Смертельный яд

Глава 20

Мистер Понд вскрыл письмо и осуждающе зацокал языком.

Мисс Мерчисон подняла голову от пишущей машинки.

— Что-нибудь случилось, мистер Понд?

— Нет, ничего, — раздраженно ответил старший клерк. — Просто глупое письмо от глупой представительницы вашего пола, мисс Мерчисон.

— Чему же тут удивляться?

Мистер Понд нахмурился, сочтя тон своей подчиненной недостаточно почтительным. Он взял письмо и конверт, оказавшийся внутри первого конверта и унес их в кабинет нотариуса.

Мисс Мерчисон быстро подошла к его столу и взглянула на распечатанный конверт. Заказное письмо, на штемпеле — «Уиндл».

«Какая удача, — сказала себе мисс Мерчисон. — Из мистера Понда свидетель получится гораздо более солидный, чем из меня. Я рада, что это он его вскрыл».

Она вернулась на свое место. Через несколько минут мистер Понд появился в дверях с легкой улыбкой на губах.

Пять минут спустя мисс Мерчисон, которая все это время хмуро изучала свою стенограмму, встала и подошла к нему.

— Вы умеете читать стенограммы, мистер Понд?

— Нет, — ответил старший клерк. — В мое время это нс считалось обязательным.

— Не могу разобрать, что я вот тут написала, — объяснила мисс Мерчисон. — То ли «дать свое согласие», то ли «согласны рассмотреть». Ведь это не одно и то же, правда?

— Безусловно, это не одно и то же, — сухо подтвердил мистер Понд.

— Наверное, мне лучше не рисковать, — сказала мисс Мерчисон. — Письмо надо отправить утренней почтой. Придется спросить у него самого.

Мистер Понд только фыркнул (и не в первый раз), просто диву даешься — до чего небрежны эти женщины!

Мисс Мерчисон быстро прошла через комнату и открыла внутреннюю дверь, не постучав в нее. Подобная бесцеремонность снова заставила мистера Понда застонать.

Мистер Эркерт стоял спиной к двери у каминной полки и был занят чем-то непонятным. Он резко обернулся.

— Я ведь уже говорил вам, мисс Мерчисон, — раздраженно начал он, — чтобы вы стучали, прежде чем входить!

— Извините, пожалуйста. Я совсем забыла.

— Пожалуйста, больше так не делайте. В чем дело?

Он не стал возвращаться к столу, а остался стоять, опираясь на каминную полку.

— Я не смогла разобраться со стенограммой вашего письма к Тьюку и Пибоди, — сказала мисс Мерчисон. — Так что я решила, что лучше зайти и спросить у вас.

— Мне бы хотелось, — проговорил мистер Эркерт, строго глядя на нее, — чтобы вы вовремя следили за четкостью своих записей. Если я диктую слишком быстро, вам следует мне об этом сказать. В конечном итоге это только сбережет время нам обоим, не так ли?

Мисс Мерчисон невольно вспомнила коротенький свод правил, который лорд Питер Вимси то ли в шутку, то ли всерьез составил как-то в качестве руководства для служащих «Курятника». Говоря точнее, она вспомнила Правило седьмое, которое гласило: «Никогда не доверяйте человеку, который смотрит вам прямо в глаза. Он стремится помешать вам что-то заметить. Поищите, что именно».

Она смущенно потупилась под суровым взглядом своего начальника.

— Мне очень жаль, мистер Эркерт. Я постараюсь, чтобы это не повторилось, — пробормотала она.

На деревянной обшивке прямо за головой нотариуса оказалась странная темная полоска, словно панель плохо подходила к рамке. Прежде мисс Мерчисон этого не замечала.

— Ну, так в чем же проблема?

Мисс Мерчисон задала свой вопрос, получила на него ответ и удалилась. Уходя, она бросила взгляд на стол. Завещания там не было.

Она вернулась на свое место и допечатала письма. Когда она принесла их на подпись, то снова взглянула на панель. Темной полоски уже не было.

Мисс Мерчисон ушла из конторы ровно в половине пятого. У нее было такое ощущение, что ей не следует задерживаться на работе. Она быстро прошагала по Хэнд-корт, свернула направо, потом, через квартал, снова направо, сделала крюк по Ред Лайон-стрит и оказалась на Ред Лайон-сквер. Через пять минут она уже подошла к конторе с противоположной стороны и с безопасного расстояния наблюдала за тем, как оттуда вышел мистер Понд, худой, чопорный и сутулый. Он направился по Бедфорд-роу к станции метро. Очень скоро за ним последовал мистер Эркерт. Он на секунду задержался на пороге, бросил взгляд налево и направо, потом перешел на другую сторону улицы и направился прямо по направлению к ней. На мгновение ей показалось, что он ее заметил, и она поспешно нырнула за фургон, остановившийся у тротуара. Под его прикрытием она отступила к лавке мясника, и стала разглядывать витрину с новозеландской бараниной и охлажденной говядиной. Мистер Эркерт приближался. Его шаги становились все громче — и вдруг замедлились. Мисс Мерчисон впилась взглядом в кусок мяса весом в четыре с половиной фунта. Знакомый голос рядом с ней произнес:

— Добрый вечер, мисс Мерчисон. Выбираете себе отбивную на ужин?

