Следствие ведет блондинка (СИ)

Глава 14

Блондинка едет в автомобиле, включает радио и слышит:

— Вы слушаете радио "Европа плюс"!

Блондинка:

— Господи, да откуда они все знают?

(Из сборника анекдотов)

Технолог колбасного цеха Василий Постригаев пребывал в сильном раздражении. Старик подстроил ему работенку, прямо сказать, с душком.

«Я пожилой человек!» — не без сарказма передразнил его про себя Постригаев. И тут же ответил так, как хотел, но не решился в кабинете главного бухгалтера:

— Если я молодой, так меня можно и в хвост, и в гриву?

Нет, конечно, Василий благодарен старику Семенычу за все, что тот для него сделал. Во-первых, устроил на завод технологом со стабильной, довольно высокой зарплатой. Не всякому выпускнику «пищевки», которому едва 24 года стукнуло, удается сразу начать карьеру по профилю. Почти все его однокурсники пооббили пороги многих предприятий, прежде чем найти место какого-нибудь менеджера по продажам. А Семеныч подсобил. На счастье Василия, он был давним приятелем отца. Во-вторых, благодаря тому же старикану он уже полгода как прямо-таки купается в деньгах. В прошлом месяце машину себе заказал в Германии. И не какой-то там «Опель» а БМВ-уху пятилетку. Обещали пригнать уже на днях. А если так и дальше пойдет, то через годик Вася накопит себе на квартиру. И это, не говоря о том, что он может стильно одеваться и водить девчонок в модные клубы.

Постригаев зашагал бодрее, чувствуя, как пружинят подошвы новеньких кроссовок, и поэтому двигаться ему легко и приятно. Разумеется, он и сам не промах. Все-таки без него Семеныч не провернул бы дельце. Старик — асс в финансовых заковырках, но с рецептами колбас ему не разобраться. Так что деньги свои левые он отрабатывает на полную катушку. Да и рискует не меньше. Ведь вот, к примеру, взять теперешнюю ситуацию. Если этому немецкому херру все-таки удастся вытащить на свет Божий ныне опальную Гусарскую колбасу, то первым, кому не сдобровать, окажется именно молодой технолог колбасного цеха Василий Постригаев. Так что Семеныч, как всегда, прав, в его интересах сделать так, чтобы у херра Шульца не осталось никаких улик. Одним словом, треклятые образцы колбасы нужно изъять из его холодильника, тем самым навсегда прекратив назойливое расследование главного технолога завода. А дальше все предельно просто. Нужно чуть-чуть подправить рецепт какой-нибудь другой популярной колбасы, которую выпускают на предприятии тоннами в день. И все в ажуре. Денежки снова потекут в карман, и можно думать в каком районе лучше купить квартиру. Семеныч заверил его сегодня, что проверки прекратятся, поскольку они не нужны в первую очередь директору завода. Ему-то — бедолаге, вовсе не резон отчитываться за недосдачу мяса перед акционерами. А сделать производство колбасы кристально прозрачным никому не под силу. Слава Богу завод не на германской территории стоит, а в Москве. И на нем русские люди работают, а не пунктуальные немцы, которые каждую накладную по десять раз перепроверят, и каждый образец продукта несут в лабораторию. Да и лаборанты у нас не любят перерабатывать. Сдают свои шаблонные отчеты. Пока решат еще раз сделать честный анализ, Василий уже заработает себе на дом, яхту и такую жизнь, когда не нужно вкалывать на заводе.

И от этих светлых перспектив Постригаева отделяет всего одно маленькое, хоть и неприятное дельце. Половину которого, кстати, он уже выполнил — когда херр Шульц скандалил у директора, он зашел в его кабинет и стащил ключи от квартиры. А в обеденный перерыв сгонял в металлоремонт и сделал с них копии. Делов-то на пятнадцать минут. Немец и вернуться не успел, а ключи уже снова лежали в кармане его пиджака, который он неизменно оставляет на вешалке, когда надевает рабочий халат.

Остается лишь завершить начатое. Зайти в квартиру к главному технологу, вытащить колбасу из холодильника и незамеченным покинуть помещение.

