Сокровища древнего Искера

Доброе утро

Просыпаться в объятиях мужчины было хорошо и приятно. Крепкие руки обнимали Алису сзади, прижимая ее спиной к твёрдой груди, и она легонько потерлась о них щекой. Солнце светило на неё через одну из дыр в стене, рядом с ее головой по одеялу ползла торопливая букашка, и откуда-то доносился восхитительный запах блинчиков.

Алиса потянулась, ощущая и усталость всего тела, и приятную истому, и воспоминания крошечными вспышками озарили ее сознание. Ночь была… невероятной. Их было трое, и они сотворили целый мир, новую вселенную прямо здесь, в старом покосившемся доме.

Алиса помнила обо всех своих сомнениях, предубеждениях и внутренних запретах на двух мужчинах для неё одной, но в это мгновение — в заботливых объятиях одного из них, на смятых и еще теплых одеялах — она была рада, что поверила им, доверилась им и открылась им. Это было ни на что не похожее чувство — быть любимой двумя. Такими разными в поступках и такими одинаковыми в желаниях. Эти двое могли бы быть одним целым, и на какое-то мгновение этой ночью они им и стали, окружив Алису нежной лаской и грубой требовательностью.

Она чуть покраснела и прикрыла глаза, давая себе ещё мгновение насладиться воспоминаниями и отзвуками ночи в своём теле.

Мужчина рядом с ней заворочался, и она, повернувшись, увидела Хана. Его лицо в свете утреннего солнца было словно соткано из умиротворения, и Алиса, не удержавшись, мягко прикоснулась своей рукой к его чуть колючей щеке.

— Доброе утро, — хрипло прошептал он, не открывая глаз.

— Доброе, — так же тихо ответила она.

— Доброе-доброе, — громко заявил Наран, появляясь из соседней комнаты.

Алиса удивленно обернулась к нему, не ожидая увидеть его в доме, и увиденное поразило ее ещё сильнее. В руках у Нарана был большой поднос, на котором стояли три дымящиеся чашки, несколько тарелок и даже скромный букет ромашек, воткнутый между посудой. Сам Наран улыбался, как Чеширский кот, разглядывая Алису и считывая эмоции с ее лица. Он опустил поднос рядом с ней, заставив ее сесть, прикрывшись одеялом, и присел рядом сам, скрестив ноги по-турецки.

— Ого, — выдохнула Алиса. — Только не говори, что ты это сам готовил.

— Нет, — усмехнулся он в ответ. — Завтрак от бабы Лары. Она сказала, что тебе понравились ее блинчики, и поэтому выдала мне их целую гору.

Алиса пробормотала благодарность, удивляясь такому поступку Нарана. Ей казалось, что забота — это не его конёк. Она ещё раз взглянула на него и увидела, как в его темно-серых глазах, направленных на Хана, промелькнул вызов и даже какое-то превосходство. Она проследила его взгляд и наткнулась на такой злой огонь в глазах второго мужчины, что моментально забыла о подносе с завтраком.

Между ними, между этими двумя напарниками происходило что-то неправильное, что-то плохое, и Алиса даже подумала, что это она ночью сломала их вместо того, чтобы обьединить. Но это настолько не совпадало с ее внутренним ощущением, что она сразу отбросила эту мысль и взволнованно спросила:

— Что происходит?

Хан отбросил одеяло в сторону, чуть не снеся им поднос, и встал, натянув штаны. Он вновь чувствовал злость, и это было настолько непохоже на него, что он сам с трудом находил объяснение в своей голове.

Завтрак в постель — ну что за заезженный штамп! Такое мог придумать только Наран, ни разу в своей жизни не совершивший ничего милого или заботливого. И, конечно, этот поднос был ни чем иным, как вызовом, брошенной в лицо перчаткой, договоренностью о дуэли. Мол, смотри, я забочусь о ней, она меня не прогонит! Она не поступит со мной так, как хочешь ты! И это означало, что Наран прекрасно чувствовал эмоции Хана, видел его протест, замечал его стремление быть только вдвоём. Чувствовал, видел, замечал — и всё равно действовал наперекор, так, как нужно ему одному, так, чтобы быть втроём. Вот так он плевал на желание друга. Вот так он ставил свои интересы превыше всего.

