Солмо

Глава 17

Мы добивали узел почти механически. Узел уже не пытался сражаться. Он скулил. Шевелил остатками своих колец, как раздавленный паук. А мы… А мы крушили всё, что подавала признаки жизни. Адский абордаж, который обернулся потерей Зага, напрочь избавил меня от иллюзий. Хотелось бы изучить действующий механизм, а теперь придётся копаться в развалинах, но по-другому нельзя. Нельзя управляющему центру дать хотя бы маленький шанс на восстановление! Если это ему позволить, он снова мгновенно возьмет корабль под контроль. Корабль, из преисподней, который меняется, адаптируется и буквально за считанные минуты способен построить не проходимый лабиринт с ловушками для непрошенных гостей на своем борту. Он создавал не просто ловушки и узлы обороны, он подбирал и изготавливал орудия уничтожения индивидуально, так сказать специально для нас! И при этом он вообще не повторялся.

— Командир, — Баха ткнул рукой в одну из боковых структур. — Тут ещё есть живые цепи. Может сохраним?

— Отрубить, — коротко сказал я.

Выстрелы из бортовых орудий наших скафандров, которые симбиоты уже успели слегка привести в порядок, звучали непрерывно. Камера трещала, осыпалась, умирала.

На шестой минуте сопротивление полностью исчезло. Узел стал пустым, как заброшенный склад. Никакого фона, никакой защиты, никаких микромодулей. Даже гул стих.

Мёртв.

Точнее — в отключке, с повреждениями несовместимыми с дальнейшим существованием.

— Всё, — выдохнула Кира, — готово… Мы его взяли.

— Взяли, — согласился я. — Но рано радоваться. Нам нужен Заг.

Я взглянул на место взрыва.

Туда смотреть было тяжело — будто глядишь на воронку от авиабомбы, зная, что там лежит твой друг.

— Ищем! Симбиотам, сканирование, — приказал я. — Ищем всё, что могло уцелеть: биоостатки, нити симбиота, остатки оборудования и оружия. Мы не оставим тут ничего!

«Запрос принят… — Мой симбиот ещё полностью не восстановился, и реагировал на мои приказы с запозданием — Анализ… Обнаружение: фрагментированные сигнатуры комплекса носителя „Заг“. Состояние: нестабильно-активное».

— Он жив⁈ — выдохнула Кира.

«Вероятность функционирования симбиота — 12 процентов. Носителя — ниже. Но ненулевая».

Нашел его Баха. Мы ковырялись в обломках магистрали, но на саму воронку не обращали внимания. От взрыва Зага должно было как минимум отбросить в сторону, так что искать тело там мне казалось бесперспективным, однако именно в ней инженер и обнаружил то что осталось от моего друга.

— Смотрите. — Баха стоял на коленях у обугленной впадины. Он осторожно убрал лезвием обломок. — Тут… это его симбиот. Или его то, что от него осталось.

И правда — между расплавленными слоями материала виднелся сгусток серой, полупрозрачной биомассы. Он пульсировал. Слабо. Едва заметно. Но жил. На скафандр это больше не было похоже, да и размеры… Он был меньше метра в длину!

И внутри… Я увидел бронепластину. Плечевую. От скафандра Зага.

— Аккуратно! — рявкнула Кира, когда Баха попытался сдвинуть кусок. — Не дай бог еще больше повредишь симбиота…

«Анализ данных… — заговорил со мной мой собственный пассажир. — Уцелевшая структура симбиотического комплекса удерживает носителя на минимальном уровне жизнеподдержания. Происходит глубокое подавление нейроактивности».

— Он… спит? — спросила Кира.

— Он в коме, но пока держится, — ответил я. — Разница большая. Но это хорошие новости. Наши медицинские капсулы на линкоре из таких обрубков нормального человека собирают за неделю. Я и сам, как ты помнишь в таком же состоянии несколько раз был, и ничего, живой и со всеми конечностями. Только вот он, как и мы все теперь не совсем человек… Ладно, даже если он сейчас перестанет подавать признаки жизни, у нас будет несколько часов чтобы доставить его на «Землю» и передать в медотсек, там его реанимируют, я надеюсь.

Мы работали минут двадцать. Осторожно. Пласт за пластом. Словно вытаскивали человека из-под обрушившейся шахты. В конце концов мы расчистили пространство вокруг странного кокона, в который превратились Заг и его симбиот.