Василий почувствовал, как неприятный холодок прокатился по позвоночнику. В чужие квартиры он никогда не залезал. Даже в дни безусой молодости, когда все взрослые считали его трудным подростком. Покуривал с приятелями по подъездам, пивко попивал, шалости всякие устраивал, ну там петарду в мусоропровод кинуть или еще какую-нибудь ерунду. А вот на откровенный криминал духу не хватало. Даже когда приятели машину дворового зануды, который вечно на них жаловался в милицию, решили разбить, он больным прикинулся. Струсил. И хорошо, что струсил, потому что машину все-таки разбили, а виновников посадили в исправительную колонию. На фиг Василию нужна была эта колония. Из нее приятели какими-то пришибленными вернулись и, к слову сказать, ни один из них от этой годовалой отсидки так и не оправился. Сашка Кочкин торчит на героине, Витька Сорокин пьет по-черному, Леха Ибрагимов сидит теперь уже в настоящей колонии строго режима, потому что стал вором и попался в Твери на разбойном нападении.

Не о такой жизни мечтает Вася Постригаев. У него впереди все горизонты открыты. Остается малость, выкрасть из холодильника вредного немца чертову гусарскую колбасу. В конце концов, он же не собирается похитить какие-то ценности, деньги или хотя бы технику. Он всего лишь претендует на кусок колбасы. Да любой суд его оправдает за отсутствием состава преступления. Такая мысль придала Василию уверенности. И дело предстало вовсе в другом свете. Никакой он не вор, а деловой человек, ратующий за свои интересы. И то, что он собирается совершить вовсе не кража, а решение возникшего производственного конфликта.

И уж если быть до конца честным, его рецепт гусарской колбасы ничуть не хуже Шульцевского. Он лишь слегка удешевил производство, добавив воды и сои и урезав количество мяса на килограмм продукта. А в качестве колбаса совсем не потеряла. И вкус, и вид те же, не подкопаешься. Так что еще не известно кто из них лучший технолог.

Таким образом, подходя к подъезду, в котором находилась квартира немца, Василий преисполнился гордой уверенности в том, что он поступает правильно, исходя из своих интересов. А из чьих интересов ему еще исходить? Может быть ему до последней капли пота вкалывать на этого дармоеда Тарасова, единственное достоинство которого в том, что он родился у нужных родителей, и те посадили его в кресло директора завода. Или может быть ему стоит ратовать за интересы херра Шульца — самого противного человека из всех, кого он знает. Который еще и получает на заводе раз в десять больше его только потому, что он немец, а руководство завода считает престижным иметь в своем штате немецкого технолога.

Василий открыл дверь подъезда и шагнул во влажную полутьму вестибюля.

***

Марго почесала Мао за ухом, потрепала за розовый чубчик и сморщила нос:

— Мне кажется, чего-то тут не хватает…

Нарышкин вцепился в руль и уперся взглядом в дорогу. Пиджак покоился у него на коленях, прикрывая то, что делало его фигуру скандально неприличной. Опять.

«Так больше не может продолжаться! — с сухой ожесточенностью думал он, — Если я попытаюсь овладеть ей прямо сейчас, в машине, она может счесть это достаточно романтичным?»

Смешно, но единственное, что его удерживало от столь сомнительных действий, было присутствие пучеглазой, розово-чубой собачонки. И не то, чтобы он стеснялся собак. Просто эта тварь, судя по уже полученному за сутки общения с Марго опыту могла проделать любую пакость. Да и как ее изъять из рук Марго: схватить за шиворот и швырнуть на заднее сидение? Вряд ли она сдастся без боя. Да, пожалуй, что и дама не простит такое грубое обращение со своим любимцем. И скидку на романтический порыв она не сделает. А если собаку оставить на месте, то в неистовом стремлении овладеть ее хозяйкой он, чего доброго, еще ее и придавит. Вот тут уже пощады не жди. Марго обрушит на коварного соблазнителя всю силу своего праведного гнева, навсегда лишив возможности реабилитироваться в ее глазах.

Андрей вздохнул, и попытался усмирить свои желания. Выходило плохо. К тому же пиджак начал съезжать с колен, чего сейчас допускать было никак нельзя.

— Что вы скажете, Андрей?

— Что?! — выкрикнул тот.

— О, Господи! — она вздрогнула, — Что это с вами?

Нарышкин выдохнул, приказав себе сконцентрироваться на разговоре и не улетать мыслями настолько далеко, что любое слово со стороны способно порвать его нервы в клочья.

