Следствие ведет блондинка (СИ)

Глава 20

Застряли в лифте блондинка и брюнетка. Брюнетка принялась изо всех сил колотить руками и ногами куда попало, ничего не добилась и вскоре успокоилась. Блондинка подошла к панели с кнопками и ударила по ней головой. Двери лифта открылись. Блондинка:

— Головой работать надо!

(Из сборника анекдотов)

Нарышкин ходил по гостиничному номеру с ожесточением посаженного в клетку дикого зверя. Он даже рычал временами от безысходности. Это ничтожество, этот франт Фуарье поступил с ним самым низким образом, не побрезговав перебежать дорогу. Он увел у него из-под носа женщину, он воспользовался всеми его промахами, чтобы обратить их в свою победу. А Нарышкин как дурак соблюдал законы чести, ни разу не испортив ему игру. Почему он такой порядочный? Почему он не сказал Марго правду едва этот нахал вчера подсел за их столик?! Ведь он же знал наперед, зачем Фуарье заявился в ресторан. Он влюбит ее в себя и использует. Как использовал сотни женщин до нее, и будет использовать еще многих до конца своих дней. Ведь для него женщина — лишь наилегчайший способ достижения своих целей.

А Марго? Как она могла променять преданного Нарышкина, который дышал в такт биения ее сердца на какого-то проходимца?! Разве она не видит, что он фальшив от корней волос до самых своих холеных пяток? Сейчас она думает, что он от нее без ума… Ну, почему женщины такие дуры! Особенно красивые! Особенно блондинки?! Почему она льстятся к мерзавцу, презрев порядочного человека, который готов ради нее отдать все, включая карьеру, и вверив свою судьбу в ее руки? Почему ей не нужны его жертвы? Ведь за последние два дня он в корне переродился, решив распрощаться с прошлым, бросить все свои дела и обязательства и жить совсем по-другому. Неужели она действительно такая идиотка, что с первого слова поверила красавчику, который распушил хвост ради того, чтобы ее обольстить?

Нарышкин с размаху плюхнулся в кресло и подумал с ожесточением: «Все-таки анекдоты про блондинок не лишены смысла. Хочешь завоевать блондинку, читай эти самые анекдоты, а не строй воздушных замков».

Ну, зачем он мечтал о домике с белыми колоннами, в обрамлении стройных кипарисов. Зачем грезил о том, как она выйдет на веранду через огромные стеклянные двери, сядет за столик из витого чугуна и вдохнет по-утреннему терпкий кофейный аромат. На ней непременно будет бордовый пеньюар и легкие туфли на каблучке. Она закинет ногу на ногу, он развернет утреннюю газету и начнется их безмерное совместное счастье, напоенное сладкой идиллией цветущего миндаля и желтых лучей тропического солнца.

Зачем он мечтал и выглядел при этом идиотом, не способным даже соблазнить женщину. Ведь раньше у него такое с легкостью получалось. Он хорош собой, совсем даже не хуже этого выскочки Фуарье. Он не дурак, он благополучен во всех отношениях, включая финансовые. Он может подарить ей если не весь мир, то, во всяком случае самую приятную его часть. Почему же она не заметила его достоинств, кинувшись на недостатки соперника, как голодная собака на брошенную кость.

«Нет, все-таки анекдоты про блондинок — чистая правда!» — уже окончательно уверился несчастный Нарышкин и снова набрал ее телефонный номер.

Он звонил ей в шести утра, желая уберечь от ошибки. Он знал все повадки Фуарье. Знал, что тот ничем не побрезгует, лишь бы достичь своей цели побыстрее. Он будет изображать из себя черти кого: то стелиться ужом возле ее ног, то разыгрывать льва, лишь бы она ослабла и потеряла бдительность. А потом он оставит ее с разбитым сердцем. Бросит. И это еще если она родилась под счастливой звездой. Нарышкин знал и более трагические примеры любовных похождений Фуарье. И сейчас именно они лезли ему в голову.

Телефон Марго издавал тоскливые протяжные гудки.

«Подними трубку, дура!» — в сердцах крикнул он, но она его не услышала.

***

Марго долго смотрела на пиликающий мобильный, положив его на раковину в дамской уборной. На экране мерцал номер Нарышкина.

— Только тебя мне как раз и не хватает! — тихо пробормотала она и глянула в зеркало.

