Спала хорошо, но мало. Проснулась в неважном настроении. Так бывает в несимпатичных гостиницах с неотесанным персоналом. Несколько членов группы завтракают в ярко освещенной столовой, напоминающей холл аэропорта. Все мне кажется каким-то пошлым, и только горький растворимый кофе, дополнительно поданный к завтраку, кажется настоящим, чуть лучше всего остального!
Но эта усталость от недосыпания быстро рассеялась от нетерпеливого желания увидеть наконец город. По мере того как росло мое нетерпение, все больше вопросов роится в голове. Действительно ли он был основан Василием Татищевым, географом Петра Великого, исследователем Урала? Каково происхождение его названия, не в честь ли императрицы Екатерины, которая два года царствовала под именем Екатерины I? Действительно ли он находится на границе Европы и Азии? Является ли он сам гранью между прошлым и настоящим России? Или это просто символ промышленного развития Урала, гражданской войны и столкновения Красной армии с белогвардейцами? Или это место, предназначенное судьбой, где должна была состояться казнь последних Романовых? Правда ли, что Екатеринбург это столица утопии, русского конструктивизма? какая между всем этим связь?
Да и вообще успеем ли мы все увидеть и все понять?
Откуда только у меня столько раздражения, когда в 9 часов 30 минут уже собрались наши гиды, историки, преподаватели французского, а двух-трех моих коллег еще нет в назначенное время. Видимо, хорошо погуляли красивой весенней русской ночью… Время идет, а их все нет. Меня охватывает неловкость перед русскими, которые полностью несут за нас расходы и показывают чудеса гостеприимства и организации. Я говорю им об этом, и по их тайной просьбе разражаюсь по прибытии опоздавших суровым призывом к порядку, за что заслуживаю признательность организаторов… К счастью, такое больше не повторится. Мне бы не хотелось слишком часто играть роль «железной леди», как называли в свое время Маргарет Тэтчер.
Наконец мы отъезжаем, и этот необыкновенный узел событий, обстоятельств, совпадений, случайностей будет завязываться и развязываться перед нами… Благодаря нашим гидам, их компетенции, их знаниям, их настроению, их чувству юмора визит в Екатеринбург оставит, пожалуй, самые сильные впечатления от поездки. Вся история города необыкновенна. Мы ее схватывали моментально, не успев даже установить и осознать связи между событиями, от самого его основания до появления в 1977 году Бориса Ельцина (во главе партийной организации Свердловской области), который прикажет снести дом Ипатьевых, где была истреблена в июле 1918 года царская семья! Чтобы это место не стало местом культа и поклонения, кто знает, чем оно могло бы стать…
Но сейчас я, конечно, ничего этого еще не знаю. Я нахожусь в состоянии необычайного внутреннего возбуждения, постоянного запутанного ощущения, что я частично уже не в себе оттого, что здесь произошли такие великие, вероятно, чудовищные, но и такие решающие события. Становится ясно, что наши гиды не включили ни в начало, ни в середину программы нашего визита место гибели царя и его семьи. И тем не менее так же очевидно, что для всех казнь царя — событие исключительной важности, исторический момент поворота всей русской истории. И когда через несколько месяцев после поездки все это отстоялось, очистилось и прояснилось, я уже не колебалась: все, включая и то, что я впоследствии прочитала к своим заметкам, которые я делала, слушая наших гидов, вся история Екатеринбурга с момента основания города — это путь, который неизбежно вел к смерти царя. Это могло произойти только здесь и больше нигде, таково мое убеждение.
Действительно, в 1918 году это было как осадок химической реакции двух необычайно активных веществ: наличие целой корпорации традиционно враждебных царю богатых купцов-староверов и мощный большевистский слой, рожденный в многочисленной гуще рабочего класса… Их объективные цели совпали. Большевики и староверы, такие далекие друг от друга в русской истории, именно в Екатеринбурге соединятся для наиболее решительного и символического действия — смерти царя. Купцы-староверы сохранили старинный бунтарский дух против центральной власти: это в соседнем районе Перелюба во времена Екатерины Великой начался Пугачевский бунт, здесь же произойдут крестьянские восстания против советской власти в 1918 и 1919 годах.
Это соединение не оставит царю ни одного шанса.
Но начнем по порядку. С индустриализации Урала вскоре после победы Ивана над Казанским ханством. Начали разрабатываться огромные месторождения соли и олова, строиться литейные заводы. В 1558 году Иван дарует семье Строгановых разработки восточных склонов Урала при условии, что те обеспечат защиту региона от набегов татар, укрепившихся к востоку от Урала. Это как раз тогда и происходит шумная история с покорением Сибирского ханства.