И Хан… Хан не мог сдержать злость и ярость в себе. Да, он стремился всегда быть спокойным и хладнокровным, но как это сделать, когда кровь бурлила от несправедливости, от раздражения, от желания дать сдачи?

Хан шумно дышал, всё же борясь с собой, охлаждая себя, замедляя себя, чтобы не совершить ошибку, чтобы не сделать что-то такое, о чем будет потом жалеть.

В отличии от Нарана, который посматривал на него насмешливо и хотел раскрутить завод друга на максимум. Пусть взорвется, пусть выплеснет гнев — так им будет проще решить, проще определить, проще поделить.

— Расскажешь? Ведь ты это начал, — подначивал его Наран, прокручивая в руке невесть откуда взявшийся ножик.

Хан скрипнул зубами. Он не хотел выглядеть идиотом в глазах Алисы, который сначала сам ее уговаривал, а, добившись согласия, включил задний ход. Вместо этого он перешагнул через поднос и заставил друга встать, схватив того за шиворот.

— Я начал вообще всё, не только это, прорычал Хан. — А ты затеял историю с Луной за моей спиной!

— Так ты жалеешь? — перебил его Наран, продолжая ухмыляться.

— Нет! Но тебе должно быть ясно, почему мне сложно!

— Но тебе не просто сложно, — заметил, чуть прищурившись Наран. — Ты эгоистично хочешь подвинуть меня, единолично хочешь присвоить ее только себе, тогда как она создана для двоих!

Алиса ошарашено смотрела снизу вверх на двух вроде бы друзей, которые сейчас с трудом сдерживали себя, чтобы не начать драку. Из-за неё, опять из-за неё. Они были ночью одним целым — так ей казалось, и, видимо, впечатление это и впрямь было обманчивым. Они оба лишь притворялись, скрывая до поры до времени свои истинные эмоции. В то время как Алиса была с ними открыта и честна.

Это было обидно. Особенно обидно от того, что они сами ее к этому подталкивали, сами избавляли от необходимости выбирать, сами всячески подчеркивали свою исключительность. Заманили ее в ловушку, и так глупо сами шагнули туда вслед за ней.

Алиса отодвинула поднос в сторону, нашла на полу одежду и кое-как натянула ее на себя. Ей нужно было немного пройтись, обдумать их слова и свои чувства. Немного побыть одной. Она бросила взгляд на напарников, которые в пылу ссоры не обращали на неё внимания, и тихо юркнула в приоткрытую дверь на улицу.

Возможно, стоило остаться и дослушать их разговор — наверняка, она узнала бы много интересного из их спора. Но ей не хотелось узнавать больше того, что она уже услышала. Не хотелось становиться свидетельницей их разборок. Не хотелось помнить потом те слова, говорить которые они на самом деле не хотели.

Чего в действительности желала Алиса, так это спокойного завтрака. Легкого разговора, шутливого поедания блинчиков и немного смущенного, но прямого взгляда то в карие глаза, то в темно-серые. Но не вышло. Обладатели тех двух пар глаз решили выяснить то, что следовало выяснить гораздо раньше. До того, как затянули в свои сети Алису. До того, как раскрыли перед ней свой мир. До того, как взорвали ее собственный.

Потому что ей понравилось, и сама мысль возвращения как привычному 1+1 вызывала неприятие и где-то даже сопротивление. Слишком это банально, слишком обыденно. А Алисе теперь нужны были яркость и фееричность. Ей хотелось вновь испытать этот взрыв эмоций и чувств, вновь хотелось раствориться между двумя мужчинами, потеряться между ними, исчезнуть в них обоих.

Она шагала по узкой тропинке, задевая траву кончиками пальцев, хмурясь и не глядя по сторонам. Мысли ее метались между двумя мужчинами и ею самой, то скатываясь в прошедшую ночь, то возвращаясь к сегодняшнему утру. Поэтому она чуть не подпрыгнула на месте, когда услышала, как впереди кто-то позвал ее по имени.

— Алиса!

Она резко подняла голову и уперлась взглядом в мужскую фигуру.

В нескольких метрах от неё стоял Калинин и как-то странно улыбался.