Я выдохнул, прикидывая как нам его теперь транспортировать из лабиринта коридоров, камер и уровней захваченного корабля.

— Забираем, — сказал я. — Сейчас же. К чёрту узел. К чёрту всё. Работаем на эвакуацию.

— Командир, — Кира подползла ближе к телу Зага, — он же… он это сделал, чтобы мы выжили.

— Я знаю, — тихо сказал я. — Поэтому он вернётся. Я это ему обещал.

Баха аккуратно сформировал на спине своего скафандра что-то вроде корзины, нести останки нашего товарища придётся ему. Если мы встретим недобитых защитников узла, я и Кира должны быть готовы к бою. Мы уложили Зага туда, так, словно укладывали раненого брата. Симбиот Зага даже попытался поднять слабое поле — видно, хотел защитить носителя, но был слишком измотан.

— Тише, старик, — сказал я. — Теперь мы тебя донесём.

Когда мы двинулись обратно по разрушенному коридору, я слышал, как узел тихо потрескивал за нашей спиной, умирая.

Мы уходили. У нас теперь была другая задача. Узел захвачен. Заг — найден. Жив. В коме. А у меня впереди — разговор с медиками о том, что мы снова приволокли полумёртвого товарища, которого придётся вытаскивать из-за грани. И самое главное, как его вытаскивать. Позволит ли симбиот провести медицинские процедуры, не воспримет ли он это как покушение на жизнь носителя? Вопросов, которые предстояло решить — выше крыши небоскрёба! Но главное — мы не потеряли его. И я не позволю симбиоту, планете или грёбаному узлу забрать его обратно.

Дорога назад оказалась совсем не такой, как путь сюда. Во-первых, потому что теперь мы тащили с собой Зага. Во-вторых, потому что корабль умирал.

Не сразу, без красивых взрывов и фейерверков — наоборот, как старый зверь, которому сломали позвоночник, но сердце ещё какое-то время продолжает упрямо гонять кровь по развалившемуся телу. Стены подрагивали, свет то вспыхивал, то гас, пол местами поднимался, затем оседал. Материал конструкций медленно перетекал, пытаясь собрать хоть какие-то целые контуры.

— Мне это не нравится, — пробурчал Баха, когда очередной участок пола под нашими ногами дрогнул и пошёл рябью. — Это не просто посмертные судороги. Он пытается перестроиться.

— Да хоть пусть в дулю свернётся, — отозвалась Кира, проверяя крепление «корзины» за спиной инженера. — Лишь бы нам дорогу не перекрыл. Командир, какой маршрут?

Я открыл тактическую схему, которую симбиот с трудом собирал по обрывкам данных.

«Глобальная карта внутренних структур искажена, –сообщил он. — Основные ориентиры: магистрали, векторы поля, участки обесточивания. Рекомендация: движение к внешнему контуру по линии минимального сопротивления».

— Прекрасно, — вздохнул я. — Идём к внешнему контуру по линии минимального сопротивления. То есть туда, где нас, возможно, не попытаются размолоть в фарш. По крайней мере сразу.

— То есть ты не знаешь, куда идти, — резюмировала Кира.

— Зато честно, — отозвался я. — Двигаемся вдоль магистрали, пока поле ещё хоть как-то читается. Нам нужно к внешним секциям. Там либо найдём стыковочный шлюз, либо пробьёмся к месту, где мы входили.

— Если его не зарастило, — добавил Баха. — И если наш «зомби» ещё жив.

Эта мысль неприятно кольнула. Про биотехноид я умудрился на какое-то время забыть. Оставили его, как верного пса, у входа, а сами полезли в логово. Если корабль ещё не умер окончательно, он вполне мог попытаться переработать нашего «пса» в удобрение.

— Проверим, когда выберемся, — отрезал я, больше себе, чем им. — Шевелимся.

Первое время корабль нас почти не трогал.

Либо узел был слишком сильно повреждён, либо остаточные системы были заняты тем, что вообще не развалиться в ноль. Мы шли по коридорам, то расширяющимся, то сжимающимся, местами провалившимся на уровень ниже. Приходилось обходить провалы, перебираться через разжиженный материал пола, который лениво пытался затянуться обратно.

— Чувствую себя лейкоцитом, — буркнула Кира в очередной раз, перепрыгивая через живую, шевелящуюся лужу. — Организм в агонии, а мы всё ещё ползаем по сосудам.