Но настоящее начало индустриализации происходит только при Петре I. «Уничтожение между 1581 и 1598 годами скромного Сибирского ханства было, разумеется, только начальным этапом покорения Московией, а затем Российской империей, созданной Петром I в начале XVIII века, Сибири в нынешнем понимании этого слова, то есть огромных территорий от Урала до Тихого океана», — пишет Ярослав Лебединский в «Казаках военного сословия». Современный и промышленный Урал стал, таким образом, синонимом Европы. Акинфий Демидов строит там сталелитейные и оружейные заводы, шахты по добыче железа и меди не только на Урале, но и в Западной Сибири, добывает золото и серебро на Алтае, а также драгоценные и полудрагоценные камни. К концу своей жизни он становится самым богатым в России человеком после царя. (Во Франции его имя известно, так как его внук женился на принцессе Матильде, дочери младшего брата Наполеона Жерома.)
От столетия к столетию промышленность развивается, и когда большевики приходят к власти, они пытаются там создать новую форму социализма: не общество справедливости и гуманизма, а более мощную и влиятельную страну. Урал вновь становится символом прогресса благодаря сочетанию революции и механизации… Тогда, в 1918 году, и состоялась эта «предметная» встреча купцов и промышленников-староверов… Вероятно, под влиянием книги Пескова «Таежные отшельники», где описывается история семьи староверов, обнаруженных в 1978 году геологической экспедицией после сорокалетней жизни в изгнании вдали от мира людей, меня охватило презрение и к природе раскола, и к тем, кто жил в этой схиме. С самого начала путешествия мои мысли были прикованы к этой семье. Я представляла, как, пересекая Сибирь, я буду продвигаться все ближе к тому месту, где проживает последняя выжившая, Агафья Карповна: я жадно искала на карте реку под названием Абакан и обнаружила ее в 300 километрах от Красноярска. Кто-то из группы, кого я поставила в известность, когда поезд там: проезжал, громко крикнул: «Агафья, Даниель приехала!» А в Красноярске меня угостили кедровыми орешками, ее главной пищей. Но я была бы неправа, считая староверов просто непокорными крестьянами, отшельниками, придерживающимися древних обрядов, проживающими архаически в сельской местности и враждебных ко всяким новшествам. Это как квакеры, которые презирали все открытые объекты, металл и даже выбрасывали стеклянные банки вместо того, чтобы наполнять их медом. Даже наши гиды дали нам понять, что раскол на Руси сыграл огромную роль в ее индустриализации. И в самом деле, в России, описанной Максом Вебером, их трезвость и строгость нравов полностью соответствуют духу капитализма. Петр Ковалевский в «Архивах социальных и религиозных наук» пишет: «В промышленном развитии есть причины, которые проистекают непосредственно из социальной структуры раскола. Он вобрал в себя с самого начала наиболее сильные и наиболее активные национальные элементы, которые, несмотря на консерватизм и недоверие ко всем новшествам, умеют к ним приспосабливаться, поскольку здесь речь не идет о вере».
Эмигрировавшие в самом начале на Урал, они оказались на самом острие индустриализации начала коммунизма. Опять же, убийство в Екатеринбурге царя, который планировал огромные инвестиции на Урале во второй пятилетке (1933–1937 годы). Я цитирую статью Гюго Натовича (РИА Новости) «Рабочий Версаль и русский Чикаго». Именно в этом городе, запятнанном императорской кровью, власть решает в тридцатые годы создать «завод заводов» и строит здесь Уралмаш (сегодня уменьшившийся почти до призрачного состояния).
Европейские и китайские рабочие были тогда привлечены к этому престижному проекту, «витрине социализма». Передовой отряд русской промышленности, квартал Уралмаша, это своего рода рабочий Версаль, говорит Г. Н., завод в стиле конструктивизма вместо дворца Людовика XIV. Классический план, улицы сходятся к статуе Серго Орджоникидзе, отвечавшему за тяжелую промышленность при Сталине.
Два колоссальных мероприятия, начавшихся последовательно в 1928 и 1930 годах, наглядно покажут новую политику, названную впоследствии Сталинизмом: первый пятилетний план и создание ГУЛАГа. Целью пятилеток являлось ликвидировать огромную экономическую отсталость СССР. Индустриализация должна осуществляться форсированным маршем. НЭП (новая экономическая политика) отменена, и сельское хозяйство должно претерпеть глубокое реформирование: массовую коллективизацию. Чтобы позволить промышленности развиваться, Сталин обкладывает крестьян новыми налогами. Но колхозы, огромные государственные фермы, воспринимаются как новое рабство. Крестьян приравнивают к врагам революции, а значит, к врагам народа. Придумали даже целую категорию кулаков, богатых крестьян, которых депортировали и расстреливали тысячами. Добавьте к этому еще великий голод 1932–1933 годов. Сталин в этой ситуации не отступил, и крестьянство покорилось.
Тяжелая промышленность и ГУЛАГ идут рука об руку: в тридцатые годы Екатеринбург становится важным перевалочным пунктом заключенных ГУЛАГа на пути в Сибирь и на Дальний Восток. Лагеря строятся по всему региону. И этот двойной процесс не останавливает даже Вторая мировая война. Наоборот, регион становится тыловым рубежом стратегического производства. Индустриализация, таким образом, еще усиливается. Процветает также и ГУЛАГ. С 1942 по 1956 годы, даже после смерти Сталина, военнопленные содержатся в лагерях Среднего Урала.