Ее собственное отражение ее испугало: что-то было в ее взгляде такое, от чего пришла бы в ужас и менее хорошенькая женщина. Ведь известно, да, и журнал Космополитен ни раз писал об этом: «глаза — зеркало души». И вот в этом зеркале было не все в порядке. В них блестели какие-то странные искры, которые Марго определила как отчаянные. Так смотрит женщина, только что совершившая страшную ошибку, которую она уже никогда не сможет исправить. Но ведь так оно и было. То, что произошло между ней и Фуарье в кабинете Тарасова иначе и назвать невозможно. Она поддалась своему порыву, и вот теперь стоит в не слишком чистом заводском туалете в растрепанных одеждах и таких же растрепанных чувствах вместо того, чтобы обедать в каком-нибудь шикарном ресторане в приятной компании влюбленного в нее мужчины. Она, как всякая женщина чувствовала то, что трудно объяснить словами. И теперь Марго точно знала, что нить, связывавшая ее и Пьера Антонии, разорвана. То ли близость была не слишком удачной (для него, поскольку о себе она такого сказать не могла), то ли не вовремя, то ли не в том месте и не в том настроении. Но как бы там ни было то, что случилось, испортило их отношения навсегда. Уже не будет завтрака на веранде дома под Парижем, да и вообще, она почему-то решила, что Фуарье она больше никогда не увидит. Он исчезнет с ее горизонта словно ведение, развеянное порывом ветра.

«Не я была ему нужна, — поддавшись своему внутреннему чутью, подумала она, — Не я, а что-то, чего он уже добился до того, как мы вошли в кабинет Тимочки!»

Чтобы признать такое, женщине требуется больше мужества, нежели для того, чтобы остановить на скаку коня или войти в горящую избу. И уж чего- чего, а мужества у Марго хватало. Если бы у нее его не было, она бы впала в ничтожество еще после разрыва с первым возлюбленным. Умение признать поражение и, собрав остатки сил, жить дальше — сильная сторона любой успешной женщины. А Марго была несомненно женщиной весьма успешной. Ведь успехи женщин измеряются вовсе не карьерными достижениями. У них, а в особенности у красивой их части, иные ценности. И кто бы что ни говорил, но красота женщины — это вовсе не подарок судьбы, а скорее ее испытание. Красивая женщина должна быть вдвое осмотрительнее и предусмотрительнее, нежели ее некрасивые соплеменницы. В мире, который живет по мужским законам, дурнушкам во много раз реже выпадает шанс стать добычей какого-нибудь нечистоплотного обольстителя или богатого и смазливого ловеласа. А красивая, пышногрудая и длинноногая блондинка зачастую является призом победителя, его законной добычей. И если она не будет осторожной, то ее же привлекательность сыграет с ней злую шутку. Рано или поздно она нарвется на какого-нибудь охотника, с которым небо ей с овчинку покажется. И многие красотки, кстати, не умея признать то, что попали как раз в такую ловушку, ломаются, теряются и спустя год-два превращаются в дурнушек. Ведь если женщина несчастна, ни о какой красоте и речи быть не может. Марго эту истину прекрасно знала, а потому из всех ситуаций старалась выходить по возможности с меньшими потерями.

В данный момент, проанализировав, как могла, все, что случилось, она пришла к выводу, что домик под Парижем и графская любовь — это, разумеется, прекрасно, но раз не вышло, значит, не вышло. Что-то исправить уже нет возможности, а потому лучше выкинуть из головы и из сердца этого француза прежде, чем он успеет нанести ей хотя бы еще одну душевную рану. Она понимала, что будет нелегко расстаться с только что обретенной любовью. Наверное, пройдет немало дней, а может и недель, прежде чем она вновь станет той самой беззаботной Марго, но ничего уж тут не поделаешь. В такой ситуации радует одно — в журнале Космополитен есть раздел психотерапевтических советов. И там она найдет нужный, чтобы как-то успокоиться.

Она поправила прическу, стерла с губ размазавшуюся помаду и изготовилась накрасить их снова, как заметила, что из кабинки выползает секретарша Тамара. Именно выползает, потому что такими сгорбленными с такими опущенными плечами и хлюпающим от слез носом люди, а в особенности их прекрасная половина не ходят. Тамара добрела до умывальника, словно не заметив нечаянную свидетельницу своего горя, и, всхлипнув еще пару раз, принялась плескать холодную воду на опухшие глаза.

— В странном месте вы выполняете просьбу принести кофе, — чтобы как-то оживить атмосферу Марго перешла на почти дружеский тон.

Тамара вздрогнула и уставилась на нее покрасневшими глазами. Всхлипывать она перестала. Скорее от неожиданности.

— Что вы тут делаете? — наконец, сипло спросила она.

— Более странного вопроса мне еще не задавал, — усмехнулась Марго, — в данный момент собираюсь красить губы.

