Софи Лорен

Глава 15 ЗАТВОРНИЧЕСТВО В ШВЕЙЦАРИИ

Софи никогда не забудет 30 марта 1968 года. "Карло был в Лондоне, когда я обнаружила, что беременна, — вспоминала она. — Я позвонила ему, однако прежде, чем смогла что-нибудь сказать, он спросил: "В чем дело?"

"Я жду ребенка", — ответила я ему. Он чуть не вскричал: "О нет! Не надо повторять все снова!" Карло боялся за меня, боялся очередного выкидыша".

Опасаясь даже выходить из дома, не говоря уже о том, чтобы лететь на самолете в Женеву, Софи договорилась о прилете доктора Ваттевилля в Рим, чтобы обсудить стратегию ее поведения, причем как можно быстрее, как только Понти вернется из Лондона. Позже она вспоминала, что Ваттевилль "сказал Карло, что с этого момента мне придется вести жизнь обыкновенной женщины, а не кинозвезды". "Он предписал мне, — продолжала актриса, — больше отдыха и больше оптимизма, и велел оставаться в постели в течение следующих четырех или пяти месяцев. Если за это время ничего не случится, то мне придется пролежать вообще все девять месяцев".

К следующему утру чета Понти решила, что Софи следует немедленно лететь в Женеву с Ваттевиллем и оставаться там под его личным наблюдением до тех пор, пока не родится ребенок. Понти тут же позвонил по телефону и заказал номер для Софи в отеле "Интерконтиненталь", а она в это время проходила тесты в клинике доктора.

"Они делали двадцатичетырехчасовые анализы мочи, что позволило выявить очень низкий уровень эстрогена, — вспоминала Софи. — Доктор сделал мне укол, и я была пока в порядке, поэтому он начал с того, что каждую неделю я проходила тест на эстроген, за которым следовал очередной укол". Эстроген — это гормон, который питает верхний слой матки во время беременности. Доктор считал, что именно его недостаток и стал причиной двух предыдущих выкидышей Софи.

Ваттевилль также предписал Софи транквилизаторы и таблетки для сна, которые сначала изнуряли ее, поскольку она никогда прежде их не принимала и ее организм не был готов к ним. Позже на пресс-конференции доктор утверждал, что он часто прописывает своим пациентам седативные средства, "потому что эмоциональный стресс может привести к смещениям матки и вызвать выкидыш. Когда это повторяется, беспокойство пациента усиливается, поэтому нам приходится давать успокоительные, чтобы разорвать порочный круг, убеждая женщин, что на этот раз все будет хорошо".

Софи решила на все время беременности остановиться в отеле "Интерконтиненталь". Из ее окна открывался прекрасный вид на Женевское озеро и Альпы. Отель был расположен в тихом районе города возле европейской штаб-квартиры ООН. Двойной номер в отеле сдавался за 85 швейцарских франков (около 21 доллара) за ночь, однако роскошный номер Софи на восемнадцатом этаже стоил 4200 франков (около 1050 долларов) за неделю — астрономическая сумма для 1968 года, особенно если учесть, что актриса намеревалась провести там девять месяцев.

Когда позволяли дела, Понти приезжал к Софи на выходные, однако постоянно при ней находилась секретарша Инес Брушиа. Софи настаивала, чтобы мать и сестра оставались в Риме. Она боялась, что, если вся семья соберется вместе, это будет для нее слишком большой эмоциональной нагрузкой.

Временное жилище Софи состояло из гостиной, двух спален с ванными и небольшой кухни, которую по ее просьбе переделали, установив там бытовые приборы, к которым она привыкла у себя дома. Хотя доктор Ваттевилль прописал Софи постельный режим, ей разрешили в первые месяцы вставать на час три раза в день, но чтобы это не утомляло ее. Она наблюдала, как Инес готовит еду, иногда они играли в карты или смотрели телевизор.

Софи отказывалась от услуг персонала отеля, так как боялась их назойливости или, хуже того, что под видом служащего к ней проникнет репортер или папарацци. "Мы сами готовили себе еду, — вспоминала она. — Очень простую и почти без соли и жира. Чаще всего это были макаронные изделия, но без густой подливки. Однажды мне очень захотелось мороженого, и Инес принесла немного, но самое обычное, без ничего".

Только близкие родственники знали о местопребывании Софи, однако, когда уборщица, приходившая в дом ее матери, случайно услышала телефонный разговор и продала его содержание газете "La Stampa" (Печать) за 50 тысяч лир, женевский "Интерконтиненталь" начали штурмовать толпы журналистов. К счастью, вышколенные охранники отеля ни разу не позволили газетчикам пройти дальше коридора.