…Солнце, короткая пешая прогулка, остановка перед памятником Серго Орджоникидзе на перекрестке трех улиц: Культуры, Орджоникидзе и Владимира Ильича. Его присутствие здесь необходимо, что подчеркивается широтой его жеста. Типичная судьба для той эпохи, вплоть до своего трагического завершения. Судьба человека, которому Сталин доверил ускорение индустриализации Урала. Грузин, как и Сталин, Григорий Константинович Орджоникидзе, называемый Серго Орджоникидзе, устанавливает советскую власть в Азербайджане, Армении и Грузии в 1920–1921 годах, с 1922 по 1926 годы является первым секретарем партии Закавказской Республики, в 1930-м становится членом политбюро, с 1932 года — министр тяжелой промышленности.
Он покончил с собой в 1937 году как раз накануне пленума, который должен был его приговорить. По крайней мере, он не был казнен НКВД. Таинственная смерть: врач судмедэкспертизы Каминский, выписавший свидетельство о смерти в результате самоубийства, сам вскоре будет арестован и казнен.
В эти годы будут казнены более десяти тысяч специалистов. Очевидно, что фронт борьбы за индустриализацию был так же беспощаден, как и чистки в армии, ставшей их жертвой в то же время, которые ее значительно ослабили как раз накануне немецкого вторжения в 1941 году. Член узкого круга доверенных лиц Орджоникидзе был противником «ликвидации саботажников», считая ее контрпродуктивной.
Сегодня очень трудно понять, кроме ее ужаса, эту политику, ослабляющую Советский Союз вместо его укрепления.
Мы продолжаем наш визит. Тот журналист, который писал в недавней статье в «Либерасион»: «Кроме убийства царя и функциональной, но достаточно уродливой архитектуры, город не представляет никакого интереса», — видимо, мало интересуется историей коммунизма в России. Индустриализация и развитие Екатеринбурга в начале тридцатых годов предоставили городу возможность участия в уникальном широкомасштабном эксперименте: строительстве новых зданий — промышленных, административных, жилых — целыми кварталами по законам архитектуры конструктивизма.
Это чистый продукт сочетания: революция — машинизм — модернизм. Это то, что как раз понял Арагон, написав «Ура, Урал!» после своей поездки в 1932 году. Пьер Юник, который в то же время порывает с движением сюрреализма и вступает в ряды Коммунистической партии, так определил эту книгу: «„Ура, Урал!“ — это гимн революционной борьбе и укреплению социализма». «Будущее на каждом шагу вытесняет настоящее, кажущееся воспоминанием». Да, эти стихи прекрасно подходят к «столице утопии», городу, который сегодня находится в состоянии упадка и медленного восстановления.
Более 140 зданий были законсервированы, в том числе целый квартал, построенный между 1930 и 1934 годами. Что поразительно в архитектуре конструктивизма, так это то, в какой степени она сочетает этику и идеологию советизма: восхвалять способности человека побеждать природу и, стремясь к абсолютной новизне, старательными усилиями уничтожать следы истории — переименовывать всю страну и ее города. И архитекторы также вступили в эту игру: углы зданий застеклены с обеих сторон, что требует наличия скрытых несущих металлических балок. (Дело в том, что Сталин не оценил по достоинству этот стиль, характеризующийся отсутствием всякой декоративной помпезности, и заставил изменить фасад здания горсовета, добавив к нему ряд античных колонн.)
Другой пример екатеринбургского вызова законам природы — водонапорная башня. Покоящаяся только на трех опорах, она в конце концов рухнула, приведя к многочисленным жертвам — утонувшим в результате происшествия и расстрелянным за саботаж. Ей приделали еще одну опору, но вскоре от нее отказались. Думая о «вынужденном самоубийстве» Орджоникидзе, мне кажется, что здесь даже смерть не может быть естественной. (Надежда Мандельштам развивает эту тему в своих «Мемуарах»: где те благословенные времена, когда можно было узнать, что кто-то «умер от болезни»!) Бывший Сталинский клуб в чистом конструктивистском стиле, но уже в довольно неприглядном виде, приютил сегодня клуб ветеранов и на первом этаже маленькую сапожную мастерскую под вывеской «Ремонт обуви».
Но есть надежда, что его все-таки отреставрируют, поскольку он воплощает типичные черты конструктивизма: большие застекленные двери на углах фасада и внутренние планировка и устройство тридцатых годов с эмалированными фресками на лестницах, светлыми декорированными коридорами. Было что-то очень меланхолическое в звуках наших шагов по этим пустым и длинным коридорам. Просторный зал на этаже украшен портретами, оставшимися на своих местах еще с советских времен. Не хватает только портрета Сталина. Большая фреска на стене изображает ордена, в числе которых украшенный бриллиантами орден Победы, кавалерами которого являются от силы десяток человек. По лестнице с прилично истертыми ступеньками я возвращаюсь на улицу, чтобы еще раз осмотреть фасад здания. Над фронтоном старательно стертая надпись «Сталинский клуб» легко читается особенно после дождя.
