Следствие ведет блондинка (СИ)

Глава 6

Блондинка проезжает перекресток, не заметив, что светофор горит красным. Позади нее визг тормозов, звуки многочисленных ударов, скрежета металл о металл, вопли людей, гудки…

Блондинка останавливается, выскакивает из машины, с ужасом смотрит на многочисленное ДТП на перекрестке, потом смотрит на небо, явно пытаясь что-то вспомнить.

Потом срывается с места, бежит к машине, хватает с сиденья любимый журнал, открывает на нужной странице, читает, затем облегченно вздыхает: «Ну, конечно, сегодня же Юпитер в Козероге».

(Из сборника анекдотов)

Марго с силой захлопнула дверь своего красного Порше, перекинула Мао с правой руки на левую, потому что держаться за руль она имела обыкновение правой рукой, затем вставила ключ в замок зажигания и завела мотор. Если бы она обращала внимание на подобные мелочи, она бы непременно удивилась тому, что мотор, еще даже не начав как следует работать, как-то неадекватно крякнул. Но мысли Марго и в лучшие времена витавшие далеко от забот автолюбителя, сейчас были совсем в другом измерении. Она злилась на Тимофея, который так и не организовал ей кофе, а ее собаке завтрак, она злилась на херра Шульца, который так невоспитанно не поблагодарил ее за найденный диплом, и что самое противное, она злилась на себя. И если свои чувства по отношению к другим она могла контролировать, вовремя сказав себе, что они не стоят ее нервов, то чувства по отношению к себе контролю не поддавались. В конце концов, у Марго никого на свете не было дороже ее самой, а потому она не могла запретить себе злиться и расстраиваться из-за самого обожаемого ею человека на Земле.

Ей было обидно, что она так глупо убила прекрасное почти летнее утро, но еще обиднее ей было оттого, что как ни крути, но лучшим образом использовать она это утро все равно не могла. Ей попросту нечего было делать этим утром, вот она и прикатила на завод, чтобы хоть как-нибудь развеяться. Конечно, в таких случаях помогает шопинг, но таскаться по московским магазинам, да еще утром, да еще в жару, когда привычка ездить за покупками в Европу уже стала образом жизни, это, согласитесь, занятие в высшей мере неразумное. Да и не способствовали улучшению настроения московские магазины. Даже очень дорогие. Был еще вариант навестить приятельниц. Но приятельницы, даже дальние все почему-то разъехались. Одна отдыхала с любовником на его вилле в Греции, другая изнывала от тоски с мужем на их вилле на Кипре, третья изображала верную спутницу жизни со своим женихом на какой-то скучной конференции, посвященной проблеме автоматизации скотоводческих предприятий, которая проходила недалеко от Инсбрука. Все они были при деле, одна лишь Марго болталась в это утро, как забытая наволочка на бельевой веревке.

«Надо срочно подыскать какого-нибудь подходящего мужика», — подумалось ей. И тут она загрустила вполне серьезно. Ей пришлось признать, что приличные мужчины, которых она могла бы полюбить всем сердцем, куда-то подевались. Раньше с ними было как-то легче. Случалось, увидишь широкоплечего детину, похожего на плохую подобию Кевина Костнера из фильма Телохранитель — и все, уже по уши влюблена. А теперь почему-то и любить такого не хочется. И что странно, даже если встречается нечто пристойное, с приличной внешностью, то непременно вылезают какие-то недостатки: то он беден, то жаден, то труслив, то женат, а то ко всему остальному еще и бабник. А влюбляться в мужчину с заранее вскрытым серьезным недостатком ей совсем не хотелось. Подруги как-то с этими недостатками мирились.

Вот Катюша, к примеру: та, которая сейчас на конференции в Австрии. Ее Арнольд занимается разведением крупного рогатого скота (что, как не сразу выяснила Марго, не имеет никакого отношения к психотерапевтической деятельности среди обманутых мужей). Ладно бы еще этот Арнольд лошадей разводил. Все-таки благородное животное, опять же занятие такое сулило встречи с коллегами из разных стран, включая принцев и прочую знать. Так нет, Катюшин возлюбленный разводит коров. И от него воняет этими коровами даже если он три раза примет ванну с лавандой и розмарином. Как можно в такого влюбиться? Марго скривила губы.

