Теребя прядь волос, я виновато смотрела на мужа, собирающего свои вещи в чемоданы, и не знала, что ещё сказать в своё оправдание.
— Ира, не надо так на меня смотреть! — не выдержав, сказал он.
— Миша, не уходи, — умоляюще попросила я. — Без тебя я вообще умру…
— Прости, но я всё сказал до этого! Больше так не могу жить! — холодно ответил он. — Сегодняшняя ночь была последней каплей. Я устал от всего этого, понимаешь? Я хочу жить спокойно, и в том числе нормально спать по ночам! А ты… Ты не даёшь покоя ни днём, ни ночью. Да я вообще боюсь, что однажды ты меня прибьёшь во сне! И сегодня ночью это вполне могло случиться!
— Прости, — в очередной раз выдавила я и сжалась от страха, понимая, что действительно могла сделать что-нибудь страшное, но всё же заставила себя произнести последний аргумент, который имелся: — Но ведь это всё из-за тебя. Если бы ты тогда справился с управлением, то сейчас я была бы здорова…
— Ой, вот только не надо обвинять меня во всём! — он начал злиться. — Надоело жить с постоянным чувством вины! Не надо было отстёгивать ремень безопасности!
— Но ты же сам попросил подать тебе…
— Хватит! — рявкнул он и выбежал в другую комнату, не желая больше разговаривать со мной.
Сжав кулаки, я закрыла глаза, стараясь не расплакаться, и в очередной раз прокляла свою судьбу. «А может действительно, пусть лучше уходит? Я ведь действительно становлюсь опасной и для него», — в следующий момент подумала я и тяжело вздохнула, вспоминая ночь и сон, который сейчас ломал мою жизнь.
Вообще, яркие сны снились мне всегда. Причём они были логичны и последовательны. Да ещё и разбудить меня являлось проблемой. Я как будто проваливалась и мама ещё с детства говорила, что не раз пугалась, потому что я спала настолько тихо и крепко, что порой казалось, что я не дышу. А когда была совсем маленькой, по словам мамы, у меня во снах даже друзья имелись, про которых я с упоением рассказывала ей наяву. Я как будто жила второй жизнью в мире грёз. Всё было настолько реалистично, что я чувствовала запахи, порывы ветра, касания и всё то, что сопровождает нас в реальной жизни. И это приносило мне массу неудобств, потому что практически всегда, просыпаясь по утрам, я ощущала усталость. И с каждым годом становилось всё хуже. Эта вторая, ночная жизнь меня выматывала эмоционально, да настолько, что выросши и отучившись, а затем и устроившись на работу, я начала терять сознания и пришлось уволиться. Врачи, конечно, пытались разобраться с моими проблемами, но так и не смогли помочь.
Но оказалось, что те мои сны — это мелочь. По настоящему проблемы возникли после автомобильной аварии. Муж тогда не справился с управлением и врезался в дерево, а я на тот момент была не пристёгнута, потому что Миша попросил достать ему с заднего сиденья бутылку охлаждённой воды. Всё, что осталось с того момента в памяти, это как я отстёгиваю ремень безопасности, потом тянусь к переносному холодильнику и, достав бутылку, передаю её мужа, а затем резкий толчок вперёд и провал в воспоминаниях.
Очнулась я уже в больнице с жуткой болью во всём теле, вся в бинтах и гипсе. Оказалось, что я провела в коме три недели и врачи вообще думали, что я не выживу, потому что во время аварии удар пришёлся на пассажирскую сторону и, вылетев из салона, я переломала себе всё, что только можно, но больше всего пострадала голова. Открытые черепно-мозговые травмы были настолько серьёзны, что врачи даже после моего пробуждения давали неблагополучные прогнозы о моём состоянии в будущем. И они оказались правы, только не совсем в том плане, что они предполагали.
Доктора говорили, что могут возникнуть проблемы с памятью, речью, восприятием окружающего мира или себя, с тактильными ощущениями или вкусовыми, со слухом или обонянием. Но они точно не готовили меня к тому, что я превращусь в сомнамбулу.
Те четыре месяца, что я лежала в больнице и училась заново пользоваться своим телом, ничего не происходило, а вот после выписки, два месяца назад всё и началось.
Миша, к счастью, практически не пострадал в той аварии. Ремень спас его от сильных травм и в больнице он провёл всего две недели. Первое время муж очень заботился обо мне, чувствую свою вину, но когда начались проблемы, стал отдаляться… «Хм, или это всё же началось ещё в больнице?» — нахмурившись, спросила я себя. «А вообще-то, действительно в больнице, где-то через два месяца после аварии. Только тогда это ещё не так чувствовалось, как потом дома».