— О! Добрый вечер, мистер Эркерт. Да. Вот стою и думаю: когда же позаботятся о том, чтобы и одинокие люди могли бы выбрать себе подходящий кусочек.

— Да… Но все баранина да говядина. Надоедает.

— А свинина тяжела для пищеварения.

— Пожалуй, что так. Не пора ли вам расстаться со своим одиночеством, мисс Мерчисон?

Мисс Мерчисон кокетливо хихикнула:

— Вы меня смутили — это так неожиданно, мистер Эркерт!

Мистер Эркерт покраснел.

— Доброй ночи, — буркнул он и поспешно удалился.

Мисс Мерчисон едва не расхохоталась ему вслед.

«В следующий раз поостережется пускаться в разговоры. Фамильярность с подчиненными — это большая ошибка. Они начинают нахальничать».

Она дождалась, чтобы он скрылся из виду, а потом вернулась обратно к зданию конторы и вошла в помещение. Уборщица как раз спускалась вниз.

— Здравствуйте, миссис Ходжс! Пришлось вернуться. Вы разрешите мне войти? Я потеряла образчик шелка. Наверное, оставила его у себя в столе или уронила на пол. Он вам не попадался?

— Нет, мисс: я еще ваши комнаты не убирала.

— Тогда я его поищу. Мне надо попасть в магазин до половины шестого. Вот незадача!

— Да, мисс. Попадете в самый час пик. Проходите, мисс.

Она открыла дверь, и мисс Мерчисон стремительно прошла внутрь.

— Мне помочь вам искать, мисс?

— Нет, спасибо, миссис Ходжс, не беспокойтесь. Думаю, он где-нибудь на виду.

Миссис Ходжс взяла ведро и пошла к колонке на заднем дворе, чтобы его наполнить. Как только ее тяжелые шаги возвестили о том, что она поднялась по лестнице на второй этаж, мисс Мерчисон устремилась в кабинет мистера Эркерта.

«Мне непременно надо посмотреть, что находится за панелью!»

Дома на Бедфорд-роу — как на гравюрах Хогарта — высокие, симметричные, сохранившие отблеск былой роскоши. Деревянные панели, которыми был обшит кабинет мистера Эркерта, хоть и были обезображены несколькими слоями краски, когда-то были по-настоящему красивы. Над каминной полкой вилась довольно вычурная и явно старомодная Гирлянда из цветов и фруктов. Если потайная панель управляется скрытой пружиной, кнопка скорее всего спрятана где-то в извивах этой гирлянды. Пододвинув к камину стул, мисс Мерчисон осторожно провела пальцами по гирлянде, попеременно то надавливая на элементы узора, то пытаясь их оттянуть, и в то же время чутко прислушиваясь, не раздадутся ли за дверью шаги.

Подобного рода обследование для специалиста трудности не составляет, но знания мисс Мерчисон по части тайников были почерпнуты исключительно из детективных романов, и она никак не могла понять, в чем тут фокус. Прошло уже четверть часа, она начала терять надежду.

Топ! Топ! Топ! Миссис Ходжс спускалась вниз.

Мисс Мерчисон так поспешно отпрянула от панели, что стул поехал, и ей пришлось с силой опереться на стену, чтобы не упасть. Она спрыгнула на пол, вернула стул на место, посмотрела наверх — и увидела, что панель отъехала далеко в сторону.

Поначалу ей показалось, что произошло чудо, но почти сразу же она поняла, что, в тот момент, когда стул сдвинулся в сторону, она надавила на рамку панели сбоку. Резная часть панели ушла вбок; под ней открылась внутренняя панель с замочной скважиной посередине.

Мисс Мерчисон слышала, как миссис Ходжс копошится в соседней комнате, но ей было уже не до нее. Она придвинула к двери тяжелое кресло, теперь в кабинет беспрепятственно не проникнешь. В следующую секунду у нее в руках уже были отмычки Билла-медвежатника — какое счастье, что она их не вернула! И какое счастье, что мистер Эркерт положился на потайную панель и не подстраховался замком с секретом!

Минуту-другую мисс Мерчисон орудовала отмычками — замок открылся. Она распахнула маленькую дверцу.

Внутри оказалась пачка бумаг. Мисс Мерчисон просмотрела их — сначала медленно, а потом снова, с немалым удивлением. Квитанции на покупку ценных бумаг… сертификаты акций… трест «Мегатериум»… Названия этих бумаг казались знакомыми… Где она могла?…

У мисс Мерчисон вдруг закружилась голова, и она тяжело села, сжимая в руке пачку бумаг.