А избранник Изольды — красавчик Леонид? Он обожает только себя и свою страсть к азартным играм. Как он умудрился сохранить виллу на Кипре — одному Богу известно. Бедняжка Изольда каждую ночь с ужасом ждет его возвращения из казино. Ей даже сны сняться, где он ей сообщает, что все свое состояние он, увы, проиграл. Так что наяву пока единственным местом, где она может расслабиться, как раз является эта пресловутая вилла на Кипре, поблизости от которой нет ни одного игорного заведения.

А об Ирине и говорить нечего. Она связалась с женатым человеком, у которого уже вторая жена и с ней он разводиться явно не желает.

Марго вздохнула. Она прилично отъехала от завода. Мао, решив использовать в борьбе с голодом древний метод, вздремнул у нее на руке.

«И одной плохо, и выбирать не из кого», — посетовала она.

И почему у нее не сложились длительные отношения ни с одним из ее прошлых мужчин… Ведь они были как раз то, что нужно. Или ей только казалось, что они те, кто ей нужен. Ресторатор оказался жуликом, а банкир — так и вовсе дураком. Надо же, ему, видите ли, не понравилось, что кто-то подарил ей машину. Другой бы радовался. При воспоминании о своих прошлых «принцах» у Марго защемило в груди. Как раз в том месте, где по предположениям врачей должно находиться сердце. Она вдруг припомнила, что настоящей любви в ее жизни уже не было целых пять лет. Ею восхищались, за ней ухаживали, дарили подарки, присылали цветы, и конечно, кое-кому она даже открывала дверь в свою спальню, потому что эти кое-кто ей нравились. Но вот чтобы полюбить по-настоящему, почему-то все не выходило.

В этот наипечальнейший момент ее размышлений ее машина вдруг крякнула и заглохла. Проехав по инерции еще метров десять, она медленно затормозила, оставив свою хозяйку в сильном недоумении. У Марго редко ломались машины, потому что она уже давно ездила только на новых и дорогих авто. А такие, как известно, просто так моторами не чихают.

Марго посидела в салоне минут пять, ожидая, что машина заведется сама собой, как, по ее разумению и должно было быть. А как иначе, если она сама собой заглохла? По логике она должна бы и завестись тоже сама. Однако ничего подобного не произошло. Красный Порше торчал посреди Кутузовского проспекта, являясь таким же раздражителем для проезжающих автолюбителей, как красная тряпка для быка.

Подумав, Марго открыла дверь. Жигуленок, ехавший в левом ряду, резко вильнул еще левее, и чуть было не спровоцировал аварию на встречной полосе. Несколько машин разом возмущенно загудели, однако Марго не обратила на это никакого внимания. В ее голове одновременно могло уместиться не так много мыслей, а потому мысли о самосохранении места уже не было. Сейчас, кроме того, что она все еще продолжала сожалеть о неустроенности своей личной жизни, она думала о том, кому бы позвонить, чтобы ей помогли справиться со сложившейся непростой дорожной ситуацией. Разумеется, телефонов никаких аварийных служб она не знала.

Стоя посреди Кутузовского проспекта и не обращая внимания на проносящиеся мимо машины, которые обдавали ее не только пылью, но и гневными гудками, она неторопливо выудила из сумочки мобильный телефон, и, сжимая в другой руке проснувшегося Мао, набрала первый номер, который пришел ей в голову.

— Алло! — проговорила она, — Видите ли, у меня машина заглохла.

— Вы набрали телефон милиции, — сообщила ей девушка строгим голосом.

— Разумеется. А куда я, по-вашему, должна еще позвонить. Разве вы не занимаетесь порядком на дорогах?

— Минуточку, — пробормотала обескураженная дежурная, которая, разумеется, не могла ответить на этот вопрос отрицательно, однако совершенно не понимала, чем может помочь в конкретной ситуации.

