Следствие ведет блондинка (СИ)

Глава 12

— Почему анекдоты про блондинок такие короткие?

— Чтобы мужчины их поняли!

(Из сборника анекдотов)

Тамара вяло болтала ложечкой в чашке с паршивым кофе, безучастно глядя на зеленую стену, испещренную мелкими трещинками, и усиленно всхлипывая, пытаясь подавить снова нахлынувшие слезы. В принципе, бурый напиток, который продавался в заводской столовой по десять рублей порция, никакого отношения к кофе не имел, да и не являлся причиной ее душевного дисбаланса. Причина эта в лице угрюмого Андрея Сазонова уже утащилась с завода, скорее всего, поспешив направить свои стопы к обожаемой «Ласточке», с которой он так нежно ворковал по телефону. Тамаре было обидно. Ну, почему она — та, которой еще в школе прочили если не блестящую карьеру топ-модели, то уж непременно широкую дорогу крупного финансиста, не только вынуждена сидеть в столовке какого-то мясокомбината, так еще и на личном фронте иметь сплошное фиаско. Когда же и под ее ногами расцветут розы? Она красива, умна, обоятельна, не говоря уже о трех языках, которые знает в совершенстве и красном дипломе Финансовой Академии. Что же происходит, если такие девушки как она перестали котироваться? Ведь все мужчины, которые ей нравятся, либо уже женаты, либо собираются совершить этот преступный акт в ближайшем будущем. Роман Славцев — партнер их предприятия, владелец компании «Мяспромтрест» женат на какой-то рыжей дуре, и любит ее настолько беззаветно, что даже не смотрит на других женщин. Красавец Антон Петрович Рубанов — директор банка, с которым работает комбинат, обручен с девушкой, похожей на мышонка-переростка. Вовик Эрмах, который таскал ее портфель в третьем классе, стал ведущим популярной телепрограммы и теперь даже не смотрит в ее сторону. А ведь какие надежды подавал в третьем классе…

Тамара вздохнула и залпом проглотила кофе, который в эту минуту показался ей уж слишком соленым. Вот судьба снова поманила ее красивой оберткой. Она как дурочка развернула ее, предвкушая найти внутри вкусную конфету — и опять облом. Оказалось, что и Андрей Сазонов — в общем-то, не слишком яркий вариант, и тот уже сюсюкается с какой-то девицей по мобильному. А как же она? Она, Тамара — девушка с миллионом достоинств. Почему она опять осталась одна? Почему уже года три ее никто ни разу не пригласил выпить кофе где-нибудь подальше от заводской столовки? Что, все приличные мужчины уже разобраны? И ей остается надеяться на водителей-частников, услугами которых она хоть и нечасто, но пользуется. Может быть, кто-то из них окажется одиноким? Хотя… есть еще этот придурок курьер Федя. Уж он-то точно не прочь приударить за ней. Но лучше уж она останется старой девой, чем примет ухаживания такого, с позволения сказать, кавалера.

— Ну и жара! Привет! — рядом с ней плюхнулась Шурочка из бухгалтерии.

Она со стуком поставила поднос на стол и принялась разбираться с тарелками, — Предлагаю бесплатный аттракцион, — усмехнулась она и понюхала нечто на тарелке, больше напоминающее еду уже бывшую в употреблении, — Поедание очевидной отравы. Оголодавшая бухгалтерша творит чудеса. Ест дерьмо и не помирает.

— Поосторожнее с такими шуточками на нашем заводе, — Мрачно предупредила ее Тамара, — Учитывая, что уже третий труп…

— Что ты говоришь?! — изумилась Шурочка, — Уже третий? И кто же на этот раз?

— Охранник Васнецов.

— Да? — она закинула голову, — Что-то не припомню такого.

— Ходил такой, плечистый, коротко стриженный…

— Господи, да они все на одно лицо. И кто же его… того? — она помешала ложкой в супе розового цвета и поморщилась.

— Следствие пока не пришло к окончательным выводам. Васнецова нашла Марго со своим новым хахалем.

— Да ты что?! И какой он?

— Какой, какой… — Тамара тоже поморщилась, — Как может выглядеть человек с дыркой в голове. Как вспомню, прямо мурашки по коже.