Теперь ей стало понятно, что произошло с деньгами миссис Рэйберн, которыми распоряжался Норман Эркерт в соответствии с той доверчивой нотариальной доверенностью, и почему завещание имело для него настолько важное значение. Голова у нее пошла кругом. Взяв со стола лист бумаги, она поспешно принялась составлять стенографический список инвестиций, задокументированных в лежавших перед ней бумагах.

Кто-то постучал в дверь.

— Вы там, мисс?

— Подождите секундочку, миссис Ходжс! Кажется, я обронила его где-то здесь!

Она еще плотнее пододвинула тяжелое кресло к двери, практически заблокировав дверь в кабинет.

Надо спешить. В любом случае она записала достаточно, чтобы убедить лорда Питера в том, что ему следует серьезно заинтересоваться делами мистера Эркерта. Она вернула бумаги обратно в шкафчик, точно на то место, откуда их взяла. Завещание, как она успела заметить, оказалось там же, но лежало отдельно в стороне. А в самой глубине тайника было спрятано что-то еще. Она запустила туда руку и извлекла таинственный предмет. Это оказался белый бумажный пакетик с этикеткой, на которой по-французски была написана чья-то фамилия. Пакетик был вскрыт и снова завернут. Она раскрыла его и увидела, что там лежит примерно две унции мелкого белого порошка.

Спрятанное завещание и загадочные документы, а рядом с ними и вовсе сенсационная находка — пакетик с неизвестным белым порошком. Мисс Мерчисон стянула со стола еще один лист чистой бумаги, отсыпала на него немного порошка, положила пакетик на прежнее место и заперла дверцу с помощью отмычек. Дрожащими руками она сдвинула панель на место, проследив, чтобы она закрылась до конца, чтобы предательской темной полоски не было видно.

Откатив кресло в сторону, она оживленно воскликнула:

— Нашла, миссис Ходжс!

— Ну, вот! — отозвалась миссис Ходжс, появляясь в дверях.

— Вы только подумайте! — сказала мисс Мерчисон. — Я просматривала лоскутики, когда мистер Эркерт вызвал меня к себе, и надо же, чтобы именно этот прилип у меня к юбке и упал на пол здесь!

Она торжествующе продемонстрировала уборщице маленький лоскут шелка. Еще перед уходом она оторвала его от подкладки своей сумочки (это ли не доказательство ее преданности делу, ведь сумочка была совсем новая!).

— Ну, и слава Богу, — сказала миссис Ходжс, — хорошо, что вы его все-таки нашли, правда, мисс?

— Я уже и не надеялась, — ответила мисс Мерчисон, — он завалился вон в тот темный угол. Ну, мне надо бежать, иначе магазины закроются. До свидания, миссис Ходжс.

Но еще задолго до того часа, когда господа Борн и Холлингсуорт закрыли двери своих магазинов, мисс Мерчисон звонила у подъезда дома на Пикадилли.

Она попала на военный совет. В комнате сидели достопочтенный Фредди Арбетнот — с благодушным видом, старший инспектор Паркер выглядел встревоженным, а лорд Питер, казалось, вот-вот заснет. Бантер, представив мисс Мерчисон, снова отступил на задний план и замер с видом вышколенного слуги.

— Не хотите ли сообщить нам что-нибудь новенькое, мисс Мерчисон? Если так, то вы пришли как раз вовремя, — все герои в сборе. Познакомьтесь: мистер Арбетнот, старший инспектор Паркер, мисс Мерчисон. А теперь давайте сядем и насладимся обществом друг друга. Вы уже пили чай? Может быть, попробуете наше печенье?

Мисс Мерчисон отказалась от угощения.

— Гм! — проговорил Вимси. — Больная отказывается от пищи. Глаза у нее лихорадочно горят. На лице явно взволнованное выражение. Рот приоткрыт. Пальцы теребят замочек сумки. Все симптомы свидетельствуют об острой потребности высказаться. Не щадите нас, мисс Мерчисон. Мы готовы к самому худшему.

Мисс Мерчисон не заставила себя уговаривать. Она рассказала о своих приключениях, и имела удовольствие держать своих слушателей в напряжении от самого первого слова до последнего. Когда она наконец предъявила своим слушателям бумажный конвертик с белым порошком, собравшиеся устроили ей настоящую овацию, к которой скромно присоединился и Бантер.

— Ну, ты убедился, Чарльз? — спросил Вимси.

— Должен признаться, что я просто потрясен, — сказал Паркер. — Конечно, порошок следует отдать на анализ…

— И это будет сделано, о Воплощение Осторожности, — пообещал Вимси. — Бантер, готовь дыбу и каленое железо. Бантер обучался проводить пробу Марша, и выполняет ее безупречно. Ты ведь с ней тоже знаком, Чарльз, не так ли?

— Более или менее.

— Ну, так действуйте, дети мои. А тем временем давайте сформулируем наши ощущения.

