Через полтора часа надо на стадион. А я еще не обедал…

— Что ты! Вот мне домой надо поспеть… А туда пять километров да обратно…

Между тем, Ерохин по заводскому коммутатору вызывает секретаря дирекции и довольным голосом сообщает ему:

— Панкратов? Панкратов, сигнализируй там Василию Карповичу, что футболистам нашим я устроил зарядочку — будь здоров! Пронял всех до единого. Если уже теперь не выиграют — можете меня расстрелять. Так и доложи. Ну, есть. Есть. Ну, есть. Пока. Есть.

А вечером, когда зрители с веселым гулом располагались на деревянных скамьях заводского стадиона, Ерохин вошел в раздевалку и, прижав локтем к себе свой портфель, хлопнул в ладоши и снова начал:

— Товарищи! Секундочку внимания! Коротенькая зарядочка. Надеюсь, мы все помним, что мы должны безусловно выиграть. Как я уже говорил, наш директор Василий Карпович торжественно обещал всячески отметить нашу победу. О чем это свидетельствует? Это свидетельствует…

Большой и неуклюжий в своем темном свитере вратарь вдруг задрожал и подошел вплотную к Ерохину. Он сказал:

— Дашь ты нам покой или нет?! Кому играть? Тебе, что ли?

Ерохин несколько подался назад, но мужественно ответил:

— Играть, конечно, вам, но, если вы проиграете, с кого Василий Карпович голову снимет? Исключительно с меня. Вам-то ничего не будет. А мне? То-то и оно! Так что приходится рассчитывать на вашу сознательность, товарищи…

Это было очень вовремя, потому что, кроме вратаря, еще трое футболистов подходили сбоку к Ерохину…

Во время матча Ерохин сидел в первом ряду и все время вертел головой — от директора, который находился сзади него, к полю. В те минуты, когда он смотрел на поле, ноги Ерохина сами собой повторяли все движения игроков. А смотря на директора, он замирал всем телом, но зато непроизвольно повторял все гримасы и вообще всю мимику директорского лица. Каждый гол, который был забит заводскими футболистами, и даже каждую отдаленную возможность гола Ерохин приветствовал исступленными воплями и телодвижениями. Зато те голы, которые попадали в ворота заводской команды, Ерохин сопровождал стонами и судорогами. После таких поражений он клал портфель на землю, обхватывал обеими руками голову и минуты три раскачивался на месте, словно дикарь перед покойником…

Матч кончился со счетом 5 : 4 в пользу противников заводской команды. Ерохин немедленно после свистка судьи, означавшего конец игры, пополз в сторону от директора Василия Карповича. Кое-как дополз он до раздевалки. Встал в дверях и, глядя остановившимися глазами на игроков, долго молчал. Затем Ерохин произнес:

— Вот, значит, как вы отблагодарили меня за все мои заботы… Ну, спасибо вам. Спасибо!.. А я-то старался. На одни зарядки я сегодня затратил, может, четыре часа…

— А ты бы не тратил, Ерохин, — перебил его вратарь. — Тогда бы мы играли лучше: успели бы отдохнуть, потренироваться…

— Ах вот даже как?! — Ерохин захлебнулся от негодования. — Тогда — все! Тогда больше вопросов не имею. Если вы так считаете, то о чем это свидетельствует? Это свидетельствует…

Тут Ерохин махнул рукой и пошел прочь. Один из футболистов кинул ему вслед тяжелую бутсу. Но Ерохин даже не обернулся, хотя бутса больно ударила его по спине..

СИЛАЧ

С недавних пор у Люды Соколовой завелся новый знакомый. Его зовут Гога Пальницкий. Это высокого роста худощавый юноша, лет двадцати. Белобрысые волосы на затылке и на висках он стрижет почти наголо, зато спереди и на темени оставлены пряди длиною в хорошую косу. И эти пряди лезут Гоге на лоб, в уши, на нос, чуть ли не в рот. Но Гога терпеливо их убираете лица: такая стрижка полагается сейчас модной среди молодых людей известного пошиба. Гога носит очень яркие галстуки и пыльник белого цвета. В этом пыльнике его уже принимали за пекаря и за парикмахера в присвоенной им прозодежде.

