Смерть под Рождество

Глава двадцать третья

Центр отдыха и развлечений выглядел, как школьный класс во время перемены: на стене две доски с полустертыми надписями, над столом подробная карта Фезербриджа и его окрестностей. Сам стол завален бумагами, в числе которых много промасленных оберток от бутербродов. Однако дальний угол выглядел совсем не по-школьному. Там, в центре стены, висела фотография Лизы, распростертой на дороге.

Хэлфорд оторвал взгляд от этого мрачного снимка и заметил на одном из столов еще одно фото в рамке. На нем была запечатлена пухленькая беленькая девочка. Хэлфорд взял фотографию.

— Моя дочка, — сказал Роун за его спиной.

— Какая славная. Сколько ей?

— Десять. Она живет в Манчестере, с матерью.

Хэлфорд вскинул брови.

— И часто вы ее видите?

— А как вы думаете? Вот вы часто видите свою семью? — Он бросил взгляд на левую руку Хэлфорда. — Ах да, вы не женаты, вот оно что.

— Был. Не получилось.

— Не получилось. Хорошо сказано. — Челюсть Роуна выдалась вперед. — Мы уже скоро три года, как не вместе. Да вам и самому несложно было догадаться. — Он кивнул в сторону фотографии дочки. — Развод — одно слово развод.

Хэлфорд снова посмотрел на фотографию. Высокий лоб и несколько тяжеловатые глаза у девочки были явно от Роуна, но какими теплыми были эти глаза, сколько в них светилось легкой детской радости. Возможно, все это когда-то было и у Роуна. Большую часть снимка занимала фигура девочки, но просматривался и кусочек карусели. Хэлфорд подумал, что это было во время одного из нечастых визитов Роуна к дочери. Три года, подумать только! Как раз, когда расследовали дело Грейсона. Поистине список жертв, связанных с этим делом, наверное, никогда не кончится.

— Очень жаль, Ричард, очень жаль, — произнес он наконец. — Такая уж у нас работа.

— Да, это верно. Такая уж у нас чертова работа.

Роун взял фотографию из рук Хэлфорда и поставил на стол лицом к телефону.

— Значит, вы нашего доброго викария так и не арестовали?

— Нет, — ответил Хэлфорд, довольный, что Роун сменил тему. — У нас нет против него улик. А ваше мнение?

— Я тоже считаю, что у нас нет улик. Я тут проверил у Лизы счет в банке. Каждую пятницу, как часы, на него поступало сорок пять фунтов. Миссис Грейсон ей платила в неделю, как она говорит, шестьдесят пять фунтов. Значит, все сходится. Двадцать — тридцать фунтов туда-сюда — ничего необычного в этом нет. Если бы она шантажировала Карта, мы бы это обнаружили.

Хэлфорд оперся рукой о стол.

— Но мне сейчас кажется, что для Лизы деньги были не так уж важны. Она была склонна принимать подарки — мебель, одежду. Такие вещи тоже можно получать в результате шантажа.

— Ну, и чего ей от него было нужно? Чтоб он с ней спал? Викарий, конечно, не из тех, кто завязывает свое хозяйство в рясу. Я думаю, молодых прихожанок, и не только молодых, которых можно было приласкать, у него хватало. Как вы считаете?

Хэлфорд нахмурился и заскреб подбородок.

— Не знаю…

— А может быть, Карт занимался с ней как-то иначе? Поэтому она и осталась девственницей.

Хэлфорд продолжал опираться на стол, аккуратно, чтобы не потревожить фотографию дочки Роуна.

— Если это шантаж, то, я думаю, он должен быть как-то связан с интимными отношениями. А если, например, Карт — педераст? Вряд ли он бы захотел, чтобы это стало известно в Фезербридже.

Вошла Маура и заговорила раньше, чем закрыла дверь.

— Господи, какой кошмар эти пожилые дамы, которым совершенно нечем заняться! Как же мне надоело с ними общаться. Нет, я считаю, что пенсионный возраст надо повысить до девяноста пяти.

— Еще одна приятная беседа с одной из местных дам? — поинтересовался Хэлфорд.

Маура бросила на стол сумку.

— Дело было, видимо, так: эта славная миссис Адамс, которая руководила сегодня утром детским хором, тут же побежала к мисс Форрестер и захлебываясь сообщила этой старой болтунье, как мы выволокли милого молодого викария прямо из церкви — прошу обратить внимание — чуть ли не в наручниках и на глазах у этих милых детишек. И вообще, почему мы преследуем викария, тогда как миссис Грейсон продолжает свободно щипать молоденьких девушек за разные места, чтобы определить, насколько они созрели для убоя?! — Маура потянула миловидным носиком. — По-моему, пахнет кофе.

