— Ох… ох… охмыреть! — язык, как обычно, споткнулся об иномирное ругательство.
— Что? — Март повернулся ко мне, ещё раз придирчиво осмотрел с ног до головы, словно художник своё главное творение перед выставкой. Стряхнул какую-то пылинку с плеча, заправил под платок предательски выбившуюся бирюзовую прядь. — Готова? Идём?
Я не была готова. В том смысле, что, несмотря на проявленную мною и полностью поддержанную Мартеном инициативу посетить Главный храм и стимулировать коварно ускользающие воспоминания, никакого конкретного плана действий я не имела. Оставалось уповать только на сохранившиеся обрывки памяти лирты Агнессы, которые не подстёгивала ни смерть, ни поцелуи. Может быть, интерьер окажет целебное чудесное воздействие?
И вот главный храм Магристы был перед нами. Идти до него от приюта пришлось бы долго, но Март заказал экипаж, и мы поехали, щурясь от лучей Луавы, бесцеремонно проскальзывающих в салон. Целовать себя я не разрешила, потому что сказки и мечты, если уж и должны сбываться, то целиком и полностью, а не так, отражённые в кривом зеркале действительности этого жуткого магического мира. Само желание Марта прикасаться к этому телу пугало — если уж ему и такое нравится… А ему, похоже, было наплевать, мёртвая я или живая. Нахально положил мне голову на колени, и всю дорогу я тихонько перебирала его шелковистые, густые, слегка волнистые волосы, замирая от этой незатейливой ласки, даримой другому, даже больше, чем если бы кто-то гладил и нежил меня саму.
Где-то справа оставался Королевский дворец, я успела рассмотреть его мельком, но всё-таки там Агнесса не могла быть, так что и особого смысла любопытничать не было. А потом экипаж остановился, мы вышли, гепардоподобные твари смерили нас холодным равнодушным взглядом. Март расплатился, небрежно и немного красуясь, горстью квадратных «магриков», а я отвернулась, пряча улыбку, вызванную его нелепым мальчишеством, и вдруг увидела этот самый храм.
Почему-то у меня всего за несколько дней пребывания в Магре сложилось стойкое впечатление, что Магриста — достаточно маленький и малолюдный город. Никаких конкретных сведений о численности населения мира и города Март мне дать не смог, на расспросы лишь покосился подозрительно и недоверчиво, видимо, такие вопросы тут задавать было не принято. Как человек, родившийся в городе многочасовых пробок и постоянных человекопотоков, я несколько высокомерно сравнила Магристу с западным периферийным городком на побережье, в который по какой-то причине нет пути туристам. Ориентируясь на полузабытые фильмы и прочитанные некогда книги, ждала строгой и простой "средневековой" архитектуры в этом лишённом техники мире. И в целом, то, что я ранее видела, вписывалось в нарисованный безграмотным и стереотипным сознанием городской пейзаж "обычного фэнтезийного городка", хотя какого-то единого стиля у зданий Магристы, очевидно, не было. И тюрьма Винзор, и Высшая Школа, и тот храм, где я очутилась после морга, и Королевский приют, — всё было таким разнородным, разномастным, и не создавало цельной картины.
Но увидеть такой Главный храм я не ожидала никак. Он был вполне достоин любого земного мегаполиса.
Огромное здание из благородного серого камня горделиво тянулось к самому небу, и я задалась вопросом, почему не замечала его раньше. Вероятно, дело заключалось в том, что большую часть своих прогулок по Магристе я совершала, опустив глаза к земле, дабы лишний раз не отсвечивать лицом. Или я действительно просчиталась в размерах города, а Кларисса преуменьшила масштаб на карте, или причиной были пышные кусты и деревья, прикрывающие возможность полноценного обзора… Как бы то ни было, среди двух-трёхэтажных жилых домов внушительное сооружение с двумя устремлёнными к небу остроконечными башнями казалось исполином, вполне достойным земного города-миллионника. Март себя объяснениями не утруждал, но нетрудно было догадаться, что эти треугольные башни, сливающиеся в основании, означали дуалистическое единство божества, соединяющего в себе мужское и женское начала. При всей величественности здания, высотой не меньше двенадцатиэтажного дома, оно не давило, не казалось массивным и перегруженным архитектурными элементами, напротив — постройка отличалась ажурностью и воздушностью. Уже ожидаемые переплетения каменных стебельков священных тараксумов, пушистых круглых шапочек и летящих пушинок, покрашенные в серебристо-сиреневый цвет, выглядели почти невесомыми, и я восхитилась работой неведомого творца. Интересно, архетектура — тоже продукт особого донума? И относятся ли к донумам «простые», немагические таланты? Скульпторы и художники, а также певцы, поэты, актёры?..
