Уже несколько часов брели охотники по холодной, солоноватой воде залива. Один, высокий, широкоплечий, шагал впереди и тянул за собой груженный снаряжением и провизией кулас[5]. Другой, поменьше, шел сзади и подталкивал кулас, упираясь веслом в корму.
Светило солнце, но не было жарко. Ветер подымал на море легкую зыбь, приятной прохладой обдувал им лица, плескал водой в борт куласа. Они часто останавливались и, защищаясь рукой от ярких лучей, пристально вглядывались вдаль. Вокруг, насколько видел глаз, была вода и вода. Густые коричневые водоросли, зеленая шелковистая трава и темные колонии ракушек, отчетливо просвечивая сквозь нее, ковром расстилались на пути и мягко тонули в песчаном дне, когда на них наступал тяжелый резиновый сапог. Вода была прозрачна как стекло. Блестя и искрясь на солнце гребешками бесконечных волн, она заливала все видимое пространство, смыкаясь у самого горизонта с голубовато-серым краем неба. Ни кустика, ни травинки не возвышалось над ней. Лишь вдали виднелась одинокая черная точка. Это был затопленный рыбачий баркас. К нему-то и двигались охотники. Баркас этот лежал на дне, занесенный песком больше чем наполовину. Через его борта свободно перекатывались волны. Он почти уже весь сгнил, но нос и корма, возвышаясь над водой сухими островками, еще неплохо сохранились.
Неподалеку от баркаса под водой темнели илистые отмели — излюбленные места кормежки гусей и казарок. В тихую, безветренную погоду птицы на них собиралось так много, что издали казалось, будто со дна всплывают острова. Но стоило разыграться хотя бы небольшому шторму, огромные стада гусей, поднятые ветром, взлетали вверх, а море, урча и пенясь, смыкалось на их месте седыми кипучими волнами.
Охотники подошли к баркасу, когда солнце начало уже садиться. Тот, что был поменьше, Сергей, первым забрался на гладкие, потемневшие от времени доски кормы и, не сдержав улыбки на румяном безусом лице, спросил:
— Небось километров десять махнули от берега?
Иван покачал головой:
— Это ты загнул маленько. И восьми не будет. Устал?
Сергей смутился:
— Нет, что ты. Как завтра, постреляем?
— Должны, — согласился Иван. — Моряна вроде раздувается. Да и небо румянится.
Сергей тоже взглянул на небо, но ничего не понял.
— А много можно будет взять, ежели, скажем, стрелять весь день? — снова спросил он.
— Полон кулас, — усмехнулся Иван, потерев шершавой ладонью рыжеватую щетину щеки. — Только к чему нам надсаживаться?
Сергей прищелкнул языком и, не сказав больше ни слова, взял из куласа мешок. Забравшись на баркас, вынул из мешка хлеб, вареную картошку, рыбу и фляжку с водой и разделив все это, половину протянул товарищу. Они закусили и, спрятав остатки, принялись разгружать кулас. В нем по очереди им предстояло спать ночью.
День между тем быстро угасал. Солнце село, и только краешек его раскаленного диска еще выглядывал откуда-то со стороны берега. Розовые лучи теперь уже не падали на воду, а лишь скользили по ней, и вода от этого сразу потемнела, стала иссиня-черной.
Ночью пошел дождь, зашумел по воде густой капелью. Стало еще темнее. Небо немного прояснилось только под утро. Дождь кончился, но ветер завыл еще злее. День начался сразу же после коротких предутренних сумерек. Он как-то потихоньку, словно крадучись, раздвинул мглу и замерцал тусклым светом.
Охотники, мокрые и прозябшие, поднялись со своих мест и принялись приводить в порядок намокшие вещи. Над водой низко плыли серые клочки тумана. Грязно-желтая пена хлопьями вскипала на волнах. Каспий хмурился и сердился на то, что его всю ночь будоражил колючий ветер, больно хлестали холодные капли дождя и не дали ему хорошенько выспаться.
Вода заметно прибыла и теперь только на четверть не доставала до борта кормы баркаса.
Лебеди, гуси, казарки, сидевшие на отмелях всего в каких-нибудь трехстах метрах от охотников, стаями поднимались на крыло и с криком носились в воздухе. Они то и дело пролетали над баркасом, нисколько не пугаясь людей, и все кружились, кружились над водой в огромном, нескончаемом хороводе. Ветер трепал им перья, сбивал с полета, перемешивал стаи.
