Следствие ведет блондинка (СИ)

Глава 17

— Как заставить блондинку изменить мнение?

— Подуть ей в ухо.

(Из сборника анекдотов)

Главный бухгалтер Петр Семенович Барсуков залетел в здание аэропорта Шереметьево-2, и, собрав остатки воли в единый сгусток, заставил себя выглядеть спокойным и даже в некоторой степени рассеянным. Правда охранник аэропорта все-таки покосился с неприязнью на бледного и потного господина в пиджаке и с тонким портфелем в руке, который явно делал вид, что он простой командировочный. По причине своей профессиональной подозрительности он два раза прошелся вдоль и поперек этого тучного господина своим щупом и ненадолго задумался, а не препроводить ли его в специальное помещение и не заставить ли там его раздеться до трусов. Но потом передумал. За эту смену он уже водил троих иностранных туристов в то самое помещение и заставлял их там раздеваться, чем вызвал недвусмысленные смешки коллег в свой адрес. В наши дни, бдительность, к сожалению, не популярна.

— Идите, — буркнул он Барсукову и так на него посмотрел, что каждому даже не слишком внимательному человеку стало бы понятно, что теперь он под особым вниманием охраны аэропорта.

Семен Петрович это, разумеется, понял.

«Плохо, — сказал он себе, — Нельзя светиться!»

Два часа назад он решил бежать прочь, практически, куда глаза глядят. Решил сразу же после того, как узнал, что несчастного Ваську Подстригаева нашли мертвым в квартире херра Шульца. И бежал он, конечно, не от ответственности перед Васькиными родителями, которые ему доверили свое дитя, попросив пристроить на тепленькое местечко на заводе. Как всякий пожилой, разумный человек бухгалтер Барсуков знал, что от такого груза не убежишь. Ночами будешь мучиться до конца своих дней.

Семен Петрович бежал, потому что по-животному испугался. Он и сейчас все еще не ощущал себя человеком. Он был загнанным зверем, растерявшим в своей панике все, что присуще человеку, включая разум.

«Бежать! Бежать! — крутилось в голове, — Убивают всех, кто связан с этой чертовой колбасой! Следы заметают подчистую. И я следующий!»

Барсуков подлетел к кассе Аэрофлота и, просунув паспорт в окошко, надсадно прохрипел:

— Билет.

— Билет? — вскинула брови кассир.

Петр Семенович снова усилием воли взял себя в руки. Он не должен привлекать внимание. По дороге в аэропорт он придумал хороший план: улететь из Москвы в страну, где визу можно купить уже в зале прилета, например в Турцию или Египет, а оттуда взять билет еще куда-нибудь. Словом, затеряться в перелетах и осесть подальше от России до тех пор, пока все не успокоится. Главное, он выживет, не оставив жену, детей и внуков сиротами. В другой стране он купит мобильный телефон. Свой он предусмотрительно отключил. Домой не заезжал, жене не звонил. Одним словом пропал.

Конечно, Нина разволнуется. Особенно когда начнут звонить с завода, а его абонент будет недоступен. Наверное, у нее подскачет давление. Но, в конце концов, это не смертельно. Уже ночью он позвонит ей из какого-нибудь телефона-автомата и, не превышая положенного для всех криминальных звонков лимита в одну минуту, быстро попросит не волноваться. Наверное, он сделает это уже при первой посадке, часа через четыре если повезет с рейсом.

Только бы все не испортить сейчас, на первой стадии своего побега. Нервного господина уже отметил охранник, теперь запомнит кассирша. И если его начнут разыскивать по горячим следам, то непременно найдут. Нет, он должен быть совершенно обычным. Чтобы не оставить в памяти людей ничего такого, по чему его могут вычислить.

Петр Семенович достал платок из кармана, вытер лоб и заставил себя безлико улыбнуться.

— К морю, — сказал он, как мог спокойно.

— К морю… — девушка насупилась, — а куда конкретно?

— Ну, как куда, — безлико раздражился Барсуков, — В Египет. Ближайший рейс.

Кассир постучала пальцами по кнопкам и сообщила:

— Ближайший рейс до Хургады через три часа. До Шарльм-Шейха через два. Уже идет регистрация.

— Давайте до Шарльм-Шейха, — безлико сообщил Барсуков, изо всех сил делая вид, что он просто решил развеяться, денька на два убравшись из Москвы.

— Обратно когда?

Петр Семенович сделал вид, что прикидывает в уме, сколько дней он может отсутствовать, потом сообщил:

— Через четыре дня.

Девушка снова прошлась пальцами по клавиатуре и констатировала:

— Через четыре дня в Москву мест нет.

— А через три? — с деланной надеждой взмолился Барсуков.

— Есть только через пять. Но рейс утренний.

— Хорошо, давайте.

Он достал кошелек. Платить он собирался наличными. Светить карту не хотелось. Он заранее снял деньги, заехав по дороге в банк. Главный бухгалтер похвалил себя за сообразительность. Если все-таки убийца выйдет на его след, он узнает, что Петр Семенович собирается вернуться назад через пять дней и будет его тут ждать. Вполне логичный, кстати, поступок для беглеца. Человек испугался, решил отсидеться недельку за границей. Таким образом, у него в запасе пять дней, чтобы окончательно затеряться в паутине перелетов.

