Спаситель мира

ГЛАВА 1

Утром одиннадцатого ноября Ёрш со всех ног бежал к поезду подземки. На станции было людно, но он старался никого не задевать и несся по желтой полосе вдоль края платформы. Ёрш не сводил глаз с кабины машиниста, словно приказывая тому не трогаться с места. От пинка закрытые было двери распахнулись. Да это же знак!

Он влетел в вагон и засмеялся. Знаки и символы были повсюду. Пол пульсировал, кирпичные своды туннеля вбивали ропот пассажиров в покрытие «третьего» рельса. В вагоне не осталось свободных мест. Двери захлопнулись, царапнув уши острыми, как кончик отточенного карандаша, нотами: сперва ля, потом до. Ёрш прижался лбом к окну.

Череп и Кость, его «враги по долгу службы», очертя голову неслись по платформе. Череп был бледным, тощим, неказистым, зато Кость габаритами напоминал шкаф или таксофонную будку. Двигались они, как полицейские в немом кино, точно надели ботинки на два размера больше нужного. Перед ними никто не расступался и дороги не давал. Ёрш ухмылялся, глядя, с каким трудом враги пробиваются сквозь толпу, и с каждым их шагом страх отступал. «Надо придумать им новые клички, – подумал он. – Например, До и После, Коротко и Ясно, Мост и Туннель».

Кость увидел его первым и заколотил в двери вагона. Он беззвучно брызгал слюной, которая улетала к грязным исцарапанным стеклам. Поезд тронулся, замер, тронулся снова. Ёрш улыбнулся Кости улыбкой «как у олигофрена»: скривился, растянул губы и часто-часто заморгал, а потом медленно и торжественно поднял средний палец. Кость отчаянно замахал руками и бросился бежать, стараясь не отстать от вагона. Череп что-то крикнул машинисту. Ёрш просвистел мелодию закрывающихся дверей – ля-до, ля-до, самую простую и прекрасную на свете.

Впоследствии пассажиры рассказывали, что мальчик пребывал в отличном настроении. Он куда-то опаздывал, но держался спокойно и уверенно, а еще явно хотел казаться старше своих лет. Одежда висела на нем как на вешалке, однако голубые глаза и скромный, непритязательный вид быстро отмели все сомнения. Когда он отворачивался к окну, попутчики поглядывали на него с вялым типично «пассажирским» интересом. «Почему этот милый мальчик так ужасно одет?» – недоумевали некоторые.

Поезд идеально вписался в туннель. Он скользнул в темную арку ловко, словно рука в карман, сжал Ерша в объятиях и успокоил. Прильнув к окну правой щекой, Ёрш чувствовал сквозняк и неровности каменного туннеля. «Я в поезде, – говорил он себе. – Я сбежал от Черепа и Кости и еду в пригород».

В вагонах, как обычно, поддерживали вполне комфортную температуру, восемнадцать – двадцать градусов по Цельсию. Уплотненные вулканизатом двери практически не пропускали сквозняков. Гидравлические амортизаторы, произведенные в Сент-Луисе, штат Миссури, гасили вертикальные и горизонтальные колебания вагона, сводя тряску к минимуму. Колеса постукивали на рельсовых стыках, повизгивали на поворотах. Ёрш вслушивался в слаженный гул многочисленных деталей поезда – приятные, знакомые, чуть ли не родные звуки. Мысли медленно, но верно приходили в порядок. В холодной и темной, как колодец, душе Ерша вспыхнула искра нежности к туннелю. В плену его держит собственный разум, а не туннель, не поезд и не пассажиры. «Я раб своего черепа, – подумал Ёрш. – Заложник своей лимбической системы. Спастись можно только через нос!»

«Я снова могу шутить! – про себя отметил Ёрш. – Пока шутки глупые, но и то ладно. Вчера бы вообще ничего не придумал».

При росте сто семьдесят восемь сантиметров Ёрш весил ровно шестьдесят восемь килограммов. Волосы он зачесывал на пробор слева. Девяносто процентов событий не волновали его совершенно, зато оставшиеся десять не просто волновали, а отпечатывались в сознании так, что никаким ластиком не сотрешь. У Ерша имелся «Список любимых и избранных», который он мысленно доставал всякий раз, когда становилось плохо, и перебирал его пункты, словно четки или брелоки на браслете.

