Солмо

Глава 18

Назвать это «мостиком» язык не поворачивался. Если у «Земли» рубка — это компактный, логичный набор ложементов, консолей, пультов и голографов, то у этого чудища «центр управления» оказался чем-то вроде распластанного по всему корпусу мозга, разбитого на дольки. Но симбиот нашёл то, что нас интересовало:

«Выявлены участки с повышенной концентрацией управляющих полей. Локальные хабы. Рекомендация: захватить хотя бы один».

— Ну вот, — пробормотал я. — Нашли местное отделение ЖЭКа. Пошли ругаться с управляющей компанией.

До ближайшего хаба мы добирались по тому же принципу: вдоль магистралей, по градиенту поля. И чем ближе подходили, тем меньше корабль был похож на умирающее животное, и тем больше — на раненую, но всё ещё опасную машину.

Тут уже не было обвисших, плавящихся стен. Напротив — материал выглядел плотнее, формы четче. Структуры собирались в аккуратные кольца, ленты, балки. Локальная гравитация стабилизировалась.

— Нравится мне это ещё меньше, — хмыкнула Кира. — Здесь он живее, чем нам бы хотелось.

— Зато тут и управлялка, — напомнил Баха. — Не бывает так, чтобы мозги не прикрывали. Если головной узел в коме, эти хабы, скорее всего, сейчас сами по себе. Значит, их можно перехватить.

— Или они перехватят нас, — добавил я. — Симбиот, фильтры по максимуму, никаких прямых контактов с местными интерфейсами без моего разрешения.

«Подтверждаю. Защита повышена. Режим взаимодействия: только пассивный анализ».

Коридор плавно вывернул, и мы вышли в зал. Зал был странным. Не таким, как камера управляющего узла — без безумной нагромождённости. Напротив, всё выглядело… аккуратно. Сдержанно.

По кругу, вдоль стен, шли овальные ниши. В каждой — платформа. На каждой платформе — закреплённый объект. Вернее, существо.

Я замер.

— Командир… — тихо сказала Кира. — Похоже, мы нашли местную кунсткамеру.

На платформах лежали биоформы АВАК. Похожие на тех, что мы видели в коконах над магистралью: смеси бронекостюма, органического хребта и медузообразной массы. Только эти были не свободны.

На их «головных» сегментах сидели конструкции, похожие на круговые хомуты. Короны. Как металлические венцы, вросшие в ткань. От каждой короны тянулись тонкие, почти невидимые нити в стены и потолок.

— Вот ваши «живые цепи», — буркнул я. — Только не от узла, а от пленных.

— Это короны-контроллеры, — прошептал Баха. — Я такие в схемах видел. Ну, в описаниях, которые нам выгружали хранители карантина. СОЛМО так впрягали операторов АВАК в свои узлы. Они их не убивают сразу, им нужно живое поле для работы.

Симбиот подтвердил:

«Идентификация: внешние интерфейсные структуры связи типа „корона“. Назначение: подавление воли носителя, использование его симбиотического комплекса как вычислительной и полевой единицы сети СОЛМО».

— В переводе с технонаучного на человеческий, — подытожил я, — их просто в ярмо запрягли. И заставили работать на вражью сеть.

— И до сих пор держат, — Кира сжала зубы. — Сколько времени они тут валяются?

«Судя по степени деградации некоторых тканей и остаточной активности, — ответил мой симбиот, — время пленения отдельных экземпляров может исчисляться десятками лет по стандарту Содружества».

— Охренеть, — тихо выдохнула она. — Десятки лет в таком состоянии…

— Хорошо хоть нас так красиво не оформили, — мрачно заметил Баха.

Я шагнул ближе к ближайшей платформе.

Биоформа АВАК лежала почти неподвижно. Только слабое, еле заметное мерцание в глубине полупрозрачных тканей говорило о том, что внутри ещё что-то живёт. Корона сидела на верхнем сегменте, чуть врезаясь в броню. По ней пробегали тусклые, вялые огоньки.

— Симбиот, — сказал я. — Состояние?

«Носитель АВАК: глубокое угнетение активности. Симбиотический комплекс функционирует на минимальном уровне, удерживая базовые структуры. Корона создаёт замкнутый контур связи с остатками сети СОЛМО. Сейчас он нестабилен».

— Вопрос главный, — вмешался Баха. — Если мы снимем корону — он выживет? Или мы добьём и так умирающего?

Симбиот замолчал на пару секунд. По моему позвоночнику пробежал знакомый холодок — он считал.