Жалко, конечно, что нет паспорта на другое имя, но с этим уж ничего не поделаешь. Знания о «заметании следов» престарелый бухгалтер почерпнул из многочисленных боевиков и детективов, которые ему удалось посмотреть в свободное от работы время. Но ни в одном фильме не указывался точный адрес, по которому в Москве можно получить поддельные документы. Большая, кстати, недоработка со стороны кинематографистов. Ведь, как выяснилось, их глупое кино, может сослужить неплохую службу зрителю.

Получив билет, Барсуков рысцой побежал к воротам вылета. Ему предстоял долгий, изнурительный маршрут по странам третьего мира. Он еще не знал, что судьба уготовила ему скитания по грязным трех-, а то и двух-звездочным отелям. Дрожа всем нутром, он заставит себя летать на старых самолетах местных африканских авиакомпаний. А через месяц, когда деньги почти закончатся, он осядет в маленькой съемной квартирке на окраине Марокканского Танжера, зарастет седой щетиной и будет плакать по ночам от тоски и страха, прислушиваясь к шагам за непрочной дверью. Жене он позвонит лишь один раз. Сквозь хрип и шелест электрических разрядов отвратительной связи он соврет, что с ним все в порядке. Но, как говориться, каждый выбирает свою судьбу сам.

***

Марго вышла из офисного здания в отличие от многих других работников предприятия в прекрасном расположении духа.

«Все-таки жизнь деловой женщины имеет кое-какие преимущества, — думала она, спускаясь по ступенькам крыльца, — Во-первых, исключается ежедневная монотонность московского существования. Ведь распорядок, состоящий из посещения салона красоты, ресторанов, бессмысленных блужданий по магазинам, и вечеринок рано или поздно надоедает. А тут столько новых развлечений. Во-вторых, я сделала приличные визитки, чем оправдала свою изнурительную работу в офисе. В-третьих, если бы не моя работа, то совершенно неизвестно, чем бы закончилось сегодняшнее утро».

Дело в том, что, если бы не занятость в офисе, которой Марго отдалась со всей своей неуемной энергией, она непременно встретилась бы с привлекательным Нарышкиным. А это грозило ей как минимум потерей женского достоинства, поскольку, по ощущениям, еще один день рядом с ней он бы не продержался. Он непременно попытался бы ею овладеть. А она, как женщина слабая и беззащитная, вряд ли смогла препятствовать его порывам достойным образом. Нарышкин ей нравился. Она пока еще не была в него влюблена, поскольку такие дела быстро не делаются, и, в конце концов, она все еще не определила, стоит ли вообще в него влюбляться. Но симпатия есть симпатия. Она возникает на неподвластном человеку уровне сознания. Это от Бога. Тебя тянет к мужчине, и ты ничего не можешь с этим поделать. И именно под воздействием такой тяги женщины совершают самые серьезные промахи в жизни. Эту информацию Марго тоже почерпнула из своего любимого журнала, которому верила безоговорочно, а потому решила пусть хоть ненадолго, но прервать общение с Андреем. Чтобы слегка остыть.

Она подошла к своему сверкающему красным боком Порше, который наконец-то пригнали из сервиса. Директор этого сервиса долго пытался сообщить по телефону причину поломки, но она не хотела слушать эту белиберду.

— Вы не понимаете, машина была в полном порядке, — нудил он.

— Тогда почему вы выставили мне такой крупный счет? — недовольно спросила она.

— Но поломку ведь пришлось устранить.

— Ради Бога, — она закатила глаза, — Вы уж решите для себя, была поломка или нет. Кстати, я вас об этом даже не спрашивала. Вы сами напросились!

— Простите, — растерялся директор, — В вашей машине сломался бензонасос. А это странно для Порша-то. Он ведь у вас почти новый.

— И что вы хотите сказать?! — возмутилась Марго, — Что я сама залезла под машину и сломала бензонасос?! Вы в своем уме?!

— Конечно же нет! — окончательно сконфузился директор сервиса, — Я только сказал, что трещина там в шланге. У Порша я такое впервые вижу. Как будто его кто ножницами подрезал. Только вы не подумайте, что я про вас. Не так-то это просто.

— Вы в своем уме? — возмутилась Марго, — На что вы намекаете? Что я поехала в другой сервис, попросила сломать в моей машине бензонасос, потом вызвала эвакуатор, пригнала машину в ваш сервис, несколько дней жила без автомобиля, и все только для того, чтобы немножко поразвлечься?! Вы давно не были у психиатра?

— Я? — директор сервиса охнул.

— Ну, не я же!

С этим она положила трубку, прервав бессмысленный диалог.

Сейчас, вспомнив о нем, она поморщилась, еще раз повторив про себя: «глупость какая-то».

Марго села за руль, усадила Мао рядом и с наслаждением, завела мотор. Тот уверенно заурчал. Она любила свою машину и, будучи в отъезде, скучала по ней больше, чем обо всех и обо всем, что оставляла в Москве.

Теперь же она ощутила себя полностью счастливой. У нее насыщенная жизнь, о чем свидетельствуют визитки в ее маленькой сумочке. Скука сама собой растворилась. И она впервые за несколько дней своего пребывания в родном городе захотела посидеть в одиночестве. В тишине какого-нибудь уютного ресторанчика, где она сможет нормально пообедать, не думая о том, как ее аппетит отразится на ее имидже. Есть ей хотелось страшно. Обычно, она ограничивала себя всяческими модными диетами, но сегодня был особенный день. Она стала деловой женщиной. И, следовательно, может обедать так, как положено в деловых кругах: хорошо и со вкусом.

Марго выехала через ворота комбината, повернула на дорогу и устремилась к проспекту. Она уже наметила один ресторанчик, где намеревалась насладиться первым в своей жизни бизнес-ланчем.

Нарышкин нажал на педаль газа и его спортивный Мерседес плавно двинулся от обочины.

Фуарье тронул таксиста за плечо и скупо приказал:

— За тем Мерседесом.

Таксист пожал плечами и, сохраняя на лице профессиональное равнодушие, уверенно повел свою колымагу следом.

***

Федор Скоков вышел из дверей Интернет-кафе и тут же попал под проливной ливень.

— Черт возьми! — машинально выругался он и прибавил ко вполне приличной фразе пару таких, за которые на него нехорошо покосилась проходящая мимо дама под цветастым зонтом. Этой даме под зонтом человека, бредущего под проливным ливнем с непокрытой головой было не понять. Что ж поделаешь: сытый голодному не товарищ. Кроме всего прочего Федору и есть хотелось так, что в животе урчало. Но денег в кармане было ровно на метро и автобус. Последние сбережения он истратил за час в Интернет-кафе. Дома у него был компьютер. Старенький, но вполне дееспособный. Однако использовать его для своих нынешних нужд он считал нецелесообразным.

Мимо прокатила новенькая Тойота и безучастно обдала Федора фонтаном брызг, что радости ему, конечно, не прибавило. Впрочем, и не разозлило. Человеку, уже и так мокрому до нитки лишняя порция воды по барабану.

«Ничего, — подбодрил себя Федор, — Скоро все переменится! Скоро и я буду разъезжать по Москве на новенькой иномарке. А почему, собственно, по Москве. Я могу себе позволить укатить и в Амстердам. Да я могу поселиться в любой точке мира, где захочу! Конечно, следует выждать, отсидеться положенное время, чтобы никто ничего не заподозрил. И вообще, идея с Амстердамом — это даже не прихоть, а необходимость. Преступно заработанные деньги тратить безопаснее подальше от места преступления. Правда есть одно «но». Надо бы побыстрее отыскать Петра Семеновича, да поговорить с ним как следует… На заводе рискованно. А вот уговорить его встретиться в каком-нибудь малолюдном месте…»

Федор Скоков не уставал радоваться неожиданно открывшимся криминальным способностям. Конечно, он парень умный, и никогда в том не сомневался. Но одно дело это знать, и совсем другое применять свой ум, талант и творческую смекалку на практике. А чтобы еще и с пользой для себя — это вообще редко кому удается. И все эти люди в первых строках списка самых богаты предпринимателей страны. Вот у Федора тоже получилось. А его соседу Мишке, с которым они с детства ходили болеть на стадион за «наших» — не дано преуспеть. Потому что интеллектуальных способностей Мишки хватает только на то, чтобы сочинять классные кричалки, чтобы потом орать их всем стадионом. Можно подумать именно для этого он окончил Литературный институт с красным дипломом. А мать еще до сих пор ставит Федору Мишку в пример.

«Посмотрим, что она скажет, когда я получу деньги!» — усмехнулся он про себя.

Конечно, кое-что омрачало его оптимизм. Все-таки дело, в которое он влез, ну, никак нельзя назвать полезным для общества, а, следовательно, никак нельзя назвать хорошим. Он преступник, и на его совести жизни людей. Но разве общество уже давным-давно не сменило свои ценности? Впрочем, может быть, истинные ценности всегда оставались неизменными. Ведь преступники, а в особенности крупные преступники испокон века жили лучше честных людей. Их всегда уважали, их ценили, им поклонялись. Их ненавидели потихоньку, это да. Но вовсе не за то, что они преступники, а из зависти, что они смогли разбогатеть.

Одна первобытная обезьяна отобрала у другой банан и цинично сожрала его на глазах у обиженной. С этого и началась эволюция общества. Рабовладельческий строй, феодалы, капиталисты… В люди выбивались лишь те, кто мог красть и убивать. А социалистический строй с ее КПСС — самой гуманной партией в мире? Коммунисты насаждали мораль и равноправие, а сами жрали в три горла колбасу и ананасы, когда в Поволжье люди гибли от голода. Это Федор еще в школе проходил. А что теперь? Разве современные олигархи не бывшие преступники? Можно ли среди богатых бизнесменов найти хотя бы одного честного, который не разжился на воровстве и на чьей совести нет ни одной человеческой смерти?

Да что спрашивать с России! Во всем цивилизованном и нецивилизованном мире дела обстоят точно так же. Нынешние миллиардеры если не сами, то их предки, накопившие эти миллионы, уж точно были замешаны в жестком криминале. Почему же ему — скромному молодому человеку не следовать вечным законам общества? Отец часто повторяет: «я бедный, зато сплю спокойно». Но это его выбор. Федор не обязан подражать этому примеру. Это плохой пример. Трусы спят спокойно, но они и не имеют ничего, кроме своего спокойствия.

В голову его, до мозгов промоченную ливнем пришла одна цитата, заученная еще в школе. Герой по имени Раскольников в романе Достоевского все мучился вопросом: «Тварь он дрожащая или право имеет».

«И этот вопрос правильнее всех остальных, — решил сейчас Федор, — Рано или поздно каждый человек задает его себе. И лучше задать его в молодости, когда еще есть силы на права, а не в старости, когда, оглянувшись на прожитую в чести и спокойствии биографию с грустью констатировать: «к сожалению, я — дрожащая тварь».

Федор подкинул на плече старенькую спортивную сумку. В ее глубине, в самодельном футляре из толстой книги с вырезанными страницами покоился пистолет ТТ с дарственной надписью на рукоятке. Пистолет придавал ему уверенности. С оружием Федор Скоков — для всех мало примечательный курьер без будущего, а на самом деле без пяти минут обеспеченный молодой человек и завидный жених даже для такой барышни как Ксения Собчак, чувствовал, что имеет право практически на все.

***

Катерина — жена Ивана Тарасова задумчиво глянула в окно. На улице лил тоскливый ливень. Такой же тоскливый как вся ее жизнь. Подобное признание она могла сделать лишь в краткие минуты отчаяния. Вот такие, как теперь. Конечно, подруги ей завидуют — муж крупный бизнесмен, двое детей, отдых на известных курортах, любые развлечения в Москве, цена билетов значения не имеет. Но разве все это делает женщину счастливой, если она чувствует себя одинокой? Муж всегда занят, а она вынуждена повсюду таскаться одна. Ну, в лучшем случае, с детьми. Да и воспитывает она этих детей как мать-одиночка. Потому что Ваньке некогда даже заглянуть в Федькин дневник.

Именно этим она сейчас и занималась, сидя за столом на кухне. Сын топтался рядом, и в глазах его тоже была тоска. Он терпеть не мог показывать дневник родителям. Еще бы! Там же нет тех оценок, за которые его погладят по головке. Даже те, которые удалось стереть ластиком или переправить на более приличные погоды не делали. И как быть с огромными во всю страницу замечаниями, написанными жирной красной ручкой.

Катерина вздохнула и трагическим голосом прочла одну из записей в дневнике:

— «Мочился на страуса в кабинете биологии», — она перевела взгляд на сына, — Сыночек, объясни, зачем ты это сделал?

— Потому что страус есть только в кабинете биологии, — скучающе ответил Федька.

Катерина опять вздохнула и продолжила допрос:

— Но зачем ты это сделал в присутствии учителя?! Тебя что, не устраивают школьные туалеты? Это какая-то форма протеста? Что это за бестактность, в конце концов?!

— Мам, да все было не так, как училка написала! — Федька сел напротив, — Училка оставила нас мыть доску, ну а мы с Серегой мыли ее мыли… мыли ее мыли… а потом поспорили…

— Подожди, а почему тебя оставили мыть доску? — вскинула брови Катерина, — В школе, закончились уборщицы?

Вопрос был правомерный, поскольку Тарасовы, как и прочие родители ежемесячно отстегивали немалую сумму на охрану и уборку школы.

— Вот и я говорю, — воодушевленно подхватил Федька, почувствовав, что может увести разговор подальше от записи в дневнике.

Но мать знала все его уловки. Он ведь не первый год получал замечания и плохие оценки.

— Что вы с Серегой натворили в кабинете биологии до того, как ты испоганил чучело страуса? — строго спросила она.

— Ну… — Федька покраснел, — В общем-то, ничего серьезного…

— И все же, что?

— Ну, намочили тряпку маслом, — нехотя признался сын.

— Каким маслом?!

— Машинным.

— Какую тряпку?

— Которой доску вытирают. У нас в этом же классе на следующем уроке должна была быть контрольная по математике. Потому что в кабинете математики 5 «А» уже протер доску маслом, и математичка на ней писать не могла. А Роськина — ябеда нашептала биологичке, что это мы намочили тряпку. Ну, биологичка всех увела в актовый зал, чтобы там вести урок, а нас с Серегой оставила, чтобы мы эту доску оттирали. Чтобы не срывать контрольную, понимаешь?

— А причем тут страус?

Федька постучал ладонью по столу:

— Ну, как ты не понимаешь?! Мы с Серегой поспорили. Он стал говорить, что если на чучело страуса пописать, то он побежит, потому что даже чучелу неприятно стоять в луже. А я сказал, что Серега гонит фуфло. В общем, мы почти подрались, а потом решили проверить. И если бы страус побежал, то я должен был бы отдать Сереге свой новый велик. Но страус не побежал, и теперь Серега отдаст мне свою мобилу.

— У тебя уже есть мобильный телефон, — сурово проговорила Катерина, — зачем тебе второй?

— Как это?! — удивился сын, — Продам и куплю драйвера для компа.

— Какое-то пиратское предпринимательство. Мы об этом потом поговорим. Сначала я хочу услышать окончание истории про страуса.

— Да нечего рассказывать. Страус с места не двинулся, зато влетела биологичка и устроила скандал. Мы же не знали, что она притащится зачем-то в класс посреди урока.

— Все! — Катерина помотала головой, — Мне надоело разбираться в маслах, тряпках, досках и страусах. Я не могу понять, зачем тебе продавать чужие телефоны. Мы в состоянии купить любой драйвер, который нужен для твоего компьютера. Я так больше не могу, Федя. Я иду к отцу просить, чтобы он тебя отлупил, как следует.

— Мам, ты чего?! — сын испуганно вскочил со стула.

В семье Тарасовых бить детей считалось непедагогичным. По сути, это был первый случай, когда мать заикнулась о физической расправе.

— А что ты от меня хочешь? — она тоже встала и, повысив голос, гневно продолжала, — Ты растешь хулиганом и двоечником. Теперь вот, как выяснилось, еще и бизнесменишь потихоньку! И я должна спокойно смотреть на все это? Мои вразумления на тебя уже давно не действуют. Что ты прикажешь мне делать?

— Мам, — теперь Федька покраснел по-настоящему, до корней белобрысых волос, — Я больше не буду. Честное слово!

— Знаешь, сколько раз я это уже слышала?! Да если записать все твои «не буду» на пленку и растянуть ее, то можно до Луны дотянуть.

— А что такое пленка? — заинтересовался сын, который рос в эпоху CD и DVD дисков.

— Не важно, — в сердцах отмахнулась мать и повторила, — Я иду к отцу. Будем тебя пороть за всякую малость, которую я прочту в дневнике.

Федька вздохнул и понурил голову:

— Тогда я умру от физических истязаний.

— И это будет лучше для общества! — подытожила Катерина, — Одним будущим преступником меньше. Но есть и другой выход: ты, в конце концов, начнешь бояться и возьмешься за ум. Третьего не дано. Готовься к хорошей физической расправе.

— Мам… — в глазах сына читался ужас.

— Ничего больше слушать не хочу!

Она развернулась и решительными шагами направилась к спальне, где с утра обитал ее супруг, который по каким-то причинам остался сегодня дома, но просил его не беспокоить, пока он сам не выйдет из комнаты. Обычно Катерина ему не мешала. Но сегодня чаша ее терпения переполнилась. В конце концов, у них назрел семейный кризис. А это посерьезнее любых проблем на работе. Она подошла к двери и приостановилась, прислушавшись.

— Да нет, эта проблема уже решена, — Иван говорил по телефону.

Катерина замерла, не желая мешать и понимая, что Ванька договорит в любом случае. Даже если она войдет, разденется и встанет на голову, он сначала закончит разговор, и только потом спросит, в чем дело. Так что где ждать, особенной разницы не было.

— Потому что мальчик, который проворачивал в колбасном цехе, уже мертв. Остался только главный бухгалтер. Это проблема, потому что старик исчез. Но я должен найти его раньше, чем его найдет милиция, понимаешь. Черт! Надо было в первую очередь с ним разобраться. Теперь ищи его! У человека уже седые волосы на заднице, а все туда же. В бега он подался! — Иван сухо хохотнул, выслушал кого-то в трубке, а потом закончил разговор, — Ладно. Будут новости, сообщу. Да кой мне хрен бояться! У меня все под контролем.

Катерине расхотелось говорить с мужем. Вообще-то первым ее желанием было по-тихому собрать детей и бежать, куда глаза глядят, как тот самый незнакомый ей главный бухгалтер. Она неожиданно для себя узнала, что муж ее не только крупный бизнесмен, но, судя по разговору, и жестокий убийца.

***

Марго отложила меню и с нежностью глянула вслед расторопно удаляющемуся официанту. Она только что заказала греческий салат, французский сырный суп с морепродуктами, жульен с грудкой индейки, телятину на гриле и вишневый штрудель с шариком ванильного мороженного. Все это она намеревалась съесть безо всякого зазрения совести, не спеша и с наслаждением. Слюнки текли от одних только названий.

Она зажмурилась, а когда открыла глаза, аппетит улетучился, уступив место нехорошей тошноте. Напротив нее сидел и как ни в чем не бывало улыбался Андрей Нарышкин. Не то чтобы она совсем не хотела его видеть, она не хотела его видеть именно сейчас и еще в ближайшие два часа, когда ей предстояло смаковать еду. Теперь же ей пришлось делать молниеносный выбор, что в данный момент сильнее: голод или желание сохранить приятные впечатления о себе у Андрея. Ведь Марго была уверена, что жадно поглощающая еду женщина не вызывает у мужчин никаких эмоций кроме отвращения. А отвращение у Нарышкина ей вызывать категорически не хотелось. Так уж была она устроена. Даже самый что ни на есть захудалый кавалер отбивал у нее всякий аппетит. А Андрей был вовсе не захудалым кавалером, а очень даже привлекательным и перспективным. Рядом с ним ей хотелось кокетничать и молоть всякую чушь, а это уже показатель.

«Сейчас официант вернется и уставит стол тарелками, — с тоской подумала она, — может уйти?»

— Я ехал за вами от самого завода, — несколько сконфуженно признался Андрей, — Не мог вытерпеть до вечера.

Он названивал ей с самого утра, но Марго, решив сделать паузу в их общении, стоически откладывала встречу до конца рабочего дня. А ведь она должна была бы помнить, что мужчины в состоянии лихорадочной неудовлетворенности, в каком она оставила его вчера, не могут ждать столь долго. Мао, мирно дремавший на соседнем стуле в ожидании своего стейка, поднял голову и зевнул. Сейчас Нарышкин не вызывал у него опасений.

— Вы, кажется, совсем забыли о маленьком поручении, которое дали мне прошлой ночью, — с нарочитой обидой проговорил он.

— О поручении? — она нахмурила лоб, судорожно соображая, куда бы отправить дотошного ухажера пока официант еще не начал подносить ей обед.

— Ну да! — с этим он выудил из кармана пиджака маленький подарочный пакетик и протянул его ей.

Она высыпала его содержимое на ладонь, и улыбка озарила ее лицо.

— Боже, я действительно забыла! — Марго подцепила ошейник удивительной красоты на палец и рассмотрела на свету, — Какая прелесть! Вы правда летали за ним в Париж?

— Ну, не совсем летал, — Нарышкин смущенно опустил глаза, — Я его заказал друзьям, и те с радостью выполнили мое поручение. Разумеется, они бы и пальцем не пошевелили, если бы я не расписал в красках достоинства хозяйки Мао. А во Франции не принято отказывать красивым женщинам.

— Вот как? — она кокетливо повела плечами, — И что же вы им наговорили.

— Правду, — они покраснел, — Я сказал, что рядом с вами я забываю, кто я, и зачем приехал в Москву.

Марго примерила ошейник своему любимцу и осталась довольна.

— Чудно! — промурлыкала она, глядя, как стразы переливаются в собачьей шерсти.

Любимец отнесся к обновке индифферентно.

Далее нахваливать мужчину за преподнесенный дар было бы неприлично. В конце концов, он же не яхту ей презентовал. Да и вообще, Марго считала, что излишнее излияние благодарности в таких случаях, включая и яхту, и виллу, и полцарства, унижают женщину. Как будто она не достойна подарков, какими бы роскошными они не были!

Не зная, чем еще заполнить паузу, она спросила:

— И что же… вы действительно забыли, что приехали в Москву, чтобы подыскать подходящую развалюху, куда ваши вкладчики согласились бы вложить свои лишние деньги?

— Забыл, — с горячей готовностью согласился Андрей, — Иногда мне кажется, что я вообще перестал существовать как бизнесмен и как человек в обычном понимании этого слова. Когда я рядом с вами во мне живет лишь мужчина. Мужчина, который без ума от женщины.

Столь пылкое признание в любви способно выбить из колеи любую представительницу прекрасного пола. Но только не Марго. Во-первых, она не верила и половине сказанного, считая, что мужчина склонен всячески приукрашать свое естественное желание переспать с понравившейся ему дамой. Отсюда и серенады под луной и прочая романтическая чушь, которая, несомненно, вносит много приятного в обыденность повседневной жизни, но, по сути, является лишь иллюзией. А, во-вторых, ей было решительно плевать на любые душевные и физические терзания кроме своих собственных. И если другая женщина после таких слов готова была возблагодарить кавалера хотя бы пылким взглядом из-под стыдливо опущенных ресниц, то Марго лишь усмехнулась.

— Ну, а обедать вы будете? — спросила она, — Или мне придется есть в одиночестве?

Нарышкин в который раз за их недолгое знакомство почувствовал, что ему на макушку вылили ведро холодной воды. Он даже головой помотал, словно стряхивал с волос капли. Однако делать было нечего. Марго вновь ускользнула из ловушки, которую он продумал и расставил с такой тщательностью. Он рассчитывал хотя бы на ее смущение. Ему пришлось выдавить из себя улыбку, которая на этот раз получилась разочарованно-кислой, и заняться изучением меню. Официант принес первое из заказанных Марго блюд — греческий салат. При этом ее желудок подпрыгнул до подбородка, издав утробное урчание. Есть ей хотелось страшно. Тем не менее, она взяла себя в руки и холодно посмотрела на тарелку.

— Пожалуйста, не приносите все сразу, — сухо проговорила она, — Я не уверена, что съем все, что заказала. Впрочем, может быть вы, Андрей, согласитесь заказать то же, что и я? Ведь блюда, как я понимаю, уже начали готовить?

Официант бесстрастно кивнул. По опыту он знал, как выглядит голодный человек, и, опираясь на этот свой опыт, он мог с точностью сказать, что дама заказала ровно столько, чтобы насытиться. Но почему она вдруг решила вести какую-то странную игру — этого он пока понять не мог. Он работал не так уж долго официантом, а такие тонкости профессии приобретаются только с годами.

Нарышкину было все равно, что есть, поскольку голод, как, впрочем, и все остальные чувства у него атрофировались, едва он оказался рядом с предметом своей неуемной страсти. Низ живота опять налился свинцом, в коленях трепетала предательская слабость, а голова шла кругом. Он съел бы все, что ему предложили, не ощутив при этом никакого вкуса, и выпил бы несколько бутылок вина, совершенно не опьянев. Он согласился со всем, что ему предложили, хотя терпеть не мог жульен и суп с морепродуктами. Когда официант отошел, он понял, что нужно о чем-то говорить. И хотя все его мысли крутились вокруг прелестей Марго, он сделал над собой невероятное усилие и поинтересовался:

— Что-то выяснилось о пропавшем немце?

— О Густаве? Ничего, — она равнодушно пожала плечами и тут же сменила тему, заговорив с жаром, — Последнее время мне кажется, что все следователи Москвы сошли с ума. Они не видят очевидного!

— Что вы говорите? И что же они отказываются видеть?

— Как что?! Шпионский заговор, конечно!

— В центре которого ваш Густав? — усмехнулся Андрей.

— Хм… — она опустила глаза, — Я так не думаю.

— Вот как?! — изумился Нарышкин, на мгновение забыв о своих страданиях, — Но еще вчера вы были уверенны, что именно херр Шульц организовал шпионскую сеть на вашем заводе.

— Люди склонны менять свое мнение, если признают его ошибочным. Завидное упрямство хорошо лишь для баранов и ослов.

— Это понятно, но что вас заставило переменить свою точку зрения?

— Я подумала и пришла к выводу, что он не способен на шпионскую деятельность. Хотя бы потому, что он слишком заметный для шпиона. Рыжий, полный, крикливый… кому нужен такой шпион, который просто обречен бросаться в глаза! Ведь настоящий шпион должен быть неприметен постороннему глазу. Вы так не считаете?

— Мало ли какие уловки существуют у шпионов… — задумчиво изрек Андрей.

Однако развить свою мысль ему не удалось. Их прервали.

— Андрэ!

Нарышкин и Марго разом непонимающе уставились на вход в обеденный зал. К ним уже шел довольно приятного вида брюнет в светлом летнем костюме, который подчеркивал его кожу, поцелованную южным солнцем. Он приблизился к столу и отвесил учтивый поклон даме. После чего снова расцвел в приветливой улыбке.

— А я думал ты или нет, — он опять повернул голову к Марго и представился, — Пьер Антони Фуарье, — затем он счел своим долгом пояснить, — Мы с Андре работаем в одной конторе, а увиделись впервые за несколько месяцев в тысячах километров от Парижа. Ну, не забавно ли, а?

Говорил он с очень явным французским акцентом. Марго сочла его появление как нельзя кстати. Ей уже надоели разговоры о шпионах, о которых она болтала со вчерашнего вечера практически безостановочно, а потому все что хотела уже сказала очень много раз. Однако, судя по всему, шпионы — было единственной темой, которую мог еще хоть как-то развить ее собеседник, не скатившись на очередные признания. Сам же Андрей едва скрывал ярость при появлении своего старого товарища по работе. Впрочем, Марго отнесла это на счет его нежелания разделять еще с кем-то ее общество.

— Командировки, знаете ли… Такая жуткая работа… — Пьер Антонии сел на свободный стул и закинув ногу на ногу поинтересовался у дамы, — Вы не против, если я с вами отобедаю? Тут он увидел Мао и расцвел в умилении, — Какая славная псина! У моей бабушки такая же. А какой чудный ошейник! Вы не поверите, моя бабушка заказала мне примерно такой же для своей собаки. Где вы его взяли?

Марго улыбнулась:

— Вы слишком редко заезжаете в Париж. Ошейник приобрели там.

— Что вы говорите? А где именно?

— Я дам тебе адрес, — проговорил Андрей, и в голосе его сквозила ничем не прикрытая злость.

«Подонок, — думал он в этот момент, пожирая товарища глазами, — Решил перейти мне дорогу!»

— Прелестная собака! — соперник потрепал Мао за хохолок, и тот заурчал, — Как его зовут?

— Мао, — Марго нравился этот раскованный француз. И особенно ей нравился его гортанный акцент.

— Какое оригинальное имя! — восхитился тот, — А собаку моей бабушки зовут просто кошмарно: Чао Ху Люциус Патрициус. У пса какая-то потрясающая родословная, корни которой уходят к собакам царского двора династии Минь. Так моя бабушка настаивает, чтобы пса всегда звали полным именем, представляете! Однажды я наблюдал, как горничная спустила его с поводка, а потом, ломая язык, раз пятьдесят пыталась подозвать к себе. Имя-то его звучит не лучше хорошей скороговорки.

— Вы давно в Москве? — поинтересовалась Марго.

— С неделю, — небрежно ответил Фуарье.

— Удивительно, — она усмехнулась, — За последнюю неделю я познакомилась с двумя французами, прекрасно говорящими по-русски. А ведь так можно решить, что в Париже не найти ни одного человека, не владеющего русским языком.

— Ну, это не мудрено, — Пьер Антонии жестом подозвал официанта, и тот на полусогнутых кинулся к обильному на гостей столу, — в Россию посылают специалистов, владеющих русским, а Польшу — польским, в Мексику — испанским. Ну, чтобы мы с Андрэ делали в вашей стране без языка? В конце концов, нам ведь нужно искать инвесторов.

— Инвесторов? — вскинула брови Марго, — Но, Андрэ ищет как раз развалины, куда ваши французские инвесторы пожелали бы вложить свои сбережения.

— Ох! — Пьер Антонии многозначительно вздохнул, — На одних евро тут далеко не уедешь. Я надеюсь, в России найдется немало желающих реставрировать памятники старины под эгидой честного французского фонда. Мы с Андре работаем на два фронта — с одной стороны ищем старинные особняки, с другой инвесторов. Если соединить и то, и другое, то выйдет неплохое дельце. Допустим, наша фирма отреставрирует какой-нибудь особняк, превратив его в приличный отель. Доходный бизнес, скажу я вам. А получать с него дивиденды куда менее рискованно, чем вкладывать деньги в какой-нибудь ваш пенсионный фонд. Во Франции на стабильный доход от вложенных ранее капиталов живут практически все пенсионеры. И живут, кстати, неплохо.

— То есть вы ищете пенсионеров? — окончательно запуталась Марго.

— Да ну их! Что мы все о делах… — не выдержал Пьер Антонии, которому, похоже, надоел этот разговор еще больше, чем собеседнице, — Если будет у нас время, я вам подробно расскажу о деятельности нашей компании. При условии, что вас это вообще интересует.

Он углубился в меню. Пробежался глазами по всем страницам и, наконец, захлопнул пластиковые корочки с такой силой, что, начавший было скучать, официант подпрыгнул от неожиданности.

— Нет, все это какая-то ерунда, — недовольно проворчал Фуаро, после чего обратился к Марго, — Что вы заказали? Я совершенно сражен набором блюд. Московские рестораны изобилуют вавилонской кухней. От всего понемногу.

Марго перечислила. Пьер Антони повернул голову к официанту:

— Мне то же самое. И бутылочку Бужеле.

Тот поспешно удалился на кухню.

— Ужасная вещь привычки, — продолжил Фуарье, — Ну, что поделаешь, французы привередливо относятся к еде. Это наш национальный недостаток.

Нарышкин, ушедший в глухое подполье, злился, сознавая, что с каждой минутой навязчивый коллега отнимает у него новую порцию расположения прекрасной дамы. Нужно было действовать.

— Ну, не все французы привереды в еде, как ты выражаешься, изысканно, — язвительно заметил он, — Те, кто вырос в рабочих кварталах…

Уже через секунду, он понял, что недооценил противника. Тот поморщился и парировал как ни в чем ни бывало:

— Ну, зачем нам о них говорить! Лично я никогда там не был и понятия не имею, что они там едят и пьют. К тому же в рабочих кварталах живут теперь преимущественно арабы, а уж их судьбы меня совершенно не занимают. Я вам так скажу: фривольная политика нашего государства относительно бывших колоний привела к тому, что в крупных городах плюнуть некуда, чтобы не попасть в выходцев из этих самых колоний. Нормальные люди бегут из больших городов. Во всем Париже осталась лишь малая горстка настоящих французов — и все они исключительно потомственные аристократы, у которых есть поместья под Парижем и которым просто некуда деваться от своих корней.

— И вам тоже некуда деваться от корней? — заинтересовалась Марго.

Пьер Антони хлопнул себя по лбу:

— Ой, я забыл, что мы в России, и для вас фамилия Фуарье звучит так же незнакомо, как для меня какой-нибудь Иванов. Но во Франции Фуарье не так уж много и все графы, — он хохотнул и пояснил, — У нас древний род. Правда в поместье живет только бабушка. Ужасно, кстати, дорогое удовольствие — содержать огромный дом и земляные владения под Парижем. Одних налогов столько, что хватит на прокорм всех рабочих кварталов. Ну, при условии, что они не будут есть свежие устрицы и пить вино 50-летней выдержки. И если бы не мясокомбинаты дядюшки…

Марго хлопнула в ладоши:

— Так у вашей семьи есть мясокомбинаты?!

Нарышкин побледнел и поджал губы. А Пьер Антони поморщился:

— О… не стоит о грустном. Фамильный бизнес… что может быть скучнее, чем эта ноша. Живешь с осознанием того, что рано или поздно придется стать главой огромного концерна, деятельность которого тебе более чем неинтересна. Дядюшка, видите ли… не имеет семьи. А потому, к сожалению, именно я являюсь наследником и будущим владельцем всего этого кошмара. Вы не поверите, я каждый день засыпаю с молитвой о продлении его дней. И хвала небесам, пока у него отменное здоровье.

— Но зачем вам вообще работать? — вскинула брови Марго.

На что французский аристократ только хмыкнул:

— Понятия не имею. Бабушка называет это блажью. Хотя, с другой стороны, если бы я не работал в нашей конторе, мне пришлось бы хоть изредка, но появляться на дядюшкиных предприятиях.

— Я с вами совершенно согласна, — она кивнула, — Мясокомбинат — это болото. Знаю по собственному опыту. Я, видите ли, являюсь акционером крупного московского мясокомбината, а с недавнего времени заняла должность арт-директора.

— Арт-директора? На мясокомбинате? — Пьер Антонии вскинул брови и, отставив бокал с вином, внимательно посмотрел на Марго, — А чем, простите, занимается арт-директор на мясокомбинате?

— Да я пока еще сама не решила, чем мне заняться. Но если уж ты акционер предприятия, нужно как-то способствовать его процветанию, не находите?

В общем обед прошел в приятной обстановке для Марго и Фуарье и совершенно кошмарно для Нарышкина. К концу трапезы последний был в таком подавленном состоянии, что едва не перепутал свой десерт с десертом для Мао. А если учесть, что десерт для Мао состоял из сырой мозговой косточки, то можно себе представить какими глазами взглянула на Андрея Марго, когда он к нему потянулся.

Однако возмущение Мао было много сильнее. Пес чуть было не вскочил на стол с явным намерением написать обидчику в тарелку. Спас положение все тот же вездесущий Фуарье. Он подхватил Мао одной рукой, другой выхватил из-под носа Нарышкина блюдо с мозговой костью и опустил весь этот ансамбль под стол. Марго наблюдала сцену с умиленной благодарностью. И Андрей понял, что растерял все свои очки, с таким трудом приобретенные за прошлый день.

Под конец обеда Пьер Антонии уже выразил желание посетить мясокомбинат, акционером которого являлась его новая знакомая, видимо, забыв, о своем неприятии к этой промышленности. Марго с радостью одобрила его порыв, предложив проследовать на завод немедленно.

Нарышкину ничего не оставалось, как поплестись следом. Но это было еще не все в списке его потерь. Выйдя на улицу, Фуарье развел руками:

— Надо было заказать такси, — пробормотал он, краснея от досады за свою неосмотрительность.

— Зачем? — удивилась Марго, — Я приехала на своей машине, да и Андрей, судя по всему, тоже. Во всяком случае, мне кажется, это его красный Мерседес.

Нарышкину осталось лишь согласиться.

— Поехали, — буркнул он сослуживцу, предвкушая, что завезет его в какую-нибудь подворотню, и там, подальше от чужих глаз, свернет мерзавцу шею.

Но тот усмехнулся и, отвесив поклон Марго, проговорил:

— Мне будет куда приятнее, если дама позволит разделить эту поездку с ней. Кроме того, просто неприлично оставлять женщину в одиночестве. Не так ли?

С этим он лукаво взглянул на Марго, и Нарышкин понял, что окончательно проиграл схватку.