Следствие ведет блондинка (СИ)

Глава 4

— Что ответит блондинка, если спросить, работает ли мигалка?

— Работает. Не работает. Работает. Не работает…

(Из сборника анекдотов)

— Ну, как прошла вчерашняя вечеринка? — Тимофей со скучающим видом переложил несколько деловых бумаг с одного края стола на другой.

Честно говоря, ему было плевать, как там прошла эта чертова вечеринка. Более того, ему очень хотелось поскорее выпроводить Марго и заняться неотложными делами. Но он прекрасно знал, Марго просто так не выпроводишь. Вернувшись в Москву, она погрузилась в рутину летней жизни. Впрочем, жизнь у нее хоть летом, хоть зимой была одинаково рутинной. Однако летом эта рутина наводила тоску как-то особенно жестоко. И Марго страдала. Она пережидала время от одной вечеринки до другой. И, по всей видимости, в кабинете Тарасова, как раз коротала часы перед очередной встречей со старыми, до боли надоевшими приятелями. Сейчас она сладко потянулась, подкинула свою глазастую собачонку и наморщила прелестный носик:

— Ужасно! Кто этот херр Шульц, которым вы так дорожите?

— Ну… — Тарасов полистал настольный ежедневник, понял, что завтра у него переговоры с генеральными поставщиками говядины, и начал потихоньку раздражаться. К этой встрече нужно серьезно готовиться, а он уже второй час развлекает скучающую иждивенку.

«Не так уж не прав Ванька, который советовал держать Марго подальше от завода!» — подумал он и сжал кулаки.

Вслух же он проговорил вполне миролюбиво:

— Херр Шульц главный технолог нашего предприятия. Очень ценный сотрудник.

Марго, казалось, ждала этой реплики. Она сдвинула брови и проговорила возмущенно и с тем напором, с которым говорит женщина, долго обдумывавшая свою речь:

— Не знаю, какой он сотрудник, но кавалер из него совсем никудышный!

— Да? А что так? — зверея, поинтересовался Тарасов.

И Марго с воодушевлением поведала ему свою версию событий:

— Сначала он заперся в туалете и проторчал там около часа. Потом потаскался за мной минут двадцать для приличия, а после этого и вовсе испарился, сославшись на какие-то неотложные дела на заводе.

— На заводе? В десять вечера? Какие у него могут быть тут дела в это время? — удивился директор предприятия.

— Ну, не знаю! — Марго пожала плечами и поджала пухлые губки. Вид у нее был очень обиженный, — И ты еще утверждал, что он в меня без памяти влюблен! — она горестно покачала головой и взглянула на Тимофея глазами старой учительницы, уличившей пятиклассника в незнании таблицы умножения, — Милый мой, ты ничего не понимаешь в любви. Я видела много влюбленных в меня мужчин. Этот ваш немецкий хер не похож ни на одного из них.

— То, что он в тебя влюблен, утверждал вовсе не я, а Рубцов, — усмехнулся Тарасов, — И вообще, это его идея свести тебя с немцем. Вот с него и спрашивай.

— А где он? — оживилась Марго и огляделась по сторонам, словно начальник службы безопасности мог прятаться где-то в кабинете.

— Пойди и поищи? — с надеждой предложил чрезвычайно занятый директор завода, который уже второй час без толку тратил свое рабочее время.

— Вот еще, — Марго даже хмыкнула, мол, надо же ляпнуть такое, — Твой Рубцов наверняка уже с утра гарцует возле какой-нибудь заводской красотки. Не в моих правилах отрывать мужчину от охоты.

«Интересно, — к концу ее речи пришло в голову Тарасову, — Что проще вытурить ее из кабинета по-хорошему или задушить?»

Он попытался найти слова, которые убедили бы Марго покинуть его кабинет, и чем дольше он пытался, тем плотояднее поглядывал на тоненькую шейку своей посетительницы.

— Я надеюсь, — вспомнив обиду, Марго снова поджала губки, — что ваш этот Шульц прекрасно провел вчерашний вечер.

***

Надежды Марго не сбылись. Видимо потому, что были неискренними. Густав Шульц отвратительно провел прошлую ночь, сегодняшнее утро и вся будущая неделя не сулила ему ничего хорошего. Виной тому был он сам. Он клял себя, на чем свет стоит за то, что сбежал от дамы своего сердца под каким-то дурацким предлогом. Хотя в тот момент на вечеринке, где их обступили какие-то мужики, ему казалось, что он больше просто не вытерпит, и сотворит какую-нибудь глупость, что навсегда отвернет от него обожаемую Марго.

