Смертный приговор

2

Черт бы побрал тот рейс!

Яношу так не хотелось отправляться в Румынию, ну просто нож острый в сердце. Он было направился к начальству с просьбой найти ему замену, но в последний момент передумал. Что он скажет? Не хочу?.. Глупо. У пограничников, приученных к дисциплине, да еще прошедших Афган, не существовало в лексиконе слова «нет»... Сослаться на плохое самочувствие — только людей насмешить. Коломенскую версту с пудовыми кулачищами, перворазрядника по самбо хворь одолела? Вот по-тешаться-то будут. Да он, кого хочешь, в бараний рог свернет. Здоровье, дай Бог каждому: за два с лишним года после дембеля ни разу не чихнул.

Дома тоже порядок: отец, как всегда, вкалывает в совхозе, мама и сестренка при своем деле на приусадебном участке. Май — страдная пора. Время упустишь — урожая не возьмешь. Агнешка?.. Ну, это отдельный разговор. Скучать стал по ней пуще прежнего. В рейсах только о девке и думает. Ходит злой, как черт, ребята от него шарахаются. Так-то Янош — мужик мирный, мухи не обидит, а в тоскливую минуту, если кто невзначай насчет Агнешки пройдется, а о ней все в автопарке знают, — может и схлопотать. Потому, когда Янош Чепрага в рейсе, ребята его стороной обходят.

Никогда прежде не думал, что можно так присохнуть к девчонке. Мало ли их было? Встречался накоротке, обнимал, целовал, оглаживал, но дальше заходить опасался, хотя и такое случалось. Но ни одна по-настоящему не зацепила. А Агнешка, как магнит, к себе потянула. Однако работа есть работа. Любовь — не причина, чтоб от рейса отлынивать. Задание ответственное: за бугор не каждого посылают. Вот и поехал, и правильно сделал. Командировка оказалась не из легких, ежели не сказать больше. Откажись тогда Чепрага от рейса, ребята могли подумать, что он их подставил... Никто никогда не мог упрекнуть Яноша в трусости. В Афгане приходилось в разные передряги попадать. Он никогда не уклонялся от драки, Красную Звезду и «За отвагу» заработал честно.

Машина была загружена знаменитым молдавским коньяком. До такого товара многие охочи. Но откуда узнали про их груз? Не завелся ли в гараже осведомитель?.. Уже было несколько случаев, когда «дальнобойщиков» принудительно останавливали, скручивали водителей, а товар тю-тю. Вот и на сей раз...

При подходе к перевалу на самом трудном участке маршрута, когда мотор работает с перетягом, Янош вдруг увидел двух типов в камуфляжных костюмах. Один с опухшей рожей поднял жезл, требуя остановки. Что-то тут было нечисто. Никакому гаишнику не придет в голову останавливать тяжело груженный КамАЗ на подъеме. «Дальнобойщиков» автоинспекция вообще редко трогает, потому как знает, что они свято блюдут дорожные законы и машины содержат в идеальном порядке. Слишком долог путь, чтобы, рискуя, отправляться в него с поломкой. А потом — чего ради забираться «службе» в горы? Тратить дорогой нынче бензин, время, силы? Молдова — не Афган, и эти в камуфляжах — не душманы. Любую тачку могут проверить запросто у подножья...

Янош толкнул в бок спавшего напарника.

— Глянь, какие хмыри у дороги, — сказал. — Голову даю на отсечение, под балахонами у них стволы!

— Господи, беда-то какая, — испуганно вскрикнул напарник. — Такие зарежут — недорого возьмут.

— Возьмут, если дадим, — усмехнулся Янош, большие голубые глаза его потемнели. — Приготовь на всякий случай монтировку, хотя вряд ли ею придется воспользоваться...

Подъезжая к «гаишникам», он слегка сбросил обороты двигателя, дав понять, что намерен остановиться. Мужики, явно расслабившись, вышли на дорогу. Мордоворот даже жезл в чехол засунул. В следующее мгновение Янош жиманул газ на полную катушку. Мотор взревел, и тяжеленная машина, набирая скорость, рванулась вперед, зацепив одного хмыря крылом. Второй едва успел отпрыгнуть. В боковом зеркале было видно, как он рвет из-под куртки «узи». Ствол автомата зацепился за край штанов и никак не поддавался. Янош подумал: ох и растяпа! И пожалел, что не имеет оружия. Бандюги явно себя разоблачили, посчитаться с ними было бы в самый раз.

Подъем кончился. В этот момент сзади сыпанула автоматная очередь. Пуля ударила в боковое зеркало, осыпав Яноша осколками стекла. Но машина уже шла под уклон и была вне поля зрения нападавших.

В Бухарест прибыли вовремя, без задержки сдали груз. Можно было расслабиться, отдохнуть, но тревога, глодавшая Яноша с момента отъезда, все нарастала. В бар, куда их по традиции пригласила братва из родственного бухарестского автохозяйства, пошел без обычного удовольствия. И весь вечер был хмур.

Из Бухареста автоколонну с новым грузом направили в Софию, оттуда в Варну. Автохозяйство перешло на аренду и теперь международными перевозками зарабатывало себе валюту. Вернулись «дальбойщики» в Кишинев ровно через три недели. Стояла середина июня, когда Янош Чепрага с напарником появились наконец на родном предприятии. Едва машина зашла во двор гаража, как диспетчер объявила по радио:

— Чепрага, зайди ко мне, быстро!