— Да ну тебя! — отмахнулась Шурочка, — Я тебя про хахаля спросила. У Марго всегда такие мужики… — она мечтательно закатила глаза, — Лики, хоть на стенку вешай. И молись.

— Ну, и этот такой же.

— И где она их только находит! — Шурочка облизала ложку, разочарованно оглядела дно опустевшей тарелки и перевела алчущий взгляд на котлеты, — Хотя с ее внешностью это, наверное, нетрудно.

Тамара подумала, что дело тут не во внешности. На ее внешность, которая ничем не уступает внешности Марго, красавцы что-то не слетаются, как мухи на мед. Да и Шурочка явно не задумывалась над тем, что говорит. Вот взять хоть ее, к примеру: долговязая, длинноносая, не семи пядей во лбу, волосенки редкие во все стороны торчат, одета как модель фабрики «Большевичка», а ведь при муже. Да при хорошем муже, кстати. Муж у нее спортсмен — известный баскетболист. И живет она с ним душа в душу. И если бы не ее отчаянная боязнь стать тупой домохозяйкой, она могла бы вообще не работать.

— А у нас в отделе такой переполох! — Шурочка уже скакнула на наболевшую тему, — Явился этот немецкий хер и давай орать на нашего Петра Семеновича. Мол, сделай мне отчет о входе и выходе мяса по колбасному цеху. Петр Семенович, аж, весь затрясся. В конце концов, у главного бухгалтера предприятия есть дела поважнее, чем рассчитывать мясо одного цеха. А этот хер все гнет свою линию. И уже чуть ли не обвиняет наш отдел в краже, представляешь?! Ну, кончилось тем, что Петр Семенович взорвался, собрал нас и устроил показательную взбучку. Теперь вот сидим, сверяем счета по всем цехам.

— И чего там по колбасному? — без энтузиазма поинтересовалась Тамара, понимая, что Шурочка все равно расскажет историю до конца.

Та пожала плечами:

— Херр Шульц настоял, чтобы колбасный цех пересчитывал сам Петр Семенович. Такой, зараза, дотошный. Орал, что выведет всех на чистую воду… Интересно, как он это делать собирается. В бумагах все чисто. Мясо, по последней проверке и входит, и выходит тютелька в тютельку. А та несчастная колбаса, которая ему показалась неправильной, ее-то ведь нет уже… Увезли с завода. В общем, занимаемся мартышкиным трудом. Ежу ведь понятно, что если и были какие-то кражи при выработке, то люди-то не дураки ими занимались. Видя такую проверку, они теперь вряд ли станут рисковать.

— Наши люди всегда на авось рассчитывают, — усмехнулась Тамара, — А, кроме того, я слышала, что херр Шульц образцы колбасы у себя дома хранит. Так что не все еще потеряно.

— Да брось ты! Он что совсем того? — она выразительно крутанула пальцем у виска.

— Он немец, — усмехнулась Тамара, — Так что от него еще и не такого можно ожидать.

— Н-да… — глубокомысленно изрекла Шурочка и залпом выпила компот. После чего резво подскочила, едва не опрокинув и стул, и стол, — Все, побегу. А то наш главбух меня на части порвет. Он после разговора с этим немецким придурком, на людей кидается. Руслана — его секретарша, кофе ему без сахара принесла, так он чуть чашкой в нее не пульнул. Так нервы у старика расшалились. Умеет заморский хер душу из людей вытрясать. Одно слово — оккупант! Вот скажи ты мне: на хрена наши деды не добили их под Сталинградом? Теперь они в Москву пролезли, и мозги нам тут полощут — мирным жителям!

С этими словами она стремительно удалилась, чуть не снеся на своем пути вошедшего в столовую следователя Изотова.

Тамаре, при его появлении, тоже захотелось исчезнуть. Тем более что, увидав ее, он тут же направился в ее сторону, даже не завернув к буфету.

— Кофе пьете? — поинтересовался он, некрасиво заглянув в ее чашку.

— Здесь это называется кофе, — проворчала секретарша и показательно сняла сумочку со спинки стула, — Только я уже ухожу.

— Жаль, — искренне огорчился он, — А я надеялся, что вы составите мне компанию, — он присел напротив, сдвинул на край стола грязные тарелки, оставленные Шурочкой, и глянул на нее тем самым проникновенным взглядом, которым в совершенстве владеют следователи, — Хотя если быть откровенным, я искал вас, чтобы поговорить.

