Следствие ведет блондинка (СИ)

Глава 16

Стоит на дороге BMW и не заводится. Сзади все машины сигналят. Из BMW выходит шикарная блондинка, подходит к водителю задней машины и говорит:

— Молодой человек, посмотрите, что у меня с машиной, а я пока вместо вас побибикаю.

(Из сборника анекдотов)

Андрей Нарышкин выключил ноутбук и потер виски. Он только что отослал отчет в контору, в котором так и не смог вразумительно объяснить, почему уклоняется от выполнения своих прямых обязанностей. Все, что он мог сказать, так это то, что идет в нужном направлении, ведомый дамой из того самого общества, в которое так стремится попасть. Еще немного, и он начнет по-настоящему работать. Ему явно не верили. Даже пригрозили, да так, что мало никому бы не показалось. А уж тем более не слишком уверенному в себе Нарышкину, который и поехал-то в Москву ради того, чтобы укрепить свои позиции на фирме. Вообще-то он не склонен был к авантюрам. А московское предприятие представляло собой авантюру чистой воды.

В дверь его номера постучали. Андрей тяжело поднялся, запахнул махровый халат и двинулся к двери. На полпути он замер и прислушался. События последнего дня говорили о том, что в Москве вообще-то следует быть осторожным и не бежать открывать дверь сразу же, как только в нее ткнется незнакомец.

— Ладно тебе, Андрэ! — прорычал за дверью голос на чистом французском, — Или тебе уже не нужен ошейник?

Нарышкин вздохнул. То, что Пьер Антони Фуарье явился к нему собственной персоной, ничего хорошего не сулило. Прибыв в Москву, они разделились, согласно разработанной еще в Париже схеме, решив работать поодиночке. У кого выйдет быстрее. Достижениями Пьера Антони на фирме были не довольны еще больше, чем его собственными. Конечно, это их уравнивает, но мало ли что…

Андрей подошел к двери и, открыв замок, распахнул ее, нарисовав на лице приветливую улыбку.

— Думал, хочу тебя убить? — вместо положенного пожелания доброго утра проворчал гость и решительно прошел в номер, — Хочу! Мало того, что мой трудовой день трудно назвать нормальным, так не было в моей жизни еще более дурацкой ночи! Я был вынужден пилить в аэропорт, ждать там до утра, а потом вызволять твой ошейник, который приперли самолетом из Парижа. Прекрасно проведенная ночь! И это в то время, пока ты спал, подлец ты эдакий! А ведь я тоже нашел себе классную красотку. И она готова была со мной на все, лишь бы я болтал на французском. Оказывается, местных баб заводит французская речь. Но в конторе решили, что этот дурацкий ошейник принесет больше дивидендов, чем вся моя растреклятая деятельность! Черт побери, Андрэ! Да ты просто везунчик!

После этой гневной тирады он протянул ему небольшой сверток. Нарышкин вскрыл плотную бумагу, вытащил из нее изумительной красоты аксессуар и, подвесив его на указательном пальце, внимательно рассмотрел.

— За такой подарок, она будет моей, — промычал он и закрыл глаза.

— Я понимаю еще, если бы она для себя попросила какую-нибудь цацку, но выполнять прихоти ее собаки… по мне — это уж слишком, — Пьер Антони плюхнулся в кресло, схватил со стола бутылку бурбона, откупорил ее и ополовинил залпом.

— Ты ее не видел… — мечтательно пробормотал Нарышкин.

— Собаку-то! — гость хрюкнул, подавившись бурбоном, — Неужели настолько хороша?

— Не собаку, а ее хозяйку, — педантично поправил Андрей.

— А ты познакомь. Может я проникнусь такой же страстью, и, наконец, пойму, какого хрена я провел столь отвратительную ночь в аэропорту.

— Вот это вовсе не обязательно, — Нарышкин поспешно сунул ошейник в карман халата.

— Ну, и иди ты ко всем чертям! — Пьер Антони стукнул опустошенной бутылкой по столу и, кряхтя, поднялся, — На сегодня я пас. Пойду спать.

— Исходя из ситуации, это, пожалуй, даже лучше, — осторожно заметил Андрей.

***

— Вот те бабушка и Юрьев день! — с этими словами Рубцов вошел в кабинет Тарасова и повалился на один из стульев у стола для переговоров.

— Кого ты в этом кабинете назвал бабушкой? — прохрипел Тимофей, продолжая усиленно растирать виски, то есть заниматься тем, чем занимался уже около часа вплоть до появления начальника службы безопасности.

Тот глянул на директора с неподдельной тревогой и протянул:

— У… Да на тебе лица нет? Что еще приключилось?

— Можно подумать за последние три дня приключилось недостаточно, чтобы довести человека до нервного срыва, — проворчал Тарасов и зажмурился. Головная боль не отступила ни на йоту. Мозг внутри черепа саднило так, словно накануне он выпил три бутылки паленой водки, не закусывая, и теперь страдает жутчайшим похмельем. Впрочем, подобное сравнение Тимофей мог сделать разве что умозрительно, поскольку он всегда потреблял качественные спиртные напитки, и весьма умеренно.

— Но еще утром ты был вполне жизнеспособен. Что же явилось последней каплей?

— Марго провела селекторное совещание, — простонал страдалец, — Она начала с того, что «как арт-директор предприятия просто вынуждена настаивать на разработке новой концепции нашей продукции». Кроме того, она считает, что реклама без ее участия — просто лишняя трата денег. А форма наших колбас не способна заинтересовать покупателей. Она полагает, что колбаса с треугольным сечением будет лучше продаваться.

Тимофей вздохнул и принялся тереть виски с удвоенной силой.