Именно в Екатеринбурге наиболее отчетливо понимаешь, что формула «побеждать природу» является ключом, тайным двигателем «построения социализма». Эта мысль преследует вас везде в этом городе — и в конкретных архитектурных проявлениях индустриализации, и даже в их руинах. Это движение пронизывает и охватывает все и переворачивает пространство Декарта, к которому хотелось бы сегодня вернуться как к основе природы. Даже крестьяне станут жертвой «построения социализма», как это случилось и во время Французской революции или Китайской революции, которая претендует на название Крестьянской. Их везде считали враждебными, в душе консервативными, приверженными старому порядку вещей, особенно в религии.
Возникшее в начале XX века в рамках футуризма как в Италии, так и в России, это движение оживает в СССР после 1923 года в декларациях футуристических кругов левого фронта и Маяковского, энтузиаста цивилизации машин и технического прогресса. Он хотел организовать послереволюционную жизнь в России, особенно культурную, согласно рациональным законам. Скорость, техника, прогресс. Его захватила политика индустриализации тридцатых годов, но дух соперничества на пути к экономической мощи вносит в этот курс много социальных и культурных утопий, касающихся благосостояния масс. Особенно, вплоть до извращений, это отразилось на Советском Союзе. Таковой была при Лысенко практика яровизации, задачей которой было превратить озимую пшеницу в яровую, подвергая ее низким температурам. Или несколько позже под мичуринскими лозунгами высевание зерновых в сибирской тундре. Мичуринским девизом было: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача». Или «великая» идея Хрущева: повернуть течение сибирских рек, чтобы оросить пустыни Центральной Азии. Победить законы природы возможно и даже необходимо, так как природа — это женщина, напоминает Доминик Жобар в работе под названием «Маркс, земля и крестьяне». Об этом еще раньше писал Гегель.
11 часов. Короткий осмотр квартала чекистов, закрытого, с охраной на входе и детским садиком и начальной школой внутри… Кое-кто проводил тут допросы в подвалах. О таких говорили: «Он приносит работу с собой». Сооружение квартала, его внутреннее расположение обозначает возврат к старой утопии Шарля Фурье, которой больше века и которая обрела в СССР вторую молодость. Повсеместно в тридцатые годы будут строиться дома нового типа, называемые коммунальными, объединенные в фаланстеры.
Время идет и нужно спешить. Оставив позади этот печальный символ провалившейся утопии, так же как и закрытые решетками останки комбината Уралмаш, мы вернулись в центр города. Справа почта в виде дома-трактора. И церкви более-менее новые. Один из наших гидов поясняет: в двадцатые годы церкви были разрушены, чтобы расчистить место для архитектуры конструктивизма. В 2010 году на развалинах конструктивизма вновь построили церкви.
И вот мы снова на месте трагической казни царя и царской семьи. После почти столетия, истекшего со времени этого события, смерть последнего из Романовых стала не просто историческим эпизодом, но и целым кровавым романом, легендой, мифом, а для некоторых необходимой жертвой на пути России к искуплению…
Авторитарный и ограниченный, без большого ума царь Николай II не был особенно симпатичным сувереном. Его смерть явилась закономерным результатом великого перелома 1917 года, возможно, необходимого для прихода новой власти, нового порядка… Однако можно только сожалеть об особой жестокости его казни и казни его семьи. Даже если и есть что-то тягостное в открытых проявлениях поклонения, которые окружают ужасную церковь, построенную на месте казни.
Мы в нерешительности топчемся на пороге: входить или не входить? Довольствоваться только разглядыванием тех, кто покупает сувениры, кто фотографируется перед портретами великой княгини Анастасии или группы царских детей? Сфотографировать их в свою очередь? Как избежать этой коллективной психодрамы, не показав явным образом наше осуждение? Один из наших гидов, видимо, поняв причину нашего замешательства, рассказал такой анекдот. Молодежь, говорит он, называет эту церковь «Нотр-Дам на гараже» из-за автомобильной стоянки, построенной прямо под ней. Тогда в нашей группе раздался чей-то голос: «Я бы предпочел посетить стоянку».
Первоначально посвященная их памяти, православная церковь была построена в другом квартале в начале девяностых, маленькая деревянная часовня. Но когда в 2000 году было принято достаточно противоречивое решение о канонизации всей императорской семьи, в их память была построена еще одна церковь прямо на месте казни. Работы были закончены менее чем за три года. Это Храм на Крови, без всяких украшений, строительство которого финансировалось, по некоторым сведениям, для отмывания денег. Закрывая своей массой другую старинную церковь прекрасной архитектуры, она уродует весь квартал: ей даже не присвоена архитектурная классификация церквей России. Ее моделью стал Храм Спаса на Крови, воздвигнутый в Петербурге в память об убийстве царя Александра II. Смысл всего, что мы видим, лежит просто на поверхности: нужно ли его разворачивать, проявлять? Также, когда несколькими месяцами позже мне потребовалось восстановить масштабы этой апокалипсической исторической трагедии, я поняла, что мне просто нужно восстановить цепь приведших к ней событий.
