Смертный приговор

3

День тащился, как запряженная волами арба, медленно и тягуче. Казалось, ему не будет конца. По всем расчетам должен давно наступить вечер, а солнце словно позабыло, что пора уходить за горизонт.

Михаил Обут поглядывал на оранжевый диск с ненавистью, поджидая спасительную темноту, когда опасность быть узнанным, следовательно, схваченным, значительно уменьшится. Ведь по радио уже наверняка объявили приметы бежавшего из-под стражи преступника. Его мог задержать любой прохожий, не говоря о заполнивших улицы волонтерах. Разгуливают, гады, с автоматами через плечо, не дают никому прохода. Цепляют девчат, придираются к мужчинам, задавая один и тот же вопрос: «Ты почему такой здоровый, а не с нами?..»

В городе у Обута знакомых, которые согласились бы приютить опасного гостя, не было. Выбраться из Кишинева днем невозможно: на дорогах стоят волонтерские заставы, по окрестным селам бродят патрули. Уж они-то непременно задержат подозрительную личность, не имеющую к тому же документов.

Ничего другого не оставалось, как бродить по городу, выбирая наиболее тихие, безлюдные улочки. Единственным местом, где можно укрыться, был стоящий в Кишиневе десантный полк. Свои в помощи не откажут. Но идти туда днем не стоит. За военными в Кишиневе следят во все глаза, каждый шаг контролируют. Молдова, черт возьми, объявила их оккупантами и требует вывода войск. Появление на КПП десантников грязной, небритой личности в измызганном костюме не останется незамеченным. А как были отутюжены брюки, когда мама принесла их ему в тюрьму: не сидеть же сыну на скамье подсудимых в военной форме!

Стало наконец смеркаться, и Михаил вздохнул с облегчением. Теперь можно, не дергаясь, не оглядываясь поминутно, потихоньку двигаться в сторону полка. И тут он чуть не допустил ошибку. Остановив пожилую женщину, спросил, как пройти на улицу генерала Панфилова.

— Такой улицы у нас нет, — ответила женщина.

— Есть, я знаю. Там десантники стоят! — воскликнул Михаил и прикусил язык: упоминать о десантниках вряд ли стоило.

— Понятно, — усмехнулась женщина. — Вам, молодой человек, нужно попасть на улицу Василя Лупу. Отстали от жизни, Панфилов, герой войны, в Молдове теперь никому не нужен, а Лупу печально знаменит тем, что в шестнадцатом веке ввел крепостное право...

Разговор затягивался. Женщина, видимо, никуда не спешила. Торопился Михаил, которому не было дела до молдавского господаря, сочинившего кодекс феодального права.

— А эта улица, она приведет к Комсомольскому озеру? — неучтиво прервал он собеседницу.

— Значит, вам обязательно на Лупу надо? — ответила та вопросом на вопрос.

— Очень надо!

— Жаль! Не ходили бы туда, молодой человек, по-доброму советую. Десантникам ультиматум предъявили, чтобы в сорок восемь часов убрались из Кишинева.

— Приняли? Ультиматум приняли?..

— Нет, конечно, теперь их, как зверей, со всех сторон обложили. Народ вокруг стоит. Входы завалили бетонными плитами, пикетируют...

Новость ошеломила, теперь и в полк не попасть? Но если не к своим, то куда?

— Вы ведь тоже военный, — неожиданно сказала женщина.

Михаил машинально кивнул, тут же спохватился, что окончательно выдал себя, но отступать было поздно, а отрицать бессмысленно. Все равно выдавала выправка, которую никакими гражданскими одеждами не прикроешь.

— Ну и что? — спросил он с вызовом.

— Ничего. Просто вам тогда и вовсе не следует идти на Лупу. Люди здорово против военных настроены, фашистами обзывают, русскими свиньями.

— Вам-то что за дело? — спросил Михаил, подозрительно вглядываясь в женщину.

Та усмехнулась. Без злобы, но с горечью сказала:

— Ав том дело, парень, что я и есть та русская, которую обзывают. И у меня вовсе нет желания петь новый молдавский гимн, который, знаешь, как начинается? «Вставай, поднимайся, румын!» И чтоб внуки мои учились в школе на румынском языке — тоже не хочу. Ну да ладно... Идти тебе прямо. Через три квартала, свернешь налево, потом через два — еще раз. Там и будет то, что ищешь. Больше ни у кого не расспрашивай, будь осторожен, сынок.

— Спасибо на добром слове, — торопливо поблагодарил Михаил и быстро пошел прочь. На углу оглянулся. Пожилая женщина стояла на том же месте и смотрела ему вслед, как бы благословляя. Михаил взмахнул на прощание рукой и свернул за угол.