— Разве для вас не сделали специальной уборной? — безучастно поинтересовалась девушка, — Раз уж у вас теперь свой кабинет, я предполагала…

— Неплохая мысль, — Марго принялась делать то, что собиралась, а потому говорила с небольшой задержкой. Макияж, даже небольшой требовал максимальной концентрации внимания. Она же губы красила, а губы находятся, как известно, на лице. Не могла же наносить на собственное лицо краску абы как! — Надо поговорить об этом с Тимочкой.

Тамара вдруг глянула на нее с неприкрытой ненавистью. А потом разрыдалась.

— Ну, почему! — сквозь всхлипы донеслось до Марго, — Почему у одних все так замечательно! И жизнь удалась, и Порш, и порядок с любовью, и даже личный туалет на комбинате. Почему у меня все вкривь и вкось!

— Это философский вопрос, — не прекращая красить губы, сообщила ей Марго, потом отвела помаду от лица, полюбовалась на свое творение и повернулась к собеседнице, — А в чем, собственно, дело?!

— Вам не понять! — ответила Тамара.

— Что вы говорите? — она вскинула брови, — Неужели ваши бурные переживания касаются очередного краха на финансовом рынке? Или падения этого… как его… ну, то, что у мужчин на бирже обычно стоит. Или на что стоит, я уже запуталась…

— Курса Доу Джонса, — догадалась рыдающая секретарша.

— Точно, его.

Тамара перестала плескать воду на лицо и, усмехнувшись, ответила:

— Нет, это личное.

— Тогда почему мне не понять?

— Потому что у вас всегда все хорошо, — ответила Тамара и снова всхлипнула.

— Милая моя, — улыбнулась ей Марго, — «Быть в порядке» и «выглядеть в порядке» — это не одно и тоже. Но это связано между собой. И я вам так скажу, если не «выглядеть в порядке», то «быть в порядке» практически невозможно. Вот в журнале Космополитен черным по белому написано:

«Чтобы стать успешной женщина должна прежде всего научиться держать спину».

— Я не читаю Космополитен! — призналась Тамара.

— И в этом ваша большая ошибка. Там пишут умные вещи, так необходимые в обыденной жизни. Вот вы, верно, увлекаетесь беллетристикой, и зачитываетесь какими-нибудь книжонками Достоевского или, прости. Господи, Пауло Каэльо, а между тем уже третий день на вас лица нет. Разве может женщина позволить себе такие вольности? Да ни один Достоевский не даст вам ответ на вопрос, как быть счастливой. Они вон сами все вопрошали «Как быть?», да «Что делать?». И от таких доходяг вы хотите понабраться ума? Нет, ума и жизненной мудрости стоит брать там, где все это дают.

Такой подход к литературе секретаршу рассмешил. Она и представить себе не могла, что произведения великих авторов можно обсуждать в подобном ключе. Она улыбнулась, забыв про рыдания.

— Неужели в вашем Космополитене дают советы, как стать счастливой?

— И весьма практичные, — уверенно кивнула Марго.

— Интересно… — Тамара на секунду задумалась, потом спросила, — И что бы посоветовал ваш журнал девушке, которая оказалась меж двух убийц, причем в одного она безумно влюблена?

Марго склонила голову на бок, закусила губу, поразмышляла и, наконец, произнесла:

— Я про такое не читала, но лично я пошла бы в милицию.

— Но вы прослушали, одного из убийц я люблю, а другой… другой может и не убийца. Просто шантажист.

— А почему вы решили, что тот, кого вы любите, убийца?

Тамара опять всхлипнула.

— Андрей сам мне сказал.

— Андрей? — на сей раз удивилась Марго, — И кого же он убил, по-вашему?

— Всех, — ответила секретарша.

— Что, совсем всех?! Даже президента Кеннеди? Но как можно влюбиться в такое чудовище? Немедленно выкиньте его из головы!

— Да нет… — Тамара вздохнула, — Всех, кого убили на нашем заводе за последнюю неделю. И китайца, и лаборанта, и охранника, и технолога, и даже системного администратора.

Марго опять задумалась. На этот раз она размышляла намного дольше. Тамара успела снова разреветься.

— Послушайте, — она тронула ее за плечо, — Я еще могу допустить, что Андрей мог убить китайца, и даже лаборанта с охранником, хотя я не понимаю, зачем ему это нужно. Но убить технолога Подстригаева он никак не мог. Весь этот день мы были вместе. И если бы он кого-нибудь убивал, я бы непременно заметила. Конечно, обо мне ходят всякие нелепые слухи, что я не замечаю людей и тому подобное… Но не заметить того, что один человек в моем присутствии стреляет в голову другому, я бы просто не смогла.

— Вы в этот день были вместе? — Тамара уставилась на нее, забыв про рыдания, — Вы и Андрей? Весь день?!

