Снеговик

Глава 27

Инесса бросает какое-то мудрёное название с французским прононсом, которое не повторить, и уж, тем более, не запомнить, а мне и не надо, я за другим здесь,

— Расскажи мне про Айсмена, — иду в наступление, чего кругами ходить, а так она врасплох, может, болтанёт лишнего.

Но Инесса молчит, жуёт свою силосную жвачку и, тишина такая, что слышен звук её работающих челюстей, или мозгов, переваривающих то, что она может мне сказать.

В это время услужливый официант, приносит коктейль, нарушая наше уединение. Мне страшно, кажется, она сейчас бросит ему деньги, вскочит и убежит, и сожалеть не будет, что «вкуснятину» не доела. Но парень уходит, а Инесса нет,

— Он уехал, уже месяц, как его не видела, — и жевать перестаёт, вилку откладывает…

— Куда?

— Никто не знает, за границу. Думаю, Германия, а, может, Израиль…

— Странный разброс географических предпочтений.

— Не странный, если о лечении, — только теперь взглядывает на меня, и я вижу в её глазах собачью тоску, и понимаю, что вот она — красивая, ухоженная женщина, подарок для любого мужчины, обречённо влюблённая в одного конкретного, и видимо, безответно. Но сейчас главное не это,

— Он болен? — вот, что кольнуло иголкой в сердце, — чем?

— Не знаю, не сказал, но все так думают, даже уверены, — вздыхает.

— Почему? — не отстану, пока не расскажет.

— Да вёл себя странно, наплевал на работу, похудел, подурнел и… пил, как не в себя. А потом взял бессрочный отпуск, не объясняя причин. Хозяин-барин, перед кем ему отчитываться, и уехал в неизвестном направлении…

Мне самое главное от неё надо,

— Имя его, скажи уже, наконец! — она, было, открывает рот и даже успевает сказать,

— А… — но в это время с улицы раздаётся истеричный визг сигнализации, — моя! — взвивается собеседница, подхватывается и бежит спасать свою красавицу.

Я жду, сигналка стихает, но Инесса не возвращается, выглядываю в окно, машины след простыл! Не может быть, а вещи?

Вот я — ворона, на столе купюра, а на стуле ни сумочки, ни перчаток, ничего…

И, где было в это время моё хвалёное чутьё? Да и кто его хвалил? Хоть бы машину сфоткать! Какая же я балда!..

Неуловимая Инесса растревожила моё художественное воображение не на шутку. С Айсом беда, а я не представляю, как его найти! Почему-то реальность начинает совпадать с бульварным чтивом. Помню, что там, одним из вариантов «казней Египетских» была болезнь, похоже, накаркала!

Сажусь за работу, надо книжку дописывать, но у меня как в песне:

Крокодил не ловится,

Не растёт кокос!

Ничего не пишется,

Хоть умри, до слёз…

В голове только Айс. Воспоминания ломятся толпой, подтверждая до щемящей боли в сердце, как он мне небезразличен. В глазах, то смешливый натурщик, нарочито медленно разматывающий набедренную повязку из моего красного шарфа. То манекенщик, вышагивающий по маленькой квартирке, словно по подиуму в Мишкиных обносках, то официант в розовом фартучке на голом торсе, то крылатый бог с кружкой дымящегося кофе, разглядывающий уныло-серый пейзаж за кухонным окном. То вальсирующий со мной галантный кавалер в атласной чёрной маске, в прорези которой меня обдают синим отнюдь не холодным огнём страсти удивительные, всё понимающие глаза… А ещё вдруг всплыло, как он бабу Нюру бережно под руки держал, после её коварного нападения. Эх, вот времена были…

Тут, как раз, звонок в дверь, соседка легка на помине,

— На вот! Яблоки мочёные — хорошая штука от тошнот твоих, — подаёт банку, сама уже зашла.

— Спасибо, — принимаю благодарно, но настроение хуже некуда, она уловила сразу, топает за мной на кухню,

— А, чего кисляк на лице? В издательстве обидели? — она в курсе моих дел, — так, наплюй, не они, так другие на твою писанину найдутся! Эка печаль! Тебе не о том думать надо! — бабу Нюру, как всегда, заткнуть непросто, но успеваю вставить,

— С издательством всё прекрасно, вот образец первой книжки, — подаю «Марианну».

— С тебя, что ли рисовали? — тоже сходство заметила.

— Говорят, совпало, иллюстратор прочёл описание главной героини, — объясняю.

— Ну вот, всё хорошо! — припечатывает ладонью обложку, — в чём печаль?

— Я Инессу видела, — сообщаю, — она Айса знает.

— Ну, наконец-то! — баба Нюра устраивается за кухонным столом, уперев в него локти и устроив подбородок в чаше сухоньких ладоней, приготовившись услышать увлекательный рассказ с хорошим концом, — давай, не томи, где он?

— Не знаю, — чувствую, разочаровала, спешу оправдаться, — Инесса тоже не в курсе! — но поздно, чаша под подбородком распалась, и звучно шлёпнулась об стол, разбившись на две отдельные половинки,

— Ты из неё ничего не вытрясла? — обиженно, — жаль, меня не было!

— Сказала, уехал, куда не ясно… кажется лечиться, — добавляю совсем тихо.

— Приболел, касатик? А ты сказала, что пополнения ждёшь от него? — машет конкретно указующе в район моего живота.

— Нет, конечно! — ещё не хватало, какой-то Инессе секреты выдавать. Она-то мне не торопится.

— Адрес, прописка, место работы, семейное положение? — строчит пулемётчик, ей бы следователем в уголовный розыск.

— Ничего… она сбежала, — развожу руками, а губы дрожат предательски, — не ожидала, что так получится.

— Не реви! — командует, — ежели однова встретилась, снова попадётся, будь спокойна! Только уж не оплошай в другой раз!

— Постараюсь… — мне бы её уверенность…

Господи, как же тебя отыскать, снеговик? На улице уже почти всё растаяло, но я ночью иду и леплю. Он, конечно, не такой большой, как на Рождество, и не такой белый, но у меня и желаний на этот раз немного, точнее, всего одно,

— Найдись!..