Вот и сейчас он беззвучно перечислил первые восемь:

Обелиски

Симпатические чернила

Виолет Хеллер

Сноубординг

Бруклинский ботанический сад

Жак Кусто

Бикс Байдербек

Туннели

На сноуборде Ёрш катался лишь однажды, когда отец взял его на лыжный курорт Поконос. Поконос и пляж Бризи-пойнт значились в списке под номерами девять и десять соответственно. Летом солнце делало кожу Ерша шоколадной, как у индейца или серфингиста, но сейчас он был бледнее мертвеца.

Ёрш взглянул на свои «мертвецкие» ладони и прижал правую к стеклу. Почти все его предки были солдатами, равно как в душе и сам Ёрш. Только на могиле отца он поклялся, что никогда не станет воевать. Однажды он едва не убил человека голыми руками!

Туннель плавно выпрямился, и колеса-рельсы-стыки-соединения затихли. Ёрш стал думать о матери: она блондинка, как модели на рекламных щитах, хотя ей уже исполнилось тридцать восемь. Мать зарабатывает тем, что красит глаза и губы манекенам в «Саксе» и «Бергдорф Гудмане». Кто смотрит на глаза и губы манекенов? Их даже не замечают! Однажды Ёрш спросил, красит ли она им соски, на что мать засмеялась и сменила тему разговора. Пятнадцатого апреля ей исполнится тридцать девять, если, конечно, он не ошибается в подсчетах, если правила не изменятся и если мать не умрет. За последние восемнадцать месяцев Ёрш ни разу не подбирался к дому ближе, чем сейчас. Да, именно так: на Коламбас-серкл нужно пересесть на маршрут С, проехать шесть станций, и все. Нет, к матери он не вернется, в жизни порог ее дома не переступит!

Медленно и осторожно, ни на секунду не ослабляя самоконтроль, Ёрш переключил внимание на поезд. О поездах думать легче: их в туннеле тысячи, перед каждым свой поезд-призрак из сжатого воздуха и своя конечная станция. Например, этот мчался к Брэдфорд-парк-бульвару. Его украшал герб – большая «В», набранная шрифтом гельветика на ярко-оранжевом щите. Поезд, на котором нужно ехать к дедушке, того же цвета – цвета спелого манго, заката, солнечных лучей, на пляже проникающих сквозь полуопущенные веки. «Оранжевый поезд… – грезил Ёрш, – …тогда я Уильям, нет, Вильгельм Оранский!» Ёрш зажмурился и, закрыв лицо руками, представил, как обходит Виндзорский замок. Под сенью вековых деревьев так прохладно и хорошо! Ёрш увидел темные, обшитые панелями коридоры, картины в пылезащитных чехлах, высокие гофрированные воротники и кровати с балдахином. Он увидел собственный портрет, норковая шляпа-таблетка шла ему бесподобно. Он увидел мать: она суетилась на кухне, пассируя лук и чеснок. Ее лицо было мертвенно-бледным. Ёрш больно закусил губу, заставляя себя разлепить веки.

Вагон накрыла напряженная тишина, и Ёрш тотчас все понял. Пассажиры изучали его, разглядывали старые кроссовки на липучках, вельветовые брюки, наспех застегнутую рубашку и светло-русые волосы, разделенные аккуратнейшим пробором. В залапанных окнах отражались их изумленные лица. «Небось думают, я еду на свидание или на экскурсию! – про себя хмыкнул Ёрш. – Знали бы они!»

– Я Вильгельм Оранский! – представился Ёрш и отвернулся от окна, чтобы лучше видеть пассажиров. – Сигарета у кого-нибудь найдется?

Тишина стала еще напряженнее. «Неужели не слышали?» – удивился Ёрш. Порой он громко и четко проговаривал каждое слово, а на него не обращали внимания. Вообще-то подобное случалось не порой, а зачастую. Однако в тот день, в то конкретное утро от него было не отмахнуться. В то конкретное утро Ершу удавалось все.

Мужчина, сидевший слева, подался вперед и кашлянул.

– Прогульщик! – сказал он точно в ответ на просьбу о сигарете.

– Что, простите? – вскинулся Ёрш.

– Ты прогульщик! – не спросил, а пропел мужчина.

Ёрш взглянул на незнакомца: прогульщиком его назвал солидный бородач в начищенных до блеска туфлях. Морщинистое лицо и клиновидная бородка практически совпадали по цвету. Сидел бородач неестественно прямо, чопорно сжал колени и накрыл их ладонями. Стрелки на белых брюках казались острее лезвия, зеленую кожаную куртку вместо пуговиц украшали маленькие футбольные мячи. Волосы были спрятаны под оранжевый тюрбан. Незнакомец излучал достоинство, спокойствие и мудрость.