— Ну, да… Он таскался за мной повсюду. И мы расстались уже за полночь.

— Андрей Сазонов таскался за вами повсюду?! — округлила глаза Тамара.

— Сазонов? Вы считаете, что его фамилия Сазонов? Мне он представился как Нарышкин. Хотя, все может быть…

— Уф… — Тамара едва не упала лицом в умывальник. Удержавшись на руках, она объяснила, — Мы говорим о разных Андреях. Вы о своем Нарышкине, я о Сазонове, который работает в цехе мясных деликатесов. И вы, скорее всего, его даже не знаете.

— А… — понимающе кивнула Марго, — Ну, в таком случае, он, конечно, мог убить кого угодно.

— Вам легко говорить, — пробормотала секретарша и снова плеснула в лицо холодной водой.

— Послушайте, неужели ваш Андрей Сазонов пришел и вот так просто рассказал, что он всех убил? Это же, по меньшей мере, странно. Обычно мужчины скрывают такие факты своей биографии.

— А он вот не смог скрыть. Он страдает.

— Еще бы! — Марго взяла Тамару за руку и отодвинула от умывальника, — Да перестаньте вы нырять в эту воду! Во-первых, она не слишком уж экологически чистая. Знаете, сколько там примесей, которые вредны для кожи? Во-вторых, ваши хлюпанье и фырканье мешают нам говорить.

Секретарша послушно отошла в сторону и, вытащив из рукава носовой платок, принялась вытирать лицо. Марго смотрела на это с плохо скрытым недоумением. Она никогда бы не позволила себе находиться в общественном месте в таком плачевном состоянии. Наконец, в ней пробудились зачатки женской солидарности, она покопалась в сумочке и, выудив из нее косметичку, протянула ее девушке:

— Держите. Вам не стоит появляться на людях с таким лицом.

— Что так ужасно?! — та испуганно глянула в зеркало.

— Вы выглядите так, как будто похоронили всех, кого когда-нибудь убили со времен возникновения человечества, включая ту самую первую обезьяну, которая стала нашим всеобщим прародителем.

— Кошмар какой! — Тамара взяла косметичку и, вернувшись к зеркалу, принялась наводить макияж.

— Ну, так и что же сказал вам этот Сазонов? — Марго придирчиво наблюдала, как она это делает.

— Он пришел поговорить с Тимофеем Петровичем, ну, чтобы ему все рассказать. Но Тарасова не оказалось на месте, и он рассказал все мне, — просто призналась девушка, которая уже устала носить в себе непосильную для слабой души тайну.

— И перечислил все жертвы поименно? — не унималась Марго.

— Нет, конечно… он сказал, что виноват во всем только он. Что он трус и делал все из трусости.

— Что все?

— Ну, убивал, разумеется.

— Он так и сказал, что убивал?

Тамара повернулась к ней и спросила с упреком:

— Зачем вы меня мучаете?! Вы задаете по кругу одни и те же вопросы. Я же уже сказала.

— Да, но я не услышала, чтобы он вам признался в убийствах. Ведь из трусости можно сделать какую-нибудь другую гадость, вы не находите? Ваш Сазонов, как мне представляется, не произнес «я убил из трусости того-то и того-то».

— Но в контексте разговора это подразумевалось… — задумчиво пробормотала Тамара.

— Кем?

— Ну… — теперь она не была уж столь уверена в своем скорбном утверждении, — Я подумала…

— Разве можно одновременно любить человека и думать о нем черт знает что, исходя только из того, что он пришел о чем-то повиниться перед руководителем? Может он напортачил в работе и скрыл этот факт, или еще что-то типа этого.

— Он же был так подавлен… Он даже коньяк пил.

— Чтобы пить коньяк вовсе не нужно быть уж слишком подавленным, — резонно заметила Марго.

— Но он… он… — Тамара судорожно искала подтверждения своей теории и не находила.

— Если вы его действительно любите, то сейчас вы приведете себя в порядок, потом спуститесь к нему в цех и спросите напрямую, — твердым голосом проговорила Марго.

— Я не смогу, — слабо запротестовала секретарша.

— Еще как сможете! И сделаете это быстрее, чем я позвоню следователю Изотову.

— Как же вы так… он же… — Тамара опять попыталась разреветься.

Но Марго стиснула ее плечо и приказала тоном, который исключал возражения:

— Вы пойдете и спросите. А потом расскажете мне. Если ваш Сазонов действительно всех убил, то любить его не стоит. Но мне почему-то кажется, что он хороший человек, а вы, простите, дура какая-то. Напридумывали себе всякой чуши, поверили и теперь упиваетесь собственными страданиями на пустом месте. Как будто заняться больше нечем!