«Вероятность сохранения носителя при грубом демонтаже — не более двадцати процентов. При аккуратном разделении связей и подхвате полей — до семидесяти. Требуется синхронная работа нескольких симбиотических комплексов. Рекомендуется задействовать носителя „Командир“ в качестве основного контура».

— Конечно, — вздохнул я. — Кто бы сомневался, что во всем этом цирке главной обезьяной буду именно я.

— Командир, — серьёзно сказала Кира, — если мы сейчас подцепимся к короне — СОЛМО может попробовать по этому каналу удушить и нас.

— Могут, — согласился я. — Но у них, мягко говоря, не лучший день. Главный мозг в овощном состоянии, хабы работают автономно. Как раз хорошее время, чтобы забрать у них игрушки.

Я ещё раз посмотрел на неподвижные тела по кругу.

— Сколько тут таких? — спросил я.

«Двадцать две активные сигнатуры, — ответил симбиот. — Из них четырнадцать — в минимально жизнеспособном состоянии, восемь — в критическом».

— Если мы их вытащим, — задумчиво проговорил Баха, — это будут не просто бывшие пленные. Это — полевые операторы АВАК, привыкшие работать с узлами, полем, гиперструктурами. И они будут нам обязаны.

— Или возненавидят нас за то, что мы влезли в сеть АВАК без спроса, — скептически заметила Кира. — И за то, что мы вообще связались с этим кораблём. Для них мы — аномалия.

— Да, скорее всего это и есть настоящие операторы АВАК… — Задумчиво пробормотал я — Не то что мы — самозванцы. Но из того, что я узнал про эту сеть, могу предположить, что к нам они враждебности не проявят. Мы уже интегрированы в АВАК и он нас принял. Главное, чтобы они нас себе подчинить не захотели. Хотя… Это полевые операторы, а я управляющий. По идее я выше по званию. Интересно, они субординацию соблюдают? Как у них с воинской дисциплиной?

— Ага, они вообще-то «деды», если не дембеля, а ты салага, пусть и с лычками — могут хер на тебя забить — Нервно рассмеялась Кира — Опасно их отключать.

— Так или иначе, — сказал я, — выбирать не приходится. Мы вдвоём с Бахой и твоим острым языком этот корабль не перехватим. Нам нужны спецы по всей этой местной херне. А лучше — сразу двадцать два.

Я положил ладонь на корону ближайшего пленника.

Холодок пробежал по руке, затем поднялся выше, к плечу. Симбиот сразу поднял защиту, обволакивая интерфейс дополнительным слоем.

«Подключение к периферийному полю короны… Настройка… Предупреждение: попытка обратного проникновения».

— Принимаю, — процедил я. — Держи фильтр, не дай им залезть мне в голову. Баха, ты со своей стороны сможешь отрезать техноканал?

— Уже, — инженер стоял рядом, его симбиот тоже вытягивал тонкие нити к короне. — Я вижу здесь несколько слоёв. Один — чисто операторский, через него они качали поле. Другой — техногенный модуль. Встроенный. СОЛМОвский. Если его отключить резко — можно устроить взрывной разряд. Не советую.

— Тогда не будем резко, — хмыкнул я. — Действуем как паразиты — аккуратно и последовательно.

Кира молчала, но её симбиот тоже подключился к общему контуру. На визоре у меня вспыхнула трёхмерная схема: я — центральный «узел», от меня — поля к Бахе и Кире, от нас троих — тонкие мостики к короне.

«Начинаю разделение контуров, — сообщил мой внутренний пассажир. — Прошу всех носителей обеспечить стабильность поля и не мешать».

— Не дергаться, — перевёл я. — Стоим и делаем вид, что нам не страшно.

Страшно было.

В момент, когда симбиот «погрузился» в корону, я почувствовал нечто вроде обратного эха. Будто в ухо кто-то крикнул, но звук пришёл не снаружи, а из глубины головы.

Чужая логика. Чужие коды. Обрывки образов: ползущие по чёрному космосу корабли, нитевидные конструкции, похожие на паутину, перескакивающие между звездными системами эскадры… Холодное, отстранённое внимание, которому всё равно, человек ты, АВАК или просто кусок железа — главное, что ты элемент системы.

Симбиот взвыл.

«Попытка навязать протокол интеграции! — пронеслось в тактическом интерфейсе. — Контратака. Изоляция. Обрезание внешних связей».

Картинка резко оборвалась, как будто кто-то хлопнул дверью. Я вдохнул. Оказывается, всё это время задерживал дыхание.

— Живы? — спросил я.

— Пока да, — прохрипел Баха. — У меня такое чувство, что меня только что попытались засунуть в микроволновку и включить на разморозку.