Лицо моё еще оставалось относительно чистым, хотя кожа существенно потемнела, а вот шею, руки и прочее, то, что ниже шеи, демонстрировать простому народу было уже нельзя, и я задрапировалась, как могла: перчатками, платком, шалью… Жаль, что здесь не носят чадру или паранджу, было бы куда проще. Но в целом в глаза мой вид вроде бы не бросался. Подобно всем прочим мирам, магрские храмы были полны больных и убогих, жаждущих быстрого и бесплатного божественного решения всех жизненных проблем, в том числе здоровья духа и тела. Обладатели сильного донума целительства встречались редко и, как правило, быстро пристраивались к кому-то платёжеспособному: королевскому двору или частным домам, а все остальные, менее обеспеченные магрцы выкручивались, как умели — или не выкручивались, что я могла наблюдать на примере несчастной матери Агнессы. Так что болезненный вид одной из множества прихожанок не должен был вызвать подозрений и вопросов.
— Сфера целительства явно нуждается в экстренной государственной реформе, — буркнула я. — Медицина должна быть всеобщей и бесплатной!
Март снова бросил на меня какой-то странный взгляд, словно размышляя, не планирую ли я всерьёз государственный переворот, но промолчал.
Ксамурра я обманом заперла в спальне, успев захлопнуть дверь до того, как он за мной увяжется, и от этого почему-то чувствовала себя не в своей тарелке, а ещё — виноватой, что уж вовсе ни в какие рамки здравого смысла не лезло. Всего четыре дня назад мы встретились с этим инфернальным существом — если не считать нескольких не самых приятных часов с его alter ego на земле — и вдруг выяснилось, что я привыкла к постоянному ненавязчивому сопровождению, тихому мурканью по поводу и без, прикосновениям костлявого лба к ноге, поглаживаниям по иллюзорной кучерявой шубке… Марту я так и не сказала про своего нового особенного друга. Вдруг такие существа здесь запрещены? Или их необходимо немедленно упокаивать? Возвращать прежним владельцам? Да и кот как будто старался никому не показываться. А вот мне доверял. И не бросил бы, наверное.
Мне было стыдно, но это только на один день и ради его же и моей безопасности!
Глупое сердце, вечно привязывается к тем, к кому не надо, безо всякой логики и перспектив! На земле у меня остались друзья и родственники, а я думаю только о странном безответственном парне с мутным прошлым и мёртвом коте. Дура, как есть дура!
Королевский дворец, кстати, значительно уступал Главному храму в масштабах, богатстве и изысканности отделки, никаких башен до Луавы и одуванчиковых барельефов. На мой очередной глупый вопрос, почему такая несправедливость, Март снова вытаращил глаза и предпочёл воздержаться от комментариев.
Внутренней вертикальной стеной храм, по словам моего в целом несловоохотливого сегодня друга, делился на две части: открытую, для посещений и молитв жителей, а также проведения служб (с частотой несколько раз в декаду дней по специальному расписанию), и закрытую, в которой проводились особые церемонии, наподобие той самой, подтверждающей божественное право наследника на престол и где, собственно, хранился фелинос — хранился десятилетиями до той поры, пока не появилась я. "Храмовый комплекс", включавший в себя жилища постоянно проживающих служителей и хозяйственные помещения и территории, располагался позади закрытой части.
По-хорошему, надо было попасть именно туда, вот только как, я ещё не придумала. Хотя Агнесса, простая небогатая лавочница, как-то же попала.
Был ушлый сообщник? Или она всё же наловчилась управлять своим донумом, утаив его ото всех? Впрочем, как могли не знать о таком родственники, та же тётка, как минимум есть-то Агнесса должна была мясо, а не то же, что все остальные!
