Сладкий обман

11

— Готовы ли вы? Он идет. — Амина, помощница Ремо, кивает мне.

Это пакистанская женщина, которая выглядит просто великолепно со смуглой кожей на фоне красивого струящегося красного платья, которое она сегодня надела. Ее темные волосы только подчеркивают ее черты.

Хотя я не рассказала ей всего о себе и Ремо — как и Камари, которая стоит у лифта и ждет, когда он выйдет, — я рассказала ей, что мой муж злится на меня, и я пытаюсь заставить его простить меня и вернуть его.

— Проблемы мужа и жены, — вот что я ей сказала, и это помогло.

Теперь мы ждем, когда Ремо выйдет из лифта и войдет в свой кабинет, где сижу я.

— Доброе утро, мистер Кэйн, — говорит Амина слишком громко для обычного разговора.

В ответ я слышу негромкое ворчание "доброе утро".

Проходит секунда. Сердце замирает в горле, и я задерживаю дыхание. Я не хочу ничего пропустить.

Проходит еще одна секунда.

Громкий удар заставляет меня вздрогнуть. Я зажимаю рот рукой, чтобы не издавать никаких звуков.

— Черт! — От этого глубокого гортанного крика мне становится не по себе. Я знаю, что это должно быть больно.

— Смотри, куда идешь. Что ты делала с таким тяжелым ящиком? — Голос Ремо громко гремит в офисе, так как на его этаже пусто.

— Куда ты идешь?

Камари, должно быть, идет или убегает.

— Она просто пришла забрать доставку для третьего этажа. Я поговорю с ней. Ты в порядке? — быстро говорит Амина, видимо, пытаясь отвлечь его, чтобы он не остановил Камари.

Хорошо, что Камари была в светлом парике, закрывающем половину лица.

— Иди, посиди в своем кабинете. Я принесу пакет со льдом.

Я вскакиваю с дивана, стоящего сбоку от кабинета, и стою, ожидая, пока ручка двери опустится, а затем медленно откроется.

В комнату входят блестящие черные туфли, за ними — знакомые чистые брюки, ведущие вверх по большому, сильному телу Ремо. На его лице глубокое хмурое выражение, он идет, совершенно не хромая. Он скрывает свою боль, и от этого я вдруг чувствую себя виноватой.

Может быть, я зашла слишком далеко.

— Ремо? — Мой голос тихий, как шепот в темноте.

Сколько книг упало и задело его? Это была целая коробка? Может, мне стоит просто извиниться? Нет, тогда он будет относиться ко мне еще более настороженно, чем сейчас.

Ремо поворачивает голову в мою сторону, его темные глаза прищуриваются. Он закрывает их, вздыхает и сжимает переносицу.

— Вот, позволь мне ответить. Что случилось? — Я изображаю бесстрастность, быстро беру из его рук портфель и кладу его на стол.

Я поворачиваюсь, готовая помочь ему, но он уже идет к своему креслу за столом.

Он со стоном опускается в кресло, и его голова откидывается назад.

— Ты в порядке?

Я смотрю, как покачивается его адамово яблоко, и у меня перехватывает дыхание.

Не время думать о том, что он красив, Аврора.

— Просто помолчи минутку.

Это не грубость, а просто просьба, как будто он пытается все обдумать.

Я медленно обхожу его стол и бросаю взгляд на его туфли. На кончике левого ботинка есть небольшая вмятина, но я бы ее не заметила, если бы не искала ее специально. Я поднимаю глаза и вижу, что его красивое лицо напряжено. Он поднимает руку и массирует плечо.

— У тебя болит плечо?

Ремо открывает глаза и смотрит на меня. В его глазах плещутся досада, растерянность и раздражение.

— Я не уверен. Я каждый день делаю такое лицо?

Его вопрос риторический, я знаю, что так оно и есть, но все равно пролепетала: —

Ты выглядишь так, будто собираешься убить меня каждую секунду, так что да?