— Лейкоциты с плазмопушками, — поправил я. — Не отвлекайся.

Симбиот отчаянно пытался развернуть нормальный канал связи. Внутри узла это было бесполезно — поля глушили всё. Теперь, когда центральный мозг лежал в коме, помехи явно ослабли.

«Попытка установления контакта с внешней сетью АВАК, — сообщил он. — Запуск зондирующего поля…»

— Стоп, — сказал я вслух. — Аккуратнее. Без фанатизма. Мамке с папкой не рассказывай, где мы, пока сам не поймёшь, что они нас не убьют за одну только эту новость.

— Ты боишься, что в сети нас запишут в графу «особо заразная дрянь»? — хмыкнул Баха.

— Я боюсь, что нас запишут в графу «ликвидировать немедленно» и ещё премию выдадут тому, кто нажал кнопку, — пояснил я. — Сначала — короткий пинг. Без содержательной части. Просто проверить, есть ли вообще где-то рядом наши.

Симбиот послушно перешёл на «шёпот». Я почувствовал лёгкое покалывание в глубине черепа — это он пробивал через местный хаос тонкий канал в том направлении, где по идее должна была быть сеть АВАК и ретрансляторы «Земли».

Ответа не было.

Вообще.

Ни привычного фона биополя АВАК, ни техногенного «пульса» линкора. Пустота.

— Командир… — осторожно сказала Кира. — У меня тоже ноль. Симбиот ищет, но… вакуум. Как будто нас вообще нигде нет.

— Может, корабль всё ещё экранирует, — попытался ободрить всех Баха. — Толща корпуса, остаточное поле узла, вот это всё…

«Вероятная причина отсутствия связи: сложная сверхпроводящая структура корпуса и остаточные поля узла, — с готовностью подхватил мой пассажир. — Альтернативная гипотеза: кардинальное изменение относительного положения носителя в пространстве».

— Что? — переспросил я. — Повтори последнюю.

«Альтернативная гипотеза…»

— Я понял, — перебил я. — Слышал. Просто очень не понравилось.

— Переведи на человеческий, — потребовала Кира.

— Либо нас всё ещё глушит этот железобетонный дурдом, — пробормотал я, — либо мы… в другом месте. Сильно другом. Типа, дальше, чем один скачок от линкора. Или вообще за пределами нашей системы.

— То есть корабль мог уйти в гипер прямо во время драки? — уточнил Баха.

— Если он успел, — буркнул я. — Но сначала нам нужно добраться до обшивки и посмотреть на звёзды. Потом будем паниковать.

Дальше стало хуже.

Сначала — трещины в стенах. Узкие, но длинные, через которые сочился тёмный холод.

— Вакуум, — констатировала Кира, заглянув в одну такую и моментально отдёрнув голову. — Корабль где-то пробило.

— Не удивлён, — ответил я. — При таком-то фейерверке в мозгах.

Симбиот подтвердил: локальное давление за пределами коридора стремилось к нулю, температура падала. Где-то снаружи отвалились целые секции, и внутренние структуры теперь напрямую выходили в космос.

— Нам туда, — мрачно сказал Баха. — Обшивка же где-то рядом. Чем ближе к дыре — тем ближе к выходу.

— Ты сейчас говоришь, как проктолог-маньяк, — заметила Кира. — «Чем ближе к дыре…». Я всегда знала, что ты извращенец.

— А ты как всегда думаешь только об одном, — парировал инженер.

Я их почти не слушал. Внутри всё сжалось в тугой комок. Если корабль действительно ушёл в гипер… Ладно. Сначала факты, потом истерика.

Коридоры всё чаще упирались в обрушенные участки. Пару раз приходилось использовать оружие скафандров как резак, чтобы прорубить проход в осевших конструкциях. Узел был мёртв, но инерция его творчества всё ещё давала о себе знать: из стен порой вырастали уродливые наросты, похожие на застывшие волны, перекрывающие путь.

— Скан по полю, — велел я симбиоту. — Мне нужны векторы к внешней границе. Где самое сильное падение потока?

«Анализ… Наиболее интенсивное падение энергетической плотности — по вектору сорок два градуса вверх от текущего положения. Вероятная близость внешнего корпуса».

— Туда, — сказал я. — Вверх по наклонной.

— Идеально, — простонал Баха, поправляя корзину с Загом. — Ещё один подъём, и мой симбиот начнёт кушать не жир, а мозги.