Бантер вышел, а Паркер, который делал какие-то пометки в блокноте, откашлялся.

— Ну, — сказал он, — насколько я понимаю, дела обстоят следующим образом. Ты говоришь, что мисс Вэйн невиновна и берешься доказать это, составив убедительное обвинение против Нормана Эркерта. На данный момент твои факты против него почти полностью ограничиваются мотивом, но подкреплены доказательством попытки намеренно ввести следствие в заблуждение. Ты утверждаешь, что твое расследование достигло точки, когда полиция может и должна подключиться к нему, и я склонен с тобой согласиться. Однако я должен тебя предупредить, что нам по-прежнему следует найти свидетельства того, что у него были средство и возможность совершения этого преступления.

— Это я знаю. Скажи мне что-нибудь новенькое.

— Хорошо — главное, чтобы ты об этом не забывал. Пойдем дальше. Итак, Филипп Бойс и Норман Эркерт — единственные родственники миссис Рэйберн, или Креморны Гарден, которая богата и может оставить немалое наследство. Довольно много лет тому назад миссис Рэйберн передала все свои дела отцу Нормана Эркерта, единственному члену семьи, с которым у нее были дружеские отношения. После смерти отца Норман Эркерт сам стал вести ее дела, и сравнительно недавно миссис Рэйберн подписала нотариальную доверенность, дав ему полное право распоряжаться всем ее имуществом. А еще она составила завещание, неравномерно распределив свое имущество между двумя своими внучатыми племянниками. Филипп Бойс должен был получить недвижимость и 50 тысяч фунтов, тогда как Норману Эркерту предстояло получить остаток денег и взять на себя обязанности душеприказчика. Когда Нормана Эркерта спрашивали об этом завещании, он намеренно сказал неправду, заявив, что основная часть денег была завещана ему. Он даже представил в подтверждение якобы черновой набросок этого завещания. Этот поддельный черновик помечен более поздней датой, нежели обнаруженное мисс Климпсон завещание, но не вызывает сомнений то, что этот черновик был составлен самим Эркертом в последние три года, а может быть, даже в последние несколько дней. Более того, тот факт, что подлинное завещание, лежавшее в месте, к которому Эркерт имел доступ, не было им уничтожено, указывает на то, что после него не было сделано нового завещательного распоряжения. Кстати, Вимси — а почему он просто-напросто не уничтожил его? Как единственный оставшийся в живых родственник, он все равно унаследовал бы все.

— Может, ему это просто не пришло в голову. А, может быть, существуют и другие родственники. Как насчет того дяди, который уехал в Австралию?

— Действительно. Ну, по крайней мере, он его не уничтожил. В 1925 году миссис Рэйберн перенесла тяжелый инсульт, после которого стала полным инвалидом — она была полностью парализована и фактически полностью лишилась рассудка, так что какие-либо новые распоряжения с ее стороны или изменение завещания полностью исключается. От мистера Арбетнота мы знаем, что примерно в это время мистер Эркерт сделал опасный шаг и занялся финансовыми спекуляциями. Он наделал ошибок, потерял деньги, пошел на новые спекуляции в надежде компенсировать затраты — и еще больше увяз с крахом треста «Мегатериум, Лимитед». Он явно потерял больше, чем мог бы себе позволить, и теперь благодаря открытию мисс Мерчисон (не без сожаления замечу, сделанному в обход наших обычных правил) мы узнали, что он регулярно злоупотреблял своим положением доверенного лица и управляющего имением и пользовался деньгами миссис Рэйберн для своих собственных спекуляций. Под гарантию имущества миссис Рэйберн он получал большие ссуды, а добытые таким путем деньги пускал в «Мегатериум» и другие рискованные предприятия.

Пока была жива миссис Рэйберн, он оставался в относительной безопасности, поскольку должен был лишь покрывать ее хозяйственные нужды, содержание ее дома и прислуги. И действительно, все хозяйственные счета и тому подобное оплачивал он сам, как ее представитель, жалование всей прислуге платил он, и пока он неукоснительно это делал, никто не имел права поинтересоваться, что происходит с капиталом. Но стоило только миссис Рэйберн умереть, и ему пришлось бы дать второму наследнику, Филиппу Бойсу, полный отчет о деньгах, которые он растратил.

И вот приблизительно в то время, когда Филипп Бойс поссорился с мисс Вэйн, у миссис Рэйберн случился второй удар, от которого она чуть не умерла. Опасность миновала, но в любой момент могла снова возникнуть. Почти сразу же после этого мы обнаруживаем, что он подружился с Филиппом Бойсом и пригласил его пожить у себя дома. Живя у Эркерта, Филипп Бойс перенес три приступа болезни, которую врач диагностировал как гастрит, но которая с равным основанием подходит под симптомы отравления мышьяком. В июне, когда Филипп Бойс уезжает в Уэльс, его здоровье улучшается.