Я пожимаю плечами и оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, могу ли я чем-нибудь ему помочь. Конечно, я не могу делать ему массаж здесь, в его кабинете, так рано утром.

Может быть, я могу наложить какую-нибудь мазь, чтобы помочь ему. Что-нибудь.

— Ты…

Крепкая хватка на моем запястье не дает мне отойти от него.

Я смотрю вниз на большую загорелую руку, держащую мое запястье. Нервы бросились мне в живот.

Ремо выглядит еще более растерянным, чем раньше.

Почему хмурый взгляд не может быть плохим?

Почему оно тебе так идет?

Его сильные черты лица только подчеркивают его красоту и заставляют меня снова почувствовать слабость внутри.

— Что ты сказала? — Его тон спокоен, глаза пристально смотрят на меня.

— Вообще-то, я даже не успела закончить предложение.

Я нервно хихикаю.

Он качает головой.

— Что ты сказала до этого? — требует он, его голос достаточно глубок, чтобы вызвать у меня дрожь, но я воздерживаюсь от какой-либо реакции. Крепкая хватка на моем запястье удерживает меня в заложниках.

— Что ты смотришь на меня так каждый день? — спрашиваю я.

Мое сердце подскакивает, когда он притягивает меня к себе, пока я не оказываюсь между его ног. Я хочу прочитать в этом маленьком жесте нечто большее, но не стоит.

Мой разум говорит мне, что он просто хочет выслушать меня и не хочет, чтобы я убежала, а мое сердце — глупый, бредовый орган — думает, что он тянет меня к себе, чтобы прикоснуться ко мне поближе, чтобы обнять меня.

— Как например? — Он снова спрашивает, и я не знаю, что… ох.

— Как будто ты… хочешь… убить меня? — Я говорю это медленно, надеясь, что он не придет в еще большую ярость.

Я не могу смотреть на него. Я не могу видеть, как в его глазах нарастает гнев. Он все крепче сжимает мое запястье.

Мое дыхание учащается, а в глазах появляются крошечные точки.

— Почему ты так думаешь? — Он легонько дергает меня за руку.

Я сглатываю, не глядя на него. — Ты… Это не имеет значения. Я смирилась с…

Еще один более резкий рывок.

— Почему ты так думаешь, Аврора? — Его тон становится жестким.

Вот так, я становлюсь слабой в руках этого человека.

— Ты всегда смотришь на меня так, будто я тебя раздражаю. Ты отворачиваешься или уходишь, когда я нахожусь в комнате. Ты даже не хочешь слушать, что я говорю. Я знаю, что говорю слишком много, но я думала, что, может быть, мы сможем быть вежливыми, находясь в этом браке, чтобы наши жизни не усложнялись, но я чувствую, что ты просто ненавидишь меня.

Я резко вдохнула и прикусила губу. Я не могу позволить своим эмоциям взять верх.

Шрам за ухом начинает гореть.

Глаза горят.

Ремо не отпускает меня.

Зачем я это сказала? Зачем я так опозорилась?

Нос Ремо вспыхивает, глаза сужаются.

Он резко дергает меня. Я взвизгиваю и падаю к нему на колени. Я быстро перекладываюсь, сидя боком на его сильных бедрах, и стараюсь держать голову ясной.

Она не ясная. Совсем.

Я не могу сосредоточиться, когда мы так близко.

Вчера я поцеловала его в щеку ради его родителей. Я сидела рядом с ним, и мне пришлось держать лицо, чтобы никто не догадался, что я схожу с ума от этого. Он прикоснулся ко мне, обнял меня за талию, и я не смогла сдержать румянец, который проступил на моем лице. К счастью, мама Ремо вовремя обняла меня, чтобы я успела остыть.

Ремо заставляет меня нервничать.