– Я не прогульщик! – возразил Ёрш. – Из школы меня уже исключили.

– Неужели? – строго переспросил бородач. – И за что?

Ёрш ответил не сразу.

– Школа была специализированная, – наконец сказал он, – прогрессивная. Меня послали домой за хорошее поведение.

– Не слышу! – Бородач озадаченно покачал головой и, безвольно приоткрыв тонкогубый рот, похлопал по соседнему сиденью. – Что ты сказал?

Ёрш в замешательстве смотрел на свободное сиденье. «Опять! – раздосадованно думал он. – Я опять не разговаривал, а только губами шевелил!» Он шагнул к бородачу и повторил объяснение.

– Неужели? – протяжно выдохнул бородач. – Так ты не из тюрьмы сбежал?

– Вы сикх, – вместо ответа проговорил Ёрш.

Бородач сделал большие глаза, словно сикхи считались забытой расой.

– Такому могли научить лишь в очень хорошей, прогрессивной школе!

Ёрш взялся за поручень и наклонился к новому знакомому. В облике сикхов есть что-то мелодраматическое, неестественно-напускное. У бородача цвет лица оказался неровным: чем ближе к тюрбану, тем светлее, а волосы за ушами не просто светлые, а платиновые.

– Я ходил в библиотеку и много читал про сикхов, – заявил Ёрш. – О вашей религии мне известно все!

Поезд приближался к станции. Сначала изменилась форма туннеля, потом освещение, потом шум и, наконец, ощущения самого Ерша. Левый бок стал легким, а правый таким тяжелым, что пришлось покрепче схватиться за поручень, иначе не удалось бы удержать равновесие. Встреча с сикхом наверняка имела какое-то значение, но какое именно, Ёрш понять не мог. «Подумаю об этом, когда остановимся, – пообещал себе Ёрш. – Сейчас успокоюсь, как следует обо всем поразмыслю и разберусь».

Платформа оказалась узкой, грязной и запущенной, а людей на ней было куда меньше, чем на предыдущей. Ёрш думал, его ожидает целая делегация: мать, доктор Копек, доктор Прекопп, Череп и Кость, однако ни одного знакомого лица не увидел. Двери вагона открылись, через определенное время закрылись, а новых пассажиров не появилось.

– Столица сикхов – город Амритсар, – проговорил Ёрш под уже знакомую мелодию ля-до. В мыслях снова воцарился порядок, только по-прежнему хотелось курить. – Амритсар находится в штате Пенджаб. Сикхи, подобно индуистам, верят в бессмертие души, но, подобно мусульманам, поклоняются лишь одному богу. Посвященный в сикхи никогда не стрижет волосы и бороду.

– Ты учишься в отличной школе! – Сикх с улыбкой кивнул. – По-настоящему прогрессивной!

– Мне нужно покурить. Пожалуйста, угостите меня сигаретой! – взмолился Ёрш, но сикх лишь радостно покачал головой. – Ладно, плевать! – буркнул Ёрш.

Поезд лениво дернулся и покатил по рельсам. Справа от сикха пустовали сразу два сиденья. Опасаясь острых локтей и коленей старика, Ёрш опустился на дальнее и набрал в грудь побольше воздуха. В новой, ошеломляюще незнакомой обстановке приближаться к чужому телу опасно, однако пустое сиденье решало проблему. Почему бы не присесть и не поговорить?

Ёрш огляделся по сторонам: вдруг кто подслушивает? Нет, в их сторону никто не смотрел.

– Религии сикхов менее семидесяти лет, – сказал Ёрш, и слова закружились перед ним в воздухе.

Сикх поджал губы и сморщился.

– Ты ошибаешься, – заявил он, четко проговаривая каждое слово. – Прости, но ты ошибаешься.

Ёрш осторожно коснулся разделяющего их сиденья, где только что лежала рука сикха, – оно до сих пор было теплым.

– Уверены, что ваша религия старше? – Ёрш забарабанил пальцами по пластику. – Самому вам семидесяти еще точно нет.

– Я уверен, – кивнул сикх. – Я абсолютно уверен.