Хэлфорд погладил ее по плечу.

— Садись отдохни. Я принесу.

Он наливал Мауре кофе и чувствовал, что Роун смотрит ему в спину. Хэлфорд подал кофе, отодвинул стул, сел и посмотрел на Роуна. Тот глаз не опустил и продолжил разговор, прерванный появлением Мауры.

— Миссис Грейсон. Вот, по-моему, есть над чем поработать.

— В известном смысле, — согласился Хэлфорд.

— Именно. В известном смысле, вернее, смыслах. Таких, как мотивы, средства и возможности совершить преступление.

— Прекрасно, Роун. Но это все легко разрушить. Мотивы — намерение Лизы учредить опеку над Кэти Пру. Но это сущая чепуха, бред какой-то! Официально это сделать совершенно невозможно. И кроме одной короткой беседы с адвокатом, тут ничего нет. Короче, это не более чем слухи.

— Но откуда нам известно, что об этих намерениях девушки миссис Грейсон ничего не знала? Насколько я понимаю, она человек весьма неуравновешенный. Ребенку угрожает опасность. В таких обстоятельствах мать может решиться на все что угодно.

Хэлфорд покачал головой.

— Без доказательств это абсолютно бесполезное утверждение. А теперь посмотрим на средства убийства. Преступник мог быть равным образом на мопеде, на велосипеде и даже на мотоцикле. Палка? Мы ровным счетом ни черта об этой палке не знаем. Орудие убийства? Шарф. Но он был тут же, под рукой. Возможность? Так я вам легко могу доказать, что у половины жителей Фезербриджа была такая возможность. Нет, против миссис Грейсон у нас доказательств не больше, чем против и нескольких других, и не намного меньше, чем против остальных.

Ни ответа, ни возражений. Даже Маура занялась внимательным изучением своего маникюра. Наконец Роун встал и направился к вешалке, где висел его пиджак.

— Даниел, вы сражаетесь с волнами, — спокойно произнес он. — У вас, конечно, большой опыт борьбы с прибоем. Но эти проклятые волны сильные и катятся, как захотят. Они могут вас смять. И еще вот что я вам скажу, старший инспектор: у всех у нас от этой борьбы остались шрамы. У вас, я думаю, их не меньше, чем у всех остальных.

Он плотно закрыл за собой дверь. Хэлфорд в течение нескольких секунд смотрел на нее, а затем повернулся к Мауре.

— Чего в нашем расследовании действительно не хватает, так это улик.

— Да, с уликами у нас туговато. — Маура допила кофе и бросила в корзину стаканчик.

Зазвонил телефон. Она потянулась и сняла трубку с ближайшего аппарата.

— Детектив Рамсден.

Некоторое время она молча слушала, затем кивнула и усмехнулась уголками рта.

— Одну минутку, мистер Карт. Старший инспектор здесь.

Беря трубку, Хэлфорд скорчил гримасу.

— Слушаю, мистер Карт.

— Мистер Хэлфорд, после того, как вы ушли от меня сегодня утром, я все время ломал голову: что еще я знаю такого о Лизе, что могло бы вам помочь.

«Еще бы не ломать голову, — Хэлфорд поморщился, — если у тебя появился реальный шанс попасть на виселицу».

— Письмо, — произнес Карт. — Было письмо…

Хэлфорд поискал глазами на столе блокнот, подвинул к себе и открыл на чистой странице.

— Значит, вы говорите, письмо, мистер Карт?

— Да, письмо. Примерно три недели назад Лиза пришла ко мне. Ей был нужен совет. Это касалось этики.

— Так, так.

— Она хотела знать: для людей с положением, нет, не совсем верно… Мне кажется, она сказала: для людей, имеющих репутацию солидных, порядочных, ну и так далее… Так вот, для людей с репутацией этические нормы те же самые, что и для остальных, или значительно выше? Я ответил, что Господь для всех нас установил одинаковые стандарты и от наших усилий зависит, сможем ли мы достичь их. Ответ, по-моему, ей не понравился. Она сказала, что хочет знать мое мнение, а не церковную догму.

— Неплохой ход с ее стороны.

— Вот именно. Вы же помните, я говорил, что Лиза достаточно мудрая. Она считает, что такие люди должны постоянно подтверждать свою высокую репутацию. Иначе свободное общество не сможет существовать. Она сказала о каком-то письме и попросила, чтобы я его объяснил.

— Это письмо у нее было с собой? Вы его видели?

— Нет. Она просто хотела обсудить некоторые его аспекты.

— Она говорила вам, о чем это письмо?

— Я понимаю так: там было что-то о некой персоне, поведение которой не соответствовало ее репутации. В противном случае, зачем было затевать весь этот разговор?