А как лучше поступить мне?
Перед огромными арочными воротами, более подходящими для всегда готовой к осаде крепости, столпилась небольшая очередь, наводящая на мысли о металлоискателях и проверке посетителей бравыми секьюрити на предмет возможной террористической угрозы. Но всё было вполне благопристойно и мирно: охраны не оказалось вовсе, а входящие в храм просто тщательно очищали руки и лица холодной, кристально чистой водой из большого каменного резервуара-колодца, зачерпывая её внушительным деревянным черпаком. Люди продвигались неторопливо, умывались с чувством, но раздражения или суеты не ощущалось, было видно, что всё происходящее в порядке вещей, привычно и понятно. Заходишь в храм — очисти руки и промой глаза.
Когда дело дошло до меня, я торопливо склонилась над каменным краем колодца, стремясь укрыть в тени свою страшную, холодную и какую-то сизо-голубиную на вид кожу. Если я не разлагаюсь, то, возможно… мумифицируюсь?
А-а-а-а!
Сначала я вообще не хотела мочить руки и заморачиваться со стягиванием перчаток. Но какая-то коварная мыслишка не давала покоя: а вдруг в этом мире магии и мистики таки можно всё решить волшебным магическо-мистическим способом? Искренней молитвой, например. Ну, вдруг. В богов я, конечно, не верю. Но на всякий случай не стоит злить Единую своими нечистыми ладонями и щеками, верно?
Вступив в храм, я застыла с полуоткрытым ртом, как папуас в метрополитене, и если бы не настойчиво подталкивавший меня в спину Март, так бы и стояла на пологе, глупо любуясь переплетениями высоких и тонких, как стебли, колонн, витражными, по большей части светло-сиреневыми и густо-фиолетовыми окнами различных размеров и форм, тёплым зеленоватым светом, струящимся, точнее, нисходящим с вершины одной из башен и холодным белым — с вершины другой. Статуи самой богини почему-то не наблюдалось, молитвенные скамеечки-стасидии скромно ютились у стен, а черный каменный пол матово мерцал, напоминая вплавления в висках Марта или камни из артефакторного музея Высшей школы.
А вдруг весь этот храм — один огромный артефакт?!
То ли я просто нафантазировала себе, то ли действительно почувствовала что-то такое… особенное, сверхъестественное, но внутри храма всё воспринималось… иначе. Голова прояснилась и закружилась одновременно, меня крутануло в эйфорическом водовороте, глаза защипало, как в предчувствии слёз, а губы сами собой растянулись в идиотской истерической улыбке, похожей на оскал, словно после глотка высокоградусного алкоголя на пустой желудок.
— Здесь всегда так много народу? — прошептала я Марту, просто чтобы хоть что-то сказать.
— Сегодня служба, вероятно, последняя перед Венутой, — так же негромко ответил он. — Я редко сюда заходил, но предполагаю, что в обычные дни людей меньше.
Преодолевая накативший головокружительный дурман, я прошла вглубь. Пространство перед стеной, скрывающей от меня и прочих прихожан внутреннее убранство храма, было огорожено простой узкой бордовой лентой, которую бережно огибали проходящие мимо люди. «Жители здесь вообще в целом довольно миролюбивые, дисциплинированные и уважающие правила», — подумала было я, а потом приглушенные разговоры посетителей вдруг разом стихли, и в наступившей тишине я услышала протяжный и какой-то многоголосый скрип. Резко обернулась и увидела, как прихожане почти синхронными движениями стягивают к центру храмовой залы молитвенные скамьи, а потом опускаются на колени. Март дёрнул меня за рукав, видимо, не в первый раз — надо же, как зависла. Нельзя привлекать внимание, надо делать то же, что и все! Отмерев, наконец, я последовала за ним, механически ухватила одну из свободных стасидий, пристроилась в уголке и присела рядом, только потом подняв глаза на импровизированную пустую сцену.
Нет, уже не пустую.
На огороженном лентой островке пространства, расслабленно, непринужденно и одновременно очень уверенно стоял мужчина в свободной фиолетовой хламиде до пола.
Его длинные, как у Гэндальфа, волосы отливали сиреневым.