Больше всего на свете Гога интересуется спортом. Он помнит великое множество фактов, цифр, рекордов и имен боксеров, футболистов, теннисистов, легкоатлетов, гребцов, бегунов, прыгунов и пловцов. И не только отечественных, а и зарубежных. В беседе он то и дело сыплет:

— Когда в 39-м году Уолт Джиолуэй стал чемпионом Европы в среднем весе, он весил 73 кило. Но это еще пустяки по сравнению с Анри Пруше, который прыгнул на 2 метра, имея 78 кило! А то еще Хорст Лангхейм показал лучшую скорость на 3 километра, хотя он в то время весил 74! Здорово?

В городе, где проживает Люда Соколова, не так-то много людей, понимающих в спорте. Немудрено, что и Люда и ее подруги и друзья хором отзывались «Здорово!» на такое обращение к ним Гоги.

Впрочем, Гога знал толк не в одном лишь спорте. Он был еще непререкаемым экспертом по части так называемых «западных танцев» и джазовой музыки. По его словам, руководители лучших в стране джаз-оркестров состояли с ним в тесной дружбе. Как, впрочем, и видные мастера спорта. И знаменитые киноартисты.

Конечно, Люде льстило внимание такого широко образованного молодого человека. Люда и сама была неплохой физкультурницей. Ее интересовали рассказы Гоги.

А Гога носил значок добровольного спортивного общества «Зенит». Но никто не видел, чтобы он тренировался на спортплощадке, на водной станции или в гимнастическом зале. Впрочем, при его колоссальной эрудиции этого никто от него и не требовал.

Обычно вечером друзья Люды собирались в маленьком садике при домике Людиных родителей. Тут, сидя на врытых в землю скамьях, все слушали непререкаемые суждения Гоги, либо шутили и смеялись так, что слышно было на четыре квартала вокруг, либо пели хором.

Один только человек с самого начала не очень приветливо принял появление всезнающего Гоги. Это сосед Люды, студент Педагогического института Леша Лапин. Леша был уже давно и, по всей видимости безнадежно, влюблен в Люду. Гога, с его шумным успехом, естественно, должен был вызвать ревность молчаливого Алеши. Застенчивость, правда, не позволяла ему вслух выражать недоверие к рассказам Гоги об иностранном спорте, джазе и кино. Но иногда Леша ворчал про себя после того, как Гога сообщал что-нибудь особенно сенсационное:

— Как же… поди теперь проверь: 74 кило или 78…

— Вы, кажется, сомневаетесь? — иронически отзывался Гога. — Может быть, у вас есть более точные сведения?

Все принимались смеяться над Лешей, а Люда так выразительно показывала одним только взглядом свое неудовольствие, что Леша умолкал и даже отворачивался.

Между тем, обычное течение спортивной жизни города оживилось благодаря тому, что объявлен был конкурс силачей.

Сперва проходили встречи по каждому району города отдельно. Затем ожидался общегородской вечер, на который, как водится, будут допущены отличившиеся в районных соревнованиях.

И вот однажды в газете появилась заметка о том, что на соревновании силачей Калининского района победу одержал студент А. Щербаков — он поднял двухпудовую гирю 75 раз.

Разумеется, вечером на обычном сборище в Людином садике все только и говорили об этом студенте. И как назло никто из присутствующих не был на соревновании Калининского района. Даже Гога пропустил этот вечер.