«А с другой стороны и его понять можно. Он мужчина в расцвете сил, а я… без слёз не посмотришь, особенно когда обнажённая. После всех тех операций, когда меня собирали по частям, тело в шрамах. А самое пугающее — моя голова… Вот она жизнь… В двадцать шесть уже стыдно показаться мужу на глаза. Да и ему неприятно ко мне прикасаться… Хорошо хоть, что лицо не пострадало… Но вряд ли это поможет в будущем снова стать счастливой… Да и какое счастье?» — я горько усмехнулась. «Я опасна для людей. Кто захочет с этим мириться? Вон, даже муж, с которым я прожила восемь лет и тот устал».
Понимание того, что дальше всё будет только хуже, болью отозвалось внутри и захотелось где-нибудь спрятаться, чтобы хотя бы не видеть, как муж собирает чемоданы. Поэтому поднявшись, я прошла на кухню и сев там на стул, уставилась в одну точку.
«Ненавижу свою жизнь! И сны!» — хотелось выкрикнуть громко-громко, но я подавила это желание, понимая, что это не решит моих проблем.
«Да и, вообще, наверное, никто не может мне помочь. Столько всего уже перепробовали за эти два месяца и ничего… Только хуже становится», — откинувшись на спинку стулу, я снова закрыла глаза.
Как только я вернулась домой из больницы всё и началось. Я стала бродить во сне по дому, а то по двору. Могла одеться или полностью раздеться. Даже бегала по двору и пробовала перебраться через забор. Или же на полу в зале изображала, что плаваю. А могла и, спрятавшись куда-нибудь, рыдать в три ручья. Всё зависело от того, что я видела во сне. Я как бы проецировала свой сон на реальность и повторяла в ней то, что делала во сне.
Если раньше, после сна я просыпалась выжатой эмоционально, то сейчас прибавилась ещё и физическая усталость. Да и Миша теперь практически перестал спать. Врачи приказали следить за мной и аккуратно укладывать в кровать, если я начинала бродить, что естественно не давало ему полноценно отдохнуть после работы. Порой, за ночь, ему по четыре-пять раз приходилось возвращать меня в кровать.
Доктора выдвигали много версий о причинах моей болезни, но, в конце концов, сошлись на одной — при черепно-мозговой травме я повредила область в мозге, отвечающей за сны. Вернее, за мышечный тонус во время сна. У обычных людей эта область отвечала за атонию во время сна, а проще говоря, полностью обездвиживала, а я, когда входила в самую яркую фазу снов, начинала их как бы демонстрировать.
Многое перепробовали, чтобы помочь мне с этой проблемой, но ничего не помогло. Ни лекарства, ни мокрые тряпки и тазики с водой возле кровати, ни колокольчики, ни, даже привязывания. Медпрепараты дали прямо противоположный эффект и я стала видеть ещё более яркие и насыщенные сны. Мокрые тряпки и тазики с водой, которые по идее должны были меня разбудить в момент, когда я стану на них или в них, лишь изменяли направленность сна, и появлялось что-нибудь связанное с водой. Ну а узлы на лентах, привязывающих меня к кровати, я просто развязывала. Однажды мы даже попробовали воспользоваться наручниками, но после того ужаса, что последовал за ним, ни я, ни Миша больше не решались их применять.
Той ночью я увидела кошмар, в котором меня приковали наручниками к стене и готовились убить, а я отчаянно боролась за свою жизнь и свободу. И как потом оказалось, не только во сне. Во-первых, я выломала деревянную перекладину на кровати, к которой крепился второй браслет. А во-вторых поставила мужу не один синяк, пока он пытался меня разбудить. Воспринимая его как мучителя из сна, я отбивалась, как могла.
«Ха, до сегодняшней ночи я думала, что то было самое страшное. Оказалось, что бывает и хуже», — по телу прокатилась дрожь, когда я вспомнила сон, переполнивший чашу терпения мужа.
Как правило, свои сны я делила на несколько видов. В одних я путешествовала в своём теле, при этом могла и плавать, и бегать, и даже летать. Второй тип я называла снами-катастрофами. В них я видела разные ужасы. Я могла умирать под снежной лавиной или после кораблекрушения, или убегала от преследователей, или наблюдала, как гибнет мир от бомбардировок или эпидемий. А был ещё и тип, который я называла «чужие сны». Они мне снились чаще всего и были самыми нелюбимыми после снов-катастроф. В них я ощущала себя марионеткой, находящейся в чужом теле. Одновременно я жила чужой жизнью, но при этом всё равно как бы наблюдала со стороны за происходящим, и не могла управлять телом, в которое попала. Я могла быть кем угодно — и женщиной, и мужчиной, и даже животным. Эти сны являлись самыми тяжёлыми в эмоциональном плане. Я как бы соприкасалась с чужой душу, и груз её проблем ложился на мои плечи. И всегда после таких снов я ощущала непонятное чувство брезгливости и злости на себя. Эти, как бы вторжения, в чужие жизни были очень неприятны и я полдня, а то и день, как будто не могла освободиться от впечатлений другого человека.