— По душам, — съязвила Тамара.

— Ну, можно и по душам, — усмехнулся он, — Вы хорошо знали Васнецова?

— Я? — искренне удивилась секретарша, — Да я его впервые увидела уже… — она замялась, но, так и не подобрав нужного выражения, совсем решила не продолжать.

— Понятно, — кивнул следователь, — А Лютикова?

— Слушайте, — она стиснула ручку сумочки, — я работаю в приемной директора комбината. Такие люди как Васнецов или Лютиков не являлись постоянными посетителями Тимофея Петровича. Кстати, и китайца того я тоже не знала. Так что, если вы решили порасспросить о личной жизни каждого из убитых, вам лучше обратиться к людям, которые их хотя бы в лицо знали.

— Обязательно это сделаю, — невозмутимо заверил ее Изотов, — Но по опыту я знаю, что секретарь начальника — это если не первый, то уж точно второй человек на предприятии, которому все обо всех известно. Вот я и решил обратиться сразу к компетентному, так сказать, работнику. Кроме того, вы выглядите такой расстроенной…

— Думаете, я Васнецова оплакиваю или Лютикова?

— В общем-то, это не является уж таким преступлением, — тихо пробормотал следователь.

— У меня проблемы личного характера, — Тамара поняла, что вот теперь ей не удастся удержать слез, а потому порывисто вскочила со стула, — И вам о них знать вовсе не обязательно!

С этим она понеслась вон из столовой, чувствуя на спине пристальный взгляд следователя.

«Теперь он подумает, что это я всех убила!» — скользнуло в мозгу несчастной секретарши.

***

— Я тебе так скажу, — Рубцов сделал внушительную паузу, во время которой, успел взять со стола мобильный телефон Тимофея, — Вся эта история с ажиотажем вокруг Гусарской колбасы мне не нравится.

— Покажи того, кому нравится, — проворчал старший Тарасов, не сводя взволнованных глаз со своего телефона в руках начальника службы безопасности.

Тот повертел телефон, раскрыл, нажал несколько кнопок и усмехнулся:

— Надо же, а номерочки все-таки хранишь.

— Какие номерочки?

— Лиза, Катя, Маша… ты их хоть помнишь?

Тимофей болезненно поморщился.

— Н-да… — разочарованно протянул Рубцов и пульнул телефон в корзину для мусора, — Просто удивительно, до чего человека может работа довести.

— Ты там что-то про колбасу начал, — Тарасов выполз из своего начальственного кресла, дотянулся до корзины и, выудив из нее телефон, сунул его в карман пиджака.

— Ну, начал, — Рубцов уже вертел в руках пепельницу.

— Так вот и продолжай. И поставь, ради Бога, инвентарь на место. Я уже замучился вытягивать ценные вещи из корзины.

Рубцов покрутил пепельницу перед глазами, испустил тяжкий вздох и поставил на стол:

— Ты же знаешь, моторика способствует моему мыслительному процессу.

— Пока не заметил, — буркнул Тарасов, — Метаешь в мусор что ни попадя, а толку — ноль. Три трупа на заводе, следователь достал, а мы в своих измышлениях с места уже второй день сдвинуться не можем.

— А ты послушай, — Рубцов присел на край его стола.

Тимофей скорее инстинктивно отодвинул подальше от него хрустальное пресс-папье, которое его отцу презентовал какой-то видный австрийский промышленник. Пресс-папье было выполнено в виде сардельки, и вся семья Тарасовых этим подарком неизменно восхищалась. Ванька даже завидовал, что отец оставил столь ценную вещь старшему брату. Хотя, если к данному предмету подходить с эстетической точки зрения, то хрустальная сарделька выглядела редкой пошлятиной.

— Черт с тобой, прячь все ценные вещи, я подожду, — неожиданно обиделся начальник службы безопасности.

— На возьми, — Тимофей мужественно сунул ему в руки хрустальную сардельку, — Будешь продолжать?

— Я хотел сказать, — Рубцов внимательно рассмотрел пресс-папье и с неожиданным стуком опустил на стол, — Надуманной выглядит эта погоня за Гусарской колбаской!