— Твои мозги он уже давно съел, — фыркнула Кира. — Но попробуем дотащить остатки.

Подъём оказался длиннее, чем хотелось. Коридор перешёл в нечто вроде спиральной шахты, где стены периодически разъезжались, образуя карманы с хаотично торчащими конструкциями. В паре мест нам приходилось подниматься по рёбрам, как по скобам лестницы, пока вокруг лениво шевелился материал, медленно застывая в новых позах.

«Внимание, — тихо предупредил симбиот. — Локальное ускорение. Вероятно, корабль находится в режиме маневрирования. Изменение векторов псевдогравитационного поля».

Меня слегка повело в сторону.

— О, — Кира споткнулась, но удержалась. — Ты это почувствовал?

— Почувствовал, — ответил я. — И мне это не нравится ещё больше, чем твои шутки про сиськи. Если корабль маневрирует, значит, где-то ещё что-то живо. Либо автопилот, либо резервный мозг.

— Либо кто-то снаружи тянет нас на буксире, — предположил Баха. — Вариантов много, все хреновые.

Я уже собирался ответить, когда симбиот вдруг выдал неожиданное:

«Фиксация перехода потоков. Характеристика поля соответствует следам гиперпрыжка. Корреляция с известными профилями — низкая. Предположительное состояние: постгиперфазная релаксация».

— Командир… — голос Киры стал совсем тихим. — Он это сейчас сказал то, что я думаю?

— Да, — ответил я. — Корабль уже прыгнул. Мы в пост-прыжковом режиме. Где именно — пока вопрос. Но точно не там, где мы его нашли.

Повисла тяжёлая тишина.

Даже корабль словно на секунду замер.

— Ну, — наконец сказал Баха, — по крайней мере, нас не раздавило в гипере. Значит, система безопасности у этих уродов почти такая же надёжная, как у нас.

— Почти, — хмыкнула Кира. — У нас хоть иногда спрашивают разрешение на прыжок.

— Тут спросили, — возразил я. — Только не у нас.

К внешнему контуру мы всё-таки выбрались.

Сначала — слабый ток холода в одном из боковых ответвлений. Потом — резкий провал уровня поля. Симбиот выдал:

«Впереди: граница структур. Вероятность выхода к внешнему корпусу — 87 процентов. За границей — вакуум».

— Отлично, — сказал я. — Ищем точку, где можно выглянуть наружу и не превратиться в фарш от резкого перепада.

Повезло: мы наткнулись на место, где стену уже пробило раньше. Внутренняя структура обуглилась, расплавленный материал застыл волнистыми наплывами. Где-то дальше по коридору было прямое сообщение в космос, но ближайший участок оставался герметичным, и через трещину пока только тянуло холодом.

— Симбиот, — я коснулся ладонью стены. — Сможешь локально рассечь материал и тут же срастить материал корпуса? Сварить там, сплавить… Сможешь? Нам нужен глазок наружу. Хочу посмотреть на звезды.

«При достаточной концентрации энергии — возможно, — ответил он. — Риск локальной разгерметизации и повреждения носителя: умеренный».

— Сойдёт, — буркнул я. — Баха, Кира, закрепитесь. Если что — хватаемся за стенки и не летаем как космический мусор.

— Командир, — осторожно возразила Кира. — Может, сначала попробуем связаться через более слабый участок корпуса? Звёзды всё равно никуда не денутся…

— Звёзды действительно никуда не денутся, — согласился я. — Но знать, где мы, нужно сейчас. Иначе мы можем радостно ломиться к несуществующему шлюзу ещё сутки.

Она вздохнула, но спорить не стала.

Я дал команду. Симбиот аккуратно выпустил из ладони тонкий, мерцающий клинок — чистое поле, адаптированное к местному материалу. Стена сопротивлялась вяло — явно участок уже был повреждён ударной волной. Мы вырезали овал размером с шлем, и в тот момент, когда первый микротреск сообщил о начале разгерметизации, симбиот выкинул навстречу тонкую плёнку. Как человек паук паутину. Охренеть… Я и не знал, что он так может!

Мембрана легла на отверстие, дрогнула, но выдержала. Давление снаружи ушло в ноль, внутри упало совсем чуть-чуть.

— Есть, — выдохнул я. — У нас иллюминатор.

Кира первой подползла ближе, потом всё-таки отодвинулась.