— Так, задумался… — признался он, лихорадочным движением возвращая пиджак на место.

— Прекратите дергаться, — серьезным тоном приказала она, — иначе я подумаю, что опухоль мозга — заразная болезнь. Вы виделись с этими сумасшедшими всего два раза, а уже понахватались от них всякой гадости. Все мужчины теперь такие нервные?

— Вы о чем? — он заставил себя непринужденно улыбнуться. Вроде бы получилось.

— Знаете, последнее время, глядя на Тимочку и неприятного Рубцова, я все чаще склоняюсь к мысли, что Иван Тарасов не так уж не прав, требуя заменить директора предприятия. Вот сегодня мне показалось, что Тимочке пора уйти в длительный отпуск. Я обязательно поговорю с ним завтра на селекторном совещании. Ему не помешает путешествие на Восток. А что? Тибет — прекрасное место для таких неврастеников как он. И Рубцова пускай прихватит. Там их научат расслабляться и медитировать. Вот теперь я точно решила, им просто необходимо пару лет провести в каком-нибудь тибетском монастыре. Конечно, одежды там у них идиотские и совершенно не соответствуют последним модным тенденциям. Посудите сами, где это видано упрямо носить оранжевый, когда уже весь мир давно одевается в лиловый или, на худой конец, в терракотовый. Безобразие. И кто только следит у них за гардеробом. Даже наши, отечественные монахи и те оказались куда более прогрессивными, что само по себе удивительно. Но наши носят черные рясы. А ведь всем известно, что черный цвет никогда не выходит из моды. Так на них и смотреть приятно. Сразу видно, что люди заботятся о своем внешнем виде.

— Мне кажется, внешний вид — не самое важное в монашеской жизни, — уже искренне усмехнулся Нарышкин.

— Зря вы так думаете, — уверенно парировала Марго, — Церковь должна быть максимально приближена к народу. Иначе народ просто перестанет туда ходить. И я, к примеру, совершенно не прониклась идеями буддизма, поскольку просто возмущена безвкусицей его служителей. А эти огромные Будды из чистого золота. Ну, это же просто кич! Статуи из золота у нас даже законченные бандиты перестали ставить на своих дачах. Даже до них — до людей с тремя классами образования, наконец, дошло, что это пошло.

— Так может быть вашему Тарасову лучше провести эти два года в русском монастыре?

— Нет-нет, — Марго отрицательно помотала головой, — С такими расшатанными нервами самое место на Тибете. Вы помните, что с ними случилось, когда Мао завыл?!

— Ну, учитывая положение на заводе…

— Ох, — она закатила глаза, — Вы видели, чем они занимались, когда мы пришли? Ночь на дворе, а они бумажки перебирают. Смех! Да еще с таким видом, словно от этих бумажек зависит будущее человечества. А как они оба побледнели, когда я сказала про покойника? А Рубцов, который чуть с ног меня не сбил, так кинулся проверять, нет ли трупа на территории завода. Нет, что ни говорите, а это болезненная реакция невростеника. А что мне наговорил Тимочка, когда Рубцов вылетел из кабинета! Обвинить меня, а самое главное Мао в том, что мы накликали беду! Это же бред сумасшедшего. Я даже сожалею, что не привела сегодня к нему моего знакомого профессора психологии Панкрата Савельевича Студеного. Уж он бы почерпнул много новых фактов, если, конечно, теперь это его вообще интересует.

— А что с ним случилось?

Марго сделал неопределенный жест в воздухе:

— Да, какая-то темная история. Я посещала его одно время года два назад. Тогда было модно ходить к психоаналитикам. Не могла же я молчать, когда подруги рассказывали о своих сеансах психотерапии. Вот и мне пришлось. Скука, скажу я вам, ужасная. Лежишь на кушетке, несешь всякий вздор про свое детство. Я походила, походила, чтобы было, о чем рассказывать и перестала. Так говорят, Панкрат Савельевич с тех пор бросил кафедру, и даже запил. А недавно моя подруга Изольда, видела его в Александровском саду пьяного, грязного в компании какого-то отребья. Ужас!

Нарышкин подумал, что еще немного и его тоже потянет напиться. Поскольку терпеть такую муку он уже практически не в состоянии. Он с трудом себя контролирует и это приносит ему страшные страдания. И не только душевные. Тело его уже не ныло, а пульсировало острой болью. Особенно в области паха. И так у него все там болело, что, несмотря на стойкое желание неподвластного разуму органа, он уже не был уверен, что сможет это желание осуществить.

Марго тем временем снова оглядела своего дремлющего любимца и, поморщившись, повторила то, с чего начала:

— Нет, все-таки чего-то не хватает.

— Чего именно? — Андрей тоже поморщился, но совсем по другой причине.

— Точно! — она просияла, — Конечно же ошейника! Ну, как мне раньше в голову не пришло!

— Уф… — это было все, что несчастный смог выдавить из себя.

— Послушайте, вам не известно, где в это время можно заказать красивый ошейник со стразами? — она нахмурилась, — Что я говорю, конечно, нет. Мы же не в Париже.

Она покопалась в сумочке и, выудив из нее мобильный телефон, задумалась. Раздумья ее продолжались всего несколько секунд. После чего она откинула крышку телефона, полистала список адресов и, наконец, победоносно улыбнувшись, нажала на кнопку вызова.

— У меня есть прекрасная черта, я всегда храню номера своих знакомых под рукой, — похвасталась она, слушая в трубке длинные гудки, — Мало ли что может произойти.

На другом конце линии ответили.

— Павел Сергеевич, добрый вечер. Как вы поживаете? Что вы говорите, операция? Давно? Сейчас? Но сейчас уже довольно поздно для операции, не находите?

Нарышкин взглянул на часы и ухмыльнулся — для операции было так же поздно, как и для телефонного звонка. Все-таки половина двенадцатого ночи. Конечно, стоит сделать скидку, что жители мегаполиса ложатся в кровать поздно, но тревожить их неожиданными звонками в такое время все-таки не слишком прилично.

Впрочем, Марго об этом явно не задумывалась. Скорее всего, ее не остановило бы и более позднее время, если он вознамерилась узнать интересующую ее информацию.

— Я не понимаю, что вы говорите? — бодро продолжала она, — Ах, это вы кряхтите… Срочная операция? А что такое?… У вас аппендицит? Боже мой! Ну, вы не волнуйтесь. Это довольно легкая операция. Правда говорят, что в вашем возрасте удаление аппендицита может спровоцировать импотенцию… Что? Вас это сейчас меньше всего волнует? И правильно, не стоит задумываться о далеком будущем, если вас собираются резать на части прямо сейчас… Ну, разумеется, я знаю, как успокоить человека. Видите, вы уже смеетесь… Это вы опять кряхтите? Дышать тяжело? Это скоро пройдет… В каком смысле? Да нет, что вы такое говорите! Я имела в виду, что скоро вам сделают укол, и вы заснете. А когда человек спит, он не слишком задумывается о своем дыхании. Кстати, пока вы еще не заснули, ответьте мне на один вопрос… Нет, до завтра это не может подождать. К тому же вам предстоит пусть и легкая, но операция. А если завтра вы уже не сможете мне ответить, что мне делать?… Хорошо, хорошо, я быстро. Видите ли, я была в Китае, ужасно забавная страна. Особенно их монахи… Что? У вас голова кружится. Тогда я перейду сразу к делу. Я привезла из Китая чудную собачку. Милое существо, но ему нужен красивый ошейник… Я что-то не поняла, что вы сказали перед тем, как извинились. Ах, это у вас вырвалось! Ну, тогда не важно. Мне просто жизненно необходима ваша консультация. Вы должны знать, где можно купить ошейник со стразами… Разумеется, я помню, что вы известный адвокат. Но я так же помню, что вы подарили доберману Изольды прекрасный ошейник буквально на следующий день после того, как она возжелала нацепить его на шею своему уродливому псу… Что? А ночью они работают? Как это печально… К вам медсестра идет? Ну, что же, Павел Сергеевич, желаю вам всего наилучшего. Разумеется, мы созвонимся…

В этот момент несчастный Нарышкин пришел к выводу, что если он в порыве отчаяния расскажет Марго о своих телесных страданиях, как собирался еще некоторое время назад, то она в своей непринужденной манере, скорее всего, посоветует ему посетить монастырь на Тибете. Или, что тоже вероятно, расскажет о том, что подобное состояние может привести к временной, а то и хронической импотенции. Другими словами, на женское сочувствие в случае Марго рассчитывать не приходилось. Но нет худа без добра. Андрей вдруг просиял. Он понял, как завоевать своенравную и жутко эгоистичную красавицу.

Марго отключила телефон и протяжно вздохнула.

— Он успел дать мне адрес магазина. Но работают они с девяти утра до шести вечера. Немыслимо для Москвы! Я уже давно не слышала о магазинах, которые не были бы круглосуточными, если того желают клиенты.

— Наверное, вы не поверите, — Нарышкина распирала радость, которую он не мог скрыть. Кровь его наполнилась жизненными силами, и даже боль в паху значительно ослабла, — Но не многие москвичи в полдвенадцатого ночи желают немедленно приобрести ошейник для собаки. А если вы подождете до утра, я преподнесу вашему Мао лучший ошейник, который смогут найти в эксклюзивных лавках украшений в Париже.

— Не может быть! — она взглянула на него с восхищением, — Вы сделаете для меня это?!

Он вдруг побледнел, почувствовав, что сейчас может наступить тот самый момент, которого он страстно желал на протяжении этих мучительных суток. Руки у него затряслись, ноги стали ватными, и он непременно ввергнул бы свой автомобиль в аварию. Благо они стояли у спасительно светофора, который все еще горел красным огнем.

— Я для вас готов и на большие подвиги. Что такое найти собачий ошейник в Париже — сущая ерунда для человека, который готов… готов… — он хотел сказать «умереть за вас», что сейчас было настоящей правдой. Но вдруг эта фраза показалась ему уж слишком киношной. Марго, разумеется, не семи пядей во лбу, но не стоит испытывать судьбу, кормя ее пошлыми признаниями героев времен рыцарских турниров.

Однако уже через секунду он пожалел о своей открытости, потому что его дама неожиданно посерьезнела и тихо проговорила:

— Ну, раз вы готовы для меня практически на все, вы окажете мне одну небольшую услугу.

— С радостью! — а что он еще мог сказать после всего того, что слетело у него с языка.

— Давайте заедем к херру Шульцу.

— Ч-что?! — вместо педали газа нога почему-то упрямо давила на тормоз.

Такого он никак не ожидал услышать. Уж более вероятной ему казалась просьба искупать ее в ванне из бриллиантов или что-то в этом роде.

— Марго, вы неповторимы, — признался он, все-таки нащупав ногой нужную педаль.

И вовремя, потому что позади его машины уже гудела пара разгневанных джипов, водители которых не понимали, от чего этот идиот в спортивном Мерседесе уже пропустил два зеленых сигнала и вознамерился пропустить еще один.

— Я знаю, — с достоинством ответила она, — Если бы такие как я толпами ходили по улицам, вы вряд ли решили бы заниматься ошейником для моей собаки посреди ночи. Но не волнуйтесь, у вас будет на это время. Визит к херру Шульцу займет не более нескольких минут.

— Но что вам от него нужно?

— У меня не выходит из головы то, о чем я рассказала вам в ресторане. Хочу поговорить с ним по душам.

— А до завтра это никак нельзя отложить? — Нарышкин смутно помнил, о чем Марго говорила за обедом. Что-то о резиденте, президенте и шпионах.

Впрочем, он вообще плохо соображал весь день. Визит к странному немцу Андрей считал более чем неуместным. Особенно учитывая то, что по последним наблюдениям сейчас его совсем немного отделяет от высшего блаженства, о котором он так давно мечтает. Может быть пара фраз, может заезд в какой-нибудь романтичный ресторанчик.

— Видите ли… — она внимательно оглядывала своего пса, прикидывая, как будет смотреться на нем ошейник со стразами, — Если я не поговорю сейчас, я проведу мучительную ночь, думая о таком явно не привлекательном субъекте, как Густав. Согласитесь, он не может претендовать на центральную фигуру приятных снов. Так что лучше поставить точку перед тем, как я отправлюсь в постель.

Нарышкин почувствовал жар в висках. Она сказала «я отправлюсь в постель». «Я», а не «мы». Из этого следовало, что пока она даже не рассматривает возможность замены этих местоимений. Он ощутил себя человеком, на макушку которого только что вылили ведро холодной воды.

— Но, если ваши подозрения относительно причастности херра Шульца к шпионской сети верны, такой визит может оказаться довольно опасным.

— А разве вы не сопроводите меня? — она удивленно вскинула брови.

И несчастный потомок русских бояр понял, что при такой постановке вопроса все кроме согласия на визит вредит его репутации самоотверженного рыцаря.

***

Главный бухгалтер многострадального предприятия Петр Семенович Барсуков, кряхтя и поминутно вытирая пот со лба мерил шагами спальню, от нервной неуклюжести время от времени натыкаясь то на огромную кровать, то на комод. И то и другое в спальню поставила жена Петра Семеновича, которая, согласно ее представлениям о хорошей жизни наводнила квартиру монстроподобной мебелью с белой лакировкой и золотом. На законный вопрос Петра Семеновича «на хрена им в их-то годы кровать, лишь слегка уступающая размерам спальни» она только фыркала и закатывала глаза. И вот теперь, несчастный глава семейства, уже успевший вырастить двоих детей и теперь пестующий четырех внуков, вынужден был бочком ходить по спальне. И это в его-то нервном состоянии, с его-то давлением и прочими недугами, связанными с тяжелым, а подчас и рискованным трудом.

— Баба, кафету! — громко требовал младший внук в гостиной.

— Сейчас, пупсичек! — проворковала жена, — Но потом сразу спать. А то уже поздно.

Петр Семенович вздохнул и присел на кровать. Конфеты уже давно хранились в спальне, поскольку все иные места тут же рассекречивались и опустошались детьми. А им, как известно, сладкого много есть нельзя.

Как и ожидалось, дверь аккуратно отворилась, и на пороге возникла супруга главбуха — Нина Григорьевна. Женщина по всем параметрам не маленькая — высокая, статная, упитанная, не растерявшая за годы своей привлекательности. Она строго взглянула на мужа.

— И чего это ты вздумал на покрывале отдыхать, — проворчала она и направилась к комоду.

— Я на кровать присел, а не на покрывало, — тихо ответил Петр Семенович, — Что-то нехорошо мне.

— Дуслик, — жена выдвинула ящик комода и вытащила из него коробку шоколадных конфет, — Сними покрывало и валяйся, сколько хочешь. А если тебе станет еще хуже, возьми валидол из моей тумбочки. Ты знаешь где.

— Хуже некуда, — вздохнул главбух.

Жена подняла на него глаза:

— Давление мерил?

— Нинусь, — он болезненно поморщился, — Разве все проблемы связаны с давлением…

— В твоем возрасте — да, — отрезала жена, которая была младше его всего на полтора года.

Петру Семеновичу не хотелось вдаваться в объяснения о причинах своего недуга. Конечно, он мог бы рассказать о том, что творится на заводе, приклонить голову к ее пышному плечу и поплакаться о своем тяжелом положении. Но что толку. Разве она может ему хоть чем-нибудь помочь. Только разнервничается. Придется потом ей скорую вызывать, всю ночь валидолом отпаивать и слушать, как она тяжко вздыхает сквозь сон. Раньше нужно было думать, когда он влезал в авантюру с Гусарской колбасой. А теперь… какой смысл нервировать еще и жену. На ней вон внук уже неделю висит, пока его родители в Греции загорают. Ей сейчас не до производственных проблем мужа. Поэтому он лишь кивнул и ответил:

— Ладно, сейчас померяю давление.

— Вот-вот, — она взяла конфету, отправила коробку обратно в комод и двинулась к двери, — И, если за 160-т обязательно выпей лекарство. Не дожидайся, пока оно подскачет еще выше.

— Хорошо, — согласился Петр Семенович, и дверь за женой закрылась.

Он тяжело поднялся и снова заходил по маленькому проему между кроватью и стеной.

Как он мог поддаться на уговоры такого ненадежного человека! Как он мог втянуться сам, и втянуть молодого парнишку в такое опасное дело. Он — который и копейки чужой за всю свою бухгалтерскую жизнь не присвоил, на старости лет тоннами крадет мясо. Кроме всего прочего, стыд-то какой!

Конечно, он бы не пошел на такое, если бы не долги сына. А уж потом и выбраться было никак нельзя. А Васька! Васька — совсем мальчика, чему он его научил?! Воровству! Он! Петр Семенович Барсуков — представитель старшего поколения, как пахан на зоне, право слово.

Главбух снова вытер пот со лба. А теперь вот он вынужден послать мальца на опасное дело. Не дай Бог чего, ведь его и посадить могут. Шуточное ли дело, забраться в чужую квартиру. Пусть и за колбасой, все равно это кража с незаконным проникновением. Семен Петрович вздохнул. Уж лучше бы у Васьки все получилось. Что-то он и сам не звонит, и на звонки не отвечает, а время-то уже за полночь.

Семен Петрович снова схватился за мобильный телефон, набрал номер и долго слушал протяжные гудки.

— Дома ты его оставил что ли? — пробормотал он и набрал другой номер.

«Абонент недоступен» — ответил ему механический голос. И интонация этого голоса главбуху показалась издевательской.

— Сволочь! Отключил телефон! — в сердцах прошипел он, — Сам все заварил, а теперь и знаться со мной не хочешь! Думаешь, если я тонуть буду, так промолчу?! Черта с два! Я тебя без всяких сожалений сдам, скотина паршивая!

В этот момент он вдруг почувствовал, как холод волной прокатился по позвоночнику. Голова неожиданно разболелась. А в висках застучало одной отвратительной мыслью: лаборант Лютиков хранил образцы гусарской колбасы в холодильнике, которых не нашли. Ведь его убийство очень похоже на заметание следов. И отсюда следует прозрачный в своей логичности вывод: если следы заметают, то и Васька, и сам он — прямые участники авантюры, являются теперь персонами нонграта.

Он схватил мобильный телефон и дрожащими пальцами снова набрал номер своего молодого подельника.

***

Марго нажала кнопку пятого этажа, лифт захлопнул двери и устремился вверх.

— Я не понимаю, зачем мы едем, — Нарышкин изо всех сил старался казаться равнодушным, хотя делать это в замкнутом пространстве наедине с вожделенным объектом своей неуемной страсти было практически невозможно, — Вы же сами сказали, что в его окнах свет не горит.

— Хм… — она пожала плечами, — во-первых, я могла ошибиться. Мы всего-то один раз заезжали к нему с Тимочкой, когда собирались на танцы. А, во-вторых, Густав может элементарно спать.

То, что для Марго не составит никакой проблемы разбудить человека посреди ночи, дабы поинтересоваться, не является ли тот шпионом, Андрей даже не сомневался. А потому прекратил задавать вопросы и просто ждал, когда же чертова дверь откроется, и тем самым пресечет его пагубные мысли о грубом изнасиловании беззащитной женщины.

Мао в ее руке приоткрыл один глаз, и покосился на ухажера своей хозяйки. А потом словно понял, о чем тот думает, недвусмысленно зарычал.

— Ну, дорогой мой, — ласково проворковала Марго и погладила его по розовому хохолку, — Я тоже не слишком люблю этого немца. Но мы у него долго не задержимся, не переживай.

«Может мне покрасить челку в розовый цвет? — неожиданно пришло в раскалывающуюся болью голову ее несчастного спутника, — Может тогда у меня появится шанс если не на любовь, то хотя бы на человеческое ко мне отношение?!»

Двери лифта раскрылись.

— Приехали, — Марго вышла на площадку и огляделась. После чего не слишком решительно заявила, — Кажется, дверь была слева от лифта. Хотя я точно не помню, тогда мы уже успели выпить с Тимочкой бутылку шампанского.

— В таком случае, лучше подождать до утра, а то перебудим всех соседей, — Нарышкин потер виски и тоже огляделся. Квартир на площадке насчитывалось три, и две слева от лифта, — Или позвонить вашему немцу. Он сам и откроет.

Марго задумалась, потом усмехнулась:

— Странно, мне такая мысль в голову не приходила. Наверное, для меня она слишком уж рациональная. Впрочем, я все равно не знаю ни одного телефона Густава. А до завтра я ждать не желаю. И весьма некрасиво с вашей стороны настаивать в данной ситуации на обратном.

Нарышкин понял, что дальнейшие препирательства настроят его даму против него, а потому прикусил язык. Тем временем Марго решительно двинулась к одной из дверей слева от лифта и так же решительно нажала на кнопку звонка. В квартире раздались трели, которые не прекращались, пока из-за двери злым и сонным голосом не осведомились, какого хрена кому-то нужно посреди ночи.

— Можете не открывать, — Марго фыркнула, — и так понятно, что у вас нет ничего общего с изысканной Европой. Идите и спите дальше.

За дверью начали гневно отвечать, попутно посылая Марго не то в эту самую Европу, не то еще куда подальше, но она и не думала слушать. Она надавила на кнопку соседнего звонка. На этот раз ответили быстрее, минут через пять.

— Кто там, — послышался сонный женский голос.

— Простите, пожалуйста. Я ищу Густава Шульца. Он не в этой квартире живет?

— Нет, в соседней, — устало пробормотали за дверью.

— Ох, — она подкинула Мао на руке и развернулась на сто восемьдесят градусов, — Я всегда путаю лево и право.

Подойдя к нужной двери, она снова надавила на кнопку звонка. Но шагов за дверью не послышалось ни спустя три минуты, ни спустя пять, ни даже семь. Зато вновь активизировались в первой разбуженной квартире.

— Я сейчас милицию вызову, мать твою! — заорали там, — Сейчас милиционеры тебе покажут мать Кузькину. Шляются тут по ночам, спать не дают.

— Господи, какие же навязчивые люди! — Марго закатила глаза, убрала пальчик с кнопки звонка, и повернулась к своему спутнику, — Попробуйте вы, а то у меня уже рука устала.

— Мне кажется, что вашего немца просто нет дома, — усмехнулся он, — Выдержать семь минут непрерывной трели может только тот, кто ее явно не слышит.

— Да? — она вздохнула, — А может он выпил снотворное и спит крепче обычного?

— В таком случае, мы его уже не добудимся.

— Ужас… Ой! — она вдруг замерла, а потом кивнула на дверь, — Смотрите-ка, а квартира открыта.

— Ну да! — Нарышкин выглянул из-за ее плеча.

Щель между дверью и косяком была совсем небольшой, но ее вполне хватало, чтобы понять, дверь действительно не заперта.

— Странно, — пробормотала Марго, — Мне казалось, что херр Шульц не из тех людей, которые спят с открытой дверью.

— Мне тоже, — Андрей сжал кулаки, почувствовав, что на какое-то время боль в паху отступила, потому что все его существо захлестнуло нехорошее предчувствие.

Дверь квартиры может быть открыта только в двух случаях: если ее забыли запереть, и, если запирать ее больше некому. Причем в случае дотошного немца, который маниакально любит порядок и не доверяет русским, первое автоматически исключается.

Нарышкин толкнул дверь, и та послушно отклонилась в темный коридор.

— Херр Шульц, — осторожно позвал он, — Вы дома?

— Какой дурацкий вопрос! — фыркнула Марго, — Если бы он был дома, он бы стоял на пороге и радовался, что я к нему заскочила.

Она вдруг решительно шагнула за порог и пошарила рукой по стене.

— Марго, вам не кажется, что нам не стоит сюда заходить, — осторожно вопросил потомок русских бояр, изо всех сил сжимая пиджак в дрожащих пальцах. Все говорило о том, что ничего хорошего в этой квартире они обнаружить не могут.

— Ладно, со всеми рано или поздно такое случается, — пробормотала она, ища рукой выключатель, — Я тоже ни раз забывала закрыть дверь в квартиру. Ничего страшного, подождем его здесь.

— Вы собираетесь дожидаться хозяина квартиры без его приглашения?

— Устроим ему сюрприз.

Выключатель щелкнул, и свет в коридоре зажегся. Сразу стало как-то спокойнее.

— А, кроме того, он должен нас сердечно поблагодарить за то, что мы явились раньше грабителей и сохраним его ценности вместе с той самой колбасой, за которую он беспокоится пуще всего остального.

Коридор оказался небольшим и довольно аккуратным. Хотя шкаф был почему-то открыт, словно хозяин собирался куда-то в большой спешке и наделал беспорядок в своем аскетично ухоженном жилище. На полу валялись какие-то вещи, явно перекочевавшие туда из шкафа. Нарышкин присмотрелся: кепка, старый кошелек, какие-то яркие проспекты, кожаная перчатка и прочая ерунда.

— Сдается мне, что мы прибыли сюда позже грабителей, — осторожно заметил он.

— Да?! — в голосе Марго послышалось воодушевление, — Интересно, они за колбасой к нему залезли?!

Андрей глянул на дверь и констатировал:

— Но замок не сломан. Его открыли ключом.

Его спутница уже шла вперед по коридору.

— Марго! — несмело окликнул он ее.

Но она даже не обернулась.