Пока Филипп Бойс отсутствовал, состояние здоровья миссис Рэйберн снова резко ухудшается, и Эркерт поспешно поехал в Уиндл, возможно, предполагая уничтожить завещание в том случае, если дело примет самый неудачный для него оборот. Но худшего не случается, и он возвращается в Лондон как раз вовремя, чтобы встретить вернувшегося из Уэльса Бойса. В тот же вечер Бойс снова заболевает, и симптомы идентичны тем, что наблюдались у него весной, только на этот раз они гораздо сильнее. Спустя три дня он умирает.

Теперь Эркерту ничто не угрожает. Как единственный наследник, он после смерти миссис Рэйберн получит все деньги, завещанные Филиппу Бойсу. Вернее, он их не получит, поскольку он уже их присвоил и растратил, но теперь никто не потребует, чтобы он их представил, так что его мошенничество останется тайной.

Все факты в отношении мотива выглядят весьма логично и более убедительно, чем те, на которых было основано обвинение против мисс Вэйн.

Но тут возникает вопрос, Вимси. Когда и как был дан мышьяк? Мы знаем, что мисс Вэйн имела мышьяк и легко могла дать его Бойсу без свидетелей. Но обед — это единственное время, когда это мог бы сделать Эркерт, а если что-то в этом деле можно утверждать наверняка, так это то, что яд не был дан во время обеда. Все, что ел и пил Бойс, ели и пили Эркерт и прислуга, за исключением бургундского, которое сохранилось, было подвергнуто анализу и оказалось безвредным.

— Знаю, — отозвался Вимси, — но именно это и кажется мне ужасно подозрительным. Ты когда-нибудь слышал, чтобы обед сопровождался такими мерами предосторожности? Это более чем странно, Чарльз. Херес служанка разливала прямо из только что откупоренной бутылки, потом суп, рыба и тушеный цыпленок, отравить одну порцию невозможно, не отравив все блюдо, омлет был столь демонстративно приготовлен прямо за столом руками самой жертвы, бутылка с вином была запечатана и помечена, остатки обеда съедены прислугой… Создается такое впечатление, что этот человек специально позаботился составить такое меню, которое не вызовет никаких подозрений! И вино — это последний штрих, который делает все происходившее просто невероятным. Не хочешь же ты сказать мне, что не считаешь странным, что в самые первые минуты болезни, когда все считают недуг совершенно обычным и когда любящий родственник должен быть по идее преисполнен тревоги за больного, невинному человеку может прийти в голову обезопасить себя на случай обвинения в отравлении? Если он сам был невиновен, значит, он заподозрил что-то. А если он что-то заподозрил, то почему не сказал об этом врачу — тогда больному были бы сразу же сделаны соответствующие анализы! Почему ему вообще могло прийти в голову обезопасить себя на случай обвинений, когда никаких обвинений не выдвигалось? Это имело смысл только в том случае, если он знал, что подобное обвинение было бы обоснованным! А потом не надо еще забывать о сиделке.

— Вот именно. У сиделки-то подозрения возникли.

— Но если он о них знал, ему следовало бы принять меры для того, чтобы опровергнуть их общепринятым образом. Однако я не думаю, чтобы он о них знал. Я имел в виду то, о чем ты упомянул сегодня. Полиция снова связалась с мисс Уильямс, и та рассказала, что Норман Эркерт тщательно следил за тем, чтобы не остаться с больным наедине и ни разу не подал ему ни стакана воды, ни еды, ни лекарства — даже в ее присутствии. Разве это не свидетельствует о том, что совесть его была нечиста?

— Присяжных тебе в этом не убедить, Питер.

— Да. Но послушай: разве это не кажется странным? Вот послушайте, мисс Мерчисон: однажды днем сиделка была чем-то занята в комнате больного, а готовое лекарство стояло над камином. Она извинилась, что не успевает с лекарством, на что Бойс заметил: «О, не беспокойтесь, сестра. Норман мне даст». И что же отвечает Норман? Что бы ответили в этом случае вы или я: «Конечно, старик!»? Ничуть! Он говорит: «Нет, нет, предоставляю это сестре, я обязательно сделаю что-то не так». По-моему, шито белыми нитками, а как по-вашему?

— Многие люди чувствуют себя неуверенно, когда им приходится ухаживать за тяжелыми больными, — сказала мисс Мерчисон.

— Да, но налить микстуру из бутылочки в стакан могут все. Бойс же не был при смерти — он говорил вполне разумно и вел себя нормально. Я утверждаю, что Норман намеренно принимал меры предосторожности, чтобы себя обезопасить.

— Возможно, — признал Паркер, — но, все же, старик, когда же он подсыпал ему яд?

— Вероятно, вообще не за обедом, — предположила мисс Мерчисон. — Как вы и сказали, предосторожности были слишком очевидными. Возможно, он прибегнул к ним для того, чтобы заставить других сосредоточиться именно на обеде и забыть о других возможностях. Не пил ли он виски, когда пришел или перед тем, как уйти?