3 марта 1917 года Николай II отрекается от престола. Сначала его помещают под надзором в резиденцию Царское Село, но что делать с ним и его семьей? История Французской революции и бегство Людовика XVI в Варенны стало навязчивой идеей Временного правительства. 31 июля 1917 года его решают вывезти из Царского Села. 3 августа он прибывает в Тюмень, а оттуда на корабле с царицей отправляется в Тобольск, в Западную Сибирь. Там к ним присоединяются дети и их французский воспитатель Пьер Гийар. В апреле приходит решение об их перемещении, так как тем временем власть перешла в руки большевиков. 2 мая 1918 года Президиум Центрального комитета партии решает перевезти Романовых из Тобольска в Екатеринбург или Омск. В какой-то момент поезд повернул в Омск, но Урал, в конце концов, победил. (Судьбы: Евгения Гинзбург, арестованная в Казани в 1937 году и увезенная в неизвестном направлении: «А в Свердловске вы попаритесь».) В своем дневнике царь писал, что хотел бы избежать Екатеринбурга, враждебно настроенного к нему из-за очень активного красного Уралмаша.
Они прибывают туда 30 мая. Поезд встречают гиканьем и свистом (есть фотографии). Их привозят в «дом специального назначения», расположенный в самом центре Екатеринбурга. Это дом купца Ипатьева, которому дали двадцать четыре часа, чтобы убраться. Ипатьев умирает в Калифорнии пятьюдесятью годами позже.
Интересно напомнить, что судьба Романовых началась в Ипатьевском монастыре в Костроме. Это там Михаил Федорович, избранный Земским собором (Палатой представителей), получает из рук своей матери икону святой Федоры, святой заступницы Костромы, перед отъездом в Москву на российский престол.
…В последующие недели положение узников ухудшается, но они не знают, что другие члены семьи Романовых уже казнены: большевики опасались, что белые попытаются освободить царя. 4 июля 1918 года комиссар Яков Юровский принимает командование над домом Ипатьева. 16 июля после полуночи он приказывает Романову и следующим с ним лицам (Евгению Боткину, Анне Демидовой, Ивану Харитонову и Алоису Труппу) приготовиться к переезду в более безопасное место. Все спускаются по внутренней лестнице в подвал. Под предлогом поиска фотоаппарата, чтобы послать в Москву доказательства их хорошей физического состояния, Юровский выходит отдать последние распоряжения перед кровопролитием. Затем он открывает двойную дверь комнаты, где находятся пленники. На пороге двенадцать мужчин, стоящих в три ряда. Снаружи шофер грузовика заводит мотор, чтобы заглушить шум выстрелов. Юровский вынимает бумагу и принимается быстро ее читать: «В связи с тем, что ваши родственники продолжают свое наступление против советской власти, исполнительный комитет Урала принял решение вас расстрелять». Другие утверждают, что Юровский якобы говорил о наступлении иностранных государств на советскую революцию. «Ваша жизнь закончена», — будто бы добавил он в заключение. Царевич просит его повторить.
Расстрел происходит тотчас же в самом невероятном беспорядке. Молодой Алексей пытается защитить голову подушкой. Есть фотографии, снятые как раз после этого момента. Там видны стены в дырках от пуль, разорванный ковер, запятнанный кровью. Несколько ранее тела были расчленены, облиты кислотой и сброшены в шахту.
Эта казнь, даже если она имела тот же смысл, что и казнь Людовика XVI и Марии Антуанетты, очевидно, сильно отличается. Она скорее напоминает подлую и постыдную казнь четы Чаушеску в заднем дворе дома, куда они приехали на суд. Палачи Романовых не пощадили даже их свиту, ни доктора Боткина, ни прислугу императора Труппа, ни Демидову, фрейлину императрицы, ни повара Харитонова. В любом случае она сохраняет свое высоко символическое значение. И в случае с Людовиком XVI и с Николаем II этот символ станет «тайным беззаконием и неправедностью», который исправит церковь.
Возникает ряд вопросов. Кто хотел этой казни? Долгое время поговаривали, что в июне 1918 года большевики потеряли преимущество в Москве, царила большая неразбериха, и решение было принято правителем Урала Свердловым, умершим от эпидемии в 1919 году в Орле, который мог бы стать соперником Сталина. Он принадлежал к жесткой фракции, но не мог бы отдать приказа на казнь без согласования с Лениным. В течение многих лет советские историки утверждали, что Ленин не имеет ничего общего с этим преступлением. Однако Троцкий ему это прямо инкриминирует, передавая свой разговор со Свердловым. На вопрос Троцкого о царе и его семье Свердлов отвечает «расстреляны», решение принято «Ильичом и мной». В действительности такого разговора не могло быть: Троцкий прекрасно все знал. К тому же Троцкий был среди участников собрания, на котором Свердлов объявил о казни экс-царя. Пьер Лорэн в книге «Убийство Николая II» (издательство Fleuve Noir, Париж, 1994) пишет: «Известие об убийстве императорской семьи пришло в Москву вечером 17 июля, и В. И. Ленин был об этом проинформирован в Кремле во время заседания Совета Министров, которое он прервал на несколько минут, чтобы Яков Свердлов мог кратко объявить присутствующим об этом событии. Затем В. И. Ленин потребовал тотчас же продолжить работу — обсуждался вопрос о школьных прививках в Московском регионе».