Сильное желание и одышка охватывают меня, когда я чувствую, как его рука начинает ползти вверх по моему бедру. На мне платье с разрезом на фиолетовой юбке, и он может легко просунуть руку под платье. Тепло его руки просачивается сквозь кожу и обжигает меня изнутри. Мне хочется вцепиться когтями в его грудь, потребовать, чтобы он приглушил эти жгучие ощущения на моей коже.

— Убить тебя?

Его медленный, неуверенный голос заставляет нервы еще сильнее сжиматься внутри меня. Я почти задыхаюсь от подавляемых эмоций. Желание почти вырвало у меня контроль над ситуацией. Это безумие — думать, что я хочу Ремо, даже зная, что он этого не делает и что я ему не понравлюсь, независимо от того, перейдем ли мы когда-нибудь эту черту.

Для него это может быть чисто физическим, но я не могу иметь чисто физические отношения.

Рука останавливается у самого края разреза юбки. Я поднимаю на него взгляд. Его лицо так близко к моему, что я чувствую его дыхание, обдувающее мое лицо и шею. И кажется, что он хочет меня ударить.

Я не понимаю его. Гнев, желание, смятение и, что хуже всего, намек на похоть.

Совершим ли мы когда-нибудь ошибку, поддавшись ей?

— Этот взгляд… — шепчу я.

На долю секунды мои глаза опускаются к его губам. Мне кажется, что я взорвусь, если эта рука будет блуждать дальше; что я закричу, и что-то взорвется внутри меня. И причиной этого будет Ремо. Мои щеки разгораются. Я чувствую, как глубокий румянец начинает ползти по моей шее от его блуждающей руки. Мои руки сжимают лацканы его костюма, дыхание становится тяжелым.

Я нахожусь в его власти. Его большой палец начинает выводить маленькие круги на моем голом бедре, обжигая кожу прямо в этом месте.

— Этот взгляд означает, что мне чертовски не нравится, что ты здесь, у меня на коленях, когда ты даже не должна быть в пределах моей досягаемости, — прорычал он.

Его зрачки становятся все более заметными, почти как глаза монстра, который ждет, когда он переключится и набросится на свою жертву, когда голод возьмет над ней верх.

Я сглатываю, в горле пересохло.

— Я даже не могу отпустить тебя, и это съедает меня изнутри, — продолжает он, его голос глубокий и гортанный, как будто он сдерживает себя.

— Я не виновата, — пробормотала я, опуская глаза на его руку, лежащую на моем бедре. Загорелая кожа его руки контрастирует с моей слегка бледной кожей. Его большая рука могла бы обхватить мое бедро, если бы он захотел.

— Это твоя вина. Ты во всем виновата, а я даже не могу обхватить твою шею достаточно долго, чтобы убить тебя.

Мои глаза расширяются, когда его вторая рука, лежавшая на рычаге кресла, вдруг обхватывает мою шею, притягивая меня к себе невероятно близко, но не касаясь.

Наконец рука на моем бедре движется вверх, вверх, вверх.

Она останавливается у самого края ткани моих трусов. Я крепко сжимаю бедра вокруг его руки.

— Раздвинь ноги, Аврора, — требует Ремо.

Горячее желание разливается по моим ногам. Я качаю головой, и его голова поднимается.

Он щиплет мой клитор через нижнее белье. Я подпрыгиваю и хнычу.

— Раздвинь мне ноги.

Я раздвигаю. Неохотно.

Его палец отодвигает мои трусы, затем он проводит толстым длинным пальцем от моего входа до клитора. Он сильно надавливает на него, и у меня вырывается сдавленный вздох. Я хватаюсь за его плечи. На шее выступили капельки пота, дыхание стало коротким.

Я думала, что мне нужен уважаемый мужчина.

Кто-то хороший, милый, кто будет дорожить мной.

День за днем Ремо доказывает, что я ошибаюсь, и это меня беспокоит. Что я буду делать после него? После того, как он меня бросит?