— Увы, нет. Бантер очень умело подвел Ханну Вэстлок к этому вопросу, и вот что она рассказала: она сама впустила Бойса в дом, он сразу же прошел наверх, к себе в комнату, что Эркерта в тот момент не было дома и что он вернулся только за четверть часа до обеда, так что оба родственника впервые встретились за рюмкой того самого хереса в гостиной. Дверь между столовой и гостиной была открыта, и Ханна все это время суетилась в столовой, накрывая на стол. Она уверена в том, что Бойс пил херес и ничего кроме хереса.

— Даже таблетки для улучшения пищеварения не принял?

— Больше ничего не принимал.

— А после обеда?

— Когда они доели омлет, Эркерт сказал что-то насчет кофе. Бойс посмотрел на часы и сказал: «Не успею, старик, мне пора отправляться на Даути-стрит». Эркерт пошел к телефону вызвать такси. Бойс сложил салфетку, встал и вышел в прихожую. Ханна прошла за ним и подала ему пальто. Тут пришло такси. Бойс сел в машину и уехал, Эркерт больше не появлялся.

— Мне кажется, — заметила мисс Мерчисон, — что показания Ханны в пользу мистера Эркерта очень важны. Вы не думаете (мне, конечно, неприятно высказывать такое предположение), что на суждения Бантера могли повлиять его чувства?

— Он говорит, — ответил лорд Питер, — что, по его впечатлениям, Ханна — женщина искренне верующая. Они сидели бок о бок в церкви и пели гимны по одному молитвеннику.

— А если это обыкновенное лицемерие!? — не без горячности возразила мисс Мерчисон, которая была рационалисткой до мозга костей. — Не верю я таким святошам.

— Я привел этот пример не в доказательство ее добродетельности, — сказал Вимси, — а в доказательство беспристрастности Бантера.

— Да у него самого вид, как у дьякона!

— Вы никогда не видели Бантера во внеслужебное время, — мрачно заявил лорд Питер. — Мне приходилось, и я могу вас заверить в том, что сборник церковных песнопений так же не способен смягчить его сердце, как стаканчик чистого виски повредить печени прожившего лет двадцать в Индии англичанина. Нет, если Бантер говорит, что Ханна не лжет, значит, Ханна не лжет.

— Тогда вариант с выпивкой перед обедом явно отпадает, — сказала мисс Мерчисон. Он ее не убедил, но она не хотела упрямиться. — А как насчет графина в спальне?

— Дьявольщина! — воскликнул Вимси, — очко в вашу пользу, мисс Мерчисон! Об этом мы не подумали. Графин для воды, конечно — просто конфетка, а не мысль! Помнишь, Чарльз, в деле Брейво выдвигалось предположение, что обиженный слуга подложил рвотное средство в графин. Эй, Бантер! А, вот и ты. Когда в следующий раз будешь сжимать ручку Ханне, спроси ее, не пил ли мистер Бойс воду из графина у себя в спальне перед обедом?

— Прошу меня извинить, милорд, но такой вариант развития событий уже приходил мне в голову.

— Правда?

— Да, милорд.

— Тебе когда-нибудь случалось упустить что-нибудь из виду, Бантер?

— Я стараюсь ничего не оставлять без внимания, милорд.

— Не говорите загадками, Бантер. Меня это раздражает. Так что насчет графина?

— Как раз перед приходом леди, милорд, я собирался высказать замечание относительно того, что с этим графином, как мне удалось выяснить, произошла довольно странная история.

— Ну вот, мы немного продвинулись к цели, — с облегчением заметил Паркер, переворачивая страницу блокнота и разглаживая ее.

— Я бы не заходил так далеко, чтобы утверждать это, сэр. Ханна сообщила мне, что проводила мистера Бойса к нему в комнату, и удалилась. Но она едва успела дойти до лестницы, как мистер Бойс выглянул в коридор и позвал ее обратно. Когда она вернулась, он попросил, чтобы она налила воды в его графин. Эта просьба ее немало изумила, поскольку она прекрасно помнила, что уже наполняла графин, готовя комнату к его приезду.

— А он не мог его выпить? — с надеждой спросил Паркер.

— Выпить? Нет, сэр — на это у него просто не хватило бы времени. И стакан в его комнате остался сухим. Больше того, графин оказался не только пустым, но и сухим. Ханна извинилась за свой недосмотр, немедленно сполоснула графин и наполнила его из-под крана.

— Любопытно, — сказал Паркер. — Но очень может быть, что она просто забыла его наполнить.

— Извините, сэр, но Ханну этот эпизод настолько удивит, что она рассказала о нем кухарке, миссис Петтикен, и та подтвердила, что прекрасно помнит, как горничная тем утром наливала воду в графин.