Доктор Ваттевилль подтвердил, что Софи является его пациенткой, кратко рассказал о предыдущих выкидышах и призвал всех уважать частную жизнь актрисы и не делать ничего такого, что могло бы повредить ей. В результате освещение нового положения Софи в прессе было удивительным как по своим международным масштабам, так и по изобретательности авторов статей. Так, в одной немецкой бульварной газетенке сообщалось, что Софи прячется вместе с неаполитанской девушкой, ожидающей ребенка, чтобы затем купить его у матери и выдавать за своего.

Но были и совсем другого рода отклики. Проблемы Софи, казалось, затронули сердца людей во всем мире, особенно тех, кто сам пережил подобное. Открытки, письма, телеграммы и цветы поступали из всех стран, в том числе из Японии и Аргентины, а затем последовали посылки с детской одеждой и игрушками, некоторые были сделаны своими руками.

Казалось, что многие из католиков также простили Софи ее "вину". Священники и монахини писали, что они молятся о ней. Ее поклонники присылали крестики, медальоны и фигурки Мадонны и своих любимых святых.

"Иногда мне казалось, что мой ребенок будет принадлежать не только мне и Карло, а всему миру, — вспоминала Софи. — Когда солдат, воюющий во Вьетнаме, написал мне, что он молится за меня, это было действительно очень трогательно".

Софи верила, что участие людей ей очень помогло. "Чудесно было сознавать, что люди, не знакомые со мной лично, только по фильмам, относились ко мне как к сестре, — говорила актриса впоследствии. — Не могу точно сказать, почему так случилось, но скорее всего из-за того, что в своих фильмах я играла обычные человеческие характеры, обыкновенных людей — крестьян, матерей, и поэтому моя проблема заставляла многих беспокоиться обо мне. Они считали меня своей и относились ко мне как к близкому человеку. Более того, читая между строк в колонках газет для сплетен, люди понимали, что мое страстное желание иметь ребенка — очень искреннее и глубокое. Вот почему они, должно быть, следили за моей жизнью с такой любовью и нежностью".

Доктор Ваттевилль или кто-то из его персонала приходили каждый день, чтобы проконтролировать состояние Софи. Когда пошел третий месяц беременности, она стала бояться, что все повторится снова. Ее страхи усилились после того, как она начала испытывать тошноту и головокружение. Однако доктор сделал ей инъекцию большой дозы эстрогена, и к следующему дню кризис миновал и она опять почувствовала себя хорошо.

В течение какого-то времени Софи еще нервничала, но когда доктор Ваттевилль принес в ее номер звукоусиливающий аппарат, чтобы она могла слышать биение сердца своего младенца, актриса успокоилась. Правда, поначалу казалось, что ее худшие опасения подтверждаются: когда доктор приложил насадку зонда к ее животу, она ничего не услышала. Но минут через двадцать вдруг уловила внутри себя новый ритм и заплакала от радости.

"Я могла слушать это чудесное постоянное биение в течение всего оставшегося дня, — вспоминала она впоследствии. — И очень досадовала, когда доктор в конце концов отсоединил прибор и унес его. Это был один из величайших моментов в моей жизни".

После четырех месяцев, проведенных в номере отеля, Софи заскучала и постаралась найти себе какое-нибудь занятие. "У меня появилась блестящая идея — отвечать на послания моих поклонников. Однако чем больше я их отправляла, тем больше писем ко мне приходило. Наконец они просто завалили меня. Тогда я оставила свое занятие и начала больше времени проводить на кухне, что с моей стороны было не очень разумно, так как доктор рекомендовал не оставаться долго на ногах".

Однако это вдохновило Софи начать писать кулинарную книгу или, по крайней мере, делать для нее заготовки. В блокноте, который она держала возле своей постели, Софи начала записывать рецепты, которые помнила сама или подсказывала ее секретарша или родственники и друзья. Каждый день Инес готовила блюда по одному или двум из этих рецептов, а затем они ставили им оценку в специальной картотеке, руководствуясь своими вкусовыми ощущениями.

Карло Понти часто приезжал к жене из Рима или Лондона, где Фред Циннеманн развернул подготовку к фильму "Судьба человека". Кроме того, Понти запустил в производство еще две работы для студии "МГМ". Первая — любовный фильм "Лучший маленький домик в Лондоне", его начал ставить режиссер Филипп Савиль. Эта картина предназначалась для дальнейшей раскрутки Дэвида Хэммингса, звезды фильма "Крупным планом", который на этот раз играл двойную роль: закоренелого бабника и мужчину-девственника.