Впрочем, Гога и тут не растерялся. Он рассказал, якобы со слов своего друга — чемпиона мира Якова Куценко, много интересного о технике поднятия тяжестей. И в заключение сообщил небрежным тоном, что с победителем районного соревнования студентом Щербаковым он, Гога, вместе учился в средней школе и всегда предсказывал этому Щербакову завидное будущее в спорте.

После таких слов Леша фыркнул как-то уж очень громко.

Гога улыбнулся совсем язвительно и спросил Лешу:

— Кажется, вы и сегодня мне не верите, юноша?

— Не верю! — с неожиданным упорством ответил Леша.

— По-вашему, я с этим Щербаковым не дружил?

— Никогда не дружили! — стойко заявил Алеша.

Люда сочла нужным вмешаться.

— Леша, я тебя, кажется, просила, да? Неужели ты не можешь настолько владеть собою?.. — сказала Люда.

Леша явно собирался было что-то произнести, но только вздохнул и отвернулся.

Кто-то внес предложение непременно всей компанией идти на заключительный вечер конкурса силачей. Так и порешили.

И вот через два дня Люда со своими друзьями расположилась в четвертом ряду городского цирка. На манеже стоял столик жюри, а середину круга занимал ковер и на нем — двухпудовые гири.

После соответствующих объявлений и объяснений по одному стали выходить на арену городские силачи. Их выпускали в порядке восходящей кривой: первый силач выжал гири «всего только» 29 раз, следующий — 32 раза, затем — 35, 39, 42 — итак далее…

— Гога, — спросила Люда у своего всезнающего приятеля, — какой он из себя, этот Щербаков?

— Щербаков примерно моего роста. Ну, высокий. Шатен. Курчавые волосы… носит усы.

Произнеся это, Гога оглядел все ближайшие стулья.

— Кого вы ищете? — спросили его.

— А этого вашего Фому Неверующего — Лешу… Кажется, он вообще сбежал…

— Да, Леши что-то не видно… Не знаете, что с ним?

— Нет, мы его сегодня и не встречали…

Между тем, на арене силачи поднимали уже по 60 и более раз все те же видавшие виды гири. С мягким шумом двухпудовики падали на ковер после того, как очередной богатырь истощал запас своих сил. Но через минуту за их калачные ручки крепко брались свежие мощные пальцы, и снова и снова гири взлетали кверху…

Зрители были утомлены таким несколько однообразным зрелищем. Шум разговоров заполнил все здание цирка. Гога опять рассказывал что-то очень сенсационное из жизни знаменитых тяжелоатлетов.

Но вот председатель жюри позвонил в свой колокольчик и возгласил:

— Щербаков, Алексей Яковлевич. 20 лет. Студент педагогического института.

Зал сразу затих. А на арену вышел не кто иной, как знакомый нам Людин сосед — Леша Лапин.

Весь цирк услышал, как громко, с выкриком, ахнула Люда. Раздались аплодисменты. Когда они кончились, Гога спросил у Люды:

— Позвольте, почему же вы мне говорили, что его фамилия — Лапин?!

— Ну да, у него — не родной отец, понимаете? Отчим. И отчима фамилия — Лапин. А сам он, конечно, Щербаков, я только забыла…

Гога дернул плечом и отвернулся.

— Очень вам признателен, — пробормотал он.

— За что? — вдруг спросила Люда насмешливым тоном. — Это я вас должна благодарить за те сведения, которые вы мне дали…

— Какие сведения?

— А как же, вы ведь говорили, что Щербаков — шатен, курчавый, вашего роста, усы носит… и что вы даже учились с ним в средней школе…

Дружный смех всей компании покрыл эти слова. Гога сделал вид, что его очень интересуют стальные приборы для воздушных полетов, укрепленные под куполом цирка.

— Смотрите! Смотри. Люда! — воскликнула вдруг одна из подруг.

Все повернули головы к арене.