Иван выстрелил в большого старого гуся. Гусь камнем упал с высоты, тяжело ударившись о воду.
— Как? — не скрывая восхищения, спросил Иван.
Сергей проворно спрыгнул с баркаса и, подхватив гуся за грудь, восторженно крикнул:
— Ого! Одно сало!
— Сам ты сало! — презрительно выдавил Иван. — Тоже охотник!
Стрельба началась. Утки, гуси, встречаемые выстрелами, то и дело падали в воду. Их подхватывало волной, захлестывало, но они не тонули, а, распластав бессильные, неподвижные крылья, оставались держаться на поверхности. Иван связывал убитых птиц и укладывал рядками в кулас. К полудню нос куласа был полон дичи.
— Хватит, пожалуй, — рассудил Иван, — класть скоро будет некуда.
— На себе унесем, пропасть не дадим. Бей знай! — скороговоркой ответил Сергей и выстрелил в стадо казарок. Но поторопился и промазал. Птицы взмыли вверх. Сергей послал им вдогонку второй заряд, и тоже мимо. Тогда, выругавшись, он быстро перезарядил ружье и, не сдержав обиды, визгливо крикнул:
— Не суйся под руку! Видишь, что получается!
Иван неодобрительно крякнул.
— Зря жадничаешь. Норму уже набили. Куда тебе столько?
— Не пропускать же ее мимо, коли она сама к нам летит, — смягчился Сергей, продолжая выцеливать птиц.
— Всех не перебьешь, — недовольно буркнул Иван и вдруг, оттолкнув кулас, сердито резанул: — Кончай это дело!
— Что, что ты? — не понял Сергей.
— Кончай, говорю, стрелять, — упрямо повторил Иван, — не к чему дичь переводить. Отвел душу и точка. На всю жизнь едино не запасешься!
— Да что ты, Ваня, шли-то сколько? Неужели дарма? — запричитал Сергей. — Ведь я впервой на такую охоту попал. Утка-то ныне какая? Один жир. Продать — с руками оторвут. Это ведь деньги все, и не маленькие. Чего тебе ее жалко? Чай, не своя!
— Своя не своя, а хапать нечего, — обрезал Иван. — Посинел весь, а все жилишься: ишшо, ишшо! Бросай охоту! Или один уйду, оставайся, как знаешь! Смотри, как вода прибыла.
Сергей нехотя взглянул под ноги. Лицо его сразу приняло растерянный и озабоченный вид.
— Пф-ф-фь… — протяжно присвистнул он. — Это когда ж столько нагнало? Пожалуй, точно, пора кончать.
— Домой-то как пойдем? — едва сдерживая злость, спросил Иван.
— Не знаю… — совсем растерялся Сергей и, нагнувшись, сунул руку в набежавшую волну. — Ух, холоднющая! — воскликнул он. — По такой много не находишь. Да… заохотились мы!
— А все из-за твоей жадности! — процедил сквозь зубы Иван.
Снова пошел дождь — косой, моросящий. Шум ветра сразу же стал глуше. Охотники, стоя каждый на своем месте, молча наблюдали, как вздымались вокруг них волны. Море посерело, подернулось седой пеленой.
Сергей первым нарушил молчание.
— Что же делать будем? Надо, пожалуй, подождать, когда спадет вода, — предложил он.
Иван решительно мотнул головой.
— Чего там ждать? Идти надо, пока не поздно. Если сейчас тронемся, к ночи на сухое выйдем. Там в стогах заночуем, согреемся…
— А если на ямы попадем? — со страхом спросил Сергей. — Ночью их не обойти, заблудимся.
— Ну, это бабушка надвое сказала, — не согласился Иван, — может, заблудимся, а может, и выйдем! А вот тут — тут верно, делать нечего. Хорошо, если вода к утру спадет, а если нет?.. Я этот зюйд-ост знаю, от него хорошего не жди. Он таким штормом полыхнуть может, что твой баркас отсюда выкинет, как ракушку. Идти надо!
Сергей, ничего не ответив, медленно стал слезать с баркаса. Вода залилась ему в сапоги, забралась под куртку, вымочила до пояса. Передернувшись от холода, он побрел к берегу.