***

Тарасов пнул дверь своего кабинета. Та со скрипом растворилась, явив тоскливую пустоту.

— Н-да… — протянул Рубцов и вошел в кабинет вслед за хозяином, — Наблюдается запустение. Тамара и та куда-то подевалась. Слушай, на заводе-то работа парализована. Бухгалтерия существует в режиме панического ожидания ни то потопа, ни то землетрясения. Отдел сбыта роется в накладных, и прозванивает покупателей на предмет фальшивых договоров, колбасный цех стоит, поскольку технологи второй день поминают Подстригаева. Примерно по этой же причине уже почти неделю не работает лаборатория, там поминают Лютикова. В остальных цехах зависли автоматические линии, а наладчики поминают Ветрова…

— Ты лучше пойди наведи порядок в своей охране, а то если они и не поминают Васнецова, то все равно не чешутся, — проворчал Тимофей, направляясь к своему столу, — По территории разгуливает какой-то рыжий тип, которого все видели, но спросить кто он и откуда так и не удосужились.

— Ну, сейчас-то он уже не болтается, — Николай вздохнул и, заметив что-то под столом переговоров, явно не соответствующее интерьеру делового кабинета, встал на карачки и потянулся за странным предметом, — Если бы он болтался, его бы точно привели сюда. Наверное, затаился…

— Наверное! — передразнил Тарасов и, отодвинув кресло, плюхнулся в него.

Тут же раздался писк ужаса и возмущения. Тимофей испуганно вскочил и уставился на свое кресло. После чего испуганно пробурчал:

— Фу, ты черт! Псина Марго!

— Что она тут делает? — кряхтя и выползая из-под стола с трофеем в руке, поинтересовался Рубцов.

— В данный момент, как мне кажется, собирается пописать мне в кресло, — сообщил директор и брезгливо поморщился.

— У тебя с ней роман? — Николай встал на ноги, распрямился и, ухмыльнувшись, оглядел начальника с ног до головы.

Тот выглядел растерянным, по большей части оттого, что Мао действительно выполнил свое намерение.

— В принципе, этого можно было ожидать. Ты тут совершенно одинок… — развил свою мысль Николай.

— Роман? С собакой? Ты что спятил?! — удивился Тимофей, — Да я даже на необитаемом острове вряд ли стал бы ухлестывать за псиной. Тем более за такой уродливой.

— Ты там поосторожнее, — хохотнул Рубцов, — А то она от возмущения еще и накакает тебе в кресло.

Мао спрыгнул на пол и, недовольно порыкивая, перебрался в угол кабинета, где, свернувшись калачиком, снова закрыл глаза.

— Я имел в виду хозяйку этой прелестной собачки. То есть Марго.

Тимофей сунул руки в карманы пиджака и негодующе уставился на приятеля:

— Ты в своем уме?!

Рубцов невозмутимо пожал плечами, усмехнулся и помахал в воздухе изящными трусиками, которые только что вытащил из-под стола:

— А кто еще из окружающих тебя дам, может позволить себе трусы от Каринэ Гилсон? Ну, может, правда, ты повысил оклад своей Тамаре раз в десять…

Тимофей вздохнул, отодвинул кресло в сторону, обогнул стол, взял один из стульев и вернулся с ним на прежнее место. После чего проворчал:

— Перестань молоть чепуху! Трусы может и Марго, псина, вон, тоже ее, но это еще ни о чем не говорит. Скорее всего, в довершение всех несчастий, она переселилась на завод и устраивает свиданки со своими кавалерами прямо у меня в кабинете.

— Слушай, а может рыжий тип ее ухажер?

Тарасов сел за стол и отрицательно помотал головой:

— Не в ее вкусе. Она любит красавчиков, которые таскаются за ней с пустыми бараньими глазами. С чего бы ей вдруг кинуться на какого-то верзилу, да еще с изуродованной шрамом рукой.

— Ну, судя по рассказам, он брутальный типаж, — задумчиво проговорил Рубцов и кинул трусики в корзину для мусора, — Как мне представляется, такие тоже имеют успех у легкомысленных блондинок.

Почему бы и нет?

— Она бы похвасталась, — опроверг его босс, — Марго всегда хвастается всем, чем ни попадя. Так что она не могла бы умолчать появления в ее жизни высокого рыжего детины. Он бы за ней по заводу таскался, а не один. Нет, этот товарищ к нашей Марго никакого отношения не имеет.

— Ну, спросить-то можно…

— Спроси, — без интереса согласился Тимофей.