Тарасов вздрогнул и уставился на собеседника:

— В каком смысле?

— Да во всех! Суди сам: нашему уважаемому херру Шульцу, вдруг, подчеркиваю, вдруг, ни с того ни с сего пришла блажь проверить вход и выход мяса и прочих компонентов колбасы. Тебе не приходило в голову, с чего бы?

— Вероятнее всего с того, что он главный технолог.

— Точно! — Рубцов еще раз шарахнул хрустальной сарделькой по столу,

— Сколько он работает на заводе? Три года без малого? И ни разу ему подобные идеи в голову не приходили. Работал себе человек работал, и вдруг, бац, проснулся посреди ночи и думает, дай-ка я завтра в бумагах поковыряюсь. Так что ли?

— Ну… — неуверенно протянул Тимофей и развел руками.

— Вот тебе хоть раз приходили в голову подобные идеи?

— Время от времени я задумывался над проверкой…

— Именно Гусарской колбасы?

— Почему именно Гусарской? — удивился директор предприятия.

— Да потому что только с этой колбасой возникли проблемы. И надо же какая удача, именно с нее и начал свою проверку наш немецкий херр.

— Я что-то пока не понимаю, к чему ты клонишь, — признался Тимофей.

— А я пока выводов не делаю. Давай дальше. Значит, закрутилось дело с колбасой, а на следующее утро у нас на заводе возник труп китайца, к которому мы имеем херра Шульца с разбитой мордой, разгром в его кабинете и его же истерику. Плюс к тому еще два трупа: Лютиков и Васнецов, Гусарская колбаса, якобы похищенная из лаборатории и, о, удача! Снова возникает херр Шульц с тем, чтобы объявить, что он припрятал остатки этой же чертовой колбасы в своем холодильнике. И это я еще не говорю, о халате нашего немца, который кто-то напялил на мертвого китайца.

— И как ты это все связываешь? — перешел на шепот старший Тарасов.

— Фу… — Рубцов выпустил воздух из легких и измученно проговорил, — Спроси что-нибудь полегче. Пока не знаю как, но связано. Я чувствую, что связано.

— И ради этой лабуды, ты швырнул мой мобильник в корзину, да еще чуть пресс-папье не расколошматил! — возмутился Тимофей и, отобрав у Рубцова хрустальную сардельку, сунул ее в ящик стола.

Тот встал и заходил по кабинету, вдоль стола для переговоров.

— Херр Шульц последнее время ведет себя вызывающе. Я даже не беру во внимание его выходки с колбасой, но то, что он вечно встревает в разговор со следователем, и уж, прости, пожалуйста, несет всякую чушь о твоей виновности, это просто переходит всякие границы. Складывается ощущение, что он намеренно вносит смуту, пытаясь запутать всех и вся.

— И на хрена ему это нужно? — вяло поинтересовался Тарасов.

— Конкретно ему — не знаю. Но я знаю одно, когда человек пытается запутать следствие, у него есть на то веские причины. Да если бы ему представилась возможность заглянуть к тебе в сейф, он бы орал на всех перекрестках, что это ты застрелил и китайца, и Лютикова, и Васнецова.

— Я?! — округлил глаза Тимофей, — С чего бы ему так орать?!

— А пистолет, который там храниться, забыл? Может быть, ты и марку не помнишь, так я тебе скажу: ТТ лежит в твоем сейфе.

— Что?! — Тимофей подпрыгнул в своем директорском кресле, едва не вывалившись из него. Спасли подлокотники, в которые он вцепился с такой силой, что пальцы его побелели.

— А ты действительно не помнишь? — Рубцов перестал бродить по кабинету и, склонив голову на бок, внимательно посмотрел на босса.

Тот с поразительной быстротой вскочил и начал с шумом выдвигать ящики стола, лихорадочно их обшаривая.

— Сейф отцовский, — бормотал он, не прекращая своего занятия, — Сейчас я вспомнил, что он говорил что-то о подарочном пистолете. Но, как ты понимаешь, ни пистолет, ни бутылка отцовского бренди мне ни разу не пригодились. А это, насколько я знаю, все, что он там хранил. Черт! Где же ключи? — Он поднял голову к двери и отчаянно крикнул, — Тамара! Тамара!