Он медленно опускает палец вниз, вводя в меня только кончик. Мои бедра вздрагивают, и я задыхаюсь. Он застонал, откинул голову назад и позволил руке, лежащей на моем бедре, соскользнуть.

Он притягивает меня к себе, пока его лицо не оказывается в ложбинке моей шеи.

Я моргаю, пытаясь заглушить нахлынувшие чувства.

Я не могу испытывать чувства к человеку, который ненавидит себя за то, что хочет меня.

Я должна была заставить его полюбить меня, а не это. Не то, чтобы он прикасался ко мне. Не так.

Ремо делает резкий вдох, и нервы внутри меня сжимаются, желание нарастает.

— Ты моя жена, не так ли?

Я открываю рот, чтобы отрицать это. — Н..

Его зубы скребут мое горло.

Что он делает?

Пульсация между ног становится все настойчивее, и горячее тепло и желание пульсируют в моих венах, пока я пытаюсь не шевелиться в его объятиях.

Я вдруг почувствовала головокружение, опьяненная желанием, которое он разжигает во мне.

— Тогда будь хорошей женой и дай своему мужу работать. — Он отступает от меня, убирая руку с моей шеи, и отпускает меня.

Я не знаю, что только что произошло. Все кажется туманным. Я знаю, что мне не должно было это нравиться, но я не могу себе врать.

Мне понравилось. Очень.

Это не был прекрасный принц в действии.

Это не было сладким заверением.

Это был мой муж, который сказал мне, что ему неприятно то, как он себя чувствует рядом со мной.

Я вскакиваю с его коленей, беру с дивана свою сумку и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него через плечо. Он смотрит на меня с тем же убийственным выражением лица.

— Хочешь, я приготовлю ужин? Или мы теперь ненавидим и это?

Я получаю только взгляд.

Я вздыхаю и закрываю за собой дверь чуть сильнее, чем нужно.

Я прислоняюсь к ней, моя грудь вздымается. Мое сердце бьется болезненно, как песня на повторе, как ритм, который не хочет меня покидать. Тема этой песни — мой муж.

В тот вечер я готовлю, но не остаюсь ужинать с Ремо. Вместо этого я пишу на липких записках милые вещи, но включаю в них строчки о том, что он меня ненавидит, используя это как основную тему, чтобы спровоцировать его, поддразнить. Он заслужил это за то, что перевернул мой мир до такой степени, что я уже не знаю, что хорошо, а что плохо.

Я быстро залезаю под одеяло, когда слышу, как открывается входная дверь дома, и по дому разносится тихий шепот Изабеллы и дворецкого.

Намеренно причинив боль Ремо, я почувствовала себя виноватой. Оно гложет меня всякий раз, когда у меня появляется свободная минутка, чтобы подумать об этом. Оно не покидает мое сознание, так что попытка повторить его исключена.

Я хочу, чтобы эти записки заставили его улыбнуться или, по крайней мере, развеселили его. Но я не думаю, что это получится. Это не похоже на то, что заставит Ремо улыбаться или думать обо мне. Но я должна попробовать.

Я просыпаюсь рано утром и двигаюсь как можно тише. Чтобы не разбудить Ремо, я собираюсь в гардеробной. Когда все готово, я включаю фонарик на телефоне, достаю записки Post-it из ящика стола и начинаю раскладывать их повсюду.

Одна на зеркале у унитаза, одна на телефоне, внутри портфеля, на двери в душ. Те несколько, что остались, Амина положит в его кабинет. Я просто занесу их в приемную в конверте для нее.

Я на цыпочках спускаюсь вниз и выслеживаю нашего повара.

— Изабелла, — шепчу я.

Она вскакивает, прикладывает руку к груди, поворачивается и смотрит на меня, как на пугало.

— Извини, — бормочу я с тихим смешком.