Предстояло решить задачу со многими неизвестными. Даже если удастся проскочить кольцо пикетчиков и перебраться через стену, опоясывающую городок, его запросто могут пристрелить свои. По периметру внутри ограды наверняка ходят патрули. Они не станут разбираться с каждым, кто ночью полезет в полк... Такой вариант слишком рискованный, на него можно решиться лишь в самом крайнем случае.

Но что придумать? И та, и другая сторона на стреме. Человек с ружьем сперва действует, потом осмысливает совершенное. Не для того бежал Михаил из-под расстрела, чтобы схлопотать случайную пулю. Доказать свою невиновность возможно, если удастся, как минимум, сохранить жизнь.

Синева, постепенно окутывающая улицы, все больше сгущалась. Свежевыбеленные мазанки тонули в густой россыпи садов, сквозь плотный строй деревьев едва просматривались тускло светящиеся оконца, придавая переулкам особую таинственность, усугубляемую глубокой тишиной. Шаги редких прохожих, ступающих по мостовой, казались осторожными, будто человек не идет, а' крадется, слегка касаясь земли ногами.

К центральному КПП десантников Михаил Обут вышел внезапно. Из-за угла увидел знакомый домик с пологой крышей и широкой дверью, в проеме которой стоял часовой. Здесь сходились три улицы, образующие небольшую площадь, помимо уличных фонарей ее освещал установленный на КПП прожектор. Пронзительно-фиолетовый луч его был настолько сильным, что буквально подталкивал в спину прохожих, поторапливая поскорее миновать освещенное пространство.

У ворот лежащие крест-накрест громоздились бетонные плиты с торчащими по бокам металлическими прутьями арматуры. Ни въехать в полк, ни выехать из него было нельзя. Завал охраняли вооруженные патрули. Михаил насчитал курсирующие вдоль КПП четыре пары волонтеров.

Как же ребята тут живут? Как поддерживают связь с внешним миром, завозят продукты, почту?.. Сквозь такой кордон не проберешься. Десантникам не позавидуешь, но Михаил отдал бы сейчас все на свете, лишь бы очутиться в их рядах.

Он пересек площадь, чуть свернул влево. Улица пошла на уклон, уводя в сторону. Идти вдоль заграждения Михаил не решился, не следовало привлекать к себе внимание. Обойдя пару кварталов, он снова, прячась в тени, приблизился к ограде. Неожиданно повезло. Он услышал, как несколько волонтеров, собравшихся в кружок, о чем-то заспорили. Один, с бородой, вытащил из кармана бутылку, тотчас пошедшую по рукам.

Перебегая от дерева к дереву, Михаил приблизился к стене. Теперь до нее оставалось не более четырех метров. Их можно преодолеть в несколько прыжков...

Волонтеры засекли его поздно. Кто-то закричал, когда Михаил уже перемахнул через стену: что для него какой-то двухметровый забор, пусть даже с колючкой наверху. На спецучениях десантникам приходилось преодолевать и не такие препятствия.

Оказавшись внутри ограды, Михаил попал в то самое полымя, которого опасался. Часовой, конечно же, заметил нежданного гостя. Клацнул затвор автомата, и окрик: «Стой! Кто идет?» заставил Михаила похолодеть. Не хватает, чтобы свои подстрелили. Он застыл на месте и заорал:

— Стою! Стою, мать твою!..

Позднее, уже в штабе, куда Обута под конвоем привел все тот же задержавший его патруль, солдат, когда его спросили,

что он ворон-то ловил и «летающего» через стену не подстрелил, смущенно оправдывался:

— Так он таким трехэтажным загнул... Сразу видать — свой.

Все вокруг дружно расхохотались, а вошедший в дежурку командир полка, которому успели доложить о задержании, с усмешкой заметил:

— Счастлив твой Бог, лейтенант. Я ведь приказал солдатам не церемониться с любителями по стенам лазать. Считай, второй раз от пули ушел.

— Почему второй? — спросил Михаил.

— Так ведь ты нынче знаменитость, — ответил полковник. — Твою физиономию растиражировали все газеты.

Кабинет командира полка полковника Голубева, где продолжался разговор, был небольшим, с необходимой мебелью. Ни одного лишнего предмета, кроме разве что двух цветных репродукций — шишкинского леса и левитановской осени. Хозяин был высок, широк в плечах, гибок, мускулист. Лицо загорелое, продубленное ветрами, слегка скуластое, с глубоко посаженными серыми глазами могло бы принадлежать аскету, кабы не мягкий взгляд и улыбка, затаившаяся в уголках губ. Определенно российские пейзажи Шишкина и Левитана украшали кабинет не случайно.

— Что будем делать, лейтенант? — задумчиво спросил командир полка. — Тебя давно ищут и непременно придут сюда. Они не полные дураки и рассудят здраво: где мог скрыться спецназовец, как не у друзей-десантников?