Иван отвязал кулас и пошел за ним.
Теперь ветер подул им в спину. Волны одна за другой подхлестывали их сзади, подгонял дождь. Но идти было труднее, чем вчера. Вода сильно прибыла. Сергею приходилось нащупывать каждый шаг. На дне то и дело попадались неровности, вымоины. И он несколько раз окунулся с головой.
К вечеру они, по их расчетам, прошли примерно половину пути.
Дождь по-прежнему лил, не переставая. Густая завеса воды закрыла горизонт.
Шли еще с полчаса. Вдруг Сергей вскрикнул. Иван бросился к нему.
— Что?
— Су-до-ро-га, — процедил сквозь зубы Сергей, — ногу левую свело. Не разгибается. Иван с досадой поморщился:
— Этого еще не хватало! Потри чем-нибудь скорей, отойдет.
Сергей беспомощно посмотрел на него.
— Чем? Нога-то под водой.
Иван подставил ему свое плечо.
— Держись за меня. И три левую правой, да сильней три! Бей носком сапога, отойдет!
Сергей ударил себя по ноге. Лицо его исказилось в гримасе.
— Больно!
— Ничего, терпи! — успокоил Иван. — Сейчас пройдет. Бей еще.
Сергей попробовал идти, но ему это не удалось. Тогда Иван, недолго думая, подхватил его под руки и вытащил из воды. В таком положении им кое-как удалось растереть онемевшие мышцы, и нога мало-помалу снова обрела подвижность. Они потихоньку тронулись дальше и шли без остановки еще не менее часа. Но берега все не было видно.
После обхода одной большой ямы Иван остановился. Он так прозяб, что даже не мог разогнуться, и так и замер скрючившись, словно продолжая тянуть тяжелый кулас. Лицо его посинело, густая щетина, отросшая за ночь, вздыбилась клочьями, но он нашел в себе силы и попытался улыбнуться. Улыбка получилась жалкая.
— Как, двигаем? — спросил он.
— Пропали мы, — стуча зубами, ответил Сергей.
— Ничего. Теперь уже недалеко осталось. Еще с километр пройдем, и будет берег виден, там согреемся…
Сергей всхлипнул:
— Не верю я, заблудились мы.
Иван махнул рукой:
— Брось ныть!.. Где тут можно заблудиться? Ходим возле берега. Из-за этого проклятого дождя не видно ничего. Вот пройдем еще с километр, и все будет в порядке. Идем мы правильно. Я за ветром слежу, он все время в спину дует.
Сергей не поверил.
— А может, он переменился?
Иван покачал головой.
— Моряна не меняется, — уверенно ответил он и, перекинув веревку через плечо, снова устало дернул кулас. Они пошли дальше, но теперь шли уже оба рядом. Иван тянул лодку и поддерживал под руку Сергея. Они не говорили друг другу ни слова и только шли, шли и шли, тяжело передвигая одеревеневшие ноги. Если случалось кому-нибудь вдруг оступиться и окунуться в воду, то и в этом случае, не произнося ни слова, они молча помогали один другому и опять шли дальше.
Дождь давно уже вымочил их до нитки, но они все равно зябко кутались в мокрые воротники при каждом новом порыве ветра и втягивали головы глубже в плечи, если дождь начинал вдруг хлестать сильнее.
Стало темнеть. Непроглядная, дождливая ночь угрожающе надвигалась из-за моря. Откуда-то сверху опустилась синева и, как саван, прикрыла кипящие волны и двух человечков, упрямо шагающих по воде.
Сергей застонал:
— Ну вот и все.
Иван остановился.
— Что все?
— Заблудились мы, — подавив спазм в горле, проговорил Сергей.
— Что-то на это похоже, — согласился Иван. — Теперь и я вижу, не туда загнул. А все твоя жадность! Вышли бы раньше, давно бы на берегу были! Ну что, нужны тебе твои утки? Вот шмякну по башке самой жирной крякушей, чтоб ты на всю жизнь запомнил, как лишку хватать!
— Зря пошли с баркаса, — захныкал Сергей, — стояли бы на месте, к утру вода бы сошла.
— Ну как же! Сошла! — передразнил Иван. — Много ты понимаешь! А если бы тебя с баркаса снесло? Давно уже утоп бы к черту! Там глубоко, а тут смотри, воды-то по пояс.