— Лиза не сказала, о ком идет речь?

— Нет.

— Откуда письмо у нее?

— Не знаю.

— Она не сказала вам, где его держит?

— Нет.

— Сказала вам Лиза, что говорила об этом письме еще с кем-нибудь?

— Нет.

— У вас есть еще что-нибудь мне сообщить?

— Нет. Я решил вам позвонить. Вдруг это как-то поможет.

— Не так уж много, мистер Карт. Но все равно большое спасибо.

Хэлфорд повесил трубку и мрачно посмотрел на Мауру.

— Если когда-нибудь это дело удастся закончить, я стану баптистом, — произнес он угрюмо и, улыбнувшись, добавил: — Зови Роуна сюда. Надо провести еще один обыск в доме Стилвеллов.

Гриссом шагал задумавшись и чуть не столкнулся с людьми у дверей книжного магазина. И это в субботу вечером! Он начал вежливо протискиваться мимо, полагая, что они выстроились в очередь за автографом какого-то модного писателя. Ничего подобного! Никакой очереди не было. Эта группа мужчин и женщин собралась совсем по другому поводу. Лица хмурые, даже злые, руки за спинами или в карманах.

У самой двери магазина стоял громадный, грузный Джакоб Баркер. Гриссом приветливо кивнул ему и попытался проскользнуть мимо. Баркер вынул руку из кармана и слегка толкнул репортера в грудь.

— Бобби! — Он схватил Гриссома за рукав и развернул лицом в толпе. — Смотрите, это Бобби Гриссом. Он работает в «Обозревателе». Может быть это с ним нам надо поговорить?

Из толпы послышались нечленораздельные возгласы, но большинство просто стояли и смотрели на Гриссома. «Будто прикидывают, — с досадой подумал он, — гожусь я им в зятья или нет».

— Итак, друзья, — бодро произнес Гриссом, тоже спрятав руки в карманы, чтобы соответствовать окружающей обстановке, — в чем дело?

Надо всеми возвышался — по крайней мере на голову — Клайв Кингстон. Рядом стояла его жена, достававшая ему макушкой до подбородка. Голос Кингстона был резким, раздраженным.

— Мы здесь из-за этого происшествия, Бобби. Ведь ничего не делается. Прибыли полицейские из Лондона. Чем они занимаются? Ходят и все выспрашивают. Никто до сих пор не арестован. Ни намека на то, что они собираются кого-то арестовать. Я боюсь оставить свою дочь одну. Она напугана. Моя жена перестала спать по ночам. Это очень плохо, Бобби. Так дело не пойдет.

— Вы абсолютно правы, я с вами согласен. — Гриссом поднял руку в знак солидарности. — Нам не повезло. Но полиция работает.

— Вот именно, это мы как раз и хотим знать, — продолжил Кингстон. — Джакоб говорит, что прошлым вечером был у Бейлора и тот ничего толкового об убийстве сказать не мог — только, что «полиция работает». Черт побери, Бобби, что делать человеку с семьей? Уже прошла неделя, а они даже не могут сказать, был это кто-то чужой или наш. Я уже дошел до такого состояния, что приказал жене и дочери не открывать двери. Нам нужна ясность.

Толпа заметно заволновалась. Гриссом оглядел присутствующих.

— Я не стану спорить с вами. Но почему бы вам не пойти в полицию и не сказать все это им?

— Вы не поняли сути! — Кингстон сделал шаг вперед. — Полиция нам ничего не скажет. Но, возможно, они что-то говорили вам. Расскажите.

Кто-то подергал его за рукав. Гриссом увидел Хоссета. Гриссом знал в Фезербридже не так уж много людей, но Бена Хоссета он знал лучше остальных. В конце концов это был культурный человек, имеющий дело с книгами.

— Ну что… — начал Гриссом, — они нас постоянно информируют…

— Так что они вам сказали?

— То, что могут, то и говорят: что расследование продолжается, что они изучают улики. Пока ничего определенного нет. Но работает Скотланд-Ярд, значит, можно надеяться, что все будет в порядке.

— Скотланд-Ярд, — выкрикнула какая-то пожилая женщина. — То-то они хорошо поработали здесь раньше.

— Да, Бобби, — попросил Джакоб Баркер, — мы бы хотели знать что-то более определенное.

— Но я пока не в курсе…

Бен Хоссет отстранил Гриссома и вышел вперед.

— Бобби может нам рассказать только то, что мы уже и так знаем. — В голосе Хоссета слышались такие нотки, от которых у Гриссома внизу живота пошел тревожный холодок. — Полицейские тоже ничего нам не расскажут, а местные газетчики с ними в сговоре. Послушайте, друзья. Лиза была одной из нас. Потеряли ее мы — не полиция, не газета.