— Я бы сказала — в блендер, — добавила Кира. — Но да, живы.

Симбиот тем временем продолжал работу.

«Техногенный модуль короны изолирован, — сообщил он. — Полевой контур носителя отделён от сети СОЛМО. Переключаю питание на наши симбиотические структуры. Приготовиться к пульсации».

— К какому ещё… — начал я.

Корона дрогнула.

Слабый толчок прошёл по руке, затем отдался в груди. Биоформа на платформе сначала оставалась неподвижной, потом её полупрозрачные ткани вспыхнули тусклым светом.

Симбиот взял поток на себя, сглаживая всплеск.

«Носитель АВАК: переход в режим автономной активности. Риск непредсказуемой реакции: высокий».

— Отходим, — коротко сказал я.

Мы синхронно оторвали ладони и отскочили назад, поднимая оружие. Корона на пленнике почернела, часть её структуры осыпалась порошком. Тонкие нити, тянувшиеся к стенам, разорвались.

Биоформа дёрнулась. Ещё раз.

Потом вдруг резко выгнулась дугой, как от чудовищной судороги, и с глухим шлепком сползла с платформы на пол.

Я вскидал орудие.

Полупрозрачные «щупальца» чуть дрогнули. Тело лежало неподвижно несколько секунд. Потом из глубины, там, где у нас условно место головы, пошёл новый свет. Не тусклый, а плотный. Жёсткий.

Биоформа медленно приподнялась.

Она не имела лица в нашем понимании, но какой-то внутренний инстинкт подсказал, что сейчас она смотрит именно на меня. Словно ощупывает поле, считывает сигнатуру, сопоставляет с чем-то, заложенным глубоко.

В воздухе вспыхнула короткая, колючая волна.

Симбиот сразу перевёл:

«Обращение. Базовый контур: „оператор, обозначивший себя как Командир, идентифицирован как носитель расширенного симбиотического комплекса. Статус: переменный, но не враждебный. Вопрос: причина отключения короны“».

— Скажи им, — тихо произнёс Баха, — что мы их освободили. И очень хотим, чтобы они сначала не убили нас, а потом помогли.

— Не они, а он, — поправила Кира. — Или оно.

— Сейчас не то время обсуждать грамматику, — отрезал я. — Симбиот, передай: мы разрушили управляющий узел СОЛМО, корабль частично лишился контроля. Короны используемого ими типа считаем неприемлемыми. Предлагаем временный союз против общих врагов. И отдельно подчеркни, что я уже однажды успешно договаривался с АВАК. У нас на планете было живое «ядро», которое не считало нас врагами.

Симбиот послушно передал пакет. Биоформа шевельнулась. Одна из её «лент» приподнялась и вяло коснулась пола, как щупальце. Затем в воздухе прошла более сложная последовательность вспышек.

«Ответ: „сведения о локальном ядре зафиксированы. Ветка взаимодействия с носителем типа «Командир» уже существует в поле. Контекст: нестандартный, но не враждебный. Корона являлась орудием пытки и рабства. Её уничтожение — благоприятный фактор. Принятие временнóго союза: вероятно“».

Я выдохнул.

— Значит так, — сказал я вслух. — Добро пожаловать в наш маленький кружок самодеятельности. Сейчас мы попробуем освободить остальных ваших. А потом — вместе будем решать, как сделать так, чтобы этот корабль не убил ни нас, ни вас.

Биоформа слегка наклонила корпус — жест, который можно было счесть кивком.

«Добавление: „в обмен на помощь в восстановлении структуры поля носителя будут предоставлены знания о внутренних схемах узлов СОЛМО и навигационных контурах этого корабля“».

— По-моему, мы только что удачно прикупили консультационный пакет, — буркнул Баха.

— И не за кредиты, — согласился я. — Ладно, поехали дальше. Кира, ты с новым другом останься, следи за общим фоном. Как только кто-то из освобождённых начинает вести себя нестабильно — сразу орёшь. Баха, на меня. Будем по очереди вскрывать короны. Симбиот, готовь шаблон протокола, чтобы каждый раз не проламывать чужую сеть головой.

«Формирую универсальный контур, — ответил мой пассажир. — Предупреждение: с каждой новой интеграцией общая нагрузка на симбиотический комплекс носителя возрастает».

— Ничего, — усмехнулся я. — Ты у меня крепкий. Не в первый раз границы возможностей расширяем.

Процесс вскрытия корон оказался… рутиной. Страшной, нервной, рискованной, но всё равно рутиной. Пятый раз — легче, чем первый. Десятый — проще, чем пятый. К двенадцатому рука уже почти не дрожала.