Рубцов огляделся, словно искал в кабинете обсуждаемую персону, потом разочарованно посетовал:

— Нет, ну, ты подумай! Когда не нужно, она так и мозолит глаза, а вот когда хватишься и псина тут, и белье раскидано, а самой, увы…

— Что ты хотел, это же Марго, — невесело усмехнулся Тимофей.

В этот момент дверь открылась и на пороге появилась Катерина Тарасова — жена Ивана.

Тимофей даже икнул от неожиданности:

— Катя, а ты-то что тут делаешь?!

Катерина выглядела неважно. Синие круги под глазами свидетельствовали о бессонной ночи, бледность кожи — о тяжких переживаниях. Она едва не плакала, что, разумеется, в атмосферу и без того наэлектризованную всякого рода неприятностями положительного ничего не добавляло. Тарасов, ненавидящий женских слез, нервно заерзал на стуле, справедливо ожидая готовящегося потопа.

Само появление Катерины в этом кабинете было настолько необычным, что даже Рубцов крякнул и изумленно замолк, глядя на нее во все глаза. Жена Ивана появлялась тут крайне редко, а если уж быть совсем точным, она пришла сюда впервые. Как она дорогу-то к нему нашла, никто из мужчин даже предположить не могли.

Катерина неуверенными шагами прошла по кабинету и без сил опустилась на стул, стоящий ближе всего к двери. После чего горестно вздохнула, и, не глядя на Тимофея, тихо проговорила:

— Я пришла к тебе как к родственнику. Я долго думала, и решила, что должна поговорить именно с тобой. С родителями — не могу. Отец тут же сляжет, да и мать тоже. Здоровье у них — не ахти. Твои родители… у меня просто язык не повернется рассказать им такое. В общем, ты один и остался.

— Катя, что случилось? — встревожился Рубцов.

Она глянула на него так, словно только что заметила. Потом согласно кивнула каким-то своим мыслям и пробормотала:

— Это, наверное, даже хорошо, что и вы, Николай тут. Во всяком случае, вы сможете нам с Тимофеем подсказать выход из ситуации.

— Кать, прекрати меня пугать и давай рассказывай уже! — не вытерпел Тимофей.

Она снова вздохнула, потом всхлипнула и, как ожидалось, разревелась. Рубцов, всплеснув руками, подбежал к бару, достал стакан и уже ополовиненную бутылку бренди, и, вернувшись к столу, всунул ей стакан в руку.

— Что ты! — сквозь всхлипывания запротестовала она.

Но он уже наполнил стакан почти до краев и поднес край к ее губам, приговаривая:

— Пей, пей! У нас теперь все только этим и спасаются!

— Не буду я! — едва слышно пискнула она.

— Смотри, я вон тоже! — Рубцов отхлебнул виски прямо из бутылки.

Личный пример, как ни странно, подействовал. Катерина глубоко вздохнула и залпом выпила половину стакана. После чего она потеряла не только дар речи, но и способность дышать. Она застыла, широко открыв рот и хлопая выпученными глазами.

— Отлично! — в кабинет Тарасова ворвался Иван, — Все в сборе, как я и ожидал! Не хватает только следователя Изотова.

— Он уже едет, — ответил ему Рубцов, — И вам добрый день!

— Да уж, день на редкость задался! — буркнул младший Тарасов и плюхнулся на стул рядом с женой, — Катя! Объяснишь ты, наконец, в чем дело?! Что это за фокусы!

Катерина при виде мужа обрела дар речи. Во взгляде ее вспыхнуло негодование, и она сорвалась на высокие ноты:

— Как ты мог?! Ваня, скажи, как ты мог?! Дети, я, наша семья, наше счастье, — неужели все это для тебя ничего не значит?! Ваня!

Закончив свой полный экспрессии, но бедный информацией монолог, она уронила лицо в ладони и бурно разрыдалась.

Иван растерянно посмотрел на брата. Тот только руками развел.

— Иван, как ты мог?! — сурово повторил за Катериной Рубцов и соответствующе глянул на провинившегося, — Никто от тебя такого не ожидал!

Тот, к его удивлению, неожиданно насупился и весь как-то подобрался, словно его преступление действительно раскрыли и теперь требуют ответа.

Повисла пауза. После минутного молчания, сотрясаемого жаркими всхлипами Катерины, Тарасов не вытерпел. Он ударил кулаком по столу и заорал:

— Я уже ничего не понимаю! Кто-нибудь объяснит мне, что тут, черт возьми, происходит!

— Да все очень просто, — от порога проговорила Марго.

Мужчины вздрогнули и уставились на нее с явным непониманием.

— Обычное явление. Катя думает, что Иван убил на нашем заводе всех, включая неопознанного китайца.

— Что?! — в один голос вскричали Тарасов с Рубцовым.