Она была со всеми мила, а его, похоже, даже не замечала. Он торчал рядом, словно какая-то отвратительно устаревшая деталь гардероба. Типа меховой горжетки тетушки Марты, которую эта старая перечница каждое воскресенье цепляла перед походом в церковь. Никто не мог понять, какой несчастный зверь лишился шкуры ради такого отвратительного аксессуара. И в конечном итоге местные мальчишки стали звать ее Крысиной королевой. А его, Густова, соответственно, крысиным племянником. Что не прибавляло радостных дней в его детстве. И эта дурацкое воспоминание так плотно засело в его голове, что рядом с Марго он вновь почувствовал себя посмешищем. Крысиным племянником. Он топтался возле нее и кряхтел. Ему казалось, что из всех кавалеров Марго он самый невыигрышный вариант. За весь вечер он так и не смог подобрать нужных слов, чтобы выразить свои чувства. Да что там чувства, он вообще с ней парой фраз не перекинулся. Когда они ехали на вечеринку в ее шикарной машине, говорила только она. Она рассказывала про свою нелепую поездку в Пекин, где, по ее словам, все жители на одно лицо. Он кивал, не перебивая, как подобает истинному джентльмену, хотя имел на этот счет весьма занятные соображения. Во всяком случае, все собеседники рядом с которыми он открывал рот, считали его умным и начитанным человеком. Однако Густав сердцем чувствовал, что его суждения не представляют для Марго никакого интереса. Во время этой треклятой поездки херр Шульц мучительно соображал, о чем бы таком завести речь, чтобы хоть намекнуть Марго, что он тоже умеет разговаривать. И, к сожалению, пришел к выводу, что таких тем на свете не существует.

Очутившись среди людей, его спутница начисто о нем позабыла и принялась выкладывать всем встречным уже известную ему историю своей поездки в Пекин.

— Вы не представляете, — совершенно так же, как пятнадцать минут назад, она хлопала в ладоши и повторяла уже другому клиенту, — Те два монаха в оранжевых тряпках такие чудики! Одно то, что они отважились выйти на улицу в таком виде, говорит о многом. И эти люди, разгуливающие по столице своей страны в каких-то уродливых одеяниях, да еще бритые наголо, я уж не говорю об отвратительных узких глазках, которыми их обоих наградила природа, так вот два этих чудика принялись уверять меня, что они живут праведной жизнью монахов. И что такое, по-вашему, для них есть праведная жизнь? — она выдерживала театральную паузу и продолжала, — Только не падайте, они, видите ли, отказались от всех удовольствий, включая нормальную еду, вино, сигареты и секс. Нет, вы когда-нибудь такую чушь слышали?! Люди живут в каких-то горах, вертят какие-то деревяшки, всю жизнь таскают на себе отвратительное тряпье, отравляя своим видом, как бы это выразиться… — на этом месте она всегда замолкала, явно вспоминая фразу, наконец, счастливо улыбалась и изрекала, — природный ландшафт. И еще имеют наглость говорить, что все это они делают из любви к Богу! Чушь какая! Бог создал этот мир со всеми его приятными вещами, подарил его людям и сказал что-то вроде «пользуйтесь», я для вас постарался. Так ведь находятся умники, которые своими отказами как бы говорят Богу: «Не надо нам вашего старания. Нам это не нужно!» И еще заявляют, что делают это во имя Творца. Нет, если в ресторане вы откажетесь отведать блюдо шефа, сказав, что не станете есть для его же блага, мне кажется, ему это не понравится. А вы как думаете?

Что к этому монологу мог добавить католик Густав Шульц? Впрочем, в этом он был не одинок. Собеседники расползались один за другим. Но на их место подтягивались новые, и Марго заводила свою пламенную речь с начала. В общем, когда в кармане немецкого технолога неожиданно зазвонил телефон, он даже обрадовался, потому что на одну секунду взгляды присутствующих обратились в его сторону. Он использовал эту секунду на все сто, улыбнулся практически каждому рядом стоящему и только потом ответил. Мужской голос был ему не знаком.

— Херр Шульц? — поинтересовался голос.

— Йа, йа! — уверил его немец.

— Вам необходимо приехать на комбинат, — по-деловому отчеканили в трубке.

— Зачем? — осведомился главный технолог.

— Неотложное дело, связанное с вашим расследованием.

— Моим расследованием? — озадаченно повторил Густав, — Какой расследованием?

— По факту утечки мяса из цехов.