Мы работали как бригада хирургов под обстрелом.

Сначала подключение симбиотов к очередной короне. Изоляция техномодуля. Отковыривание его от поля носителя, как клеща. Переброска минимального питания в симбиотический комплекс пленника. Пульсация. Ждём.

Кто-то из АВАК приходил в себя быстро, кто-то поднимался медленно. Один вообще не выжил — ткань его тела просто рассыпалась в серую крошку, когда корона была отключена. Симбиот сухо констатировал: «слишком поздно, структуры необратимо деградировали».

Кира выматерилась тогда так, что даже я впечатлился.

— Ему пофиг, — глухо сказала она, когда я посмотрел на неё. — Он слишком давно был мёртв, чтобы его жалеть. Я просто… ненавижу, когда какая-то железяка считает, что имеет право так долго издеваться над живым.

— Запоздалое милосердие — тоже милосердие, — тихо ответил Баха.

К концу работы в зале уже не было статичных платформ с неподвижными телами. Вместо этого по кругу стояли — и плавно колыхались — двенадцать активных биоформ АВАК. Ещё трое оставались в тяжёлом состоянии, их симбиоты едва держали структуру. Остальные — либо умерли при вскрытии, либо оказались полностью выжженными внутри.

Но и этого было много. Очень много. Общий фон поля симбиотов изменился. Ощутимо.

Если раньше корабль чувствовался как огромная, холодная туша с редкими всполохами остаточной активности, то теперь по нему, как по сухой степи, пошли первые порывы жара. Живое поле, множество связанных между собой узлов. И я — в центре этого клубка, как паук в паутине. Или муравей в муравейнике, хрен его знает.

Симбиот комментировал:

«Общий потенциал союзных симбиотических структур вырос на три порядка. При наличии координации возможно локальное подавление большинства периферийных узлов СОЛМО, оставшихся на корабле».

— Вот, — сказал я, оглядывая зал. — Теперь это выглядит как нормальная банда для захвата вражеского корабля. Не в обиду вам, ребята.

Один из АВАК — тот, которого мы освободили первым, условно «старший» — развернулся ко мне.

«Сообщение: „часть симбиотических структур группы носителя «Заг» фиксируется нами в обобщённом поле. Они нестабильны, но тенденция — к восстановлению. Ваш союзник жив“».

— Это прямая речь, или ты мне решил настроение поднять? — машинально спросил я.

Симбиот вывел отдельное окно:

«Мониторинг состояния комплекса „Заг“: жизненные показатели носителя остаются в коматозном диапазоне, но деградация остановлена. Параметры симбиота: рост активности на двадцать процентов от исходного повреждённого уровня. Формирование новых структур оболочки».

— Он зарубцовывается, — перевёл Баха. — Смотри, командир.

Я и сам уже чувствовал.

Когда мы только положили кокон Зага на спину инженера, поле от него шло рваное, как дыхание умирающего. Сейчас оно стало ровнее. Появился ритм. Симбиот Зага, обмазавшийся обломками собственной брони и корабельного материала, начинал выстраивать что-то вроде временной «скорлупы».

— Если мы подключим к нему часть поля АВАК… — начал было Баха.

— Не смей, — оборвал я. — Пока мы не знаем, как это на него подействует, никаких экспериментов. Нам живой друг нужен, а не новая форма жизни на стыке всего со всем.

Старший АВАК тихо вспыхнул:

«Уточнение: „симбиотический комплекс «Заг» уже взаимодействовал с нашими структурными паттернами. Его поля адаптированы к нашим частотам на базовом уровне. При контролируемом подключении возможно ускорение восстановления“».

— Видишь? — Кира ткнула локтем мне в бок. — Даже они говорят, что можно.

— Они ещё скажут, что можно выкинуть меня в открытый космос «для оптимизации поля», — проворчал я. — Симбиот?

Тот ответил не сразу.

«Теоретически возможен мягкий обмен энерго-информационными пакетами между комплексом „Заг“ и союзными узлами АВАК. При этом риск непредсказуемой модификации структуры носителя существует, но оценивается как умеренный. Вероятность ускоренного восстановления — высокая».

Я помолчал.

— Ладно, — буркнул я. — Но так: вы даёте ему только фон. Тёплое одеялко, никакого прямого вмешательства. Любая попытка переписать его структуру — и я лично сброшу этот корабль в ближайшую звезду вместе с вами. Дошло?

Старший АВАК вспыхнул короткой, сухой волной.

«Принято. Ограниченный обмен. Без переписывания. Мы не заинтересованы в потере носителя, который может договариваться с ядрами».