Но сон этой ночи не подходил ни под один из типов. Он был уж слишком реалистичен. Началось всё с того, что я обнаружила себя стоящей на коленях возле кровати. Облокотившись на матрас, я подпёрла голову руками и смотрела на мужа, который лежал на постели, на боку, лицом ко мне, а спиной к входным дверям и что-то рассказывал, при этом хмурясь и злясь. Что он говорил, я не помнила, осталось только ощущение досады и обиды от его слов. Да и не это было важным. Потому что самое важное происходило за спиной у мужа, в комнате, ведущей в спальню.
В один из моментов моё внимание привлекла белая мелькнувшая тень, и я уставилась в дверной проём, а спустя секунду увидела странное существо. Одетое в белый балахон, с лысой головой, без ресниц и бровей, с бледной кожей и бескровными губами, оно производило пугающее впечатление. От страха хотелось закричать, но, как часто в других снах, ничего не получалось. Я как будто полностью онемела и не могла выдавить ни звука. Я даже не могла заставить себя пошевелиться, чтобы указать мужу на существо и предупредить об опасности, которую ощущала. А затем услышала голос этого существа в голове. Оно поздоровалось со мной ласковым голосом и попросило успокоиться. Приятный мужской баритон действовал умиротворяющее, и даже появился интерес к визитёру и причинам его появления.
Существо сказало, что хочет помочь мне, но взамен я должна помочь и ему. И эта помощь заключалось в подмене им моего мужа. Он начал вырисовывать передо мной перспективы такой жизни, вплоть до того, что может принять облик любого мужчины. Типа, стоит мне захотеть, и он может стать и Бредом Питом, и Джорджем Клуни, или любым другим мужчиной, внешность которого мне покажется привлекательной.
Скажу честно, в первые минуты представив себе всё это, я заинтересовалась. Ещё бы, иметь в своём распоряжении любого красавчика очень занимательно. В подсознании даже проскочила шальная мысль, что можно согласиться на подмену. Но стоило мне бросить взгляд на мужа, не подозревающего, что за спиной у него такое творится, я испугалась и поняла, что не хочу никаких замен. Помню, я мысленно начала сбивчиво объяснять, что внешность не главное, что я мужа люблю за душевные качества, что он человек, внутренний мир которого мне близок. Что я не хочу жить с пустышкой, основное достоинство которой, внешность на мой вкус. Как могла я пыталась объяснить всё это и передать свои чувства, но тут в голове эхом раздалось «поздно» и муж на глазах начал меняться. Он стал принимать облик того существа, а визитёр становился моими мужем. После чего Миша в облике того существа растворился, а оно легко в кровать и улыбнулось. Сердце охватило чувство вины и потери самого дорогого, а затем появилась и ярость. Вскочив с пола, я бросилась на чужака и начала наносить ему удары по телу, трясти его, царапать и мысленно кричала, чтобы он вернул мне мужа, что я не хочу никого, кроме него. А следующее, что я помню, как в темноте сижу на Мише и молча его продолжаю избивать, только это уже не сон.
«А ведь Миша прав. На самом деле могла во сне сбегать на кухню, и убить то существо, ставшее моими мужем. И если учесть, что я видела свой дом в малейших подробностях, то и в реальности взяла бы нож и…», — дальше думать я боялась и с шумом выдохнув, попыталась унять дрожь от воспоминаний. «Будь прокляты эти сны!».
Со стороны прихожей донёсся переливистый звук колокольчиков, а потом входная дверь хлопнула и я поняла, что это ушёл Миша. «Даже не попрощался…».
Поднявшись, я осмотрелась вокруг, после чего пошла обходить дом, ставший в одночасье пустым. «И в доме теперь пусто, и в душе», — окинув взглядом зал, в который как раз зашла, я остановилась в центре. «Больше здесь ничего хорошего не будет. Ни праздников в весёлых компаниях, ни вечеров вдвоём с любимым. Авария и сновидения перечеркнули всё. Жирненькой такой чертой перечеркнули, которая оставила отметины и на моём теле».
Подойдя к зеркальной двери шкафа, я стянула парик, прикрывающий голову со шрамами, на которых волосы не росли, и уставилась на себя, а затем в порыве ярости ударила по зеркалу и начала оседать на пол, содрогаясь от боли и рыданий.