— Утечки… — пробормотал немец, пытаясь представить, как мясо может утекать. Впрочем, русскому языку, в котором мясо может не только «утекать», но еще и «уходить», «уплывать», «улетать», «растворяться», «испаряться» и совершать еще Бог весь какие передвижения, он уже перестал удивляться и даже кое-что начал понимать. Например, сейчас, правда, спустя несколько секунд раздумья, он все-таки понял смысл предложения. Речь шла о его подсчетах, согласно которым большая часть мяса из колбасного цеха исчезает в неизвестном направлении.

— Вы меня слышите? — требовательно спросили на другом конце линии.

— Да-да. Завтрак. Не сегодня.

— Какой еще завтрак?! — возмутился голос, — Я же вам сказал, неотложное дело.

— С кем я говорю? — удивился херр Шульц, которого впервые столь настойчиво просили явиться на работу в десять вечера.

— Петр Иванов, служба охраны, — отчеканил голос.

— Сейчас никак не могу, — растерянно пробормотал Густав и покосился на Марго, которая вещала в полуметре, совершенно его не замечая, — Но… — и тут он дал слабину. Ему стало ужасно обидно, что она на него не смотрит, хотя сама же пригласила провести с ней этот вечер. Он вспомнил, как собирался на первое свидание с женщиной своей мечты: как собственноручно отгладил пять рубашек, как перемерил их перед зеркалом, как сменил дюжину галстуков и все равно побежал в магазин за новым. И еще ему стало стыдно за себя.

Женщина что? — существо ветреное и непостоянное. Имеет право таковой быть, тем более, если она Марго — первая красавица в мире. Конечно, это не ее вина, что он таскается рядом словно то самое бессловесное мясо, которое то утекает, то испаряется. Он не стал для нее тем мужчиной, каким хотел быть. Не смог заинтересовать ее, а ведь имел шанс. Прояви он хоть немного инициативы, отпусти пару комплиментов, возьми за руку, или хотя бы посмотри ей в глаза не как глупый баран, а как влюбленный мужчина, возможно сегодняшний вечер и не был бы таким безвозвратно потерянным.

Все эти мысли пронеслись в голове немца, он совсем погрустнел и ответил в трубку убитым голосом:

— Я еду.

— Отлично. Ждем, — отчеканил голос, после чего связь оборвалась.

Сейчас, стоя перед зеркалом в уборной комбината, и пытаясь прейти в себя от полученных на проходной неприятных эмоций, херр Шульц со жгучим стыдом вспоминал, как пробубнил нелепые извинения той, рядом с которой хотел остаться на всю жизнь. Как она вскинула брови, оглядела его с ног до головы и, ничего не сказав, отвернулась, как ни в чем ни бывало продолжив прерванный монолог про надоевших китайский монахов.

Густав вспоминал, как он шел к дверям по залу с веселыми беззаботными людьми и чувствовал себя побитым псом, изгнанным хозяином из будки.

Херр Шульц глянул на свое изуродованное лицо, которое и до вчерашнего вечера не было слишком привлекательным, а теперь он счел его и вовсе отвратительным. Два огромных синяка под левым глазом, кровоподтек на правой щеке, разорванная нижняя губа, — с таким видом никто не отважится явиться на работу. Но что делать, ведь еще вчера ему сказали дело срочное. Именно это срочное дело заставило его сегодня бодрым шагом подойти к заводским воротам, а потом около часа препираться с охранником, который никак не хотел узнавать в бродяге с заплывшим глазом, и от которого за версту несло, как от винного магазина, главного технолога.

Густав криво усмехнулся, вспоминая свое неприятное ночное приключение. Впрочем, если бы он вышел на улицу не в таких расстроенных чувствах, наверное, ничего бы и не случилось. Но что уж теперь говорить. Он вышел из клуба, где оставил Марго на попечение всех мужчин, приглашенных на вечеринку, которые съедали ее глазами, и побрел по улице, куда глаза глядят. Пройдя около километра, он вдруг вспомнил, что обещал некоему Петру Иванову явиться на завод незамедлительно и, подойдя к обочине, поднял руку, вознамерившись поймать такси. Ждать пришлось совсем недолго. Уже в следующую секунду к нему подрулила старенькая Тойота, и из пассажирского окна высунулся тип в очках.

— Куда нужно, папаша? — браво поинтересовался он.

Густав заглянул в салон и, не найдя водителя на привычном месте, несколько растерялся. Потом он понял, что машина с правым рулем.

— Завод… — пробормотал херр Шульц, раздумывая, не послать ли этого очкастого водителя от себя подальше и не поймать ли другую машину.

— Садись, садись! — подбодрил его очкастый, видя, что клиента гложут сомнения.