Рубцов подбежал к двери и, распахнув ее, тоже закричал:

— Тамара!

Хотя с той же силой и теми же интонациями кричат скорее «Пожар!».

Что-то скакнуло в груди у начальника службы безопасности, что заставило его прийти в дикое волнение. И это что-то уже через секунду осело в голове уверенностью: «Пистолета в сейфе больше нет!».

Испуганная секретарша предстала на пороге.

— Ключи! — проорал Тарасов, — Где ключи?!

— К-ключи? — пискнула девушка, — К-какие ключи?

— От сейфа ключи! Где они?! — Тарасов с силой задвинул ящик.

По кабинету разнесся характерный стук, от которого Тамара зажмурилась.

— Ну?! — выдохнул ей в лицо Рубцов, — Соображайте быстро!

— Это же ключи от вашего сейфа, — слабо пробормотала она.

— Совершенно верно! — кивнул Тимофей, — Где они?

— Так вам виднее… — секретарша побледнела, — Я не знаю, где вы их храните.

— Превосходно! — Тарасов рухнул назад в кресло и поднял больные глаза на девушку, — А отец мой их где хранил?

Та, хлопая испуганными глазами, пожала тонкими плечиками.

— Идите, Тамара, — Рубцов бесцеремонно развернул ее, выставил за порог и прикрыл дверь. После чего он глянул на приятеля и тихо проговорил, — Звони отцу. Вопрос-то не терпит отлагательств.

Тимофей послушно взял мобильный и, набрав номер, долго ждал. Наконец, ему ответили.

— Здравствуй папа, это я, — попытка затмить откровенный ужас в голосе доброй порцией бодрости успехом не увенчалась. Отец тут же почувствовал неладное, — Да ничего не стряслось, — как мог успокоил его Тарасов.

Рубцов поморщился, наблюдая за жалкими попытками директора казаться чертовски уверенным в себе.

— Все прекрасно, готовимся к совету акционеров. Нет, ну что ты! Все замечательно! Я просто хотел узнать, тот сейф у тебя в кабинете, от него ключ есть? Да вот хочу им воспользоваться, кое-какие бумаги положить. Ну, и некоторую сумму денег тоже. А ключа найти не могу. Уже весь кабинет перерыл. Вот представь себе, ни разу не открывал с момента своего, так сказать, назначения. Где? — Тимофей повернул голову и озадаченно уставился на стеллаж, — В вазочке? Ключ от сейфа в вазочке? Нет-нет, я не удивлен… Я посмотрю обязательно. Пока пап. До скорого.

Он отключил телефон, подошел к стеллажу, взял небольшую вазу, выполненную в зловеще китайском стиле, и перевернул ее. Ключи, звякнув по фарфору, вывалились ему на ладонь.

— Никогда бы сам не допер, — проворчал Тимофей и, поставив вазу на место, подошел к сейфу, — Как можно хранить ключи от сейфа в вазочке. Он бы еще под коврик сунул.

— Хоть бы и так, — несколько облегченно заметил Рубцов и тоже приблизился к сейфу, — Во всяком случае, у нас есть надежда, что этот ключ никто до тебя не нашел.

Тарасов сунул ключ в замок, повернул положенное количество раз и открыл тяжелую дверцу. Надежда Рубцова рассеялась как сигаретный дым, потому что пистолета в сейфе не было.

***

Главбух предприятия Петр Семенович Барсуков дрожащей рукой капал валерьянку в чашку с горячим чаем, заботливо поставленным перед ним секретаршей Русланой. Другой рукой он прижимал мобильный телефон к уху.

— Я вам в который раз повторяю, дело приняло совершенно неожиданный оборот. И я не в силах вести его дальше. Эти чертовы образцы возникают с завидным постоянством. Сначала в лаборатории, теперь вот выяснилось, что этот чертов немецкий хер хранит их у себя дома. Мы никогда не разгребем это дерьмо! Мы вляпались в него по уши! Что?

Он судорожно вдохнул и слабо повторил за своим собеседником:

— Я вляпался?! Но ведь… О, Господи!

На другом конце отключились. Семен Петрович сначала посмотрел на телефон, потом перевел тоскливый взгляд на бутылек с валерьянкой. После чего оба предмета поставил на стол, а освободившимися руками обхватил лысеющую голову.