В Италии Понти снова пригласил Витторио Де Сика сделать фильм с Марчелло Мастроянни, однако впервые им предстояло вместе работать на английском языке, на этот раз над романтической мелодрамой "Место для любовников". Беременность Софи не позволила ей участвовать в этом проекте, который первоначально назывался "Аманти" ("Влюбленные") и весь сюжет которого строился вокруг героини, страдающей от неизлечимой болезни. Понти был рад, когда "МГМ" вместо Софи пригласила Фэй Дануэй, ставшую очень популярной после выдвижения на "Оскара" за фильм "Бонни и Клайд".

Однако позже ему пришлось пожалеть об этом, когда Мастроянни и Дануэй действительно влюбились друг в друга и едва не погубили себя в страстном, бурно развивающемся романе, который мог разрушить жизнь обоих, как это и было по сюжету фильма.

Хотя Понти не хотел, чтобы в прессе появлялись сведения о Софи, он уже подготовил ее возвращение в кино, которое должно было быть первоклассным, чтобы стереть из памяти зрителей и студий длинную цепочку ее предыдущих неудач. Нечего и говорить, что Понти обратился за помощью к Де Сика и писателю Чезаре Дзаваттини. Он попросил их придумать какой-нибудь сюжет для Софи и Мастроянни. Может быть, что-то эпическое, вроде "Доктора Живаго", чтобы актеры не замыкались только на комедийном жанре.

В Женеве Софи встретила свой тридцать четвертый день рождения. А затем начала писать рождественские открытки и посылала Инес покупать подарки, которые она собиралась отправить на праздники своим родственникам и друзьям. Во время последних недель беременности она смягчилась и послала за матерью и сестрой, потому что ей нужна была моральная поддержка. Карло Понти тоже отменил все свои дела и присоединился к ним.

Доктор, учитывая прежние проблемы Софи, предполагал, что, возможно, придется делать кесарево сечение, однако теперь это решение оказалось единственно возможным, так как ребенок перевернулся в утробе матери и занял положение ножками вперед. Эта ситуация опасна тем, что головка ребенка может запутаться в пуповине.

Так как Софи в какой-то степени могла выбрать дату рождения сама, то сначала доктор посоветовал ей остановиться на 25 декабре, счастливом дне для чудес — ведь она молилась о чуде. Однако из-за рождественских праздников число сотрудников больницы было сокращено, а Ваттевилль не хотел дополнительного риска и поэтому порекомендовал подождать до 29 декабря. Рано утром накануне Софи покинула свой номер в "Интерконтинентале", в специальной коляске ее доставили ко входу отеля, где ждала машина, и отвезли в женевскую кантональную клинику. В пять утра ни одного репортера или фотографа не оказалось в засаде около отеля.

В своей комнате в родильном отделении больницы Софи заметила плетеную колыбель, которая стояла возле постели. "Я попросила, чтобы ее временно убрали, — вспоминала она. — Я знала, что на следующий день там будет лежать мой ребенок, однако не хотела рисковать. Когда сестра, видя, как я нервничаю, попыталась успокоить меня и спросила, как я назову ребенка, я резко ответила ей, что не знаю, хотя на самом деле, конечно, давно уже придумала. До самого конца я не позволяла себе верить, что действительно увижу своего ребенка".

Пока в ее палату на следующее утро не вкатили каталку, чтобы отвезти в операционную, Софи мало думала о кесаревом сечении, однако сейчас ее охватил ужас. Она смотрела на свой живот, где доктор собирался сделать разрез, и ждала, когда анестезиолог подготовит ее к операции. Софи вспоминала позже, что до того мгновения, как перестала контролировать себя, она все время думала, что ребенок мертв. "Я продолжала слышать голос, говоривший: "Он мертв, он мертв, твой ребенок мертв". Уже в полудреме я начала всхлипывать: "Не дайте ему умереть, прошу вас".

Позже Софи жаловалась, что дозы анестезии оказалось недостаточно: стоило ей немного повернуться, как тут же возникла резкая боль. Однако все это были пустяки по сравнению с тем, что она услышала, когда открыла глаза. Склонившийся над ней доктор произнес: "У вас чудесный ребенок, мальчик". Однако ее сына уже унесли в специальный инкубатор для обслуживания младенцев, и она не верила своему счастью до тех пор, пока малыш не оказался у нее на руках.

К этому времени Понти был уже у ее постели. "Наконец… наконец это произошло, теперь я тебе настоящая жена", — сказала она ему. Понти все время целовал ее и шептал на ухо какие-то нежные глупости.

Ребенок весил около трех килограммов. У него на попке была небольшая ранка — след от скальпеля доктора, случайно задевшего его во время операции.