Джакоб Баркер, стоящий рядом с Гриссомом, возбужденно добавил:

— Она нам была, как дочка. Она была наша.

— Она была наша, — повторил Хоссет. — А когда у тебя берут твое, то не надо сидеть и ждать, когда другие выполнят работу за тебя. Надо действовать самому. Возможно, полиция и делает все, что может. Возможно. Может быть, Бобби тоже старается изо всех сил. Я знаю этого парня — если он говорит, значит, так и есть. Я ему верю. Но что-то во всем этом расследовании идет не так. И я считаю, что нам следует вмешаться.

Он сделал паузу. Гриссома замутило от предчувствия чего-то недоброго.

— Разрешите мне сказать вам кое-что, джентльмены, — продолжил Хоссет. — Я каждый день читаю центральные газеты. Там ни слова об убийстве Лизы. Девушка, присматривавшая за ребенком Гейл Грейсон, найдена задушенной шарфом, а в газетах ни слова. Как это следует понимать? Мы еще не забыли Тома, не так ли? Так вспомним же, что здесь творилось. Да ведь тут был целый лагерь журналистов, телевизионные группы, даже эта чертова Си-эн-эн! А теперь, спустя три года, — ничего. Тут что-то не так. Значит, что-то скрывают.

Страсти в толпе накалились. Некоторые даже затопали ногами. Гриссома зазнобило, он вспотел.

— И я вот что вам скажу, — выкрикнул Джакоб Баркер. Мясистое лицо его стало багровым. — Надо подумать о маленькой девочке. Она ни в чем не виновата.

Толпа громко выразила согласие.

— Подождите! — выкрикнул Гриссом. — Подождите!

Но призыв его потонул в шуме. Хоссет возвысил голос.

— Мы должны действовать организованно. Для начала надо позвонить в центральные газеты и попросить прислать сюда их чертовых репортеров, пусть выяснят, что же здесь происходит. Мы должны потребовать от полиции действий.

В воздух взметнулись сжатые кулаки. Гриссом облокотился спиной о витрину магазина и в страхе подумал: «Дерьмо. Полное дерьмо».

Кэти Пру была напутана. Она смотрела на конструкцию из стульев и покрывал, которую соорудила днем. Это был домик для динозавра Спейс Люси. Здесь он мог спрятаться и читать свои книжки. Она там сделала для Спейс Люси и кроватку из полотенец и подушечки с кресла, что стоит в кабинете у мамы. Спейс Люси лег спать, а Кэти Пру заботливо укутала его шею полотенцем, чтобы он не замерз, ведь на полу холодно.

Она смотрела сейчас на отброшенное в сторону полотенце и пустую подушку. Наступило время и ей самой ложиться спать, и она пришла взять Спейс Люси к себе в постель. Ему там будет удобно и хорошо. А ночник «Микки Маус» будет его освещать своим слабым светом. Она все время спала со Спейс Люси. Кэти Пру нравилось смотреть на его морду при желтом свете ночника, пока яркие точки его глаз не начинали плясать перед глазами, и она засыпала. Девочка засыпала, зная, что, когда придет утро, он будет рядом и мама будет рядом, и поцелует ее, и скажет: «С добрым утром», — и крепко-крепко обнимет.

Она слышала, как мама стирает белье в маленькой комнате рядом с кухней. Кэти Пру стащила с крыши домика небольшое покрывало, обернула его вокруг талии и побежала к ней.

Мама загружала белье в машину, встряхивая каждый раз, прежде чем бросить в большую темную дыру. Кэти Пру подтянула потуже покрывало.

— Мама, ты что, решила постирать Спейс Люси?

— Нет, родненькая. А он что, грязный?

— Ты взяла его?

Мама держала любимую ночную рубашечку Кэти Пру, мягкую, белую, ту, что с розовыми цветочками, потом встряхнула ее и бросила в дыру.

— Нет, детка.

Глаза Кэти Пру наполнились слезами, в груди заболело.

— Я не могу его найти.

Мама наклонилась над ней.

— Ну что ты, миленькая! Я знаю, сегодня был суматошный день. И вчерашний тоже. Но плакать совсем не обязательно. Спейс Люси где-то здесь. Надо только его поискать. Вот и все. Подожди, пока я кончу с бельем, и мы поищем вместе. Хорошо?

Кэти Пру кивнула.

— А если мы почему-то не найдем его, не печалься. Он сам вернется. Мы же теряли Спейс Люси и раньше, и он всегда находился. Поспи сегодня со своим кроликом.

Кэти Пру заплакала. Они не найдут Спейс Люси. Потому что Спейс Люси не потерялся.