«Как он мог сотворить такое! Как он мог?! Он, человек уже далекий от романтического возраста, в котором еще объяснимы подобные выходки! Он почти старик, а мотался по Москве с чужим пистолетом, он хотел застрелить херра Шульца! И ради чего?! Ради того, чтобы его вот так грубо предали?! Он остался один на один со своими преступлениями и со своим неминуемым наказанием. Которое непременно заявится в лице хмурого следователя Изотого. А он уже бродит по заводу, и рано или поздно догадается, на ком сходятся концы всех нитей».

Семен Петрович вздохнул и взял трубку рабочего телефона. Он еще повздыхал какое-то время, затем набрал номер.

— Вася, — почти ласково проговорил он в трубку, — Зайди ко мне, пожалуйста. Есть разговор.

***

— Если позвонить отцу и спросить про пистолет, он точно заподозрит неладное, — Тимофей сел на край стола для переговоров и, по обыкновению, тоскливо уставился в окно, — Он примчится на завод, а когда примчится, то вся картина повергнет его, мягко говоря, в шок.

— Странно, что твой братец ему еще ничего не разболтал, — Рубцов примостился рядом.

— Можно подумать, ты Ваньку не знаешь. Он король эффектных выходов. Бережет сенсацию для совета акционеров. Я подозреваю, он уже заготовил речь минут на сорок, после которой у меня едва хватит времени собрать свои вещички прежде, чем меня с позором выставят из этого кабинета.

— Глупости! — отмахнулся Рубцов, — Что у него есть? Странная история с кражей мяса на Гусарской колбасе, которая теперь настолько бездоказательна, что о ней и говорить-то стыдно.

— А трупы?

Начальник службы безопасности пожал плечами:

— Даже если их застрелили из твоего пистолета, то твоих отпечатков на нем нет.

— Наверное, есть… — Тарасов вздохнул.

— Что значит есть?

— Ну… — Тимофей сделал неопределенный жест рукой, — Когда-то же я его держал в руках. Я всегда знал, что у отца есть пистолет. Только вот последнее время как-то подзабыл. А раньше, мы с Ванькой даже стреляли из него по консервным банкам. Постой! Да ведь совсем недавно! На даче дело было, около года назад.

— Это еще не доказательство твоей причастности к убийствам. Как я понимаю, на этом пистолете свои пальчики оставили все члены семьи Тарасовых. Так что тебе не о чем беспокоиться.

— Ага, кроме одного: пистолет хранился в моем сейфе, а теперь его там нет.

— Так, давай еще раз по порядку. Что у нас есть…

— Легче сказать, чего у нас нет, — проворчал Тимофей, — Вот пистолета, к примеру, у нас уже нет.

— Да и хрен с этим пистолетом! Нам надо разобраться во всем остальном.

— Я ни о чем остальном думать теперь не могу, — пожаловался старший Тарасов, не сводя глаз с одинокой осины за окном, на которую он еще два дня назад мечтал свалиться, чтобы временно избавить себя от подступающего совета акционеров. Как же тогда все еще было хорошо. Единственной проблемой в его жизни являлась недосдача мяса. А теперь, вот, к трем трупам прибавился еще и пропавший пистолет. И его владелец готов был поклясться на чем угодно, что именно из этого пистолета застрелили всех троих. Иначе, зачем его красть из сейфа? Не развлечения же ради.

— Что у нас есть по колбасе? — вопросил Рубцов и, схватив карандаш, сунул его за ухо.

— Ни хрена у нас нет, кроме воплей херра Шульца, — проворчал Тимофей.

— Вот! — наставительно произнес начальник охраны и сунул второй карандаш за второе ухо. Теперь он походил на чрезмерно усердного клерка. Не хватало только черных нарукавников и очков на носу, — Была ли кража или не было, нам все на пользу.

— Да что ты говоришь?! — директор перевел удивленный взгляд на начальника службы безопасности.

— То, что нужно, — уверенно продолжил тот, — К примеру, кража была, и наш немецкий хер ничего не придумал. Как вывезти мясо с завода? Ведь это практически невозможно. Рано или поздно у кого-нибудь возникнут вопросы, куда это вывозят сырье, так?

— Ну?

— Другими словами, мясо без проблем можно вывезти только в одном виде — как продукцию. А тут уже все проще.

— Подожди ка, — оживился Тарасов, — Если кража была в колбасном цехе, да на Гусарской колбасе, то проще всего немного исправить рецепт и выпускать больше этой самой колбасы. А излишки пихать налево, так?

— А я о чем говорю! — воодушевился Рубцов, — но пихать налево с завода тоже не так-то просто. Каждая партия грузится на машины, у водителей есть накладные. А уж водители развозят продукцию согласно накладным — по заказчикам. Машина с колбасой без всяких бумажек просто так выехать с завода не может. Охрана не выпустит. Каждая накладная проходит через заводскую бухгалтерию. Там же хранятся договоры с заказчиками. Ты помнишь всех заказчиков, с которыми у тебя договоры на поставку Гусарской колбасы.

— Ты спятил? У меня же голова, а не пентиум. Но это легко узнать: у Тамары в компьютере есть все исходные данные.

— Таким образом, у нас есть шанс проверить, была ли кража. Потому что если сверить заказчиков в компьютере твоей секретарши и накладные, копии которых есть в нашем отделе, то мы быстро вычислим левую компанию, куда вывозили колбасу. А дальше уже дело техники. Я перетрясу нашу уважаемую бухгалтерию и найду предателя, — с этими словами Рубцов победно взглянул на шефа, вытащил карандаши из-за ушей и метко пульнул их в корзину для мусора.

— А если все сойдется, и мы не обнаружим левую фирму? — усомнился Тарасов.

— Тогда будем действовать согласно плану Б: пойдем к херру Шульцу, возьмем его за грудки и будем трясти до тех пор, пока он не сознается, на кой хрен он устроил весь этот цирк с Гусарской колбасой.

— И чего мы сидим? — неожиданно вопросил Тимофей.

Как по команде, оба спрыгнули со стола и с призывным криком «Тамара!» понеслись к двери.

Секретарша не успела удивиться, потому что страшно испугалась, когда ее босс и начальник службы безопасности, одновременно вывалились в приемную с ее именем на устах.

***

Андрей Сазонов едва успел надавил на педаль тормоза. Его девятка, упершись в передние колеса застыла как вкопанная, а ведь могла бы врезаться в новенький бок уже летевшей через перекресток синей Ауди. Вот шуму было бы.

«За рулем надо думать о дороге, — озлобленно ругнул себя Андрей и покосился на красный глаз светофора, — А то размечтался, идиот!»

Но злость быстро улетучилась. Ругать ему себя было не за что. Ведь чувства разумом не вытеснишь. Куда же от них деваться, если они нахлынули волной и затопили все его существо по самую макушку. Тут можно силиться мыслить хоть о дороге, хоть о падении курса доллара — все одно — пустое это занятие. Мысли о ней из головы не уходят. И все другие становятся второстепенными.

Тамара! Это имя он повторяет уже два дня без остановки. Галку вон уже пять раз назвал Тамарой. Та злится и ехидствует, а он краснеет как рак каждый раз, когда попадает в такое глупое положение. Хорошо еще, что она не догадывается, что он не просто так произносит это имя. Что у этого имени есть прекрасная хозяйка, в которую он Сазонов, и это уже следует признать как факт, влюблен как самый сопливый из всех сопливых юнцов. И какая странная штука — эта любовь. Ведь виделись они всего-то дважды, и оба раза, мягко говоря, не в слишком романтической обстановке. Все-таки трупы не лучший фон для свидания. А вот, поди ж ты. Влюбился и все дела.

Девушка, конечно, стоящая. Такая, о которой он, можно сказать, всю жизнь мечтал. И красивая, и умная, и дерзкая, и не распущенная. Совершенство ни дать, ни взять! Эх, если бы при других обстоятельствах… Но что он может теперь, когда он преступник, и по его следам уже идет закон в лице следователя Изотова. Ведь сегодня — завтра он докопается до истины. И где тогда будет Сазонов вместе со своими неожиданно нахлынувшими чувствами? Правильно, в следственном изоляторе. Так что его задача пока затаиться, а не вытаскиваться на свет с ярко-полыхающей любовью в сердце. Не ко времени. Остается лишь надеяться, что Тамара дождется того счастливого времени, когда он сможет открыть ей свои чувства.