По итальянской традиции, новорожденного назвали по отцу, чье второе имя было Хуберт; в честь доктора, который помогал появиться ему на свет, и Леони — в честь дедушки. Однако вскоре все в семье звали его не иначе как Чиппи (инициалы Карло Понти, если произносить их по-итальянски, — Чи Пи).

Тем временем средства массовой информации старались сообщить как можно больше деталей об этом событии. Чтобы удовлетворить интерес людей, Софи и Понти согласились на следующий день встретиться с журналистами в главном конференц-зале клиники. Вместе с корреспондентами, прилетевшими из Италии и других стран Европы, всего там собралось более четырех сотен репортеров и фотографов — быть может, больше, чем во времена пресс-конференций после фильмов актрисы.

Софи была еще слишком слаба и не могла встать с постели, не говоря уже о том, чтобы отвечать на вопросы. Однако она согласилась "приехать" в зал на передвижной кровати с ребенком на руках, чтобы фотографы могли сделать снимки, а телеоператоры — снять небольшой фильм. Ей помогали восемь медицинских сестер. Обо всем, что касалось семьи, говорил Карло Понти, а доктор Ваттевилль и его сотрудники отвечали на вопросы медицинского характера.

Понти вызвал у присутствующих что-то наподобие усмешек, когда объявил довольно помпезно: "Этот ребенок является триумфом для женщины, о котором должны знать все в мире". Выражая признательность семьи, сказал он, они жертвуют миллион долларов консультационному центру, который собирается открыть доктор Ваттевилль. Подарок четы Понти пойдет на покупку ряда старых жилых домов в пригороде Женевы для строительства на их месте новых корпусов клиники.

"Богатые будут платить за консультации, а бедные смогут получать их бесплатно, — сказал Понти. — Такого центра пока нет нигде в мире. Мы очень нуждаемся в нем, особенно в Европе".

Доктор Ваттевилль затем описал ситуацию более подробно. Он сказал: "Центр прежде всего предназначается для женщин, приезжающих из-за границы и имеющих особые проблемы, но которым нет необходимости долго оставаться в больнице, а также тем, кто по каким-то причинам не может жить в отелях и пользоваться услугами амбулаторно. Кроме них, центром смогут воспользоваться и мужчины — для лечения бесплодия и решения связанных с ним вопросов".

На второй неделе января 1969 года наступило время выписываться из клиники, но Софи старалась найти причины задержаться, так как боялась, что Чиппи может подвергнуться эпидемии гонконгского гриппа, который в это время свирепствовал в Швейцарии. Она превратила свою больничную палату в зону безопасности, попросив персонал тщательно закрыть окна и заставляя посетителей надевать марлевые повязки. Она забрала Чиппи от больничных сестер и сама ухаживала за ним: кормила, купала, меняла пеленки. Позже Софи признавала, что в то время ее заботливость, возможно, переходила разумные границы и что она была излишне обеспокоенной молодой мамой.

Когда Чиппи исполнился месяц, Софи договорилась с католическим священником, чтобы тот пришел в клинику и исполнил таинство крещения ребенка. Понти прилетел на эту церемонию из Рима, привезя с собой сестру Софи Марию, выбранную крестной матерью. Доктор Ваттевилль принял приглашение четы Понти стать крестным отцом мальчика.

И только в середине февраля, через пятьдесят дней после рождения Чиппи, мать и сын наконец выписались из клиники, и то только потому, что на этом настаивало руководство клиники. Софи ничего другого не оставалось, как вернуться в Рим, где и ей и ее ребенку могли обеспечить необходимый уход. К этому времени она не была дома почти год.

После рождения сына Софи получила огромное число разнообразных детских подарков, прибывших изо всех уголков мира, которые она просто не могла забрать с собой. Среди них были две замечательные картины в "наивном стиле" на религиозную тему, нарисованные художниками-любителями из Югославии и Румынии. К трем годам Чиппи так привык к этим работам в стиле "наив", что начал требовать других таких же. Родители скупали их во множестве, часто платя на выставках сумасшедшую цену — от 750 долларов и выше, — которую запрашивали дилеры, когда узнавали покупателей.

Среди подарков была еще одна картина в рамочке трехлетнего Джесона Эммануэля Гулда с подписью от его матери Барбры Стрейзанд, ребенок которой появился в один день с Чиппи — 29 декабря, и также в результате кесаревою сечения. Две звезды очень привязались друг к другу, когда случайно встретились на гала-представлении в Лондоне два года назад. "Если бы я могла петь, как ты", — вздыхала Софи, на что Стрейзанд отвечала: "Если бы я была такой же красивой, как ты, мне вообще не пришлось бы открывать рот".