— А чего вы удивляетесь, — она пожала плечами и, дойдя до середины стола, села на стул, — Иван любыми способами хотел завладеть заводом. И, в конце концов, нашел весьма удачный вариант дискредитировать тебя, Тимочка, как руководителя. Ну, неужели ты не догадался, что единственный, кто мог организовать кражу мяса на заводе и раскрытие ее же — это твой брат?! Более того, он единственный, кому по всем статьям это было выгодно. Полгода назад он подбил главного бухгалтера Барсукова и технолога Подстригаева на махинации, в результате которой выходила партия никем неучтенной, лишней колбасы. Ее нужно было куда-то сбывать. Иван через свою фирму-однодневку организовал поставку этой колбасы на оптовый склад. Ну, вот в ту самую компанию, на которую вы нашли накладные. Помните?

— «Рубанов»! — опять в один голос вскрикнули Рубцов и Тарасов.

Иван съежился. Катерина перестала рыдать и затаилась, исподлобья глядя на красивую блондинку, подтверждающую ее страшные догадки. На мужа она старалась не смотреть.

Марго болезненно поморщилась, словно с силой извлекала нужные мысли из беспорядочного хаоса в своей голове. С видимым трудом мысли отыскались, и она продолжила:

— Барсуков и его подопечный Подстригаев воодушевленно ухватились за предложенную идею. Быстренько разработали схему получения лишней колбасы, которой стала недорогая, но и не слишком дешевая Гусарская — очень удобный вариант. Они знали, что заводская лаборатория работала спустя рукава, предоставляя херру Шульцу липовые анализы, а потому им нечего было бояться разоблачения. Вот они и жили полгода, припеваючи, даже не подозревая, что конечным пунктом плана Ивана Тарасова является вовсе не обогащение за счет брата, а раскрытие этого самого преступления. Иван ждал подходящего момента. Чтобы скандал вышел погромче. Ну, вот, спустя полгода он решил, что наворовали уже достаточно, и если эту кражу раскрыть, то совет акционеров, который должен был состояться буквально на днях, узнав о таком безобразии, не допустит дальнейшего пребывания Тимочки в кресле директора.

— Иван? — старший Тарасов растерянно посмотрел на брата.

Тот ничего не ответил.

— Ну, не будет же он голову пеплом теперь посыпать, — усмехнулась Марго и тоже глянула на виновного, — в конце концов, это просто нелогично, учитывая обстоятельства.

— Что б ты в логике-то понимала! — огрызнулся тот.

Марго лишь хмыкнула и продолжила свою речь:

— Когда пришло время, Иван шепнул Густаву, что до него дошли слухи, будто в колбасном цехе крадут мясо. Ну, или что-то в этом роде. В общем, Густав напрягся и начал проверку. Начал с Гусарской колбасы, о которой ему как раз и рассказал Иван. Его план был предельно прост. К совету акционеров скандал лишь получил бы огласку. Но раскрыть это преступление еще не успели. Полетели бы головы. Отстранили бы директора, начальника службы безопасности, чего он и добивался. Управлять заводом поставили бы Ивана, поскольку больше некого. Я, конечно, предложила бы свою кандидатуру, но меня бы вряд ли избрали. Таким образом, младший Тарасов получил бы бразды правления, а дальше, либо поувольнял бы виновных, либо замял инцидент.

— Ну, зачем же нужно было всех убивать?! — пробормотала Катерина.

— С чего ты взяла, что это я убил? — удивился Иван.

— Ну, как же… ты говорил по телефону, что остался всего один свидетель — Барсуков. Но ты решишь эту проблему… Я все слышала.

— Так ты из-за этого сбежала из дома?! — воскликнул брошенный муж.

— А ты полагаешь, я должна воспитывать детей рядом с серийным убийцей? Я тебе верила, я родила от тебя сына и дочь, а ты… — она снова всхлипнула.

Марго усмехнулась и покачала головой:

— Конечно, все говорит за то, что именно Иван убил всех на заводе.

— Да ты совсем спятила?! — тот вскочил в порыве чувств, — Ты себя-то слышишь?

— Но пистолет ты зачем-то стащил из кабинета! — Марго смотрела на него, не отрываясь.

Под взглядом ее синих глаз, в этот момент излучающих холодную уверенность, он медленно опустился обратно на стул и сник.

***

Тамара решительно вошла в цех мясных деликатесов, и тут силы ее покинули. Дело в том, что от дамской комнаты до дверей цеха она настраивала себя на серьезный разговор с Сазоновым, придумывая приемлемые варианты его начала. В голове ее роились десятки заготовленных первых фраз от деликатной: «Мне нужно с вами серьезно поговорить» до вопроса в лоб: «Это правда, что вы убили половину работников нашего комбината?». Однако, когда она очутилась в нужном месте, все эти фразы улетучились из головы, и их место занял один единственный насущный вопрос: «Что я тут делаю?!».