Херр Шульц уже перестал удивляться странностям России, поэтому само появление машины с правым рулем в столице страны, где официально принято левостороннее движение, его нисколько не смутило. Однако он никогда еще не совершал поездок в таких экстремальных условиях, какие ему запросто предлагали сейчас.

«Да, что там, — неожиданно подумал про себя Густав, окончательно придя в упадническое настроение, — Чего себя так беречь? Что во мне такого замечательного? Ведь если сегодня я разобьюсь на этой колымаге, она даже не заметит моего исчезновения!»

С такими мыслями Густав залез в Тойоту и, сказав адрес, приготовился свести счеты с жизнью. Наверное, этим бы все и закончилось, потому что водитель оказался не просто лихим, а каким-то невменяемым. Он подрезал обгоняемые машины и умудрялся проскакивать в щели между автомобилями на такой скорости, что у немца, привыкшего не превышать указанную скорость, дух захватывало. На третьем светофоре, который владелец Тойоты опять проскочил на красный свет, даже не заметив своего вопиющего нарушения, Густав понял, что не готов расстаться с жизнью, как собирался несколько минут назад. Ему отчаянно захотелось влачить свое жалкое существование, пусть и вдали от дамы своего сердца, пусть даже в полном одиночестве, пусть хоть как, лишь бы живым. Он схватился за ручку на двери, которая тут же осталась в его пальцах, отвалившись даже без шума. Тогда он схватился за локоть водителя.

— Эй-эй! Папаша! — хохотнул тот, — Что, яички сжались?!

Густав не смог пояснить, что у него сжалось, кроме яичек, поскольку к этим сжавшимся органам сейчас, несомненно, относился весь речевой аппарат вкупе с дыхательным.

Дело принимало дурной оборот, потому что позади Тойоты машины визжали тормозами, а на светофорах гудели и мигали фарами. Наконец, все мгновенно закончилось. Очкастый водитель, разогнавшись, перед очередным светофором, не смог остановиться и вкатился в кузов огромного джипа. Благодаря тому, что в последний момент он все-таки пытался затормозить, а Густав, видя надвигающуюся катастрофу, принялся отчаянно молиться, повреждения у обеих машин были незначительные.

— Вот же гады! Понаставили свои драндулеты! — озадаченно произнес очкастый с видом оскорбленной добродетели.

— Был красный свет, — решил прояснить ситуацию херр Шульц, — Вы хотеть ехать, а джип ждать зеленый.

— Тоже мне, гаишник нашелся, — проворчал водитель и опаской наблюдая, как двери джипа медленно открываются и из них появляются люди в черных костюмах и с такими озверелыми физиономиями, что, глядя на них, хотелось бежать, не оглядываясь.

«Поделом», — злорадно подумал немец и глянул на побледневшего водителя.

Тот, схватив мобильный телефон, набирал трясущимися пальцами какой-то номер.

«Не поможет», — усмехнулся про себя херр Шульц, который прожил в Москве достаточно долго, чтобы знать законы местных дорог. Он расслабился, приготовившись наблюдать вполне справедливое наказание дорожного хулигана. Он сказал себе, что досмотрит до финальной развязки и только потом поедет дальше по своему маршруту.

Наверное, за отсутствие сострадания Бог его и покарал. А может быть это было вполне логичное завершение отвратительного вечера. Двое верзил в черных костюмах были настолько раздражены инцидентом, что не стали трудиться, рассматривая с какой стороны в машине, нагло въехавшей в бампер их авторитетного автомобиля, находится руль. Они подошли к той двери, где, по их мнению, должен был находиться водитель, то есть к левой. С силой дернув, они раскрыли ее и вытащили за шкирку ни в чем не повинного немца.

— Ах ты гнида рыжая! — заорал ему в лицо один из верзил, — Щас я тя научу ездить. Ты у меня этот урок по гроб жизни не забудешь! Щас я твои глаза тебе же в жопу вставлю!

— Стоять! — испуганно всхлипнул херр Шульц, — Я гражданин Германии. Я есть пассажир!

Второй верзила усмехнулся, блеснув золотым зубом и начал молча предварять в жизнь угрозу своего приятеля.

Гражданин Германии охал под наносимыми ударами, кричал какие-то несвязные оправдания и хрипел, то и дело налетая спиной на металлическую обшивку Тойоты. Разумеется, очкастый водитель даже не попытался исправить недоразумение. Он затих в салоне, видимо, соображая, что предпринять.

— Будешь лихачить! Будешь?! — повторял верзила, нанося один удар за другим по лицу херра Шульца.

— Я есть гражданин Германии! Я намерен жаловаться в посольство! — совсем не по-мужски ныл Густав, пытаясь увернуться от огромных кулаков.

Когда же стало понятно, что верзилы в черных костюмах не остановятся, пока не доведут до конца то, что пообещали, Тойота неожиданно сдвинулась с места, сдала назад и, лихо вывернувшись, укатила, завыв на прощание разбитым глушителем. Верзилы еще немного помахали кулаками, а потом остановились, глядя в сторону, куда умчался очкастый. Поглазев немного на пустую магистраль, тот, который угрожал в начале их общения, схватил Густава за грудки, с силой встряхнул, и спросил не без участия:

— Жена что ли?

Немец хрюкнул и отрицательно мотнул головой. Потом, собравшись с силами, разлепил окровавленные губы и прохрипел:

— Это водитель.

— А ты кто? — изумились верзилы.

— Пассажир, — грустно изрек потерпевший.

— Но… — второй верзила, который не держал немца за грудки, развел руками, — Как это?

— Руль у лева! — взвизгнул херр Шульц и с вызовом посмотрел на своих мучителей.

— Левый руль, что ли? — уточнил тот, по чьей вине ноги Шульца все еще не касались асфальта.

Густав утвердительно кивнул. Его бережно поставили на твердую землю.

— Ну, извини, брателла, — виновато прогнусавил тот, кто держал его за грудки, — Откуда ж нам было знать. Кто же эта тварь, кто так тебя кинула?

— Я не знать. Я ехать у такси! — поняв, что верзилы больше не собираются его калечить, херр Шульц перешел на возмущенный крик, — Я ехать у такси. Я гражданин Германии. Я не ехать у машина за лева руля! Я ехать у машина за права руля! Вы бить пассажир! Это очень, очень не хорошо!

— Согласны! — верзилы оглядели его избитую физиономию, и лица у них стали еще больше виноватыми. Они снова оглянулись в ту сторону, где скрылась Тойота и добавили хором, — Вот урод!

— Слухай, — один из верзил положил ему лапищу на плечо, — Ты не сердись, бывает.

Херр Шульц, тяжело дыша, согласился. Выбора у него все равно не было.

— А давай в кабак, а? — неожиданно предложил второй, и глаза его загорелись огнем человека, собирающегося совершить благое дело, — Давай, не ерепенься! Посидим! Выпьем! Мы ж мужики! А между мужиками, чего не бывает. Ну, дали в морду по ошибке, подумаешь.

«Точно, — со злостью подумал Густав, — Не твоя же морда!»

Тем временем, его уже вели к джипу, с двух сторон с энтузиазмом уговаривая поехать напиться по такому случаю. Еще предлагали обмыть синяки и промочить горло. Намекали на то, что мужикам нечего переживать из-за синяков, что мужикам, к коим они по своему радушию причисляли теперь и херра Шульца, нужно гордиться синяками. Густав их суждения никак не разделял, но пререкаться не стал. Во-первых, это было не безопасно, а, во-вторых, ему действительно очень хотелось напиться, чтобы хотя б на несколько часов забыть сегодняшний гадкий вечер.

Забываться херру Шульцу пришлось в странном заведении под названием «Трактир «Бутырка», который по началу вызвал в нем не самые приятные ощущения — ему показалось, что его привели в какой-то притон, где на маленьких оконцах чернели прутья решеток, да и внутри все было как-то уныло. В довершение ко всему на небольшой эстраде дурным голосом завывал какой-то мужик, состязаясь в громкости с собственным аккомпанементом.

Однако оказалось, что «Бутырка» — любимое заведение Сереги и Жеки, так представились Густаву верзилы. И их тут тоже очень хорошо знали. Поэтому их усадили за лучший столик, который к неудовольствию немца оказался прямо перед эстрадой. Серега и Жека долго спорили, размахивая руками с растопыренными пальцами, на каждом из которых красовалось по аляповатой печатке. Предмет спора был херру Шульцу не понятен: парни никак не могли решить, кому сегодня заказывать блюдо под названием «Пайка пахана».

— Если очень хотеть, закажи две! — попытался решить проблему Густав.

Серега с Жекой остолбенели, словно никогда не задумывались над таким выходом из сложной ситуации. Спустя несколько минут раздумий Серега серьезно изрек:

— Не… «Пайку пахана» можно есть лишь одному за столом. Если ж все будут паханами, то какой тут порядок?!

Немец ничего не понял из сказанного, но решил согласиться. Скула у него болела, левый глаз почти не видел, так что у него было не самое выгодное положение, чтобы влезать в этот странный спор. Но тут препирательства сами собой прекратились. Оба его спутника посмотрели на него и разом улыбнулись.

— «Пайку пахана» сегодня будет хавать немчура, — громко возвестил Жека. Он возложил избранному лапищу на плечо и выглядел при этом так, как, наверное, выглядел король Артур, когда он посвящал Ланселота в рыцари круглого стола.

Густав слабо улыбнулся разбитыми губами.

— А пить ты будешь пиво? — вежливо осведомился Серега.

— Я пить водка, — заявил херр Шульц, в одночасье рубя свои национальные корни.

— А раз так, — развеселился Жека, — Пить мы будем самогон. Тут подают классный самогон. Даже моя тетка в Ростове такой не гонит.

— Это точно! — подтвердил Серега.

На том и сошлись. Уже через час, херру Шульцу стало плевать, где у него какой синяк и как все это выглядит со стороны.

— Ты пойми, — грустно бормотал ему на ухо Серега, — Думаешь, мне машину жалко было? Да мне этот джип — тьфу! Я и сам сколько таких перебил, пока ездить научился как следует. Мне ведь за Россию обидно. Распустились сволочи на дорогах. Ну, хорошо мне в зад въехал, а если бы какую-нибудь бабку задавил? А дите малое? А в Жигули какому-нибудь ушастому бедолаге влупился? А этот ушастый может на свои задрипанные Жигули полжизни копил. Где справедливость?

— Да! — истово кивнул херр Шульц и потрогал левую щеку. Щека вспухла и болела.

«И черт с ней!» — легкомысленно подумал он и снова, чокнувшись, выпил стопку жгучего напитка, который по вкусу мог сравниться разве что с настойкой от пауков, которую Густав попробовал на кончик языка лет в десять из чистого интереса. Тогда язык опух и горел дня три. Теперь он чувствовал, что опух у него не только язык, но и пищевод, желудок, а также часть кишечника. И это было явно не пределом. С каждой новой стопкой вливаемая жидкость все больше и больше овладевала его организмом, грозя добраться и до головного мозга.

— Конечно, правильнее было бы вызвать ментов, — задушевным голосом продолжал Серега, — Тем более, что я теперь как-никак тоже к закону отношение имею, — он порылся в кармане черного пиджака, выудил малиновую книжечку, раскрыл и сунул Густаву под нос, — Смотри, я ж помощник депутата. О! Но что менты! Позвали бы страховщиков, а этот хрен со своим правым рулем наверняка застраховался в какой-нибудь левой конторе, из которой деньги полгода выколачивать придется. И что потом? Потом бы все разъехались по домам, а эта сволочь уже завтра будет гонять, как и прежде, — тут он погрозил кулаком явно по адресу сбежавшего очкастого водителя Тойоты, — Но теперь он будет знать, как лихачить. Обосрался ведь со страху! То-то!

Херр Шульц мог бы поспорить с методами Сереги, поскольку его борьба за безопасность российских дорог происходила на ни в чем не повинной физиономии. Но спорить он не стал. Уже не хотелось.

***

— Твою секретаршу только за смертью посылать, — Марго красноречиво и очень пластично потянулась, после чего глянула на Мао, который, в свою очередь, плотоядно пялился на галстук Тимофея Тарасова.

— Скажи ему, чтобы прекратил, — перехватив собачий взгляд, велел обладатель аппетитного галстука.

— Во-первых, тебя никто не обязывал именно сегодня надевать галстук с коровами, — беззлобно парировала Марго, — А, во-вторых, я чуть ли не с порога заявила, что Мао хочет кушать.

— Если он хотя бы понюхает мой галстук…

Довести угрозу до конца он не успел. Дверь кабинета распахнулась, и на пороге предстала раскрасневшаяся от быстрой ходьбы на высоких каблуках Тамара, глаза которой горели лихорадкой, а руки тряслись так, как будто она действительно страдала этим страшным недугом. Кроме того, на ней все еще болтался белый халат в кровяных подтеках, прическа растрепалась, а на лбу выступили крупные капли пота.

— Т-там… т-там… — выдохнула она и, закрыв глаза, неожиданно замолчала.

— Вы что, самолично зарезали животное, чтобы добыть кусок мяса для Мао? — удивленно вскинула брови Марго, оглядывая секретаршу с ног до головы.

— Что, Тамара?! — взволнованно вопросил директор, который в отличие от Марго тут же понял, что с секретаршей случилось нечто неладное. Она никогда не позволяла себе врываться в кабинет начальника без стука, да еще в таком виде.

Тамара сделала глубокий вдох, открыла глаза и произнесла глубоким, загробным голосом:

— Там человека убили.

— Какого человека? — не понял Тарасов.

— Не знаю. Мы с господином Сазоновым пошли в холодильный цех, чтобы отрезать мяса для собаки. А там лежит человек. Мертвый, — пояснила она медленно, делая ударение на каждое слово.

— С кем вы пошли? — Тимофей потер указательными пальцами виски.

Кровь забродила по голове в ускоренном темпе, в ушах шумело. Он уже понял, о чем говорит секретарша, но какой-то частью мозга все еще отказывался верить в услышанное. Обычно в таких случаях люди восклицают: «Мне это не сниться? Ущипните меня, пожалуйста».

Ничего такого директор мясокомбината восклицать не стал, он только тер пальцами виски, разглядывая исподлобья Тамару.

— С господином Сазоновым — начальником цеха деликатесов, — отрапортовала она, — Он послал меня к вам, чтобы вы решили, когда вызывать милицию.

— Точно! — ни с того ни с сего с большим энтузиазмом провозгласил окончательно растерявшийся Тимофей, — Точно! Нужно решить, когда вызывать милицию, — он вдруг замер, пытаясь осознать весь ужас новости, которая влетела в его кабинет вместе с секретаршей. Видимо, наконец, осознал и, застонав, — Господи! — уронил лицо в ладони.

— Может воды? — участливо осведомилась Тамара.

— Вы узнали мертвого человека? — промычал директор, не отнимая ладони от лица.

— Я видела только его затылок, — честно призналась секретарша, потом сочла нужным добавить, — Господин Сазонов ждет ваших указаний. Мы ничего не трогали и никому ничего не говорили.

— Понятно… — Тарасов поднял голову, посмотрел на нее больными глазами, и неожиданно по-деловому сухим голосом распорядился, — Найдите Рубцова. Пусть срочно идет ко мне в кабинет.

— Я что-то не поняла, — Марго, до этого не только не проронившая ни слова, но и не обернувшаяся к Тамаре, требовательно посмотрела на нее, — Вы мясо не принесли?

***

Николай Рубцов с утра пребывал в прекрасном расположении духа. Он проснулся в объятиях длинноногой шатенки, которую звали ни то Лена, ни то Оля. Кроме ласк под теплыми струями утреннего душа, он получил от нее прекрасный завтрак из яичницы с беконом и ароматного кофе с мягкой булочкой. Он заверил ее в вечной любви и обещал позвонить вечером. Правда, при этом забыл записать номер ее телефона.

«Все к лучшему, — подумал Рубцов, выбегая из подъезда незнакомого ему дома где-то в районе Дмитровского шоссе, — Если мне когда-нибудь захочется ее увидеть, ноги сами приведут меня к ее квартире».

Он был уверен, что, когда бы ноги его не привели, шатенка с невразумительным именем будет ему рада.

Мурлыкая под нос легкие песенки, льющиеся из динамиков радио, Рубцов докатил до завода. Паркуя на стоянке свою новенькую Митцубиси завлекающе золотистого отлива, он размышлял, что быть холостым не в пример лучше, чем быть женатым. Вот хотя бы взять сегодняшнее утро. Таких приятных утренних пробуждений у женатого человека от силы наберется с десяток. И все они уже состоялись в период медового месяца. А потом начались извечные семейные проблемы с бурными или томительно скучными выяснениями отношений, подсчетом семейного бюджета, обсуждением того, что нужно купить в магазине, забрать или отнести в химчистку и так далее, так далее до самого развода или счастливой, конечно, с Рубцовской точки зрения в кавычках, смерти в один день. У Николая же медовый месяц продолжался с момента его полового созревания и по сей день. Не отягощенный серьезными отношениями он всегда имел цветущий вид, прекрасное настроение и тугой кошелек.

Войдя в помещение проходной, он застал забавную сцену: охранник никак не желал впускать на территорию завода херра Шульца, который, по мнению охранника, не соответствовал принятым нормам санэпиднадзора, а проще сказать имел жуткий вид.

— Вот, — кивнув на немца, возмущенно пояснил охранник своему начальству, — Утверждает, что он наш главный технолог. Николай Георгиевич, я прекрасно знаю в лицо нашего главного технолога, он совсем не похож на этого бомжа, от которого винищем разит, как от пивного ларька! торый не опустошали расного цвета, он размышлял, что быть холостым не в пример лучше, чем женатым. е квартире" Дмитровскогосный завтрак из яичницы с

— Я есть Густав Шульц. Господин Рубцов, сказать ваш цербер, я есть Густав Шульц.

— Херр Шульц? — удивился Николай, оглядывая немца, — Вы же должны были весело провести время с Марго? Где вы провели эту ночь?

— Я быть у Бутырка, — устало изрек главный технолог и, потрогав подбитый глаз, поморщился.

— У Бутырки? — еще больше изумился Рубцов, — На тротуаре что ли ночевали?

— У Бутырка! У! — херр Шульц обеими руками изобразил некое подобие плавания в стиле кроль.

— Внутри что ли? — уточнил начальник охраны.

— Йа, йа! — закивал немец.

— Н-да… — протянул Николай, и, обняв несчастного за плечи, повел мимо очумевшего охранника, — Надо это обсудить.

Теперь, спустя полчаса объяснений, он, наконец, отпустил немца и в припрыжку бежал по лестнице к кабинету директора. На лице его застыла широченная улыбка.

«Ох, если бы у меня был нужный дар, точно настрочил бы фельетончик! — весело думал он про себя, — А так придется довольствоваться парой минут внимания в компании! Ну, и анекдот!»

Забежав в приемную Тарасова, он краем глаза увидел секретаршу, которая выглядела, прямо скажем, не лучшим образом. Она названивала по телефону, а когда увидела Рубцова, просто остолбенела, словно столкнулась с приведением.

— Ты чего, Тамара?! — он задержался на мгновение.

— Ой, а я как раз вас разыскиваю, — странным деревянным голосом сообщила девушка, — Проходите, Тимофей Петрович вас ждет.

— Да? — еще больше удивился Рубцов, — Он что, уже знает?

— Разумеется, — грустно ответила Тамара.

Николай нахмурился. Непохоже, чтобы Тамара так горевала из-за разбитой физиономии херра Шульца. Тем не менее, он распахнул дверь кабинета и радостно сообщил с порога:

— Слушай, я тебе сейчас такое расскажу, обхохочешься.

— Уже обхохотался до полусмерти! — ответил директор предприятия таким тоном, что Рубцову расхотелось рассказывать анекдот, посвященный ночному приключению херра Шульца.

Теперь он увидел, что в кабинете сидит еще и Марго, на руках у которой все та же мерзкая собачонка, а цвет лица Тимофея приближен к широко рекламируемой на телевидении бумаге для принтера. Белый, как альпийский снег.

— Ну и? — осведомился начальник охраны.

— Коль, у нас труп!

— Не смешно, — ответил Рубцов.

— Сам знаю…

— Слушайте, мне надоело! — неожиданно возмутилась Марго, — Полчаса какого-то дешевого спектакля! Сейчас как в мексиканском сериале новость пойдет по заводу, и все начнут заламывать руки, закидывать головы и закатывать глаза. Я не дождусь своего кофе, а моя собака так и не съест мясо. И я, кстати, совершенно не вижу связи между моим кофе и трупом на заводе. Если, конечно, не убили того, кто должен был мне этот кофе доставить!

— Марго! — воскликнул Тарасов, — У нас проблема!

— Ну, так пойдемте и решим ее поскорее, — она поднялась, всем своим видом выражая негодование, — А то я до вечера просижу, так и не выпив свой утренний кофе.

— Если уж на то пошло, — Тимофей тоже встал из-за своего стола, — Ты можешь доехать до ближайшего приличного кафе и там выпить свой утренний кофе!

— Вот! — она подняла палец кверху, — Ты уже начал срывать зло на окружающих. Это очень неправильно! Это нетактично и безнравственно!

Она вышла в приемную и строго посмотрела на секретаршу:

— Идемте, милочка, покажите ваш труп. Если мы с вами не пойдем, то дело с места не сдвинется!

— Марго! — закричал Рубцов и выбежал за ней из кабинета, — Я не уверен, что ты можешь идти на место преступления.

— Вот я и говорю, — обратилась Марго к молчаливой секретарше, — Если уж начальник охраны не уверен, то кофе я до утра не дождусь. Ну и бардак!

— Марго! — Тимофей тоже выскочил в приемную, — Не нужно тебе туда ходить. Убийство — это не твое дело.

Она глянула на него снизу вверх несмотря на то, что он был выше ее больше чем на голову, и сухо заявила:

— Я акционер этого предприятия. И я сама решаю, что тут мое дело, а что не мое. Вот если бы мне вовремя принесли кофе, а моему многострадальному Мао кусочек мяса, я бы уже давно ехала где-нибудь в районе Садового кольца. А теперь уж будьте добры проводить меня туда, где лежит ваш труп.