Еще один вопрос: почему Георг V ничего не сделал, чтобы спасти царя, своего кузена, так на него похожего, и его семью? «Его Величество не мог не понимать, насколько опасно было бы путешествие, и из общих соображений было бы нежелательно, чтобы императорская семья обосновалась в нашей стране», — записывает секретарь разговор короля Георга V с министром иностранных дел (март 1917 года).
В последующие годы гражданская война, разгром белых, установление абсолютной власти и в конце концов распад СССР в 1991 году не могли не отразиться на истории и смысле самой казни царя, на ее обстоятельствах и судьбе останков…
Подытожим, это нужно сделать. Сначала — расследование Соколова . В декабре 1918 года адмирал Колчак, командующий Белой армией, предпринимает наступление на большевиков. Он входит в Екатеринбург в феврале 1919 года и седьмого числа поручает Николаю Соколову расследование обстоятельств смерти «российского царя Николая II» и его семьи. Соколов с жаром берется за эту задачу, но вынужден скрыться после того, как большевики вновь берут Екатеринбург. Затем отступление вместе с частями Белой армии вдоль Транссибирской магистрали. Он добирается до Пекина, затем живет во Франции и умирает в 1924 году в Сальбри у князя Орлова. Однако у Соколова было достаточно времени, чтобы опубликовать свое «Юридическое расследование убийства русской императорской семьи» (издательство Payot, 1924), в котором он подытоживает, что все без исключения члены императорской семьи были убиты в доме Ипатьева. Даже после этого возникает легенда о великой княжне Анастасии, которая якобы пережила казнь и сошла с ума…
Молчание большевиков, тотальное в течение 80 лет. Россия образца 1991 года тоже в замешательстве от груза этого события. 1977 год: по приказу Ельцина сносят Ипатьевский дом. 1978 год: обнаружение неполных останков. Их перевоз в Петербург: июль 1998-го. Ельцин хочет устроить день великого примирения, похоронив с большой помпой останки последнего царя. Он распоряжается об эксгумации, он преклоняет колена перед гробом и заявляет: «Мы все виноваты. Мы хранили молчание долгие годы, но однажды нужно рассказать горькую правду об одной из самых постыдных страниц нашей истории. Виновны не только те, кто совершил это убийство, но и те, кто десятилетиями оправдывал эту бессмысленную жестокость».
17 июля императорская семья была захоронена в соборе Петропавловской крепости. Июль 2007 года: на вероятном месте захоронения тел царевича и одной из его сестер были найдены два тела. Конец легенды об Анастасии.
14 августа 2000 года: царица Мария Николаевна и ее семья были канонизированы сначала зарубежной русской православной церковью, а затем и Российской. Они были признаны мучениками. Великая княжна записана в мартиролог Русской православной церкви. Царица Мария Николаевна поминается 17 июля (святая мученица Мария). В Екатеринбурге построена новая церковь. Никто точно не понимает, что означает канонизация и почему Николай II был провозглашен мучеником.
7 июня 2008 года: Борис Грызлов, председатель Госдумы, нижней палаты Российского парламента, осуждает расправу над императорской семьей такими словами: это «преступление большевизма». Однако не все закончено: семья Романовых обратилась к российскому правосудию в январе 2010 года, чтобы потребовать возобновления уголовного расследования казни последнего российского царя Николая II, прекращенного за год до того, и на пресс-конференции в Москве назвала своих представителей…
…По возвращении в Париж я нахожу в интернете небольшой фильм, в котором дети Романовы играют на мостике императорской яхты. Все они одеты в морские костюмы, самым старшим девочкам 12–13 лет. В какой-то момент царевич пытается от них убежать, но одна из сестер хватает его, и он падает на спину, комично задрав ноги вверх. Я не пытаюсь этим вызвать сочувствие, чтобы осудить то, что произошло в июле 1918 года. Однако эти кадры очень трогательны, и это меньшее, что можно сказать.
Конец посещения Екатеринбурга, который вновь обрел свое имя в 1991 году. Первое десятилетие посткоммунизма было очень трудным. Из статьи ассоциации Франция — Урал, появившейся в 1993 году: «Урал и его столица занимают особое место в криминальном списке России. Этот регион действительно богат ресурсами, способными привлечь иностранный капитал: медь, изумруды, золото… Обладание этими богатствами вызвало настоящую гангстерскую войну в Екатеринбурге, часто называемую в прессе „Чикаго на Урале“. Этот город является театром противостояния двух мощных лагерей». Автор перечисляет сотни убийств, связанных с этой гангстерской войной.