— Не могла бы ты дать мне что-нибудь перекусить по дороге? Мне опять нужно рано выходить. И еще, не могла бы ты отдать булочки, которые я приготовила, Ремо на завтрак? Я знаю, ты говорил мне, что он не любит сок из коробок, поэтому я также приготовила свежий апельсиновый сок. Он в холодильнике.

Я показываю на него.

— Да, конечно. Я сделаю это и не скажу мистеру Кэйну.

Она ободряюще улыбается.

Я киваю ей, довольный ее ответом.

— Вообще-то, я только возьму две булочки, которые я испекла.

Я упаковываю их в бумажный пакет и спешу на улицу к своей машине.

Ремо должен сейчас проснуться. Он должен быть со мной. Но мы еще не пришли к этому. Я хочу завоевать его, поэтому приложу все усилия.

Передав конверт с записками секретарше в его здании, я отправляюсь в свой кабинет, чтобы собрать экспонаты новой коллекции и помочь своей команде расставить платья в музее. До мероприятия осталось четыре дня, и я волнуюсь, но и нервничаю.

Мало того, что там будут большие и влиятельные люди, так это еще и очень публичное мероприятие. Страх, что мой преследователь может появиться, постоянно витает в моей голове. Но также и то, что он уничтожит меня, если что-то пойдет не так на моем мероприятии.

Я боюсь, что из-за своей паранойи я могу испортить имидж Ремо.

После возвращения из Италии все стало еще хуже.

Мой телефон пикает, когда я помогаю грузчикам поставить манекены на нужные ступеньки в музее. Приходят сотрудники, чтобы поставить стеклянные ящики прямо на них, чтобы защитить экспонаты.

Я опускаю глаза и вижу, что Амина написала сообщение. Я мгновенно открываю его, и сердце разрывается в груди.

Амина: Он наклеил все десять липких заметок на лист бумаги, затем положил его в прозрачный пластиковый карман. Он лежит на столе. Он все время смотрит на него и хмурится. Не уверена, что это сработало.

Она не понимает, что это значит для меня.

Ремо не улыбается, но я знаю, что он хранит их, чтобы расспросить меня о них.

Улыбнись немного, потому что хмурые лица тебе не идут.

Ты такой милый, что это отвлекает.

Эта фраза заставила меня хихикать, пока я ее писала. Он, наверное, больше всех ненавидит эту фразу.

Ты, должно быть, чертовски хороший вор, потому что украл мое сердце, сидя в другом конце комнаты.

Да, пошлые пикаперские фразы, потому что почему бы и нет?

Так много пикаперских реплик, так много пошлых шуток, и все же в каждой из них есть намек на то, что это я их написала.

Я отправляю сообщение Камари, чтобы сказать ей, что записки не сработали достаточно хорошо.

К моменту возвращения домой я совершенно измотана. Я бросаю сумку в гостиной и поднимаюсь по ступенькам. Вздыхаю, потирая виски. Сегодняшний день был суматошным. Я опускаюсь на мягкий матрас и закрываю глаза.

Я вздыхаю в абсолютном блаженстве. Через минуту я сниму макияж и туфли на каблуках.

Всего одна минута отдыха.

Я просыпаюсь от ощущения, что что-то ослабло вокруг моей лодыжки. Я открываю глаза, зрение слегка затуманено, но я вижу голову с черными волосами, которая смотрит на мои ноги, и руки, которые двигаются вокруг веревок моих каблуков.

— Ремо? — бормочу я, все еще полусонный.

Ремо смотрит на меня. На его лице нет хмурого выражения, но это может быть и обманчивым состоянием сна.

— Просто спи, Аврора, — бормочет он.

С моей ноги снимают каблук, и я втягиваю ноги под одеяло, погружаясь в сон.

Через несколько минут кровать опускается рядом со мной. Я слегка придвигаюсь к нему, пока не чувствую, как его рука прижимается к моему лбу.

На моем лице расцветает усталая улыбка.