Перед тем как улететь обратно в Италию, Софи наняла молодую швейцарскую монахиню по имени Рут Бапст для сопровождения их в поездке, а затем и для постоянного проживания на вилле Понти. Бапст говорила на нескольких языках и со временем могла заняться обучением Чиппи.

Вернувшись в Рим, Софи все-таки волновалась за своего младенца по каждому пустяку. Она купила магнитофон и старалась записать каждый звук, который произносил Чиппи. Тацио Секьяроли, фотограф, который всегда работал в итальянских картинах Софи, раз в неделю делал снимки для семейного альбома. Софи также убедила Понти нанять кинооператора, работавшего на шестнадцатимиллиметровой пленке, чтобы каждый месяц снимать, как взрослеет их малыш.

"Весь день Софи хлопотала вокруг младенца, — вспоминала ее подруга. — Если она не возилась с Чиппи, то говорила о нем: сколько он ест или как быстро растет. Она всегда обнимала его обеими руками, словно боялась, что их разлучат. Она никому не разрешала дотрагиваться до него, кроме няни. Даже своей секретарше и бабушке и очень редко отцу мальчика!"

Фотограф Секьяроли вспоминал время, когда Софи была убеждена, что у Чиппи пропадает голос. "Крик ребенка становится более слабым", — паниковала Софи, однако няня-швейцарка пыталась объяснить, что она дала ему немного апельсинового сока, кислота которого чуть меняет тембр голоса. Однако Софи все равно волновалась и, как мне показалось, готова была позвонить в Женеву, чтобы проконсультироваться с врачом. Однако я сказал ей, что наблюдал то же у моих собственных детей, особенно если сок был холодным. Софи посмотрела на меня так, словно я спас ей жизнь".

Софи перестала кормить ребенка в три месяца. "Он больше не нуждался в моем молоке, — говорила она позже. — Даже за один месяц мать передает ребенку все защитные средства, в которых он нуждается. Еда и молочные продукты, которые сейчас делают, так же хороши, как и материнское молоко". Однако она не доверяла никаким консервам. Все готовилось на ее кухне из свежих продуктов.

Хотя вилла Понти была окружена стеной и хорошо охранялась, Софи все еще приходилось беспокоиться о папарацци. "Фотографы с длинными объективами на своих аппаратах прятались на холмах и старались тайком сфотографировать меня, когда я катала ребенка в саду, — сказала она в одном из редких интервью в то время. — Это смешно. Когда вы делаете одну определенную фотографию, нет смысла повторять ее снова и снова, однако самое забавное, какими подписями они сопровождают свои снимки в газетах. Если я выхожу на прогулку с ребенком в старой одежде и без прически, они меня за это критикуют, называют затворницей и говорят, что я целиком поглощена моим мальчиком. Конечно, я без ума от него. А какая молодая мать не бывает такой? Кто это отрицает?"

У Софи было мало поводов отлучаться с виллы Понти, потому что там имелось все для воспитания ребенка. Даже миниатюрный зоопарк, ожидающий того времени, когда Чиппи подрастет, чтобы оценить его богатство. Понти уже заселил его фазанами, кроликами и утками. Вскоре должны были прибыть пара молодых оленей и несколько экзотических птиц.

В конце весны 1969 года длинный перерыв, начавшийся после съемок в фильме "Эти призраки", работу над которым Софи закончила еще два года назад, наконец-то завершился, когда Понти заключил соглашение на ее участие в новом проекте. Выпущенные на экраны во время затворничества Софи в Швейцарии, "Призраки" прошли по экранам настолько быстро, что их успело посмотреть очень мало зрителей. Фильм стал ее пятой подряд дорогостоящей неудачей, и Понти пришлось срочно что-то придумывать. У него было два престижных проекта, с помощью которых он надеялся переломить эту тенденцию, однако некоторые производственные моменты, связанные с реализацией второго проекта, Софи не понравились, и Понти пришлось исключить актрису из своих планов.

Это было связано с одной из ведущих ролей в "Судьбе человека". Софи очень понравился сценарий, который был написан Хэном Сьюином, автором фильма "Любовь — это такая великолепная штука", однако перспектива провести три месяца на съемках на Дальнем Востоке и еще четыре месяца, снимая камерные сцены на студии "Шеппертон" в Англии, казались таким долгим сроком, что молодая мать не могла себе этого позволить. Ей пришлось бы взять Чиппи с собой или оставить его в Риме с няней, но ни один из вариантов ей не нравился, потому что она продолжала опасаться за здоровье ребенка.

Однако у Софи не было весомых причин отвергнуть "Подсолнухи", фильм, который Де Сика и Чезаре Дзаваттини написали специально для нее и Марчелло Мастроянни. Хотя пришлось бы на четыре недели уехать в Советский Союз, большинство сцен все-таки снимались в Риме на студии "Чиначитта". Если бы с ребенком что-нибудь случилось, пока чета Понти отсутствовала на родине, она могла добраться домой из Москвы всего за три часа.

Поскольку "МГМ" уже выделила 18 миллионов долларов на "Судьбу человека", она не хотела затратить еще 10 миллионов на "Подсолнухи". Поэтому Понти обратился к своему бывшему сопродюсеру Джозефу Левину. Они в очередной раз расстались из-за споров о дележе прибыли, на этот раз — от фильмов "Вчера, сегодня, завтра" и "Брак по-итальянски". Однако оба были готовы простить друг друга и забыть прошлые недоразумения. Понти нуждался в финансировании, а Левину требовалась большая престижная картина, чтобы произвести впечатление на корпорацию "Авко", новых владельцев его студии "Эмбасси пикчерс".

В "Подсолнухах" рассказывалось о неаполитанской паре, в которой молодые были разлучены друг с другом в начале Второй мировой войны. После того как мужа Антонио посылают солдатом на русский фронт, Джованна не получает о нем никаких сведений и в конце концов приходит к убеждению, что его там убили. Пять лет спустя, когда война заканчивается, она пытается получить от властей подтверждение о его смерти. Однако в архивах не обнаруживается сведений о гибели Антонио, и она решает ехать в Россию, чтобы там продолжить свои поиски. Кто-то рассказывает ей, что Антонио мог попасть в концентрационный лагерь и погибнуть там. После бесплодной недели, проведенной в Москве, она направляется на Украину. Джованна любуется полями, расцвеченными первыми летними подсолнухами, и они возвращают ей надежду, что ее муж все еще жив.

Так оно и происходит. Однако, страдая от потери памяти, вследствие контузии, полученной во время боя, Антонио давно женился на местной крестьянке, которая спасла его жизнь, родила от него дочь, и не узнает Джованну, когда они встречаются. Молодая женщина расстроена, торопливо возвращается в Италию, чтобы забыть предыдущую жизнь и начать совершенно новую. Вскоре она выходит замуж, и у нее появляется сын. Проходит несколько лет. К Антонио частично возвращается память, и он получает разрешение посетить свою родину. Конечно, Джованна и Антонио снова влюбляются друг в друга. Однако после короткого и бурного романа оба понимают, что должны вернуться к своим семьям.

Очень романтическая и в чем-то даже трагическая "мыльная опера" была совершенно новым направлением работы для Де Сика и Чезаре Дзаваттини, написавших сценарий под давлением Понти, который просил от них душещипательной истории, в чем-то сравнимой с "Доктором Живаго". Понти договорился с "Мосфильмом", главной киностудией СССР, предоставить оборудование и все необходимое для съемок. Впервые советское правительство разрешило деятелям кино Запада работать в своей стране. Понти надеялся, что этот проект позволит ему выйти на полномасштабное сотрудничество с "Мосфильмом". Он еще не отказался от идеи снять Софи в "Анне Карениной" Толстого, которую, возможно, ставил бы Лукино Висконти.

К тому времени, когда летом 1969 года Понти был готов начать "Подсолнухи", его предыдущая работа с Де Сика, Мастроянни и Фэй Дануэй "Место для влюбленных" только что вышла на экраны США. Прокатом занималась "МГМ", но очень скоро разочаровалась в своем выборе, так как фильм стал предметом насмешек у деятелей кино. Один уважаемый американский критик назвал его "самой ужасной картиной, которую я когда-либо видел". Другие предрекали конец Де Сика и Мастроянни и крушение надежд Дануэй стать звездой первой величины. Студия в этот момент готова была отменить "Подсолнухи", но, к счастью для Понти, этого не произошло.

Мастроянни позже утверждал, что он подписал контракт на свое участие в "Подсолнухах" только из-за возможности посетить Россию. Среди основных исполнителей этого фильма только он и Софи были из Италии. Все другие роли исполняли русские актеры. Сыграть Машу, крестьянскую жену Антонио, Де Сика пригласил одну из самых ярких звезд советского кино — Людмилу Савельеву, которая была известна на Западе в роли Наташи Ростовой в картине "Война и мир" Сергея Бондарчука, завоевавшей "Оскара".

Поскольку фильмы Софи редко имели роли, которые предоставляли возможность другим актрисам проявить себя (среди недавних исключений в этом отношении выделялись "Две женщины"), она была не очень довольна выбором на роль Савельевой. Хотя у них не много совместных сцен, Софи опасалась, что Савельева могла перетянуть внимание на себя, особенно в эпизодах с Мастроянни. Она также ревниво относилась к тому, что Де Сика все время проводит с русской, готовя ее к съемкам.