— Скажи спасибо, что она не помнит, что такое ромб и шестиугольник, — хохотнул Рубцов, — А что ответили на это остальные участники совещания?

Тарасов поднял на него больные глаза:

— Ты что Марго не знаешь? Она же не дала никому и слова вставить. От ее трескотни голова до сих пор кругом идет. Был бы херр Шульц, он бы смог ей ответить. Кстати, не нашли его?

— Ни по одному телефону не отвечает. Мобильный отключен, домашний отзывается тоскливыми длинными гудками. Но это и понятно. Я послал одного из своих ребят к нему на квартиру. Так там, оказывается, уже сидит засада из оперов.

— Ну, я не знаю… — грустно пробормотал директор предприятия, — Если у него в квартире труп, может и его… не дай Бог, конечно…

— Я поднял все свои связи. Так что, если найдут труп похожий на нашего немецкого херра, я об этом узнаю первым. В больницах и в отделениях его нет — это я уже сейчас могу сказать. Из Москвы не вылетал и не выезжал на поезде, — Рубцов пожал плечами, — В общем, пропал человек.

— Странная какая-то история, — Тарасов хмыкнул, — Прямо начинаешь думать, что Марго не так уж и не права, говоря о шпионском заговоре. А чего ты приперся-то?

— На тебя посмотреть, — весело огрызнулся Рубцов, но потом, вспомнив цель своего визита, нахмурился, — Наши неприятности продолжаются.

— Какая радостная новость! — невесело улыбнулся Тимофей, — И что на этот раз?

— Труп в квартире немецкого херра. Его опознали, и им оказался некий Василий Постригаев — технолог колбасного цеха нашего предприятия.

— Уй ты блин! — взвыл директор, — Ну, чего же они все мрут и мрут на мою голову!

— Вопрос в другом, — продолжил Рубцов, словно не заметив, что начальник находится в начале истерики, — Что этот парень делал в квартире херра Шульца? Ну, и конечно, кто его там убил?

Тарасов перестал подвывать, внимательно посмотрел на собеседника и перешел на полушепот:

— Ты намекаешь, что это херр Шульц?

— Вообще-то, его отсутствие довольно красноречиво говорит не в его пользу, — Рубцов почесал затылок и за неимением на столе ничего, что он мог бы сунуть за ухо или в рот, пощелкал пальцами, — Может он настолько ретиво решил защищать образцы своей треклятой колбасы, что пошел на крайние меры…

— Дурь какая-то…

— Для нас — да, а кто его знает, этого немца… Кстати, колбасы в его холодильнике нет. Я специально интересовался у следователя, который ночью обещал мне оказывать всяческое содействие. После того, как я избавил его от Марго, он мой лучший друг.

— Подожди… — Тарасов забыл о головной боли, — Ты полагаешь, что этот … как его…

— Постригаев, — напомнил начальник службы безопасности.

— Что этот Постригаев решил выкрасть колбасу из холодильника херра Шульца. То есть Постригаев и есть тот самый человек, который на протяжении полугода крал мясо из колбасного цеха?

— Я бы сказал это совершенно определенно, если бы его не убили.

Какое-то странное чувство у меня. С одной стороны все, вроде бы, говорит о том, что Постригаев является центральным персонажем преступной схемы. Во-первых, он элементарно мог изменить рецепт. Он же технолог, да еще в том самом колбасном цехе. Во-вторых, в случае его виновности, ему одному было не выгодно расследование херра Шульца. И уж, конечно, он желал избавиться от всех образцов криминальной колбасы до ее лабораторного анализа.

— Ну?

— Что ну?! Не вяжется кража мяса с убийствами. Не вяжется в моей голове и все. Не те это преступления, чтобы убивать направо и налево. Лаборант Лютиков, который собирался делать анализ колбасы, охранник Васнецов, теперь вот Постригаев — три трупа! Китаец еще… Глупость какая-то получается. К тому же, если и предположить, что абсурд возможен, то допустим, Постригаев хотел завладеть образцами колбасы, которые херр Шульц сдал в лабораторию. Допустим, он убил Лютикова и Васнецова, который попался ему под горячую руку аккурат в момент совершения преступления. Это еще все-таки логично. Но кто убил самого Постригаева?

— Постригаев не мог в одиночестве и делать колбасу, и сбывать ее так чтобы этого никто не заметил. Как минимум у него есть сообщник в офисе, — нахмурился Тимофей, — Вот этот сообщник и заметает следы.

— На хрена? — удивился Рубцов, — Зачем сообщнику убивать Подстригаева, да еще в квартире херра Шульца? Постригаев явился туда, чтобы забрать образцы колбасы. Он бы их забрал, и концы в воду. И он, и подельник в шоколаде. Ничего доказать невозможно, следствие прекращено. На мой взгляд, убийство Подстригаева — бесцельная жестокость. Тем более, что парень совсем молодой. Ему еще и четвертака-то не стукнуло.

— Получается, что как ни крути, а херр Шульц замешан в деле… — тихо проговорил Тарасов.

— Крутить можно, как угодно, — проворчал Рубцов, — Замешан — не замешан… У меня в голове не укладывается, что убийства связаны с кражей мяса. Согласен, теперь и за кошелек с пятью рублями могут прикончить. Но это в подворотне. А тут такие странные убийства на пустом месте… словно кто-то стремится идеально чисто замести следы. Словно в будущее смотрит. Чтобы в этом будущем никто не смог подставить ему подножку, неожиданно вспомнив историю про кражу мяса. Ну, не глупость, а?