— Ты такой теплый, — шепчу я, прижимаясь к нему поближе, чтобы ощутить его тепло. Это приятно. Комфортно. Успокаивает. Так я чувствую себя в безопасности во время сна. Как будто ничто не может причинить мне вреда, когда мой большой, сильный муж рядом со мной.

Ремо замирает рядом со мной. Я не успеваю услышать, что он отвечает, как теряю сознание.

Рука трогает меня за плечо, и я резко просыпаюсь, расширенными глазами ищу того, кто до меня дотронулся.

В голове мелькнула картинка: кто-то пытается сильно придавить меня к кровати, связывая руки и ноги. На нем маска, закрывающая все, кроме глаз. Боже, я не могу оторваться от этих холодных, злых, арктически голубых глаз. Страх закрадывается в мой желудок, дыхание учащается. Я трясусь и хнычу.

Нет. Нет.

Пожалуйста, не трогай меня.

Пожалуйста.

Руки поднимают меня. Он собирается вынести меня. Я кричу.

ПОМОГИТЕ!

Но никто не приходит.

— Аврора!

Я открываю глаза. Моя грудь вздымается все быстрее и быстрее, я дышу с невозможной скоростью.

Перед моими глазами стоит лицо Ремо. Клянусь, на его лице мелькнуло беспокойство, но тут же исчезло. Его рука лежит на моей руке, плечи напряжены.

— Ремо.

Я вздыхаю, проводя рукой по волосам. Они влажные от пота. Я вздрагиваю.

Рука Ремо нежно касается моей щеки, затем его большой палец проводит по моей коже взад-вперед. Я поднимаю на него глаза. Он смущенно вздергивает брови, но все мое сердце сосредоточено только на этом интимном действии. Он пытается утешить меня, а я только и могу, что смотреть на него широко раскрытыми глазами.

Я мгновенно опускаю глаза, как только вижу, что в них появляются вопросы.

— Плохой сон. Извини, что напугала тебя, — пробормотала я, не отрывая взгляда от своих рук.

Ремо убирает руку. Я бросаю взгляд на часы, стоящие на моей стороне прикроватной тумбочки.

Пора собираться на работу.

— Спасибо, что разбудил меня.

Я полностью избегаю Ремо, обхожу его и иду в душ.

Я ступаю под струи душа, и шрам за ухом горит. Слезы медленно стекают с моих глаз. Шрам горит, горит и горит. Мне хочется кричать.

Я хочу закричать так, чтобы он услышал, чтобы он понял, что он со мной сделал. Что он сделал с моим разумом.

Мои руки сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони. То, что я пережила в этой маленькой комнате, было самым страшным, что я пережила в своей жизни. Горящий шрам — постоянное уродливое напоминание об этом.

Кровь от ногтей, впившихся в ладони, красными струйками стекает по бедрам. Вода с красным оттенком напоминает мне о душе, который я принимала в тот вечер, когда вернулась домой. Я так ненавидела себя, презирала себя до такой степени, что не хотела выходить на улицу.

Мое зрение затуманивается, а желудок скручивает, как будто меня сейчас вырвет. Видения прошлого только усугубляют ситуацию. Я хочу, чтобы кошмары исчезли. Я хочу забыть о том, что со мной произошло. Забыть, что я чуть не умерла. Забыть, что всего семь месяцев назад я желала смерти.

Я всхлипываю, и у меня слабеют колени. Я падаю на кафельный пол в душевой и плачу.

Я плачу, потому что ничего не будет иметь значения, если я просто сдамся.

Почему никто не может поймать человека, преследующего меня?

Почему ни один полицейский или частный детектив не может поймать человека, который довел меня до паранойи?

Посидев несколько минут на холодном кафельном полу, излив душу и позволив воде смыть часть тьмы внутри меня, безумные воспоминания, которые преследуют меня каждый день, я встаю. Я меняю температуру на холодную, позволяя воде стекать по моему лицу и телу, чтобы мои глаза уже не были такими опухшими.