Софи делилась опасениями с членами своей команды, которые всегда критиковали игру Савельевой, особенно за то, что ей помогает Де Сика. Однако критические обсуждения привели к противоположным результатам — режиссер начал уделять Савельевой еще больше внимания и времени. Однако, как жена продюсера, Софи могла впоследствии прибегнуть к более решительным мерам. Говорят, она настояла, чтобы при конечном монтаже фильма сцены с Савельевой были по возможности максимально урезаны.

Российские зрители показались Софи еще более приветливыми, чем они были во время ее первого визита на Московский кинофестиваль в 1965 году. "Они просят автограф, дарят вам фрукты, цветы или что-нибудь на обмен, — говорила она позже. — В ресторанах они всегда посылали на наш стол икру и водку. Русские считают, что, если вы дадите им что-нибудь, они обязаны вас отблагодарить. Это замечательная идея. Они напоминают мне неаполитанцев. В них есть что-то открытое. Они всегда дружелюбны, когда вы общаетесь с ними".

После недолгого пребывания в России группа вернулась в Рим для завершения работы над "Подсолнухами". Чета Понти не могла противиться предложению Де Сика — снять Карло Понти-младшего в маленькой роли сына Софи. Мальчику исполнилось восемь месяцев, у него были черные волосы, большие глаза и оливковая кожа, как у матери, а округлое и упитанное лицо — скорее отцовское. Его папу в фильме играл темноволосый симпатичный Джермано Лонго.

Почему бы и нет? Софи обговорила условия с Де Сика. Режиссер должен был приехать на виллу Понти только с минимумом сотрудников, с небольшим переносным оборудованием и необходимыми декорациями. По сюжету требовались несколько крупных планов лица ребенка и сцен общего плана — Чиппи в деревянной люльке радостно посасывает соску. Де Сика предсказывал, что "игра" юного актера позволит ему завоевать "Оскара" "за лучшее гугуканье года".

Софи вздохнула с облегчением, когда работа над "Подсолнухами" закончилась и она смогла вернуться домой, чтобы полностью приступить к обязанностям матери. У Понти не было определенных планов в отношении ее следующего фильма, хотя он рассматривал несколько возможностей, в том числе и "Анну Каренину" и один из вестернов Серджио Леоне, в котором она должна была сыграть со Стивом Мак-Куином.

Чтобы отметить завершение "Подсолнухов", Понти сказал Софи, что он собирается купить ей самый крупный бриллиант в мире, в шестьдесят девять каратов, выставляемый на аукционе в парке Берне в Нью-Йорке.

Поскольку Понти пользовался услугами посредника, он так никогда и не открыл, удалось ли ему перебить предложения других воротил бизнеса, таких как Аристотель Онассис, Ричард Бартон и президент фирмы Картье. Но в конце концов выяснилось, что драгоценность ушла к Картье, предложившему за нее 1,05 миллиона долларов. Однако Элизабет Тейлор Бартон была настолько расстроена этим, что впоследствии ее муж выкупил камень у Картье за 1,1 миллиона долларов.

В новостях сообщалось, что Тейлор является владелицей бриллианта длиной и толщиной в дюйм, и это поднимало ее до положения королевы, и что такой камень слишком дорог, чтобы Софи могла его приобрести. Когда условия сделки стали известны, Софи сказала репортеру: "Карло мог бы купить этот камень, если бы захотел. Однако до начала аукциона он узнал у специалистов его настоящую цену и решил не предлагать более 700 тысяч долларов, что намного меньше, чем заплатили Бартоны. Уверяю вас, Карло прекрасно разбирается в драгоценностях".

Тем временем Понти начинал новый проект — "Судьбу человека", с бюджетом в 10 миллионов долларов, к которому Фред Циннеманн готовился почти три года. Лив Ульманн, ставшая мировой звездой, снимаясь в шведских фильмах режиссера и своего любовника Ингмара Бергмана, подписала контракт на главную женскую роль вместо Софи. Среди других звезд были Питер Финч, Дэвид Нивен, Макс Фон Зюдов и Эйджи Окада, японская актриса, сыгравшая в фильме "Хиросима — любовь моя". Треть картины должна была сниматься в Сингапуре и Малайзии (действия происходят в Китае в 1927 году), а остальные — на студии "Борехэм", возле Лондона, принадлежавшей "МГМ".

За три дня до начала первых репетиций руководство голливудской студии пригласило Понти и Циннеманна на встречу в Лондон. "МГМ" недавно приобрел магнат Кирк Киркориан, который теперь предпринимал решительные шаги по пересмотру программ выпуска новых фильмов — этим занимался новый руководитель производственного отдела Джеймс Обрей. Помощники студии обратили внимание бухгалтерии, что большинство предыдущих фильмов Понти с "МГМ" значительно превышали первоначальный бюджет. Единственными исключениями были "Доктор Живаго" и "Крупным планом". Такой перерасход стоил "МГМ" многих миллионов.