— Тогда действуйте, — кивнул я.

Несколько биоформ одновременно развернулись к «корзине» за спиной Бахи. Их полупрозрачные структуры вспыхнули мягким, ровным светом. По залу прошла волна — не ударная, нет, скорее, как лёгкое, едва ощутимое дуновение тёплого ветра.

Поле вокруг кокона Зага отозвалось.

Там, где раньше фон бился хаотично, появились стабильные «островки». Симбиот Зага словно перестал тратить все силы исключительно на то, чтобы не развалиться, и начал аккуратно вкладывать часть ресурсов в восстановление носителя.

Симбиот у меня в голове удовлетворённо буркнул:

«Параметры комплекса „Заг“: стабилизация достигнута. Вероятность выхода из критического состояния при наличии дальнейшей поддержки значительно возросла».

Я почувствовал, как что-то сжалось в груди — и отпустило.

— Держись, старик, — тихо сказал я, глядя на кокон. — Лежи там, отдыхай. А мы пока займёмся нашей новой игрушкой.

— Командир, — Кира тронула меня за плечо. — Раз у нас теперь есть маленький оркестр из АВАК… пора, наверное, переходить к главному? К захвату управления?

— Пора, — согласился я. — Так, господа бывшие рабы и нынешние временные союзники, — обратился я к биоформам, — рассказывайте. Где у этого корыта лежат руль и педали? И как сделать так, чтобы остатки СОЛМО не устроили полёт в стену при первой попытке их потрогать?

Ответ пришёл сразу, многоголосый, но сведённый в один поток.

«Структуры управления распределены. Основные узлы: навигационные хабы в передней части корпуса, силовой контур в области управляющего центра, сенсорные петли по периферийным сегментам. Сейчас они работают в деградированном режиме. Координация отсутствует. Возможно создать поверх их импровизированный управляющий слой из наших и ваших симбиотических комплексов».

— В переводе, — задумчиво сказал Баха, — мы можем поверх их операционки накрутить свою. Типа «паразитической оболочки». И уже через неё рулить кораблём.

— Как вирус, — кивнула Кира. — Только хороший. Ну, для нас хороший.

— Для СОЛМО — очень плохой, — добавил я. — Окей. Тогда план такой: вы, — я мотнул головой в сторону АВАК, — берёте на себя сенсоры и питание. Мои — технику, интерфейсы и стыковку с нашими протоколами. Симбиот — надзор и фильтрация, чтобы мы тут все не слились в один общий суп. В итоге получаем гибридную систему управления этим монстром. Вопрос один: успеем ли до того, как какой-нибудь резервный мозг очухается и решит, что проще нас всех сбросить в ближайшую чёрную дыру?

«Вероятность успешного захвата при немедленном начале операции — значительна, — сухо выдал мой пассажир. — Окно возможностей ограничено. Рекомендуется действовать».

— То есть, — подвёл итог Баха, — у нас традиционно есть два варианта: рискнуть и попытаться выжить, или не рискнуть и наверняка сдохнуть.

— Всегда любил твои аналитические способности, — усмехнулся я. — Всё, работаем.

Я повернулся к Кире:

— Ты остаёшься здесь, как координационный центр. Держишь связь со всеми АВАК, следишь за состояние Зага. Если что-то идёт не так — сразу орёшь, можешь даже матом, не стесняясь.

— Могу ещё по попе дать, если надо. Мы кстати это не пробовали ещё, всё время только я по заднице получаю… — мрачно пошутила она. — Но да, поняла.

— Баха, идём искать ближайший техно-узел. Нам нужны точки входа в силовой и навигационный контуры. Чем быстрее мы воткнём туда свои «крюки», тем лучше.

— Есть, — инженер поднялся, корзина на его спине исчезла, кокон с Загом остался лежать на палубе. — Пошли, командир. Поиграем в вирусы.

Я сделал пару шагов, потом остановился и вновь обернулся к залу.

Дюжина биоформ АВАК, бывшие пленные, теперь смотрели на меня своим немыслимым, многомерным взглядом. Где-то там, в глубине их поля, уже выстраивались новые конфигурации. Не СОЛМО. Не чистый АВАК. Что-то третье.

И в центре этого всего — был я.

— Ладно, — пробормотал я. — Добро пожаловать на борт, чудовища. Надеюсь мы подружимся и нам не придется потом друг с другом драться.

И корабль, кажется, опять недовольно скрипнул где-то в глубине, понимая, что контроль над ним медленно, но неотвратимо утекает к тем, кого он ещё час назад пытался перемолоть в пыль.