Екнуло сердце: с чего бы это?.. Остановив машину, Чепрага передал руль напарнику и поспешил в диспетчерскую.

— Привет, подружка! Зачем звала? — спросил как можно беспечнее.

— Не серчай, Янош, весть не очень хорошая. Тебе сестра каждый день названивает, — сказала дежурная с виноватой улыбкой. — У вас какое-то лихо стряслось.

— С кем, знаешь?

— Нет. Ты беги домой. Я сама документы оформлю и начальству о твоем прибытии доложу.

Всю дорогу до винсовхоза Янош гадал, что могло случиться и, главное, с кем. Больше всего опасался за мать. Но не там ждала беда.

— Ой братик, ой родимый, — запричитала сестра, бросившись навстречу. — Так долго тебя не было. Мы все ждали. И мама, и Агния...

— Что Агния? — он отодвинул сестру, заглянул ей в глаза и со страхом повторил: — Что с ней, говори?

— В больнице любимая твоя. Сперва вроде на поправку пошла, а вчера доктор сказал...

— Она заболела?

— Нет же, нет, — заголосила сестра. — Ранили ее...

— Что-о?

— Ранили, говорю. Ты в больницу поспеешь. Худо девушке, худо!..

Остановив первую попавшуюся машину, Чепрага уговорил водителя подбросить их к больнице. По дороге сестра рассказала о волнениях в городе. Народный фронт потребовал убрать из Молдовы русские оккупационные войска. Ежедневно идут митинги. Десантный полк в Кишиневе блокировали, на воинские гарнизоны в Приднестровье постоянно нападают. В одну из таких катавасий и попала Агнешка. Она как раз гостила у тетки под Дубоссарами и любопытства ради пошла поглазеть, как толпа будет курочить армейский склад. Когда начали ломать ограждение, караул открыл огонь. Агнешке досталась пуля в живот...

Янош слушал сестру вполуха. Сердце разрывалось от боли. Эх, Агнешка, зачем ее под пули понесло? Вечно больше всех надо. Но сейчас — только бы выжила. Он отдаст ей свою кровь до последней капли.

— Из автомата, говорят, какой-то лейтенант палил, — продолжала сестра скороговоркой. — Его арестовали, сюда привезли. Судить будут...

Этого Янош уже не расслышал. Расплатившись с водителем, бегом бросился к зданию больницы. В приемной дорогу преградил вахтер, но тут из боковой двери вышел мужчина в белом халате.

— Доктор, — метнулся к нему Янош. — Пустите меня к Агнешке.

— Он, собственно, кто? — спросил врач у сестры.

— Жених он ейный, доктор. Свадьба у них намечена.

— Свадьба?.. Ну тогда пройдите в палату.

— А свидание девушке не повредит? — спросила сестра.

— Ей уже ничто не повредит, — ответил доктор глухо. — Идите, молодой человек. И будьте мужчиной!

— Так плохо, да? — спросил Янош сдавленно. — И ничего нельзя сделать?

— Нет. Нельзя, — отрывисто сказал врач и пошел прочь.

Все дальнейшее происходило как во сне и помнилось потом нечетко, расплывчато, сквозь кисею. Он стоял возле кровати, на которой лежала его Агнешка. Он смотрел на родное болезненно заострившееся лицо. Какой-то бред, наваждение. Стоит сбросить его, и Агнешка встанет, лукаво улыбнется и по обыкновению скажет: «Сокол мой прилетел...» Тугой ком стоял в горле. Мысль о том, что он видит Агнешку живой в последний раз, казалась противоестественной. Вот она была — молодая, красивая, нежная — любимая. И вдруг исчезнет?..

На минуту девушка пришла в себя. Дрогнули длинные слипшиеся ресницы. Проглянула в щелочки подернутая мутной пленкой синева.

— Ты? — шепнула. — Я знала. Знала, что придешь...

Янош с трудом разжал спекшиеся губы:

— Кохана моя! Люба единственная!

— Тебя долго не было. Ждала, ждала...

— Я больше не уеду. Я всегда буду с тобой. Мы будем хорошей парой...

Агнешка отозвалась:

— Не будем. Времени не осталось...

Потом, словно устала от борьбы с собой, смежила ресницы, конвульсивно вздрогнула. Руки завалились, голова — набок. Янош не сразу осознал, что это конец.

Он видел десятки смертей. Он сам стрелял и видел гибель сраженных его пулей людей. Но он стрелял во врага. Чьим врагом была эта девочка, едва начавшая жить?

Нестерпимо захотелось лечь рядом с Агнешкой и заснуть вместе навек. Прижаться к милому, столько раз целованному лицу и пойти вслед за ней... Куда?

«Какой гад погубил тебя, детка? Нет и не будет мне прощения, если негодяй не получит за тебя сполна. Он должен заплатить за твою жизнь своей. И я... Я клянусь!..»

Не в силах больше смотреть не бездыханную Агнешку, Янош отвернулся. За окном бушевал июнь. Краски южного летнего дня показались ему неправдоподобно яркими. Небо плавилось в солнечных лучах. Деревья — зеленое колышущееся море — уходили за сверкающий горизонт. В глазах потемнело. И не было в душе Яноша Чепраги ни единого просвета.