— Так, понятно, — сказал Паркер. — Значит, Эркерт или кто-то другой вылил воду и вытер графин насухо. Но — зачем? Как поступит человек, который обнаружил, что у него в графине нет воды?

— Вызовет прислугу звонком, — мгновенно ответил Вимси.

— Или окликнет ее, — добавил Паркер.

— Или, — проговорила мисс Мерчисон, — если человек не привык, чтобы ему прислуживали, он может сам налить воды из кувшина для умывания.

— О! Ну, конечно, Бойс ведь вел более или менее богемную жизнь.

— Но, право, — запротестовал Вимси, — это чересчур сложно. Гораздо проще было бы просто отравить воду в графине. Зачем привлекать внимание, осложняя себе дело? И потом — нельзя рассчитывать на то, что жертва воспользуется кувшином. И, если уж на то пошло, Бойс ведь и не воспользовался.

— И все-таки был отравлен, — добавила мисс Мерчисон. — Значит, яд был не в графине и не в кувшине.

— Да. Боюсь, что кувшин и графин тут ни при чем. «Увы, увы, увы — напрасны все восторги!» как сказал Теннисон.

— И тем не менее, — заявил вдруг Паркер, — это происшествие меня убедило. Вимси прав: алиби не может быть таким идеальным, это неестественно.

— Бог мой! — воскликнул Вимси, — нам удалось убедить Чарльза Паркера! Большего и желать грех. Он дотошнее любого жюри присяжных.

— Да, — скромно согласился Паркер, — но я и более логичен. И меня не сбивает с толку прокурор. Я был бы счастлив, если бы у нас нашлись более объективные доказательства.

— Ты будешь счастлив. Тебе нужен настоящий мышьяк. Ну, Бантер, как обстоят дела?

— Установка для анализа готова, милорд.

— Прекрасно. Пошли, посмотрим, что мы можем предложить мистеру Паркеру. Веди — мы за тобой!

В фотолаборатории Бантера — небольшом помещении, оборудованном раковиной, рабочим столом и горелкой Бунзена, — стояла установка, необходимая для проведения анализа на мышьяк по Маршу. В колбе уже тихо булькала дистиллированная вода. Бантер поднял маленькую пробирку, которая лежала на пламени горелки.

— Как вы можете наблюдать, милорд, — заявил он, — аппарат стерилен и ни с чем не соприкасается.

— Я вообще ничего не вижу, — сказал Фредди.

— Это, как сказал бы Шерлок Холмс, именно то, что вы должны видеть там, где ничего нет, — добродушно ответил Вимси. — Чарльз, ты готов свидетельствовать о том, что в воде, колбе, пробирке и прочем разном мышьяка нет?

— Готов.

— «Готов ли ты дать клятву любить, лелеять и охранять ее, в здравии и болезни…» Извините! Перевернул сразу две страницы. Где этот порошок? Мисс Мерчисон, подтверждаете ли вы, что этот запечатанный конверт — это именно тот, который вы принесли из конторы, с таинственным белым порошком из тайника мистера Эркерта?

— Подтверждаю.

— Целуйте Библию. Спасибо. Итак…

— Подожди секунду, — вмешался Паркер, — ты не проверил конверт отдельно.

— Это верно. Надеюсь, мисс Мерчисон, у вас найдется при себе еще один конверт из конторы?

Мисс Мерчисон покраснела и начала рыться в сумочке.

— Ну… вот письмецо, которое я сегодня днем нацарапала одной подруге…

— Находясь на рабочем месте и воспользовавшись бумагой работодателя! — сурово проговорил Вимси. — О, как был прав Диоген, когда днем с фонарем он искал честную машинистку! Но не будем об этом. Давайте-ка его сюда. Если есть желание, будет и возможность.

Мисс Мерчисон извлекла свое письмо из конверта. Бантер, почтительно приняв его в фотографическую кювету, разрезал его на мельчайшие части, которые бросил в колбу. Вода весело кипела, но пробирка и трубки оставались полностью прозрачными.

— Когда, наконец, что-нибудь начнет происходить? — осведомился мистер Арбетнот. — У меня такое чувство, что шоу проходит как-то вяло, а?

— Если не перестанешь ерзать, я тебя выпровожу отсюда! — цыкнул на него Вимси. — Продолжай, Бантер. С конвертом все ясно.

Бантер послушно вскрыл второй конверт и осторожно высыпал порошок в широкое горлышко колбы. Все присутствующие нетерпеливо склонились над установкой. Не прошло и минуты, как в том месте, где пламя соприкасалось с пробиркой, начало проявляться тонкое серебристое пятнышко. С каждой секундой оно увеличивалось и темнело, превратившись в коричневато-черное кольцо с блестящим металлическим центром.

— О, чудесно, чудесно! — воскликнул Паркер с профессиональным восторгом.

— У тебя, похоже, горелка коптит, — заметил Фредди.

— Это мышьяк? — тихо прошептала мисс Мерчисон.