— Но я идти уже не могу, у меня сил нет! — прохрипел Сергей.
— Врешь! — упрямо оборвал Иван. — Должны быть силы. Жить хочешь — найдешь силы!
Он подошел к куласу, сдернул с него брезент и стал выкидывать в воду убитых гусей и уток.
— Не надо, что ты! — взвизгнул Сергей. — Ведь добро…
— Подавись ты им! — рявкнул Иван. — Я вот постою чуток, отдохну и опять пойду, а ты… можешь свое добро тут караулить! А хочешь, следом за мной иди. Да не отставай…
— Не могу! — с трудом выдохнул Сергей.
— Нет, пойдешь! Пойдешь! — еще больше обозлился Иван, толкая товарища. — Я тебя силой потащу! Уток ему жалко стало! — и он, точно клещами, вцепился закоченевшими пальцами в куртку Сергея.
Сергей покачнулся и, словно подкошенный, с головой окунулся в воду.
Иван оторопел.
— Тьфу, мякиш. До чего раскис! А тоже, на охоту собрался, — выругался он и, во второй раз подхватив приятеля на руки, поднял его над водой. — Полезай под брезент, коль идти не можешь. Скидай сапоги и растирайся. Согреешься, тогда скажешь. Да не думай ни о чем. Пока меня ноги носят — не пропадем! Эко дело — заблудились?! Выберемся, не в болоте, чай, сидим. А она на то, брат, и охота, чтоб приключения были! Без приключений тут не обойдешься.
Иван глухо накрыл приятеля брезентом и огляделся по сторонам. В памяти медленно одно за другим вставали события дня: «Когда уходили с баркаса, ветер прямо в спину подгонял и, значит, на берег сбоку налетал. А мы все старались идти по ветру.
Вот и топаем вдоль берега. Эх, голова, два уха! — похлопал он себя по лбу. — И куда бежал? Ну, чтобы встать да поразмыслить маленько? Сразу стало бы ясно, куда курс держать».
Он повернул левее и через час услышал вдалеке собачий лай. Иван почувствовал, как в груди у него что-то оборвалось.
«Пришли», — подумал он, глотнул соленой воды и, приподняв брезент, спросил:
— Жив, курилка?
Сергей молчал.
— Ну спи, грейся, — совсем по-доброму проговорил Иван, — берег-то эвон, — махнул он рукой в черноту ночи, — а мы с тобой знай бредем вдоль него. Этак и к Волге выйти можно!
Услышав о береге, Сергей зашевелился.
— Где берег? — не веря, спросил он.
— Вон там, — снова показал в темноту Иван.
Сергей приподнялся на локтях, но ничего не увидел.
Часа через полтора они действительно достигли сухого места.
Дождь кончился, и моряна заметно стала утихать. Лодка наскочила на отмель и остановилась. Иван попробовал найти обход, но в темноте ничего нельзя было разобрать.
Бросив веревку, он сел на борт и только теперь почувствовал страшную, связывающую, словно тяжелыми путами, все его тело усталость. Ноги дрожали, плечо, натруженное веревкой, ныло, пальцы рук закоченели. Мучительно хотелось забраться в лодку и немедленно уснуть. Но он знал, что для отдыха еще не пришло время.
— Давай-ка лодку оттащим подальше от воды. Как бы не смыло, — сказал он Сергею и снова взялся за веревку.
Шаги их заглушил дружный лай собак. Потом раздался чей-то сердитый окрик, осветив юрту, мелькнул огонь, и темный силуэт человека поднялся на берегу.
Иван устало побрел ему навстречу.
У юрты охотников встретил старик-чабан.
— Зачем такая погода море ходил? — спросил он.
Иван прищурил глаз:
— Так… на охоту. А разве нельзя?
— Шайтан! — затряс головой старик. — Богу молиться надо. Аллах благодарить надо, живой остался!
Иван с ухмылкой посмотрел на него.
— Ну это ты брось. Богу молиться еще рано. Не в таких переделках бывали. Еще постреляем, а теперь спать, спать, старик, — заплетающимся языком проговорил он и, шатаясь, пошел к кочевью, где через поднятый полог юрты виднелись языки живого, горячего пламени.