Хотя студия выделила всего 10 миллионов долларов на "Судьбу человека", Понти и Фред Циннеманн уже истратили из них четыре на подготовку, в том числе на написание сценария, подбор исполнителей и технического персонала, постройку декораций и тому подобные подготовительные работы. Учитывая предстоящие шестимесячные съемки, а также непредсказуемость погоды на Дальнем Востоке, руководство "МГМ" стало беспокоиться, что ко времени окончания фильма расходы на него удвоятся.

"Метро-Голдвин-Майер" поставила перед Понти жесткие условия — попросила подписать гарантию, что все суммы свыше 10 миллионов он будет оплачивать сам. Понти подумал и отказался. Он никогда не вкладывал свои деньги, если мог этого избежать. "МГМ" пригрозила отменить проект, если Понти не изменит решения. Однако тот посчитал, что студия блефует. Он не мог поверить, что она способна отложить такой престижный проект, режиссером которого является Фред Циннеманн — один из величайших мастеров Голливуда.

Однако, когда Понти продолжал сопротивляться новым условиям, "МГМ" пошла на решительный шаг и 18 ноября 1969 года официально отменила съемки "Судьбы человека". Это всколыхнуло всю индустрию кино, и "МГМ" получила осуждение от Гильдии режиссеров кино и других работников кинопромышленности. Понти надеялся, что выражение симпатии поможет ему заключить сделку с какой-нибудь другой крупной студией, но этого не произошло. Одна из основных причин заключалась в том, что Понти обязан был выплатить "МГМ" более 4 миллионов долларов, затраченных на проект. Чтобы возобновить работу над "Судьбой человека", теперь требовалось по крайней мере 15 миллионов долларов, а такую сумму вряд ли кто-то мог выделить в 1969–1970 годах.

Отмена проекта негативно сказалась на карьере Фреда Циннеманна, так как привела к семилетнему перерыву между его предыдущей работой в 1966 году "Человек на все времена" и следующей, которая появилась только в 1973 году, — "День Шакала". Что касается Понти, то он восстановился очень быстро, однако с "МГМ" никогда больше не работал. Их союз закончился окончательно и разгромно спустя два месяца, в январе 1970 года, когда студия в конце концов решила: выпустить "Забриски Пойнт", второй фильм Понти с режиссером Микеланджело Антониони. Резкая атака на материализм и американский образ жизни вызвали некоторые противоречия с цензорами, как было и с фильмом "Крупным планом", но вторая картина не имела такого же успеха. В целом "МГМ" понесла из-за нее убытки в 6 миллионов долларов.

Понти необходим был яркий успех, чтобы восстановить доверие Голливуда к себе как к продюсеру. Он надеялся, что "Подсолнухи" — вполне подходящий для этого проект. Понти и Джо Левин решили, что сначала покажут фильм в Европе, предварив прокат мощной рекламной кампанией. Они потратили 250 тысяч долларов на международную прессу, готовя мировую премьеру фильма. Как это удалось Понти, никто не знает, но президент Италии Джузеппе Сарагат согласился стать патроном премьеры, которая должна была состояться в Римском оперном театре 15 марта. Кроме того, продюсер заручился поддержкой и Международного Красного Креста.

Хотя Софи не очень понравилась идея мужа, Понти убедил ее устроить в честь премьеры празднование на их вилле для репортеров, редакторов и других газетчиков, которые готовы были прилететь туда со всего мира. Впервые прессу допустили в поместье Понти. Однако фотографам вход был воспрещен, кроме тех, которых пригласили сами Понти и Левин. Помимо обычной охраны, безопасность поместья обеспечивали пятьдесят вооруженных стражей порядка.

На премьеру, которая состоялась ночью, Софи прибыла в великолепном платье, отделанном золотом, однако была ошикана группой папарацци, которые до этого безуспешно пытались попасть на вечер в имение. Позже, во время показа "Подсолнухов", зрители разразились бурными аплодисментами, когда увидели Карло Понти-младшего, что, несомненно, порадовало гордых родителей, сидевших в королевской ложе оперного театра.

Благодаря огромной рекламной кампании "Подсолнухи" собрали рекордное количество зрителей в Италии и остальных странах Европы. Правда, рецензии на фильм были не самыми хорошими, но в Европе критики не слишком влияют на посещаемость кинотеатров, и это явилось одной из причин, почему "Подсолнухи" прошли в Европе раньше, чем в США.