Белокурый Леша широко расставил сильные ноги и с высоты небольшого своего роста нагнулся к гирям. Свет фонарей отражался бликами на выпуклостях мускулов его плеч и рук. Голубая майка натянулась на крепкой спине. Леша рывком поднял каждой рукой по гире, словно это были не чугунные шары, а мячики. Подкинув их высоко кверху, Леша опустил руки в два приема и тотчас поднял гири опять.

— Раз! — вслух произнесли все зрители и жюри вместе. — Два, три!..

Сперва Люда считала вместе со всеми, а потом вдруг ей пришло в голову, что Леша сегодня может осрамиться и не поднять нужных 75 раз. У Люды захватило дыхание, она перестала считать и всматривалась в лицо и фигуру Леши. Люда подумала, что лично она, Люда, ни за что не смогла бы проделать такое упражнение 75 раз. А Леша, который так давно и безответно в нее влюблен, конечно же, хоть по этой причине, — личность менее значительная, чем Люда. Так куда же ему выполнить такое задание?

Люда стала искать в Лешиной позе признаки усталости или неуверенности. Но этого не было. Руки, плечи, лицо молодого атлета покраснели. Теперь уже не отдельные блики, а все тело блестело от пота. Но гири по-прежнему бесшумно взлетали вверх и опускались.

— …38… 39… 40… — уже шепотом считал цирк.

Люда успокоилась. Она вспомнила, как глупо врал про «студента Щербакова» всезнающий Гога, и поглядела на Гогу. Великий знаток спорта сидел, отвернувшись от арены, и только изредка украдкой бросал взгляд на своего мнимого «друга». Люда засмеялась. Потом ей опять пришло в голову, что вот этот самый силач, на которого с уважением глядит весь цирк, так долго и так нежно любит ее, и она покраснела от удовольствия. А покраснев, быстро посмотрела на Лешу: заметил ли он этот румянец на щеках? Тут же, конечно, сообразила, что Леша ничего теперь не видит и не чувствует. И не надо отвлекать его от гирь. Кстати, который теперь раз они подымаются кверху — эти гири?

…51… 52… 53… — проносилось по цирку.

Люда нагнулась к подругам и сказала:

— Девочки, потом зайдем за Лешей туда? — и она кивнула подбородком на проход за кулисы.

Не только девочки, а и вся компания согласилась. Кроме Гоги. Гога сказал, что это неприлично — лезть за кулисы.

— А кто нам рассказывал, что днюет и ночует в комнатах для участников соревнований, и на стадионах, и на водных станциях? — спросила Люда с нескрываемой насмешкой.

Леша поднял гири 78 раз, перекрыв свой рекорд. Когда объявили его результаты, когда музыка играла туш и публика долго хлопала ему, Леша улыбался обычной своей застенчивой улыбкой и все искал глазами Люду. Он два раза проскользнул взором мимо нее, а на третий раз Люда сама махнула ему рукою и указала за кулисы, — в знак того, что друзья собираются его навестить.

Леша кивнул головою и направился к выходу, провожаемый аплодисментами и тушем.

— Ну, так, — внезапно сказал Гога, — я, между прочим, поеду: у меня есть еще кое-какие делишки сегодня.

— Чемпион мира по вранью ожидает вас на вокзале, да? — ехидно спросила Люда.

Гога убежал, не отвечая и не прощаясь…

А через двадцать минут друзья Люды веселой гурьбой торопились к ее дому. Посреди этой группы шли под руку Люда и Леша. Он, со счастливым, несколько усталым лицом, все глядел Люде в глаза и не сразу откликнулся на слова своего товарища. А тот допытывался:

— Нет, ты мне скажи, Лешка, где ты своего старого друга посеял?!

— Какого друга?

— Как какого? А мистера Гогу, который все знает и с тобой учился, и знает, что ты курчавый высокий шатен с усиками…

Тут все засмеялись — настолько громко, что на другой стороне улицы обернулся милиционер. Это еще больше рассмешило и Люду, и Лешу, и их друзей…