Двадцать лет спустя Екатеринбург больше не мафиозный город, каким он был в 1990-е годы. Количество работающих на Уралмаше сократилось с 30 000 до 3000 человек. В 1940-е годы здесь собирали танки, которые победили нацистскую Германию. Но по версии статьи газеты «Фигаро» в марте 2010 года «Екатеринбург еще пользуется отвратительной репутацией».
Но я на месте не смогла удостовериться в этом более точно. Продолжают существовать темные пятна и загадки. И когда я несколько дней спустя делаю предположение, что для строительства Храма на Крови использовались деньги мафии, то один из русских, путешествующих вместе с нами, меня прервал: будучи туристом нельзя задавать такие вопросы. Разве я тебя спрашиваю, на какие деньги построен собор Парижской Богоматери?
…Моя жажда информации была так велика, что во время обеда на пресс-конференции для «Вечерней газеты» у меня возникло желание поменяться ролями. Я задавала вопросы по поводу больших строек, виднеющихся повсюду: на какие деньги? кто строит? кто там работает? для кого строят? Я уже задавала эти вопросы. Мне всегда отвечали: да, деньги мафии в строительстве присутствуют; работают там иммигранты-таджики; точно неизвестно, для кого эти постройки предназначены. Сколько во время моего путешествия приоткрывается дверей, которые я не могу или не осмеливаюсь открыть пошире!
По вопросу стоимости социальных реформ в России, как стыдливо говорят переходного периода (девяностых годов), я узнаю очень мало. Впоследствии, вернувшись в Париж, я прочла статью Жозефа Стиглица, вышедшую в 2002 году под названием «Глобализация и ее раздосадованность». Суть в том, что ссуда, предоставленная России Международным валютным фондом в 1998 году, чтобы предотвратить новое обесценивание рубля, предназначалась не столько для поддержки России, сколько для спасения западных банков. МВФ скрыл размах коррупции в России и одолжил ей деньги, в то время как по этой причине отказывал в займах многим африканским странам с гораздо меньшим ее уровнем. Вдруг мне попадается «Великое разочарование» того же Стиглица. И там в главе «Кто потерял Россию?» я читаю о том, что советы ребят из Чикаго не дали обещанного результата. «Глобализация и переход к рыночной экономике не произвели ожидаемого эффекта ни в России, ни в большинстве других, прежде плановых, экономик». Все.
Тем не менее во время путешествия, чтобы нарисовать полный портрет сегодняшней России, мне достаточно говорили об этом. О советской эпохе: никаких враждебных высказываний. О нынешнем развитии, о религии, о лжи и обмане нового времени: открытая критика в полный голос или намеки… В один момент кто-то сказал: «Мы не были так несчастны, как теперь, это была совершенно другая жизнь. Пища не была идеалом, людей интересовали книги, диски, культура, а вовсе не общество потребления. У тебя нет машины? Ничего, обойдусь!»
Часов в 14, направляясь (наконец) обедать в кафе Демидов, переходя по мосту через Исеть, я попросила у молодой пары разрешения их сфотографировать. Оба были очень далеки от той эпохи, что я упомянула… Самодовольно улыбаясь, молодой человек с круглым лицом и коротко остриженной головой, с вызывающим галстуком, в голубой тесной рубашке с расходящимися пуговицами на пузе заговорил по-французски. Он, оказывается, работал в Тунисе и стал жаловаться на свою очаровательную и недовольную спутницу. «Она не хочет выходить за меня замуж!» Девушка улыбнулась только для фотографии и вновь приняла надменный вид. М. d. К. несколькими днями позже сказал, когда я показала ему эту фотографию: жирный малый, вскормленный сосисками!
Я думаю обо всех этих красивых девушках, вынужденных продаваться.
Снова прогулка по городу. Мэрия, увиденная и откорректированная Сталиным, все же имеет гордый вид, который ей придают колоннада и мозаика под входным портиком, а особенно два нижних барельефа. Это горсовет — городское собрание. В центре площади статуя Ленина с поднятой к солнцу правой рукой будто указывает на большую надпись над современным зданием: «Европа». Это можно понять двояко: географически именно она здесь начинается, но также это и будущее России…
Молодой велосипедист на 17-скоростном велосипеде разрешает себя сфотографировать у подножия статуи. Мы продолжаем прогулку по пешеходной зоне.
Я бомбардирую вопросами свою новую сопровождающую: здоровье? пенсионеры? школа? Ответы с красноречивыми гримасами недовольства. Везде приватизации, бакшиш. Пенсионеры? В деревне у крестьян или ремесленников зарплата 2000 рублей (около 55 евро). У преподавателя — около 6000 рублей. Стоимость жизни описана в «Независимой газете» от 9 ноября 2010 года: «Обычная семья из четырех человек, живущая в Москве и годами записывающая свои расходы, потратила 900 рублей на фрукты в сентябре 2009 года и около 1400 рублей в сентябре 2010 года». Проживание? Трудно ответить, эти красивые здания ничего не значат.