Ремо уже ушел, поэтому я выключаю душ, заворачиваюсь в полотенце и направляюсь к шкафу. Переодевшись, нанеся макияж, уложив волосы и, самое главное, закрепив на лице тренированную улыбку, я спускаюсь вниз.

— Изабелла, — напеваю я, входя на кухню. И тут же останавливаюсь.

Ремо сидит у кухонного острова, пьет сок, который я делаю для него каждый вечер на завтрак, и читает что-то на своем телефоне. Он смотрит на меня, сканируя взглядом мои идеально уложенные волосы и розовые блестящие туфли на каблуках-бабочках, как будто что-то проверяя.

Затем, словно найдя это, он кивает мне.

Он показывает на тарелку с блинчиками и стакан с соком, стоящие рядом с ним.

— У меня сегодня позднее утро, так что я могу отвезти тебя в офис.

На секунду мне кажется, что он говорит это потому, что заботится обо мне и хочет, чтобы я была в безопасности.

— Нас еще не видели в прессе, поэтому на твое мероприятие мы должны пойти вместе. Не стесняйся, возьми подходящие наряды.

Он махнул рукой в мою сторону, но тут же отвел глаза, закончив фразу.

Я моргаю, слегка обиженная.

Держи себя в руках. Держи себя в руках, Аврора.

Я участвовала в стольких сражениях. Как могут слова быть оружием, которое ранит меня больше всего? Как они могут заставлять меня каждый раз истекать кровью?

Я прижимаю руку к сердцу, чтобы остановить кровотечение. Это не помогает. Оно болит и болит.

Я должна быть сильной. Я должна обличать всех в дерьме. Я должна быть кем угодно, только не этим. Беспомощным. Параноиком.

Я не должна быть такой, потому что для этого нет причин.

Я не должна чувствовать себя такой чертовски слабой, не должна быть на грани того, чтобы бросить все, чтобы просто… поплакать. Выплакать всю душу, отчаянно надеясь, что кто-то меня услышит.

Прошел месяц с тех пор, как мы поженились, и я пыталась сделать этот брак более сносным. Клянусь, пыталась. Но ничего не помогает. Ни ужины, ни завтраки, которые я готовлю для Ремо каждый день. Ни случайные сообщения в течение дня, чтобы спросить Ремо, все ли у него в порядке или как прошел его день.

На которые я никогда не получала ответа.

Наблюдая за тем, как Ремо просто сидит и смотрит в свой телефон, постоянно игнорируя меня, я чувствую себя такой слабой. Такой злой. Такой хрупкой. Такой… безнадежной.

Я устала быть закрытой для всех без причины.

Я ненавижу это. Я ненавижу его.

Он мог бы хотя бы признать меня. Перестать быть таким отстраненным. Перестань заставлять меня чувствовать себя бесполезной.

Мы вместе заключили этот брак по расчету. Мы оба знаем, что в нем нет любви, но мы можем терпеть друг друга или хотя бы признавать существование друг друга. Мне просто нужно, чтобы кто-то выслушал меня. Камари может сделать очень многое, а с ее плотным графиком она не может быть рядом каждую секунду моей жизни.

И вот я здесь, натягиваю на лицо улыбку для Ремо. Улыбку, которая исчезает по кусочкам.

— Спасибо. Ты должен извиниться за меня перед Изабеллой. Мне сегодня нужно бежать, и я не могу это есть. Я сама доеду до работы.

Кивнув Ремо и не обращая внимания на его растерянный взгляд, я разворачиваюсь и выхожу на улицу.

Он хочет провести матч для СМИ. Он хочет пойти со мной на площадку для СМИ. Он не мог просто солгать или остановить предложение, прежде чем произнести эту часть.

Может быть, мне это не нравится. Может быть, я ищу любовь в стольких углах, что мне уже некуда смотреть.