— Командир… — в её голосе не было привычной ехидцы. Только усталость и что-то ещё. — Глянь сам.

Я осторожно взглянул.

За мембраной было чёрное море. Густое, плотное. С привычной россыпью звёзд. Только… неправильной.

— Симбиот, — сказал я. — Снимай картинку. Сопоставление со стандартными каталогами. Мне нужен ориентир.

«Фиксация звёздного фона… Анализ… Сопоставление…» — голос моего пассажира стал каким-то слишком внимательным. — «Совпадений с известными конфигурациями Содружества не обнаружено. Расширение базы… Сопоставление с данными сети АВАК… Частичное совпадение: сектор, ранее помеченный как „недоступен/запретный“. Точность определения — низкая. Вероятность нахождения в другой галактической ветви — ненулевая».

— Прекрасно, — тихо сказал я. — Просто охренительно.

— Это где-то очень далеко? — сдавленно спросила Кира. — Типа «совсем далеко-далеко», за чертой, где нас даже хранители карантина послали бы лесом?

— Пока что — «хрен его знает где», — ответил я честно. — Но точно не там, где «Земля». И не там, где стандартные точки подскока. Мы вне привычной карты.

— То есть связи с линкором нет не потому, что нас глушат, — подвёл итог Баха, — а потому что до него световой сигнал будет идти… ну, до хрена долго.

— Или вообще никогда, — добавила Кира. — Если это другая ветка, как сказал симбиот.

Повисла пауза.

Я чувствовал их взгляды. И симбиот тоже чувствовал — по тому, как он осторожно, почти ласково подстроил вспомогательные контуры поддержки.

— Так, — наконец сказал я. — Паниковать будем потом. Сейчас — ближний круг задач. Первое: стабилизировать положение. Корабль частично наш. Узел мы вырубили. Нужно понять, кто здесь главный сейчас — мы или резервные мозги СОЛМО. Второе: связь с кем угодно. АВАК, линкор, колоничты, местные уроды, неважно. Главное — не быть слепыми и глухими. Третье: эвакуация Зага. Для этого нам нужна либо медкапсула на этом железном монстре, либо возможность связаться с «Землёй» и вытащить подмогу. Вопросы?

— У меня один, — Кира. — Если мы сейчас хозяева тут хотя бы наполовину… можем ли мы заставить этот корабль прыгнуть обратно?

— Чтобы ответить на этот вопрос, — вмешался Баха, — нужно добраться до ещё какого-нибудь управляющего центра. Или хотя бы до резервных навигационных контуров. А значит — ещё раз лезть в мозги этому чудовищу. Только теперь он знает о нас гораздо больше, чем раньше.

— И мы о нём, — напомнил я. — Не забывай, Баха. Мы тоже кое-чему подучились.

«Замечание, — подал голос симбиот. — После вывода из строя основного узла, часть управляющих функций перешла на периферийные структуры. Однако их координация нарушена. Имеется окно возможностей для перехвата контроля».

— Слышали? — я не удержался от кривой улыбки. — У нас окно возможностей. Не просто жопа, а жопа с дверцей.

Кира фыркнула — нервно, но всё-таки.

— Ладно, — подытожила она. — Значит так: вылазка на обшивку у нас была, звёзды посмотрели, поплакали. Теперь — назад, к более-менее целым секциям. Там попробуем вытащить локальные интерфейсы. Зага нужно спасти в первую очередь. А потом уже будем играть в «кто кого хакнет».

— План мне нравится, — кивнул я. — Симбиот, отметь этот участок корпуса как резервную точку выхода. Если всё остальное рухнет — прорубимся сюда и уже отсюда будем выбираться наружу полностью.

«Принято. Координаты сохранены. Обновление карты…»

Я ещё раз посмотрел на чужие звёзды за мембраной.

Красиво, чёрт их побери.

Только не для нас.

— Держись, «Земля», — тихо сказал я так, чтобы меня никто не слышал. — Мы ещё вернёмся. С нашим везением — даже раньше, чем соскучится успеете.

Потом развернулся:

— Всё, двинулись. Поищем местный рубочный мостик и посвистим в свисток боцмана. Раз уж мы на этом корабле, грех не устроить тут маленькую революцию.

И корабль, кажется, в ответ недовольно скрипнул где-то в глубине, не понимая ещё, что отныне он — наш нежданный, но всё равно трофей.