Михаил почувствовал, как почва, которую он только что обрел, закачалась. Он так стремился к своим, а те собираются его сдать. Открестятся, как недавно майор Нарышкин или командарм Ткачев, не пожелавшие пальцем пошевелить во имя спасения своего офицера.

— Я же невиновен, — сдавленно пробормотал Обут. — Я выполнял свой долг.

Голубев покосился на лейтенанта неодобрительно, с укором сказал:

— Плохо ты о нас думаешь. И с выводами спешишь...

В дверь кабинета постучали. Вошел дежурный по полку. Доложил, что из Белграда прибыла машина с хлебом, но попасть в расположение части не может.

— Вы что, первый раз службу несете? — спросил командир полка. — Не знаете, как действовать?

— Так точно. Не приходилось оказываться в такой ситуации.

— Понятно, — усмехнулся Голубев. — Поднимите по тревоге дежурный взвод, подгоните хлебовозку к ограде с той стороны, и пусть ее содержимое люди перенесут в столовую. Все.

— Через стену? — спросил обалдевший дежурный.

— Именно. Вы полагаете, десантники разучились преодолевать препятствия с грузом? — в голосе командира полка прозвучала насмешка. — Идите, капитан, выполняйте.

Когда за дежурным закрылась дверь, Голубев повернулся к Обуту и устало сказал:

— Так и живем, лейтенант. Город отказал нам в хлебе. Возим продукты черт знает откуда, с дивизионных складов. И даже их спокойно выгрузить не дают. Мы сейчас под таким колпаком... А ты говоришь, надежное укрытие.

— Я считал, здесь суверенная российская территория.

— Пока, — согласился Голубев. — Пока нас не выгнали. Если эту территорию попытаются захватить, я обязан и буду защищать ее с оружием в руках. Но не пустить сюда представителей власти и правоохранительные органы, — он развел руками, — извини, не могу.

— Разве нельзя меня спрятать в какой-нибудь каптерке? — воскликнул Михаил.

— Можно. Но нет гарантии, что тебя не видели, когда ты пробрался в полк. Кто-то из работающих у нас гражданских мог заметить подозрительного человека и донести. Тогда скандал. Не можем мы вовсе не считаться с законами. Как ни крути, а тут, черт бы их побрал, другое государство... Нет! — решительно тряхнул головой Голубев. — Прятаться здесь безумие, и для тебя, лейтенант, вдвойне опасно. Надо, пока можно, уходить.

— Куда? — спросил Обут. Мысль, что ему нет места у десантников, повергла в отчаяние.

— Возвращайся в Тирасполь, в свою армию.

— Чтоб меня оттуда снова отправили в Кишинев? — с горечью пробормотал Обут. — Командарм Ткачев, спасая свою шкуру, сам же и прикажет.

— Успокойся, лейтенант, — Голубев широко улыбнулся. — Я все знаю. То, что сотворил с тобой бывший командарм...

— Бывший?

— Вот именно, — продолжал Голубев. — Ткачев снят с должности. Офицерское собрание Российской Армии требует предания его суду чести. Вчера назначен новый командующий.

— Полагаете, это что-нибудь изменит?

— Да уж, не сомневайся. Он наведет порядок в Приднестровье.

— Вы так уверены?

— Слишком хорошо его знаю. Генерал Голубев — мой старший брат. Он как раз из тех, кто...

В дверь снова постучали. Дежурный доложил:

— Вас спрашивают, товарищ полковник. Очень торопят. Представились, будто из республиканской прокуратуры.

Голубев стремительно встал, поглядел на Обута:

— Боюсь, народец этот по твою душу явился. Заговорились мы, а надо уходить.

— Куда? Как?

— Есть один тайный коридор вдоль озера. Ребята мои зря хлеб не едят... — Командир полка повернулся к дежурному и выразительно подмигнул: — Задержи гостей, капитан, повесь им лапшу на уши. Скажи, сейчас буду. Тебе, лейтенант, даю двух сопровождающих. Разведчики, сам понимаешь, хлопцы надежные. Они выведут тебя за город.

— Мне бы пистолет, — попросил Михаил.

— Нет, — отрезал Голубев. — Тебе же хуже, если схватят с оружием. Надеюсь, десантными приемами владеешь? Держись подальше от волонтерских постов и постарайся поскорее добраться к генералу Голубеву. Передашь привет, скажешь, брат благословил...

— Передам, если доберусь.

— Куда денешься. Не в тюрьму же возвращаться на милость победителей... — Командир полка рывком распахнул створки окна. — Прошу сюда, лейтенант. Вон там, вдали, видишь, силуэт казармы? Держи курс на нее. Я разведчикам сейчас позвоню. Ну, удачи тебе, Михаил Обут! Удачи!..