— Надо надеяться, — ответил Вимси, осторожно отсоединяя пробирку и поднося ее к свету. — Это либо мышьяк, либо сурьма.

— Позвольте мне, милорд. Добавив небольшое количество раствора хлорной извести, мы получим совершенно однозначный ответ на этот вопрос.

Опыт продолжался в тревожной тишине. Под воздействием отбеливающего раствора пятно растворилось и исчезло.

— Значит, это мышьяк, — сказал Паркер.

— О, да, — хладнокровно отозвался Вимси, — конечно, это мышьяк. Ну, что я тебе говорил? — его голос слегка подрагивал от тайного торжества.

Сдерживаемое торжество заставило его голос чуть дрогнуть.

— И это все? — разочарованно вопросил Фредди.

— Разве этого недостаточно? — ответила мисс Мерчисон.

— Не вполне, — сказал Паркер, — но это — большой шаг вперед. Это доказывает, что в распоряжении у Эркерта был мышьяк. Сделав официальный запрос в Париж, мы, возможно, узнаем, был ли у него уже этот пакетик в прошлом июне. И, кстати, я должен отметить, что это — обычный белый мышьяк, без примеси угля или индиго, что соответствует заключению судебной экспертизы. Это очень убедительно, но было бы еще более убедительно, если бы нам удалось доказать, что у Эркерта была возможность дать Бойсу яд. Пока мы смогли убедительно продемонстрировать только то, что он не давал его Бойсу ни перед обедом, ни во время обеда, ни после него, то есть в тот промежуток времени, который необходим для того, чтобы симптомы отравления успели проявиться. Я согласен с тем, что алиби Эркарта, так обстоятельно подтвержденное множеством фактов и свидетелей, само по себе выглядит подозрительно, но, чтобы убедить присяжных, я предпочел бы нечто получше чем «Credo quia impossibile. — Верю, потому что это невероятно».

— «Загадай загадку и найди отгадку!» — невозмутимо сказал Вимси. — Мы просто что-то проглядели, вот и все. Вероятно, что-то очевидное. Выдайте мне положенный по штату халат и унцию махорки, и я обещаю, что в пару минут решу нашу задачку. А тем временем ты, без сомнения, предпримешь шаги, чтобы официальным путем заручиться теми уликами, которые наши добрые друзья успели столь талантливо получить нетрадиционными методами. А также приготовиться в аресту истинного преступника, когда пробьет час.

— Конечно, — пообещал Паркер, — с радостью. Помимо соображений чисто профессионального порядка, я предпочту, чтобы на скамье подсудимых сидел этот зализанный хлыщ, а не женщина, и если полиция допустила ошибку, то чем скорее она будет исправлена, тем лучше для всех заинтересованных лиц.

В ту ночь Вимси допоздна засиделся в своей библиотеке. Со стеллажей на него безмолвно взирали многочисленные фолианты. Они олицетворяли собой всю мудрость, всю поэзию мира, не говоря уже о тысячах фунтов, отданных наличными. Но эти советники молча стояли на своих местах. По столам и креслам были разбросаны ярко-алые тома «Знаменитых британских судебных процессов», вперемешку с ними лежали исследования светил судебной медицины и токсикологии.

Театралы давно разъехались по домам — кто в роскошных лимузинах, кто в такси — и над пустой и широкой Пикадилли свободно лился свет уличных фонарей. По темной мостовой время от времени, погромыхивая, проезжали тяжелые грузовики. Долгая ночь шла на убыль, и робкий зимний рассвет едва тронул черепичные крыши Лондона. Встревоженный Бантер сидел на кухне, то и дело подогревая на плите кофе и бессчетный раз перечитывая одну и ту же страницу «Британского журнала фотографов».

В половине девятого из библиотеки раздался звонок колокольчика.

— Милорд?

— Ванну, Бантер.

— Хорошо, милорд.

— И кофе.

— Сию минуту, милорд.

— И убери на полки все книги, кроме вот этих.

— Да, милорд.

— Я знаю, как его отравили.

— Неужели, милорд? Тогда позвольте мне поздравить вас.

— Но мне еще надо будет это доказать.

— Это уже дело второе, милорд.

Вимси зевнул. Когда спустя минуту-другую Бантер вернулся в библиотеку с кофе, лорд Питер спал.

Бантер потихоньку расставил книги по местам, и не без любопытства стал просматривать те, что остались лежать на столе открытыми. Это оказались «Судебный процесс над Флоренс Мейбрик», «Судебная медицина и токсикология» Диксона Манна, книга с немецким названием, которое Бантер прочесть не смог, и «Шропширский паренек» Хаусмана.

Бантер несколько секунд смотрел на эти тома, а потом неслышно хлопнул себя по лбу.

— Ну, конечно! — чуть слышно пробормотал он. — Ох, но какие же мы оказались олухи!

После чего он осторожно прикоснулся к плечу своего хозяина.

— Ваш кофе, милорд.