Кроме всего прочего, она не была слишком уверена в своей внешности, изрядно подмоченной слезами, да и сломанный каблук, ежесекундно подгибающийся, не придавал ей сил. А когда женщина не уверена, что выглядит на все 100, она не любит затевать серьезные разбирательства. В общем, Тамаре стало не по себе, едва она перешагнула порог цеха, в котором работал ее возлюбленный. Она словно увидела себя со стороны: припухшее лицо, кое-как замазанное косметикой, сломанный каблук, следы воды на блузке, — в таком виде уж лучше отсидеться в дамской комнате до конца рабочего дня, а не являться на глаза человеку, который тебе безмерно нравится.

Подумав так, она попятилась назад, но дверь уже захлопнулась, и ей ничего не оставалось, как стыдливо припасть спиной к стене, ловя на себе заинтересованные взгляды подчиненных Сазонова. Тем временем работа у разделочных столов остановилась, мужчины с огромными ножами застыли, вопросительно глядя на нее.

— Ну, в чем дело! — недовольно крикнул Андрей, который стоял к ней спиной.

Тамара вздрогнула и начала судорожно нащупывать ручку двери, чтобы скрыться до того, как он повернется. И опоздала. Он увидал, и пошел к ней широкими шагами.

— Только не говорите, что вас опять за мясом послали, — улыбнулся он, однако она заметила тревогу в его глазах.

Он подошел вплотную, увидел в каком она состоянии, и улыбка слетела с его лица:

— Что случилось, Тамара?

Вообще-то, согласно сложившейся ситуации и чувствам, которые секретарша питала к Сазонову, следовало бы сказать примерно следующее:

«Андрей, вы мне очень нравитесь, и я надеюсь, я вам тоже не безразлична. Во всяком случае, вы намекали на то совсем недавно. Исходя из этого, мне кажется, нам нужно прояснить некоторые вопросы, которые меня очень волнуют. Во-первых, кто вам та женщина, с которой вы несколько дней назад говорили по телефону, называя ее «ласточкой», и, во-вторых, какое отношение вы имеете к убийствам на заводе? А еще почему вы назвали себя трусом?!»

Но, так уж устроена женщина, что ни при каких обстоятельствах она не может повести разговор подобным образом. В конце концов, любовь — это не деловые переговоры. Поэтому она вынуждена ходить вокруг да около, намекать и наталкивать собеседника на интересующую ее тему. И если ей повезет, и он догадается, к чему она клонит, то вопросы, терзающие душу, найдут ответы. Но это — редкая удача. Обычно мужчины и женщины думают о разных вещах и по-разному, а потому выяснение отношений порой затягивается на годы. Тамара была обычной девушкой, кроме того, она не читала журнал Космополитен, и не знала некоторые приемы, использование которых может подтолкнуть мужчину в нужную сторону. И по причине своей необразованности, она растерялась, а потому закусила губу, чтобы опять не разреветься. На сей раз от отчаяния.

— Да что с вами?! — Сазонов осторожно взял ее за плечи и заглянул в глаза, — Вы заболели?

Тамара подумала, что нужно быть идиотом, чтобы предположить, что в больном состоянии и со сломанным каблуком она явиться его проведать. Вообще-то она надеялась, что само ее появление Андрей воспримет как продолжение разговора, который явно не был окончен в приемной Тарасова.

Однако надежды ее оказались тщетны. Похоже, он уверился в своей бредовой мысли, аккуратно усадил на стул и пристроился рядом, присев на корточки:

— Хотите воды?

Тамара покраснела от негодования, и не сдержалась:

— Послушайте, — хрипло проговорила она, — Неужели вы решили, что я притащилась к вам в цех, чтобы хлебнуть водички?! У меня рядом со столом стоит графин с водой. И в баре еще две бутылки газировки. Андрей, я пришла к вам поговорить.

— Хм… — он нахмурил брови, явно соображая, что именно ее привело к нему.

— Ладно, — она вздохнула, — Вы заявились в приемную Тарасова, нагородили загадок и стремительно меня покинули. Если вы не догадываетесь, то вы меня расстроили. Вам может и наплевать, но мне не безразлично, что вы замешаны в каком-то нехорошем деле. А, кроме того, мне больше некому рассказать о том, что случилось со мной.

— С вами?! — удивился он, — но вы-то каким образом имеете ко всему этому отношение?

— Самым непосредственным, — пробормотала она и, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась.