Смертный приговор

12

Янош наблюдал из окна за тем, как дерзко пробивался одинокий броник к горсовету, и оценил смелость и находчивость водителя. Прорыв, явно демонстрационный, тоже был организован по-военному грамотно. Операцией руководил толковый командир. Когда же выяснилось, что броник напичкан боеприпасами, тут же бросился помогать в разгрузке. У защитников горсовета оставалось всего по паре рожков на автомат, поэтому приходилось экономить каждый патрон. Противник давно почувствовал, что огонь из здания заметно ослабел, и начал готовиться к штурму. Теперь ситуация резко изменится.

Из машины выскочил военный. Лица Янош на разглядел, мешала всклокоченная борода. С ящиком на спине бородач устремился под крышу, но, сбитый взрывной волной, упал. Янош, не задумываясь, метнулся к лежащему товарищу. Подхватив на руки безвольное и оттого невероятно тяжелое тело, он со всех ног бросился к двери. Вдогонку протарахтела пулеметная очередь. Пули выбили ажурную цепочку отметин на фронтоне здания, но Янош со своей ношей был уже внутри. Бережно положив гвардейца на пол, ощупал его в поисках раны. Крови нигде не было... Янош снова подхватил находящегося в беспамятстве мужика и заторопился в подвал, приспособленный под лазарет. Раненые лежали вповалку на полу. Для подстилок использовали скатерти из столовой и кумачовые полотнища, изъятые из чиновничьих кабинетов.

«Ну и обстановка, не хочешь да окочуришься», — подумал Янош, пытаясь найти для раненого свободное местечко. Чтобы вывести человека из шока, необходим укол — это бывший афганец знал точно.

Оглядевшись, Янош увидел дивчину, с которой пробивался в горсовет. Имя ее позабыл, но это не имело значения, — девушка была в белом халате.

— Привет, спаситель, — узнала она Яноша. — Кого ищешь?

— Тебя. Гвардейцу, который нам боеприпасы доставил, необходимо срочно помочь. Лихой парень, под таким огнем рискнул пробиться.

— Ранен? Куда?

— Думаю, контужен. В шоке он.

— Где лежит?

— У входа. Ты его сразу узнаешь по бородище и усам.

— Найду. А ты мчись на третий этаж. Главный врач сейчас у Матвеевой. Попроси прийти, скажи, просила Илона Нечай.

Теперь и он вспомнил имя девушки. Именно так называла ее Нина Ивановна.

— Если врач будет медлить, скажи Матвеевой, — крикнула Илона вдогонку.

Найти Матвееву оказалось непросто. Он прошел третий этаж, спустился на второй и обнаружил Нину Ивановну в кабинете председателя горисполкома. Окна здесь, как и во всем здании, были задраены фанерой и пропускали с улицы каждый звук. А поскольку там стреляли, разговаривать в кабинете можно было только на повышенных тонах.

Председатель горсовета, бегая по кабинету из угла в угол, почти кричал:

— Посуди сама, Нина, — разве это не геноцид? Что они с городом сделали!.. Консервный завод разграбили и сожгли, а биохимический еще и заминировали. Обувную фабрику уничтожили, хлебобулочный и молочный комбинаты вывели из строя. А люди!.. Люди гибнут не считано!..

Зазвенел телефон. Председатель в гневе сорвал трубку. Некоторое время стоял молча, взъерошив гладко зачесанные русые волосы. По лицу багровые пятна.

— Да пошел ты! — крикнул он и длинно выругался.

— Допекли, — констатировала Матвеева, обращаясь к стоявшему в дверях Яношу. — Матом, что ли, обложили?

— Еще каким, — ответил председатель, — жидомасоном обозвали.

— В сепаратистах ты ходил, в националистах тоже, в пособниках коммунистов — само собой... Плюнь, давай выслушаем моего защитника. Проходи, парень, знакомься. — И, обернувшись к председателю, пояснила: — Это тот афганец, что нас с Нечай в горсовет провел. С каким вопросом пожаловал, друг?

Узнав, в чем дело, Матвеева забеспокоилась:

— Парню, что доставил боеприпасы, грех не помочь. Сейчас разыщу главврача, а ты подожди-ка меня в приемной, друг. Дело к тебе серьезное есть.

Вернулась Матвеева через час.

— Не обижайся, что заставила долго ждать. Могу порадовать: оклемался твой сержант, только уши заложило, но доктор сказал, скоро пройдет. Около него Илонка крутится. Представь себе, контуженный парень — ее жених.

— Чей?

— Илоны, дивчины, что с нами сюда пробиралась.

— Кто бы мог подумать, — улыбнулся Янош. Воодушевление Матвеевой передалось ему: — Я же сам ее к сержанту направил... Неисповедимы пути Господни. А откуда этот сержант вообще взялся?

— Из четырнадцатой армии. Служил прежде там. Сейчас в силу обстоятельств прибился к батальону Носенко.

— Я о таком подразделении не слыхал.

— Объясню. — Матвеева посерьезнела. — Носенко командует одним из батальонов гвардии Приднестровья. Поступила информация, что там не все ладно.

— Снимите комбата — и дело с концом, — посоветовал Янош.

— Просто сказка сказывается... Вовремя не приструнили, наоборот — нахвалили за лихость, за азарт, а комбат принял доброе отношение за разрешение на вседозволенность, казнит и милует подчиненных по настроению и личной воле. Вообще-то Носенко — мужик боевой, грудь в орденах, в Афганистане воевал.

— Я тоже там был, — хмуро заметил Янош. — Опыт имею, награды. Ну и что?

— А то, что не случайно я все это тебе рассказываю. Меры будем принимать. Понял?

— Нет, не понял, — сказал Янош. — Я перебежчик, малознакомый вам человек, личность во всех отношениях подозрительная.

— Ну, служивый, уважил, — улыбнулась Матвеева. — Откровенность за откровенность. Во-первых, то, что ты на границе служил, о многом говорит, во-вторых, лицо твое — открытая книга, врать не умеешь. Видела я тебя в деле и сделал вывод: труса не празднуешь.

— Спасибо на добром слове, — смутился Янош. — Перейдем к делу. Чем могу помочь?

— Попрошу проводить меня в батальон Носенко. Идти одной, сам понимаешь, не с руки. Брать кого-нибудь из защитников горсовета не имею права, здесь каждый на счету. Да и с тобой идти в логово Носенко сподручнее. Комбат вашего брата, афганца, привечает.

Янош встал, закинул за плечо автомат:

— Я готов. Когда идем?

— Это не моя забота. Обдумай, составь план. Ты телохранитель, вот и командуй.

— Илона тоже с нами?..

— Не возьму, пусть выхаживает суженого. Парень сообщил: Носенко назначил его командиром роты. А прежний где? Толковый был, преданный нашему делу. Понять бы, почему Носенко его сменил. Ну что, идем?

— Куда сейчас на рожон-то? Как кур, снайпера перестреляют. Темноты будем ждать.

— Как прикажешь, командир, тебе виднее!

Фраза прозвучала хоть и шутливо, но искренне. Черт разберет этих баб с их интуицией. В сущности, Матвеева права. Янош никогда никого не подводил. Он — человек слова. Но Матвеевой откуда это известно?..

За полночь, когда над городом установилась ломкая тишина, Янош разыскал Матвееву в казачьем штабе, расположенном на втором этаже. Она беседовала с атаманом бендерских казаков, худощавым человеком в очках, похожим на учителя средней школы. Но внешность чаще всего обманчива. Рассказывали, под командованием именно этого атамана группа черноморцев — так они себя называли — пробилась вчера через днестровский мост и прорвалась к горсовету, пополнив ряды защитников. Голос у атамана был пронзительный, в выражениях он не стеснялся и на чем свет стоит клял Кишинев, Москву и всех, кто лезет в Приднестровье с намерением поживиться.

— Носенко тоже их ставленник, — услышал Янош. — Он барыга, торгует оружием, наживается на людской беде. Поганый вор твой комбат, Нина Ивановна...

Атамана было бы интересно дослушать, но пора уходить.

— Кто такой? — подозрительно уставился на молдаванина атаман.

— Мой телохранитель, — ответила Матвеева. — Мы сейчас отправляемся к Носенко.

— Смотри в оба, — посоветовал атаман, сердито блеснув стеклами очков. — За телохранителем приглядывай, а уж с Носенко... Попомни, следователь Павлюк — крупная была в прокуратуре личность, но стоило ему заинтересоваться «коммерческой» деятельностью комбата и возбудить против него уголовное дело, как шлепнули мужика, а перед тем, говорят, пытали.

— Ну, мы с Носенко друзья-приятели. Вместе добывали оружие в четырнадцатой армии.

— Дружба дружбой, а табачок врозь, — усмехнулся атаман. — Поберегись, Ивановна, дело говорю...

— Ливень, как по заказу, пошел, — шепнул Янош спутнице, когда они выбрались на улицу и зашагали вдоль здания. — Капель с крыш и деревьев шаги глушит.

— Глушит — верно: и наши, и вражеских патрулей, — возразила Матвеева.

Янош промолчал, взял женщину за руку и тоном, не терпящим возражения, приказал идти рядом, ступая мягко, на всю ступню. Привыкший что на границе, что в Афгане к ночным вылазкам, он прекрасно ориентировался в темноте, различая, как кошка, в густом мраке деревья, кюветы, дома.

Встреча с патрулем произошла неожиданно. Они отошли от горсовета достаточно далеко, почувствовали себя в некоторой безопасности. Тут-то перед ними и выросли три здоровенных мужика. По глазам ударил ослепительный луч фонарика. Яношу ничего не стоило уложить всех троих молниеносными десантными приемами, но реакция Матвеевой оказалась более быстрой. Она вскинула автомат и выпустила длинную очередь. Один, самый высокий, вскрикнул и осел, а двое других, упав на землю, открыли ответный огонь. Стрелять на территории, занятой противником, было чистым безумием, на помощь патрулям непременно придет подмога... Янош подхватил спутницу и вместе с ней свалился в кювет. Она было рванулась в противоположную сторону, но Янош зашипел:

— Молчать! Не двигаться!

Война научила его действовать по принципу «до точности наоборот». Это означало поступать не так, как может предположить противник. Патрульные наверняка подумают, что напоровшиеся на них люди постараются как можно быстрее удрать. Отсюда вывод: идти только вперед!

— Лежи, — шепнул Янош, — я мигом. — И ящерицей скользнул по кювету. Метров через десять осторожно выглянул н прислушался.

— Как думаешь, кого лихоманка сюды принесла? — приглушенно проговорил хриплый голос.

— Не боись, их туточки вже нема, — отозвался другой. — Пятки салом смазали, а далеко не уйдут. Наши хлопцы перехватят, я по рации передал...

Янош подивился своей догадливости. Словно в воду глядел, предвосхитив развитие событий.

— Может, пойдем? Кажись, тихо.

— А Микола? Забрать бы...

— Нету Миколы, вже не дышит. Ему полчерепушки снесло.

Янош усмехнулся. Неплохо стреляет руководитель женского движения Приднестровья.

Оба патрульных склонились над тем, кто «вже не дышал». Янош бережно положил автомат на землю и прыгнул вперед. Все произошло в считанные мгновения. Прыжок. Выпад в одну сторону. Ударил ребром ладони по кадыку. Подвеска в другую сторону. И снова разящий удар под дых — в солнечное сплетение. Оба патрульных осели на асфальтовую дорожку и затихли.

После такого напряжения у Яноша затряслись руки. Сделав над собой усилие, он вернулся к кювету, нашел автомат и окликнул Матвееву:

— Путь свободен. Пошли...

— Неужели двоих без единого выстрела? — спросила она и, не дождавшись ответа, заметила: — Не хотела бы с тобой встретиться на узкой дорожке.

И тут Яноша прорвало:

— Я бы тоже никому этого не пожелал! Но почему, почему я, мирный человек, все время влипаю в обстоятельства, когда приходится творить зло? Ненавижу убийство! Ненавижу драки! Будь проклята та война. И эта — тоже...

— Охолонь, телохранитель. Что ж делать? Нас вынудили спасать не столько свою жизнь, сколько других, ни в чем не повинных людей.

— Пустой разговор, я все понимаю, — вздохнул Янош, — пошли отсюда, пока сотоварищи этих патрульных не появились...

Увидев входящую в штаб Матвееву, комбат пошел навстречу.

— Нина? Вот сюрприз. Каким ветром занесло? — спросил он весело, метнув острый взгляд на сопровождающего гостью дюжего мужика.

— Разве меня ветром сдуешь? — отозвалась Матвеева. — Должен знать: я всегда там, где горит.

— И то верно. Ты крепка и могуча, — согласился Носенко. — Эй, солдат, — крикнул он ординарцу, — мечи на стол. Гостья у нас дорогая.

Боец послушно вскочил и занялся сервировкой стола, предварительно смахнув на пол огрызки. В мгновение ока на белой скатерти появились копченая колбаса, лососина, килограммовая банка с черной икрой и непременный коньяк. Янош, давно не видевший таких деликатесов, подумал: кому война, а кому мать родна.

— Этот ординарец у тебя для бытовых или интеллектуальных нужд? — спросила Матвеева, наблюдая за снующим взад-вперед солдатом.

— Уже разнюхала, — буркнул Носенко и помрачнел. — Ну и пронырливая ты баба, Нина.

— Мне такой по штату быть положено, — улыбнулась она, и строгое лицо женщины похорошело. — А кто из нас пронырливей, еще потягаемся.

— Лично я дам тебе фору. -Что за амбал с тобой?

— Мой телохранитель.

— Подходящая фигура, — хмыкнул Носенко. — Ты его как используешь: для интеллектуальных нужд или...

— Ты грязные намеки брось, — оборвала Матвеева. — Я баба нормальная и мужика, коли потребуется, всегда найду. А амбал, как ты изволил выразиться, только что жизнь мне спас. Двоих патрульных, как котят, придушил.

На этот раз Носенко посмотрел на Яноша с неподдельным интересом.

— Представься по форме, телохранитель. Афганец? — спросил строго.

— Так точно, товарищ подполковник. Сержант Чепрага.

— Где служил?

— В особом пограничном отряде.

— А воевал?

— Везде пришлось. На Саланге, под Гератом был. Кандагара, Джелалабада тоже не миновал. Границу с Пакистаном помогал ставить.

— Похоже, мы с тобой одни тропинки топтали. Награды есть?

— Красная Звезда и «За отвагу».

— Недурственно. Еще одну рюмаху на стол, ординарец. Валяй к столу, боевой товарищ Чепрага. Гостем будешь.

Широким жестом Носенко разлил коньяк, но выпить не удалось. В комнату ворвался запыхавшийся Писарчук.

— Приказ, комбат! — воскликнул он. — Приказ из штаба немедленно взять здание бендеровской полиции.

— Вечно спешат, — раздраженно буркнул Носенко. — Ни выпить со старым товарищем, ни поговорить с красивой женщиной не дадут. Где приказ?.. Эх Сеня, какую ты обедню испортил. Ну да черт с ней, с обедней, возьмем к заутрене здание полиции вкупе с полицаями. Выпьем, гости дорогие, на посошок...

— На посошок не пойдет. Я с тобой, — поднялась Матвеева. — Не затем долгий путь одолела, чтоб без серьезного разговора с тобой, Валериан Ярославич, восвояси отбыть.

— Тебе-то что в бою делать? — недовольно спросил Носенко. — Надоела голова на плечах?

— Думала, Валериан, ты меня лучше знаешь, — возразила Матвеева. — Сказала: иду с тобой. Не в моем характере от пули прятаться. Башку проломить может и кирпич, случайно упавший с крыши.

— Ну ладно, — согласился комбат и забросил на плечо автомат. — Ты с нами, афганец?

— Яс ней, с Ниной Ивановной, — усмехнулся Янош.