— Я, конечно, могу ждать, — возмутилась Марго, — Но вы учтите, я стою на Кутузовском проспекте, и это не всех устраивает. Я так думаю, что уже человек сто решили, что порядка на дорогах как раз нет.

— Попробуйте позвонить в аварийную службу?

— Это 04? — уточнила Марго.

— Девушка! — гневно воскликнула дежурная, — Вы что издеваетесь?

— Знаете, я буду сто первым человеком, который за последние пять минут решил, что порядка на дорогах нет! — отчеканила Марго и отключила телефон. После чего она вздохнула и грустно изрекла, — Безобразие!

Она тоскливо посмотрела на свой дорогущий телефон, кнопки которого были выполнены из желтого золота — последний писк моды в высшем свете и вздохнула еще раз.

«Наверное, стоит позвонить Тимофею. Пусть вышлет мне какой-нибудь транспорт и водителя».

Она уже вознамерилась сделать, что задумала, но тут произошло то, что любая другая на ее месте сочла бы чудом. Марго же решила, что произошло то, что, в конце концов, должно было произойти: позади ее машины затормозил новенький спортивный Мерседес, из него выскочил очень приличного вида молодой человек. Он подбежал к Марго и, стиснув ее локоть, вежливо поинтересовался:

— Вам жить надоело?

— Если бы мне надоело жить, я бы повесилась… нет лучше отравилась, а не торчала бы посреди дороги возле сломанной машины, — спокойным голосом оповестила его Марго.

— Но вас же тут сбить могут! — прокричал молодой человек, прижимая ее ближе к Порше.

— Сбить?! — удивилась Марго и честно призналась, — Об этом я как-то не подумала.

— О чем вы только вообще думаете! — проворчал молодой человек и, запихнув ее в салон, захлопнул дверь.

— Если бы ты знал, о чем я думала, то сам бы отравился. Нет, застрелился, наверное, — ответила ему Марго, хотя в этот момент, он оббегал ее машину, и, конечно же, слышать ее не мог.

Молодой человек забрался на пассажирское сидение ее Порше, захлопнул дверь, нажал на панели какую-то кнопку, и только после этого представился:

— Меня зовут Андрей Нарышкин.

— Очень приятно, — улыбнулась ему Марго и прижала Мао к груди, чтобы он не вздумал кидаться на незнакомца, как недавно на Ивана Тарасова. Ей бы этого не хотелось, потому что Андрей Нарышкин был ей симпатичен. Она кивнула на вдавленную кнопку, — Теперь моя машина поедет?

Он усмехнулся:

— Вряд ли. Я всего лишь включил аварийные огни.

— А… — разочарованно протянула Марго.

— Нужно вас куда-то отогнать, — пробормотал спаситель.

— Я, между прочим, не лошадь, чтобы меня куда-то отгонять, — возмутилась она, и представилась, — Марго.

— Я имел в виду вашу машину, — извиняясь, проговорил Андрей Нарышкин.

— Тогда ладно, — согласилась Марго.

— Вы имеете представление, почему заглохла ваша машина? — спросил он, но, глянув на нее, тут же поправился, — Простите, конечно же, нет.

— Разумеется, — Марго вздохнула и опустила глаза, давая понять, что вопрос действительно неуместен.

Андрей покрутил ключ в замке зажигания, результата это никакого не дало.

— Уф! — он вздохнул.

— Только не говорите, что вы собираетесь лезть под капот или совершать еще какие-нибудь дурацкие вещи в стиле городского героизма, — предупредила она, — Я этого не люблю.

— Вам больше по душе, если я пересяду в свою машину и уберусь восвояси? — улыбнулся он, и глаза его наполнились какой-то мягкой грустью.

— Нет, — она задумалась и, наконец, изрекла, — Я бы хотела, чтобы вы отвезли меня куда-нибудь выпить кофе.

— Но мы же не можем бросить вашу шикарную машину посреди Кутузовского проспекта. Хотя идея с кофе мне нравится. А знаете что, давайте вызовем эвакуатор. Вы знаете какой-нибудь телефон?

— Шутите?!

— Но справочник у вас хоть есть в машине?

— Вы не пробовали выступать с репризами. У вас бы получилось, — надула губки Марго.

— Видите ли, я совсем недавно в Москве. Я вырос в Париже, и если бы вы встали где-нибудь на Елисейских полях…

— Я стою на Кутузовском проспекте, — отрезала Марго, — Так что шевелите мозгами в этом направлении.

— Хм… — Андрей почесал затылок, — Есть у меня один приятель, сейчас я ему позвоню. Он просто обязан нас вызволить.

Спустя час они сидели в тихом кафе и, не спеша, попивали ароматный кофе из маленьких чашечек.

— И как человек с такой странной… — она едва удержалась, чтобы не ляпнуть «дурацкой», — фамилией, мог родиться и вырасти в Париже?

— Хм… — он поперхнулся кофе, а когда откашлялся, хрипло проговорил, — Мои предки бежали от революции. Нарышкины — древний род. Мы из бояр. А как вы, наверное, знаете, бояр во времена революции расстреливали. Ну, вот часть моей семьи и осела в Париже. Правда у меня полно родственников в Бельгии, США и в Мексике даже есть. Однако последних я никогда не видел.

— А в Москву вас что привело? — рассказы о боярах и тем более о революции, ее утомили еще в самом начале, а потому она быстро сменила тему.

— Я открываю тут филиал нашего фонда «Русское наследие», — не без гордости заявил господин Нарышкин, — Будем спонсировать некоторые русские проекты по реставрации памятников старины.

— И зачем вам это нужно? — вскинула брови Марго.

Андрей еще раз подавился кофе. На этот раз он «кхекал» и «хмыкал» дольше, чем в первый раз, потому что точного ответа на этот вопрос найти не мог. С точки зрения Марго вопрос, конечно, был логичным: ну, зачем ему, выросшему в Париже, восстанавливать трухлявые постройки семнадцатого века где-нибудь в Рязанской или Смоленской областях? Наверное, он так и не нашелся бы с ответом, который был бы понятен его собеседнице. На помощь ему пришла она сама.

— Ах, ну, понимаю… сейчас это модно вкладывать бешеные деньги во всякую чушь. Некоторые откармливают бизонов, некоторые спасают какие-то там жутко нужные природе коралловые острова, а вы восстанавливаете старые развалины. Наверное, это того стоит.

— Это точно, — усмехнулся Нарышкин, во всяком случае, общество будет мне благодарно.

— Если вы имеете в виду русское общество, то тут вы ошибаетесь. Общество будет вам больше благодарно, если вы эти деньги потратите с умом. Построите пару сотен пивных ларьков, к примеру.

— Но не все же в России такие приземленные, — неприятно поразился французский потомок русских бояр.

— Те, кто не приземлен либо слишком занят своими деньгами, чтобы замечать, как тратятся чужие, либо живет в Европе, — отрезала Марго.

— А вы, к примеру?

— А я здесь проездом, — пожала плечами Марго, — И мне, как и всем тут плевать на памятники старины. А разве вам не плевать на вашу Эйфелеву башню?

— Нет, ну что вы! — искренне возмутился Андрей, — Это великое творение. Это символ Парижа. Миллионы туристов ежегодно прилетают к нам со всего мира, чтобы только посмотреть на нее.

— Хм… — Марго с минуту смотрела на него, не мигая, затем ухмыльнулась, — Забавно.

— Забавно? — не понял Андрей.

— Именно, — она заскользила взглядом по нему сверху вниз и снизу вверх. Она не понимала, почему этот скользящий взгляд так действует на мужчин, но в ее любимом Космополитене писали, что мужчины от него просто шалеют. И она опытным путем проверила уже раз сто — так и было на самом деле. Вот и сейчас, от скользящего взгляда ее собеседник сначала занервничал, а потом его глаза стали какими-то масляными, — Может и мне стоит вложить куда-нибудь пару сотен евро?

— Вложите в наш фонд, — он улыбнулся ей той особенной улыбкой, за которой следует попытка произвести на даму впечатление.

— Вот еще, — она многообещающе взглянула ему прямо в глаза, — Вы занимаетесь ерундой. Я подумаю на досуге, может быть тоже выкормлю какого-нибудь бизона. Все-таки он настоящий и живой. А в ваших древних постройках все равно жить нельзя, как бы вы их не отреставрировали.

— Вы довольно прагматичная особа, хотя с виду такое даже не подумаешь, — признался он и покраснел.

Совет Космополитена действовал потрясающе.

— Разумеется! — усмехнулась она, продолжая скользить по нему взглядом сверху вниз и снизу вверх, — Если бы я не была прагматичной, я бы ездила в троллейбусе и одевалась бы не в вашем Париже, а на Черкизовском рынке.

— Ну, раз вы такая прагматичная, наверное, у вас полно связей…

— Хотите мной воспользоваться, чтобы проникнуть в наше, как вы выражаетесь, общество? — улыбнулась она.

— Что вы! — он приложил руку к сердцу, в надежде, что она не верит собственным словам, — Мне просто очень нравится ваше общество. И я не хотел бы… вернее я хотел бы… вернее… могу ли я рассчитывать, что мы проведем вечер вместе?

— Вечер… — задумчиво повторила она, продолжая скользить по нему взглядом, — Вместе…

Нарышкин замер, словно от ее ответа зависела его жизнь.

— Ну… — она выдержала огромную паузу, за которую Станиславский наградил бы ее продолжительными аплодисментами, — Не знаю…

— Ох, простите, — он тут же сник, — Я ведь даже не подумал… что такая женщина, конечно же, не может быть свободна… по вечерам…

— Что вы имеете в виду?! — тут же возмутилась Марго.

— Ничего — ничего, — поспешно извинился Нарышкин, снова прижав руку к сердцу, — Я имел в виду, что вы, наверное, заняты.

— Ничем я таким не занята, — буркнула она, — Если бы я была, как вы выражаетесь, не свободна, — За моим Порше ехал бы Хаммер с шестью телохранителями.

— А это признак занятости? — развеселился Андрей.

— В России — да. Иная занятость серьезной не считается.

— Прямо как на Сицилии в начале прошлого века.

— А на Сицилии уже в начале прошлого века были Хаммеры?

— Нет, но шесть телохранителей вам обеспечить могли запросто.

— Вы мне нравитесь, — честно призналась Марго.

— А вы-то мне как! Давайте, правда, потеряем головы и пойдем куда-нибудь этим вечером?

— Нет, на меня не рассчитывайте, — отчеканила она, — Пойти я с вами могу, но вот голову свою я никогда не теряю.

— Ладно, — быстро согласился Нарышкин, — Давайте гульнем в твердом уме и трезвой памяти. С вами я согласен на все!

***

— Значит так… — Рубцов возложил ноги на длинный стеклянный стол в кабинете директора предприятия и строго посмотрел на сидящего напротив херра Шульца, — Что мы имеем?

Густав принял позу школьника, сложив руки на коленях. Сам старший Тарасов стоял у окна и с тоской глядел всю на ту же осину, на которую глядел и вчера, думая, что несоответствие входа и выхода мяса в колбасном цехе — его единственная проблема.

— Мой офис — разбой, бумаги — цап-царап… — грустно подытожил херр Шульц, — Мой лицо капут. Мой диплом — капут. Мой репутация — алес капут.

— Ничего не сделалось с вашей репутацией, — успокоил его Рубцов и, схватив со стола ластик, попробовал его на зуб. Ластик имел паршивый вкус старого ластика, поэтому он поморщился, и кинул его в корзину для мусора, — На вашем месте, Густав, я бы радовался.

— Радоваться?! — возмущенно крякнул немец, — Мой лицо выглядеть как старый мясо.

— По сравнению с мертвым китайцем, вы выглядите очень даже неплохо, — успокоил его Тимофей.

— Я не понимать, что тут китаец?

— Зато я понимать, — согласился с начальником Рубцов, — Вы должны радоваться, что какие-то мужики отмутузили вас по дороге на завод. Вы ведь на завод ехали?

— Я ехать у завод, — утвердительно кивнул херр Шульц и потрогал разбитую губу, — Я ехать, ваш человек меня звать. Иван Петров.

— Дело в том, — осторожно заметил начальник охраны завода, что, я не знаю никакого Ивана Петрова.

— Вы их босс, — напомнил немец.

— В этом вся и проблема. В моем подчинении нет никакого Ивана Петрова.

— Но тогда… но тогда… — немец повращал глазами и, наконец, сдался, — Тогда я ничего не понимать.

— А тут и понимать нечего, — Рубцов уперся в него взглядом, — Вас хотели заманить на завод, чтобы убить. Теперь понятно? Вместо вас убили какого-то левого китайца, который по глупости надел ваш халат. Так что пошлите открытку с благодарностью тем парням, из-за которых вы всю ночь кутили в кабаке вне всякой опасности.

— Да, — кивнул Тарасов, — а теперь, херр Шульц колитесь, что вы такого натворили, за что вас хотят убить?

— Колитесь… — по обыкновению, немец задумался, пытаясь представить, как это выглядит.

— Да чего колоться-то, — отмахнулся за него Рубцов, — понятное дело, кому-то здорово не понравилось, что главный технолог принялся подсчитывать вход и выход мяса.

— Как-то это все маловероятно, — скривился Тарасов, — Во-первых, проверку уже не остановить, будет херр Шульц жив или мертв, а, во-вторых, дело было секретное, и никто кроме нас не знал о подсчетах.

— Да? — усомнился Рубцов и снова взглянул на немца, — Вы никому не говорили о своем открытии, херр Шульц?

— Я сказать, — не без гордости заявил Густав, — Я главный технолОг завода, я собрать усех технолОг и сказать за проблема. Я думать, что мог ошибаться в подсчетах. Усе начальники цехов должны сдать мне отчет за тот месяц. Только так я могу иметь полный картина за проблема.

Начальник охраны указал на технолога двумя вытянутыми руками и с торжеством в голосе изрек:

— Вот! Что и требовалось доказать. Инициатор, мать его!

— Мой мать тут ни при чем, — педантично поправил его немец, — Я делать усе сам.

— Да никто вашу мать и не обвиняет, — поморщился Тимофей, — Но сказали-то вы всем зря.

— Я не мог не сказать! — заупрямился херр Шульц.

— Иными словами об утечке мяса теперь знает весь завод, — грустно пробормотал Тарасов, — Ванька, наверное, тоже знает.

— Иван я не сказать, — заверил его Густав, — Вы просить, я не сказать. Но я не понимать почему. Но я не сказать.

— Это уже не имеет значения, — упавшим голосом проговорил директор завода.

— Не забывай, что Ванька у нас на крючке со своим пистолетом, — успокоил его Рубцов и, схватив со стола карандаш, сунул его в ухо.

— Иван на крючке… — повторил за ним немец и закрыл глаза, — Как это?

— Не обращайте внимания, Густав, — Рубцов вытащил карандаш из уха и бросил его вслед за ластиком в корзину, — Это образное выражение.

— Да, Марго его надолго обезопасила. Пока ты будешь доставать разрешение на оружие задним числом, он за нами как балерина на пуантах бегать будет.

— Иван на пуантах… — задумчиво повторил херр Шульц и добавил, — Русский язык очень многофункциональный.

— Ну, это вы еще наш мат не выучили, — усмехнулся ему Рубцов.

— Херр Шульц, а вы кого-нибудь подозреваете? Кто мог пытаться вас убить? Кто вообще затеял все это дело с мясом в колбасном цехе? — Тарасов отошел от окна и, приблизившись к длинному столу, стал рядом со стулом, на котором сидел немец.

Тот подумал с минуту, а потом развел руками:

— Я не знать. Русский технолОг усе не очень умный, когда надо мешать фарш. Вечно усе путать. Русский технолОг — теоретик. Практик — нет. Но я знать, что русский человек очень умный, когда надо положить деньги у карман.

— Иными словами он всех подозревает, — пояснил Рубцов и, схватив со стола дырокол, покрутил его перед глазами явно размышляя, сможет ли он засунуть эту штуковину себе в нос.

— Ну, может быть, вы что-то подозрительное вчера заметили? — не унимался Тимофей.

— Учера — нет. А за учера я видеть, как Ярославцев писать бумага, считать калькулятор у цех пельмени.

— Действительно подозрительно, — хохотнул Рубцов, — Этот Ярославцев производит впечатление человека, который вообще ни писать, ни считать не умеет.

— Я проверить пельмени за его работа, это собачий дерьмо. Я запретить фасовать это собачий дерьмо. Это не пельмени. Это позор.

Тарасов подошел к своему столу и, нажав кнопку селектора, строго проговорил:

— Тамара, пригласи ко мне Ярославцева из пельменного цеха через часок.

— Хорошо, — хрипнуло в селекторе.

— Еще, — не унимался херр Шульц, — я видеть незнакомый человек у колбасный цех. Я хотеть его звать, а он уйти. Я думать, что это человек у офис. Я его не знать.

— Это по твоей части, — вздохнул директор и посмотрел на Рубцова.

Тот кинул дырокол в корзину и в свою очередь обратил взор на немца.

— Как он выглядел?

— Человек быть высокий, крепкий, у белый халат. Темный рыжий. Нос горбатый. Глаза маленький, серый, уши у стороны. У левый рука большой шрам.

Рубцов пожал плечами и глянул на Тарасова:

— Лично я такого не знаю.

— Не смотри на меня так, словно этот темно-рыжего со шрамом на руке и с ушами во все стороны прибыл по моему личному приглашению. Я его тоже не знаю.

— А какой был шрам? — поинтересовался Рубцов.

— Вот так, — Густав изобразил волнистую линию от среднего пальца до середины предплечья.

— Внушительно, — впечатлился начальник охраны, — Если бы этот тип у нас работал, я бы его запомнил.

— Черт! Да как же они все к нам пролезают-то? — громко удивился Тарасов, — Китаец этот, теперь еще мужик со шрамом. У нас прямо не охраняемое предприятие, а проходной двор. Я теперь не удивлюсь, если выяснится, что украденное мясо выносят прямо через проходную!

— Не кипятись, — Рубцов потянулся к степлеру, взял его аккуратно двумя пальцами и повертел перед глазами, — Мы работаем над этим. Вполне возможно, что они выходят из-под земли.

— Конечно, как ниньзя, — съязвил начальник.

— Может и как ниньзя, — невозмутимо ответил Рубцов, — Я смотрел схему. Люки на территории завода никем не охраняются. И есть пара-тройка, которые пригодны для внезапных и незаметных появлений. Но никто же не предполагал, что к нам полезут шпионы. Прямо как тараканы, ей Богу.

— Что делать я? — напомнил о себе херр Шульц, — Я быть опасность?

— С точки зрения логики, опасность вас уже миновала, — попытался успокоить его начальник охраны, — Если вчера злоумышленник еще мог думать, что вы ничего не сказали дирекции завода, то сегодня он на это уже не надеется. Так что вас вряд ли снова попытаются убить. Скорее уж затаятся.

— Тогда я доводить подсчет у конец, — героически решил Густав, — Я делать подсчет убытки.

— Да делайте, что хотите, — отмахнулся Тарасов, которому этот немец теперь был как кость в горле.

Он не понимал, на черта доводить дело до конца и подсчитывать убытки, если эти убытки уже все равно не вернешь. А информация о них если и выйдет кому боком, то только ему. Однако он понимал, что немца не остановить. Он все равно подсчитает и выложит свои подсчеты через две недели, когда состоится очередное совещание акционеров.