— Ну, а если херр Шульц…

— Да оставь ты его в покое, — в сердцах Рубцов саданул ладонью по стеклянной столешнице, — Ты можешь представить себе нашего немецкого хера, бегающего с пистолетом по ночам и мочащего всех направо и налево? И ко всему прочему, у него должен быть мотив для таких действий. На кой хрен ему красть те самые образцы, которые он так тщательно сохраняет для анализа? Ведь его задача, как раз вывести злоумышленников на чистую воду. Уж скорее тебя или меня можно заподозрить в том, что мы этим занимаемся. Кстати, Изотов, похоже, так и думает.

— А он все знает? Ну, про Подстригаева?

— Он уже рыщет по заводу, опрашивает всех, кого ни попадя. Нарыл вон, что Постригаев собирался покупать машину, и вообще последние полгода сорил деньгами. Жил, как говорится, на широкую ногу: казино, девочки, рестораны…

— Н-да… А что еще нарыл?

— Нарыл, что у нас хилое алиби.

— Что ты говоришь! — возмутился Тарасов, — Мы же полночи провели вот в этом кабинете! Ему этого мало?!

— А кто нас тут видел, кроме нас двоих, — парировал Рубцов.

— Ну… — директор развел руками и обескуражено заозирался по сторонам, словно надеялся узреть того, кто мог подтвердить его нахождение в кабинете. К сожалению, кроме молчаливых стен и означенного Рубцова в поле его зрения никто не попался, — А Марго со спутником? Они же приходили к нам, помнишь?

— Приходили, — издевательски подтвердил начальник охраны, — но, во-первых, Марго — хилый свидетель. Она всегда на твоей стороне и подтвердит все, что угодно. Во-вторых, она была в твоем кабинете не так долго. Она же не сидела с нами, а просто заходила. В общем, для Изотова наше алиби так себе.

— И, тем не менее, он пока не может нас арестовать, — в голосе директора прозвучала надежда, — Какое-никакое, а алиби есть. В конце концов, пока он не найдет свидетеля, который видел, как ты или я входили в подъезд херра Шульца незадолго до убийства Постригаева, ему рассчитывать не на что.

— Кстати, Постригаев был убит из того же ТТ.

— Ты это сейчас нарочно сказал?! — обозлился Тарасов, — Чтобы меня кондратий хватил?!

— Я констатировал факт, чтобы ты был готов ко всему, и не бледнел при появлении Изотова.

— Спасибо, я уже заранее побледнел. Так что пускай входит, я готов.

— Э… так дело не пойдет, — Рубцов встал и пошел в направлении к сейфу, из которого со вчерашнего вечера торчал ключ, — Самое время выпить папиного бренди.

— Еще лучше, — Тимофей откинулся на спинку кресла и устало закрыл глаза, — Я буду бледным и пьяным.

— Не пьяным, а слегка принявшим, — поправил его Рубцов и, открыв сейф, вытащил из него бутылку.

В этот момент селектор на столе директора ожил Тамариным голоском:

— К вам следователь Изотов.

— Но! — в один голос вскричали Тарасов и Рубцов. И оба вздрогнули при этом.

Большего они сделать не успели, так как дверь отворилась, и посетитель возник на пороге. Рубцов так и остался с бутылкой в руках.

— Уже пьете? — деланно изумился следователь, — Что-то рановато… учитывая обстоятельства.

— Какие обстоятельства? — еле внятно проговорил Рубцов, свободной рукой пытаясь закрыть дверцу сейфа у себя за спиной.

— Ну, я надеюсь, мы все осведомлены об этих обстоятельствах, — Изотов прошел к столу для переговоров и без приглашения сел на ближайшей к Тимофею стул.

«Плохой знак», — машинально подумал Тарасов.

— Кстати, доброе утро, — запоздало поздоровался он.

— Жестоко поминать доброе утро в этом кабинете, — буркнул Тимофей.

— Ну, господин директор, — миролюбиво улыбнулся ему следователь, — Не так все плохо. В конце концов, нам стало известно, кто стоял за кражей мяса. Это большой прогресс. Кстати, я напоминаю, что убитый Подстригаев целиком на вашей совести. Раскрой мы его вчера, он был бы жив.

Рубцов молча налил бренди в стакан и протянул директору. Тот, так же молча, выпил. После чего слабым голосом проговорил:

— Откуда нам-то было знать, кто крадет мясо. Все исходные мы вам выложили. И не нужно на меня вешать собственные промахи. В конце концов, это вы не раскрыли кражу мяса вчера.

— Хм… — Изотов сконфуженно потупил взор, явно не ожидая такого выпада в свой адрес.

— Хотите? — Рубцов помахал бутылкой в полуметре от его носа. Но следователь отрицательно мотнул головой.

— Поскольку Подстригаева все-таки кто-то убил, я склонен предположить, что он не был ключевой фигурой в краже, а являлся лишь исполнителем. Итак, господа, давайте вместе подумаем.

— Давайте, — с готовностью согласился Рубцов и, стремительно обогнув стол, сел напротив следователя.

— Кстати, пока мы еще не начали наш мозговой штурм, — Изотов хмыкнул и сделал паузу, которая Тимофею показалась зловещей. Как выяснилось спустя полминуты, не зря, — Ваш брат — Иван Тарасов упомянул о пистолете, который ваш отец хранил в этом кабинете. Вы не потрудитесь мне его представить.

Рубцов инстинктивно бросил взгляд на полураскрытый сейф и тут же воровато опустил глаза.

Тарасов понял, что мгновенно залился краской, но отступать было некуда:

— Он хранил его в сейфе. Однако теперь его там нет.

— Похвальная честность, — улыбнулся следователь, — Учитывая ваше прежнее поведение, когда из вас и слова-то вытащить не получалось. И что вы думаете о пропаже пистолета, кстати марки ТТ?

— Я думаю? — хмуро изумился Тимофей, — Я еще не думал над этим. Пистолет принадлежит отцу. Он мог его забрать с собой, когда уступал кабинет мне. Согласитесь, довольно странно хранить оружие в сейфе, который тебе больше не принадлежит.

— Вот и я так подумал, — радостно сообщил Изотов, — Именно поэтому я позвонил вашему отцу и поинтересовался, что он сделал с пистолетом. Знаете, что он мне сказал?

Тимофей почувствовал, как каждую клеточку его организма пронзил электрический заряд надежды. Тем не менее, он нашел в себе силы спросить ровным голосом, как подобает директору крупного предприятия и видавшему виды бизнесмену:

— Понятия не имею. Мы с ним на эту тему не разговаривали. И вообще, про пистолет я как-то забыл.

— Какая избирательная забывчивость, — посетовал следователь, — Ваш отец ответил мне, что пистолет он оставил в сейфе, поскольку тот ему как-то совсем не нужен, а дома у него сейфа нет. И что он предупреждал вас об оружии, когда передавал дела и этот вот кабинет. Ну, что вы на это ответите?

Тарасова охватила страшная вялость. Он развел руками, не найдя нужных слов.

— Давайте взглянем на вещи не предвзято, — неожиданно встрял Рубцов, — Допустим, господин директор не помнил о пистолете, который хранится в сейфе. Я вам скажу больше, он вообще не знал, где ключ от этого сейфа. И если вы еще раз потревожите его отца, он подтвердит, что вчера днем, Тимофей Петрович звонил ему и спрашивал, где ключ. Иными словами, он не мог воспользоваться этим оружием. А вот кто его вытащил из сейфа — это вопрос.

Изотов нехорошо усмехнулся:

— Для начала вы сами сказали «допустим». Но если не допускать ничего такого, то, выходит, что Тимофей Петрович мог прекрасно знать и про ключ, и про пистолет. А потому мог им пользоваться сколько угодно. К тому же он вполне мог разыграть сцену со звонком.

— У вас задача представить меня серийным убийцей? — вяло поинтересовался Тарасов, и вдруг сцена эта показалась ему жутко смешной.

Еще неделю назад он был весьма успешным директором крупного предприятия. Теперь у него в кабинете сидит следователь, который пытается обвинить его в массовых убийствах. Он неожиданно для всех громко и искренне расхохотался.

Изотову было не до смеха. Он прекрасно понимал, что Тарасову нет резона убивать работников завода. Тем более, когда он в состоянии наказать их своими методами. Уволить, к примеру. В конце концов, он был согласен с Рубцовым, что кража мяса — еще не повод для массовых убийств. Но сыскное чутье ему настойчиво твердило, что нити преступления нужно искать именно в этом кабинете. А сыскное чутье его еще никогда не обманывало.

***

Андрей Сазонов вытер руки и, бросив полотенце на разделочный стол, сунул их в карманы. Чтобы подчиненные не видели, как они трясутся. Однако, те все равно с недоумением уставились на начальника. Где это видано, чтобы он аккуратист, ратующий за неукоснительное соблюдение норм гигиены в цехе, бесцеремонно кидал нечистое полотенце на разделочный стол! Сазонов исподлобья покосился на работников и, ругнувшись про себя, хмуро пробормотал:

— Работаем, не отвлекаемся.

Все послушно схватились за огромные ножи. Все, кроме старейшего мясника — Игната Васильевича, который шагнул в его сторону и застенчиво, словно стеснялся своего порыва, проговорил:

— Сазоныч… ты бы пошел в столовку, кофейку хлебнул что ли…

— Не хочу, — не в привычку грубо отрезал Андрей.

Но дед не унимался.

— У тебя вон пальцы шалят, — он кивнул на его руки, спрятанные в карманах халата, — А когда пальцы шалят, значит, силы в них нет. В таком состоянии можно ножом по себе попасть. Иди от греха подальше, отдохни, приди в себя.

— Игнат Васильевич, отвали, а? — взмолился начальник цеха, — И без тебя тошно!

— Я вижу, что не сладко, — вовсе и не думал униматься настырный работник, который, похоже, во что бы то ни стало, решил выпроводить его в столовую, — Пальцы-то ни с того, ни с сего шалить не будут. Пойди, проветрись. Не хочешь кофею, так поди курни на улицу.

— Черт, ведь не отвяжешься! — беззлобно проворчал Сазонов и, схватив полотенце, пошел вон из цеха.

Положение у него было нехорошее, если не сказать отчаянное. И что самое ужасное, он понятия не имел, как из него выпутаться без потерь. Все зашло слишком далеко. Проклятое дело о краже мяса из Гусарской колбасы рано или поздно выведет следователя на него — Сазонова. И тогда он пропал. Совсем пропал. Перед глазами поплыл коридор. Он понял, что еще один шаг, и он повалится на кафельный пол. Андрей уперся рукой в стену и прижал прохладное полотенце к лицу. Что делать? Что он может еще сделать, чтобы погоня за ним прекратилась?! Уже неделю он живет с ощущением, что следователь наступает ему на пятки. Уволиться? Уйти в отпуск? Но тогда все точно решат, что он преступник.

***

Тамара Волкова с утра сосала валидол. Мать говорила, что валидол помогает от нервов лучше, чем валерьянка. Однако то ли нервы ее уж слишком расшалились, то ли валидол как раз на нее не действовал, но принятая уже пятая таблетка не помогала. Кровь пульсировала в висках так, что иногда казалось, она прорвет тонкую кожу и зальет всю приемную. От таких видений Тамару еще и тошнило. Руки ходили ходуном, ноги подгибались в коленях, а голова кружилась.

«Это я… это я виновата во всех убийствах!» — засевшая в центре головы мысль, словно электрический разряд пронизывал все ее тело каждую минуту, не давая расслабиться.

— Тамара, принеси-ка нам кофе! — проговорил в селектор Рубцов. И голос его был таким строгим, словно он уже догадался о том, что виновника преступлений нужно искать недалеко от кабинета директора.

Секретарша поспешно вскочила, едва не опрокинув стул. Перед глазами ее поплыли картины, одна страшнее другой. Вот сейчас Тарасов, Рубцов и Изотов обсуждают убийства и, наконец, может через несколько минут договорятся до того, что поймут, кто в них виноват. И тут на пороге появится она с подносом в руках. И все трое уставятся на нее с видом карающего правосудия. А она начнет лепетать нелепые оправдания, плакать и умолять, как это делают все преступники в конце любого детектива. Или ей придется убегать от погони… Тамара бросила взгляд на каблуки своих туфель. В таких далеко, а главное быстро не убежишь. И лучше сдаться на месте, чем устраивать комичный забег на три метра. Ровно столько она сможет прошкандыбать на своих 12-сантиметровых шпильках, пока ее не схватит следователь.

Она разлила кофе по чашкам, поставила их на поднос вместе с сахарницей, молочником и вазочкой с конфетами. Поднос в ее руках предательски дрожал, отчего чашки выбивали мелкую дробь, в такт стуку ее зубов. Она с трудом раскрыла дверь кабинета начальника и, шагнув через порог, замерла в ожидании худшего.

Мужчины действительно уперлись в нее взглядами, в которых читалось что-то нехорошее. Тамара икнула и, сделав робкий шажок к столу для переговоров, вновь замерла. Силы ее покинули, поднос в ее руках лихорадило так, что конфеты в вазочке стали подпрыгивать, как дрессированные блохи. Она поняла, что разрыдается прямо сейчас, даже не дождавшись обвинений.

— Ну? — нетерпеливо воскликнул Рубцов и нахмурился еще больше, — Тамар, у тебя ножной протез заело, что ли?

— П-прот-тез, — сдерживая рыдания, повторила Тамара.

— Чего ты застыла?! — пояснил начальник службы безопасности, — Неси кофе. Следователь вон тебя дожидается.

— С-следователь, — Тамара бросила робкий взгляд на Изотова, — З-зачем?!

«Господи! Бежать! Бежать! Скинуть туфли к чертовой матери и бежать!» — пронеслось в ее голове.

— Да кофе господин Изотов хочет! — Рубцов ухмыльнулся и обратился к следователю, — Видите, до чего вы работников довели. Тамара вон, уже на привидение похожа.

В глазах Изотова Тамара увидела все то же понимание, с которым он уже смотрел на нее в столовой. И сил ей это не придало. Она с большим трудом доплелась до стола, плюхнула на него поднос так, что расплескался кофе из чашек.

— Тамара, в чем дело?! — строго спросил Тарасов, — Ты себя плохо чувствуешь?

— Я? — испуганно выдохнула она.

— Ну, не я же подносом бухаю.

— П-простите, — слабо пискнула секретарша и съежилась.

— Созвонись с банком, перенеси встречу, — как ни в чем ни бывало отдал распоряжение Тимофей, — На завтра. Нет, лучше на понедельник.

Она взяла одну из чашек. Та лихорадочно задрожала в ее непослушных пальцах.

— Тамара, — строго проговорил директор, наблюдая за ней не без удивления, — Поставь, ради Бога, чашку и иди звони!

Она послушно опустила чашку на стеклянную гладь столешницы и, робко взглянув на начальника, тихо спросила:

— И в-все?

Тот развел руками:

— А что ты еще хочешь услышать? Премии и прибавки к зарплате пока не ожидается!

— Я… — она сглотнула слезы, понимая, что только чудо может удержать ее на ногах.

«Велик Господь! Они не о чем пока не догадались!»

У нее есть время добежать до Канадской границы!

— Тамара, иди а, — простонал Рубцов, — Мне на тебя смотреть больно. А мне сейчас никому сочувствовать кроме себя самого не хочется. Иди, милая, выпей валерьянки или коньяку из представительских запасов. Только не страдай ты так публично! У тебя что сумку в метро срезали? Или с парнем поругалась?

— Н-нет… — она попятилась к двери.

— Ну, тогда все пустяки. Такой симпатичной девушке не стоит переживать из-за всяких мелочей.

— К-конечно… — она выскочила за порог, — Разумеется.

С тем она захлопнула дверь и только тогда, прижавшись к ней лбом, выдохнула. В ушах гудело, сердце скакало из стороны в сторону. Организм отказывался слушаться.

«На воздух. Мне нужно пять минут передышки, иначе я умру», — решила она и кинулась вон из приемной.

***

— У меня такое ощущение, что всех ваших сотрудников поразил какой-то странный невроз, — задумчиво изрек Изотов, все еще глядя на захлопнувшуюся дверь.

— Ну, в этом нет ничего удивительного, — Рубцов ухмыльнулся, — Учитывая обстоятельства. Я вот, к примеру, тоже на грани. Пью вот, видите.

С этим он показательно налил себе изрядную порцию бренди в стакан и выпил залпом. После чего хрипловато продолжил:

— Такое уж у вас положение — ужас на людей наводить.

— Шутите все! — упрекнул его следователь, — А между тем ваш главный бухгалтер вылетел из кабинета так, словно за ним свора бешенных собак гналась. Я ему — есть разговор. А он как начал от меня отмахиваться… и побежал дальше.

— И помогло? — с интересом поинтересовался Тарасов.

— Что помогло? — не понял Изотов.

— Отмахиваться от вас помогает?

— Что я вам, муха назойливая, — обиделся следователь, — Выбирайте выражения, господин директор.

— Это не я сказал, — улыбнулся ему Тимофей, которого уже давно беспричинно для окружающих веселил визит Изотова.

— Вы напиваетесь, а дело стоит на месте, — разозлился тот и гневно глянул на начальника службы безопасности, — у вас на заводе уже четвертое убийство за неделю. И главный технолог пропал, и главный бухгалтер сбежал, и секретарша в истерике.

— Вот, кстати, с главным бухгалтером нам бы не мешало потолковать, — неожиданно посерьезнел Тарасов, вспомнив о подложной накладной, которую они нашли с Рубцовым. Он нажал на кнопку селекторной связи и строго проговорил, — Тамара, соедини меня с Петром Семеновичем.

Ответа не последовало.

— Тамара! — нетерпеливо позвал директор.

Рубцов тем временем выглянул в приемную:

— Зря стараешься. Ее нет, — констатировал он.

— А что вы хотели? — пожал плечами следователь, и глотнул кофе, — Или вы не заметили, в каком она состоянии. Мне кажется, что это неспроста.

— Вы что женщин совсем не знаете? — вскинул брови Рубцов, — Истерика или предистеричное состояние — это их стиль жизни.

— Рядом с вами быть может, — сурово заметил Изотов, — Все дело в окружении.

Тарасов набрал номер телефона.

— Руслана, соедини меня со своим шефом, — он прослушал ответ и гневно возмутился, — Как это ушел домой?! Ну, так найди его по мобильному! Что?! Отключен? А домой звонила? Еще не появлялся? Ищи, Руслана! А когда найдешь… я сказал, не если, а когда найдешь, срочно соедини со мной. Мне плевать, как ты это будешь делать! Найми сыщиков с собаками! Я хочу поговорить с главным бухгалтером нашего завода сегодня и желательно побыстрее.

Оставив Руслану в опасениях, что если она не найдет шефа, то как минимум лишиться своего рабочего места, Тимофей в сердцах кинул трубку на рычаг и процедил сквозь зубы:

— Бардак! Совсем разболтались!

— Точно, уже четвертый труп! — согласно кивнул Изотов.

— Да что вы заладили: труп, труп! — сорвался директор, — Переполошили людей! Мне уже, по вашей милости, работать не с кем: главный технолог пропал, главный бухгалтер пропал, секретарша и та сгинула!

— Вопрос почему! — не моргнув глазом, наставительно проговорил следователь, — Почему они все пропали!

— А вам во всем криминал мерещится! — директор развел руками, — Пистолета в сейфе нет — криминал, люди с рабочих мест исчезают — криминал, Рубцов бренди жрет — тоже криминал! Тогда посадите нас всех побыстрее, чтобы не мучиться больше, и закройте это чертово расследование!

Изотов хотел было ответить ему что-нибудь успокоительное, да не успел. Дверь открылась и на пороге появилась Марго. Челюсти несчастного стража закона сковала острая зубная боль.

— Добрый день, — она обворожительно улыбнулась всем и никому и прошествовала к столу директора.

Сегодня Марго была ослепительно хороша. Розовый костюм с короткой до нельзя, прямой юбочкой и приталенным сильно открытым в области груди пиджачком изумительным образом подчеркивал ее прекрасную фигуру. Точеные ноги в туфлях на высоких каблуках производили эффект, который любой врач охарактеризовал бы как столбнячный синдром. В одной руке она держала розовую пластиковую папку, в другой свою собачонку, чей розовый хохолок как никогда соответствовал общему ансамблю.

Словно не заметив реакции мужчин, она дошла до стола Тимофея и, возложив перед его носом папку, оперлась освободившейся рукой, так изогнув тело, что юбка и без того оголявшая большую часть ее ног открыла их до конца. Изотов потупил взор. Рубцов, наоборот, подошел поближе. Мао предупредительно зарычал, узрев, что директор собирается раскрыть папку, принадлежавшую его хозяйке.

— Милый, оставь его в покое, — проворковала любимцу Марго.

— Что это? — Тарасов поднял на нее больные глаза.

— Как что?! — удивилась та, — Мои указания по поводу изменения формы вашей дурацкой колбасы. Знаешь, работать на заводе такая скука! Как вы тут еще не свихнулись, я просто не понимаю.

— Некоторые уже свихнулись, — усмехнулся Рубцов и наклонился, пытаясь рассмотреть то немногое, что было скрыто под юбкой.

Собака опять зарычала.

— Тебя это вряд ли касается, — ответила ему Марго, — На заводе черт знает что твориться, а ты только и знаешь, как под юбки заглядывать.

Изотов подавил непроизвольный смешок.

— У тебя что глаза на заднице? — Николай выпрямился, — Впрочем, я мог бы и догадаться. Там, где мозги, там обычно и глаза…

Марго проигнорировала это хамское замечание.

— Кстати, — она полуобернулась к начальнику службы безопасности, — Как новый арт-директор предприятия, я намерена сменить форму работников службы безопасности. Это просто нелепо — на дворе 21-й век, а вы ходите в синих куртках. Причем об их покрое я вообще промолчу. Смотреть на твоих охранников тошно!

— И во что нам теперь одеваться? В терракотовый или розовый?

Она не заметила насмешки в его вопросе. Ответила скупо и по-деловому:

— Я полагаю, комбинация из желтого и лилового будет куда веселее.

— А шутовские колпаки в комплект не входят?

— Я закажу один эксклюзивный. Специально для начальника службы безопасности. Вот только разберусь с указаниями по производству колбасы…

— А ты полагаешь, что можешь мне указывать? — тихо спросил Тимофей.

— А разве нет? — искренне изумилась Марго.

— Нет, — отрезал он, — Я директор, а ты всего лишь арт-директор. Тебе нужно знать, как работает вертикаль власти.

Марго захлопала своими большими синими глазами.

— Прости, Тимыч, — встрял Рубцов, — Ты сейчас с кем разговаривал?!

— Так как же быть? — озадачилась Марго, снова игнорируя замечания Николая.

— Оставь папку, я ознакомлюсь с твоими предложениями, — серьезно ответил ей Тарасов.

— И все?

— Все! — чтобы окончательно ее уверить в своей правоте он утвердительно кивнул.

— Ерунда какая-то, — она вздохнула и отступила от стола, — Я столько работала… Какая бессмысленная трата времени.

— Совершенно верно, — жестоко согласился с ней начальник, — Если бы было все просто, то управлять страной можно было бы по телефону. Позвонил, сделал указание и наблюдаешь, как куча исполнителей, включая президента, кинулись их исполнять.

— Ой! — она поморщилась, — Не доводи до абсурда!

— Это я довожу до абсурда! — вспылил Тарасов и саданул кулаком по столу с такой силой, что известное пресс-папье в форме сардельки подпрыгнуло на десять сантиметров, — А арт-директор на мясокомбинате — это, по-твоему, не абсурд?! А колбаса треугольного сечения — это не абсурд?! А охранники в желто-лиловых комбинезонах — это нормально?!

— Вот, давно бы так! — порадовался за начальника Рубцов.

Но силы Тимофея явно иссякли. Он опустил руки и с тоской уставился в окно. В наступившей паузе Марго пожала плечами и тихо ответила:

— Любое рациональное предложение поначалу воспринимается в штыки. И кстати, о предложениях, ты еще не передумал ехать в тибетский монастырь?

— Вообще-то я и не планировал, — устало изрек Тарасов, — А сейчас с меня, похоже, возьмут подписку о невыезде. Так что можешь засунуть свои предложения о моем излечении…

Он осекся, а Марго, сначала было надув губки, к концу его речи округлила глаза:

— Подписку о невыезде? Так это ты всех убил, включая китайца?! А я-то полагала, что тут действует шайка шпионов, — тон ее был разочарованным.

— Шайка шпионов? — в свою очередь удивился следователь и глянул на Марго так же проникновенно, как давеча смотрел на Тамару, — О чем это вы?

— Только не здесь, — болезненно сморщился Рубцов, — Мы с господином директором с пяти утра это слушали, так что, если вам не терпится узнать версию нашей дорогой Марго, пожалуйста, пройдите в ее кабинет.

— Ах, как это приятно иметь свой кабинет, — она блаженно вздохнула, — Только пока он еще в кошмарном состоянии. Но я уже позвонила своему дизайнеру по интерьерам, который делал мою квартиру. Завтра начинаю ремонт.

— Только без бассейна, будь любезна, — ворчливо отозвался Тарасов, — а то нам на твой ремонт заводского месячного бюджета не хватит.

— Велико дело, — Марго хмыкнула, — возьмешь двухмесячный.

— А ты полагаешь, что деньги — это нечто такое резиновое и самовоспроизводящееся? — ехидно спросил директор.

— Нет, я полагаю, что деньги — это такое бумажное, — в тон ему ответила Марго, — И это не мешает мне их тратить.

Она улыбнулась и смерила Изотова деловым взглядом:

— Так вы собираетесь идти в мой в кабинет?

— А… — он потупил взор и закончил уже совсем тихо, — это обязательно?

— Ну, не я же веду это запутанное расследование. И вам решать, хотите вы знать истинное положение вещей или предпочтете плутать в догадках.

Рубцов и Тарасов с надеждой глянули на дверь. Им страшно хотелось, чтобы Марго увела дотошного Изотова, пока он опять не начал занудный допрос про пропавший пистолет, то и дело поминая четырех погибших.

— Кстати, я вот все думаю о китайце… — она медленно двинулась к порогу.

Изотов обреченно поднялся со стула. Выглядел он не лучше побитой собаки.

— Мертвый китаец — тот, о котором все забывают, — продолжила она и открыла дверь, — Но ведь именно с него начались убийства. Не так ли?

— Так, — глухо подтвердил следователь и поплелся к выходу.

Рубцов и Тарасов готовы были аплодировать от восторга. Что ни говори, но при всех недостатках, Марго обладала одним достоинством — она умела управлять людьми. Как у нее это получалось? Однако факт оставался фактом — люди делали именно то, чего она желала в данный момент, каким бы абсурдным не было это желание.

— А, кроме того, все почему-то забыли о рыжем господине со шрамом на руке! — она глянула на директора и начальника службы безопасности и ухмыльнулась, — Разве ни у кого кроме меня не возникло вопроса, что делал этот рыжий со шрамом на заводе? Тем более, что был он на территории приблизительно тогда же, когда нашли мертвого китайца.

— Господи, да мало ли шляется по заводу… — начал было Рубцов, но осекся, поняв, что подставил себя по всем статьям.

Присутствующие как один уперлись в него недоуменными взглядами.

— А разве такое возможно? — спросил за всех Изотов.

— Ну, вы понимаете… — попытался поспешно выкрутиться Николай, — Мало ли кто из работников предприятия может выписать пропуск своему приятелю. Может это был журналист, может… может…

— Так ты бы выяснил, кому выписывали пропуска за прошлую неделю, — недовольно пробурчал Тарасов, — И проверила, какой это журналист шлялся по цехам без сопровождения.

— Почему же без сопровождения, — возмутился начальник службы безопасности, — Вполне возможно его кто-нибудь и сопровождал. Только вот херр Шульц сопровождавшего не заметил. А заметил как раз этого рыжего со шрамом. Но я, конечно, выясню.

— Уж будь любезен, — высокомерно проговорила Марго, — А то у меня все крепнет мысль, что ты свои обязанности так же плохо будешь исполнять и в лилово-желтом комбинезоне.

Ответить на такое обвинение Рубцов не смог. Крыть было не чем. Он лишь проводил ее ненавидящим взглядом и пробормотал:

— Странно все это…

***

Тамара выскочила из дверей офисного здания и, не обращая внимания на мелкий накрапывающий дождик, который вполне мог быстро перерасти в майский ливень, запрыгала вниз по ступенькам крыльца.

Спустившись, она обхватила плечи руками и побрела вдоль административного корпуса. Мысли ее были нерадостные, но уже и не истеричные. Бежать до Канадской границы она раздумала. В конце концов, большее, что с ней может случиться — ее уволят с работы. Под суд она вряд ли попадет. Однако терять постоянное место с хорошей зарплатой и перспективой перевода из секретарш куда-нибудь на более стоящую должность ей не хотелось. И, тем не менее, она приучала себя к мысли, что этого не избежать. Директор вряд ли простит ей предательство. А если всплывет история ее прошлого увольнения, которым ее теперь шантажируют, то господин Тарасов вряд ли станет ей сочувствовать.

Можно ли списать свой поступок на халатность и недомыслие. Ведь Рубцову именно по этим причинам уже давно все сходит с рук. Но Рубцов — большой друг директора. Можно сказать лучший друг. Тамаре пришла в голову шальная мысль, от которой она поморщилась: а что, если соблазнить Тарасова?! Вообще-то она ничем подобным ранее не занималась, но ведь ранее она и не оказывалась в таком отчаянном положении. А если Тимофей Петрович клюнет на ее «ухаживания», он простит ей многое. В том числе и ее промах.

И словно немым укором перед глазами ее возник Андрей Сазонов. Не мысленный, а вполне реальный. И выглядел он тоже не лучшим образом: бледный, обросший трехдневной щетиной, с ввалившимися глазами. Тамара замедлила шаг, раздумывая, стоит ли подходить к нему или лучше сделать вид, что она его не заметила или не узнала, и пройти мимо. Но он сам за нее решил. Он вяло улыбнулся и направился прямо к ней навстречу.

— Как поживаете, Тамара Волкова? — с какой-то надсадной приветливостью обратился он к ней.

Она сжала пальцами локти с такой силой, что стало больно, и вместо ответа спросила:

— Вы курите?

Он ухмыльнулся и, вытащив из кармана рабочего халата пачку Parliament, протянул ей.

— Спасибо, — дрожащей рукой она вытащила сигарету, с трудом сунула ее в рот.

Он поднес зажигалку. Едкий дым заставил ее закашляться.

— Боже! Какая дрянь! — сквозь слезы и неожиданно возникший насморк выдохнула она.

— Судя по всему, поживаете вы не слишком хорошо, — внимательно глядя на нее, проговорил Сазонов, — Начальник замучил?

— Можно подумать, начальник — это единственная проблема, которая может возникнуть у девушки, — проворчала она, разглядывая дымящуюся в своих руках сигарету. Курить ей расхотелось.

— Дайте мне, — он легко выхватил сигарету из ее пальцев и сунул себе в рот, — Так будет лучше. Курение должно приносить если не радость, то хотя бы успокоение. А курить, чтобы еще больше испортить себе настроение не стоит.

— Спасибо за лекцию, — усмехнулась она и впервые за все их недолгое общение отважилась взглянуть ему в глаза, — А вы как поживаете?

Он затянулся, выпустил сизый дым и безрадостно улыбнулся:

— Ну, если мы встретились с вами здесь под дождем в обоюдном желании докуриться до полусмерти, то, видимо, не лучше вашего.

— Но у вас вроде бы нет докучливого начальника.

— У меня полно докучливых проблем… — он вдруг глянул на нее, как ей показалось, испуганно, а потом его голос стал сухим и даже резким, — Знаете, Тамара… лучше нам с вами пока не встречаться…

— Надеюсь, вы не подумали, что я прибежала сюда, увидев вас из окошка приемной, — обиделась она, почувствовав, что дождик принес прохладу. По рукам побежали мурашки.

Он поморщился, виновато опустил голову и проговорил уже теплее:

— Нет-нет… вы не подумайте ничего такого… я вовсе не это имел в виду… черт, да я запутался тут с вами! — он вдруг неестественно хохотнул, — Просто мы постоянно сталкиваемся, и я чувствую… словом я действительно хотел бы поболтать с вами, но сейчас… Это совсем не нужно. Честное слово! Не обижайтесь только!

Она неожиданно поняла, что в этот момент теряет нечто очень важное в своей жизни. Нечто настолько ценное, что мгновенно ощутила вокруг себя пустоту. Ей стало страшно холодно. Горло опять запершило. А глаза налились жаром сдерживаемых слез.

«Еще не хватало разрыдаться перед ним!» — озлобленно подумала она и резко развернулась на каблуках.

— Серьезно, Тамара…

Услыхала она за спиной, и быстро, как могла на своих высоких каблуках, зашагала назад к крыльцу офисного здания.

Сазонов с тоской смотрел ей вслед.

«Еще секунда и я рассказал бы ей все!» — неожиданно пришло ему в голову. И по тому, как защемило в груди, он понял, что именно этого ему хотелось сейчас больше всего на свете. Он почему-то был уверен, что эта хрупкая девушка сможет не только его выслушать, понять и пожалеть, но и поддержать.