Для молодых проблема еще серьезнее. Средняя стоимость аренды однокомнатной квартиры — 7000 рублей. Они не могут ее ни купить, ни снять. Их родители этого не знали. В большинстве случаев квартиру получали служебную, ее не нужно было искать, высказывает она мне так называемые идеологические сожаления о временах коммунизма (хотя я в этом не уверена). У молодежи проблема трудоустройства: из бывших республик СССР, ставших независимыми и вошедших в СНГ, приезжают много рабочих мигрантов. Например, в Екатеринбург рабочие прибывают из Туркменистана или Таджикистана. Она добавляет: с ними возникла и проблема наркотиков. Таким образом, в России тоже есть свои реальные или мнимые вопросы об «опасностях иммиграции»: слишком много иммигрантов опасных и коррумпированных. Отличие в том, что она их видит в масштабе одного пространства, Евразии, двух континентов без географических разрывов, тогда как нас отделяют моря и океаны от стран, которые мы некогда колонизовали. «Колонизация» произошла и в России, только не было никакой насильственной и кровавой деколонизации.
Вывод из вопросов и ответов. Школа? Демографический спад привел к закрытию множества школ. Сейчас ощущается подъем рождаемости, но для маленьких детей не хватает мест, только в частных школах, что очень дорого. Значит, они учатся читать и писать со своими бабушками и дедушками. И все равно, говорит наш гид, уровень образования падает. (Во всяком случае, в школах, которые я увижу, сохраняется тот стиль и содержание, которые у нас давно сметены временем.) Наша гид сама, будучи преподавателем французского языка и работая в университете, готовит теперь кадры для сети Auchan, распространенной в России, и зарабатывает в десятки раз больше.
И заключение: общая тревожность, экономический кризис, растущая доля брошенных детей.
Несмотря на все это, как же вокруг красиво и тепло, все, кажется, светятся радостью этого весеннего дня; мягкая и теплая погода, которая долго не продлится. С августа уже начнет холодать. Везде вдоль тротуаров торговое оживление, витрины, выставки товара прямо на улице — эти небольшие бронзовые скульптурки, которые так нравятся россиянам. Дети на них залезают и фотографируются (я, кстати, тоже). В дорогом бутике я покупаю фарфоровых кота и сову, D. F. - поросенка. В витрине успеваю рассмотреть алюминиевую сковородку за 6000 рублей. Месячная пенсия учителя.
К концу этого утомительного дня, в 17 часов, нас ждали в библиотеке «Читай-город» (в названии игра слов наподобие «Китай-город» в Москве, китайского квартала, расположенного у Красной площади напротив Кремля). Опять та же постыдная для нас реальность: наши русские друзья гораздо лучше знают французскую литературу, чем мы, за редким исключением, русскую. Тем не менее D. F. рассказывает, как он читал Толстого в 12 лет, а я о своем чтении «Преступления и наказания» в 14. Я вспоминаю во время рассказа, как в поисках следов Достоевского в Петербурге в окрестностях прежней Сенной площади, а ныне площади Мира я случайно зашла в один дом, где, наверное, и было совершено преступление. Там на втором этаже висели картины, как в пустой комнате, где одно время скрывался Раскольников. Я не знала, что об этом подумают наши слушатели, особенно молодые. И потом я была очень уставшей и взволнованной всеми образами, порожденными сегодняшней экскурсией по городу.
19 часов. Ужин в ресторане «Штолле». Пироги и пирожные. Исеть образует гладь, которая отражает пока еще яркий, но угасающий свет. Мы уже проконсультировались на одном известном сайте, работающем в автоматическом режиме, что «Исеть — это река, протекающая по Свердловской, Курганской и Тюменской областям России. Левый приток реки Тобол».
О, чудные языковые путешествия!
В 21 час с сумками на плечах мы направляемся к вокзалу. Издалека на перроне вагона нас жестами подзывают наши проводницы: «Ваш дом, ваш дом»! Что они делают, так долго ожидая нас вдалеке от своих семей? Я надеюсь, что им за это платят.
Мы бросаем книги, провизию, куртки, шарфы, подарки и всякого рода сувениры на наши полки, но еще не расходимся на ночь. Смеемся, кто-то поет, кто-то шутит, ходим из одного купе в другое. В дверь всовывается рука, предлагая стакан водки по кругу. У входа в вагон висит большой белый лист бумаги: каждый оставляет там свой комментарий или рисунок. N., президент союза издателей, написала на французском: «A la gare comme a la gare» («На вокзале как на вокзале»). Это мораль путешествия, которое нам навязывает свой распорядок и свои специфические ограничения, свой коллективный разум, свою регулярность, но также и нашу обязанность постоянно адаптироваться, легко переносить перегруженное расписание дня, мало спать и много ходить, слушать, смотреть, понимать, безропотно уходить на новые рандеву в течение 10–12 часов подряд… Но поезд — высшая за это награда. Чудесным образом он возит вас по миру, пока вы остаетесь неподвижны. Кроме того, постоянная смена часовых поясов (каждый день на час больше, всего девять) — это потеря привычной системы отсчета, которую я сначала радостно приветствовала, даже если говорят, что она может вас ввергнуть в страх и тревогу.
И все-таки нужно решиться пойти спать.