«Интересно, — ему пришла в голову неожиданная мысль, — а ведь убийство херра Шульца в данной ситуации, пожалуй, выгодно лишь мне! — он нахмурился и помотал головой, — Хорошо, что он об этом не догадывается!»

***

На душе у Тамары было не хорошо. А если быть точной, на душе у Тамары было очень скверно. Поэтичная натура описала бы это состояние примерно так: «Черные тучи скрыли солнышко». Но Тамара отнюдь не была поэтичной натурой, поэтому никакие романтические эпитеты в голову ей не приходили. Вместо этого ей хотелось выть. Выть самым натуральным образом, как собаке в лунную осеннюю ночь, когда тело сотрясается от холода и голода. И несмотря на то, что секретарше удалось весьма плотно пообедать, да и в директорской приемной было достаточно тепло и в некоторой степени даже уютно, настроение у нее и не думало улучшаться.

«Меня уволят, — безрадостно думала она, без интереса раскладывая пасьянс на компьютере, — Меня подставили, а теперь уволят. Так, как это было в прошлый раз».

Прошлый раз Тамару действительно уволили из очень хорошей фирмы, которая занималась производством горюче-смазочных материалов. К слову сказать, зарплате самого мелкого клерка в конторе этого предприятия мог позавидовать любой предприниматель средней руки, гнущий день и ночь спину в попытке сбыть или закупить что-либо более-менее стоящее по сходной цене. Место секретаря на рецепшене, которое занимала в то время Тамара, считалось довольно тепленьким и многообещающим. Естественно, удержаться на нем было очень сложно. У каждого менеджера, не говоря уж о бухгалтерах и прочих работниках, конечно же, была на примете племянница или иная дальняя родственница, которую хотелось пристроить на приличную работу. А поскольку у Тамары никаких поддерживающих родственников в конторе не имелось, потому что она устроилась туда, банально пройдя собеседование и благодаря своим уму и образованию, то вокруг нее стаями кружили сотрудники, хищно подумывая, как бы ее спихнуть с кресла за стойкой рецепшена. И кому-то это удалось. Однажды Тамару вызвал начальник отдела кадров и сообщил, что в ее столе обнаружена дискета с некими финансовыми отчетами. И если эту дискету отнести куда следует, то не только главный бухгалтер, но, пожалуй, и сам директор предприятия попадут под следствие. Смерив растерявшуюся Тамару тем самым взглядом, которым, скорее всего, смотрели ЧКисты на врагов народа, начальник отдела кадров поинтересовался, как дискета попала к ней в стол. На этот вопрос Тамаре осталось лишь развести руками. Она и понятия не имела, что у нее в столе может лежать столь важная вещь. Ничего дороже помады она с самого своего первого дня там не хранила. В общем, ее как-то по-тихому уволили, пригрозив, чтобы молчала. Поэтому, когда Тамаре посчастливилось найти работу на заводе у Тарасова, она страшно обрадовалась. Разумеется, на собеседовании она ни словом не обмолвилась, по какой причине потеряла прежнее место. Впрочем, этим как-то никто не заинтересовался. И вот, пожалуйста, спустя пять лет тихой жизни на нее сваливается такое!

Тамара горько вздохнула и переложила десятку треф с рубашки на вольта червей. Кто мог ее шантажировать? Кто-то с прежней работы? Но кому из конторы, занимающейся производством машинного масла, понадобились секреты мясокомбината? Между ними даже немыслимой связи не существует. А если шантажист не с ее прежней работы, то откуда ему известна тайна ее увольнения? Она тоскливым взглядом проследила как херр Шульц вышел от начальника и торопливо затопал из приемной.

«Нехорошие дела творятся на комбинате. Очень нехорошие».

Надо сказать, что кроме неожиданно возникшего шантажиста заставлявшего ее проделывать странные вещи, она была страшно расстроена еще одним обстоятельством.

«Как жаль, — грустно думала она, и неожиданная слеза скатилась ей на кончик носа, — Ведь он мне так понравился…».