«Почему он повторяет все дважды? – недоумевал Ёрш. – Я ведь не глухой!» Тотчас вспомнилась школа. Доктора смотрели на него точно так же, как этот сикх: старались не показаться чересчур любопытными. Пытаясь побороть разочарование, Ёрш потупился, и его взгляд уперся в ноги сикха. Никогда прежде он не видел у взрослого таких маленьких ног. «Туфли прямо кукольные! – изумленно подумал он. – А ведь сикхи – самая высокая народность в Азии». Лицо сикха, приятное, но невыразительное и искусственное, словно магазинный кекс, пробудило в Ерше тревоги и сомнения.

«Ну вот, с добрым утром!» – мрачно подумал Ёрш, закрывая рот и глаза. В горле пересохло, как всегда, когда просыпались тревоги и сомнения. Поезд притормозил и, сильно раскачиваясь, прошел перекресток. В вагоне потеплело ровно на два градуса.

– Вот и хорошо! – бодро проговорил Ёрш. Только он врал как сивый мерин: хорошо ему вовсе не было. Даже голос звучал фальшиво – надменно и манерно, будто у изнеженного английского лорда. – Вот и хорошо… – повторил Ёрш, чувствуя, как покалывает кожу. – Просто замечательно!

Когда Ёрш разлепил веки, поезд уже вернулся в туннель. Туннель в городе один, перекрученный и спутанный, точно телефонный провод, вьющийся кольцами, так что не разберешь, где начало, где конец. Уроборос – это змей, кусающий себя за хвост; вот и туннель метрополитена – самый настоящий Уроборос, по крайней мере именно так называл его Ёрш. Туннель кажется автономным и закрытым, хотя он отнюдь не закрыт. Подобно жабрам на теле угря, по всей длине имеются выходы, в которые без труда протиснется человек. Сейчас поезд несся под Пятьдесят третьей улицей. Можно сойти на следующей станции и через турникет выбраться наружу, только в туннеле ничего не изменится, поезда будут ездить даже без пассажиров.

На следующей станции два пассажира вышли, третий пересел в соседний вагон. Того третьего Ёрш прекрасно видел сквозь захватанную стеклянную дверь в конце вагона: мужчина средних лет (судя по мятому пиджаку в мадрасскую клетку – еврей или ливанец) судорожно листал записную книжку с золотым обрезом. Скоро сикх тоже пересядет в другой вагон, и удивляться тут нечему. В туннеле иначе не бывает. Заходишь, садишься, соприкасаешься с человеком локтями и коленями, вдыхаешь его запах, порой наступаешь на ноги, а через несколько минут, максимум через полчаса, расстаешься с ним навсегда. Пересадку в соседний вагон не следует считать личным оскорблением. Ёрш сам тысячу раз так делал.

Ёрш похлопал себя по колену, напоминая: «Ты сел в поезд не для того, чтобы болтать о религии с бородатым сикхом!» Он сел в поезд по вполне определенной, самой веской причине на свете. Он зов услышал! Да, именно, его позвали выполнить миссию, срочную и очень важную, возможно, речь даже шла о жизни и смерти. Зов напоминал Ершу шприц, такой же невесомый, прозрачный, всепроникающий. Стоит отвлечься, и Ёрш забудет, зачем его позвали, или, что гораздо хуже, забудет, что позвали вообще. Впрочем, и то и другое не так страшно, как тревоги и сомнения.

Ёрш повернулся к сикху и скорбно кивнул.

– На следующей станции выхожу! – объявил он, прочистил горло и обвел глазами вагон, заставив украдкой следивших за ним пассажиров отвести взгляд. – На следующей станции! – повторил он для всех присутствующих.

– Так скоро? – удивился сикх. – Я ведь даже не спросил…

– Уильям, – представился Ёрш, одарив сикха покровительственной улыбкой банковского служащего, – Уильям Амритсар.

– Уильям? – неуверенно переспросил сикх. Сильный акцент превратил имя в «Виль-юм».

– Знакомые зовут меня Ершом. Им так больше нравится.

– Рад встрече, Уильям, – после долгой паузы ответил сикх. – Меня зовут…

– Потому что я часто кисну и выпускаю колючки, а еще потому что люблю поезда.

Вместо ответа сикх впился в Ерша пристальным взглядом и пригладил бороду по-птичьи тонкими пальцами. «Небось гадает, что со мной не так!» – подумал Ёрш, почувствовав себя отшельником, укрывшимся на вершине скалы.

– Я люблю метро, подземные поезда, – любезно пояснил он и тихо добавил: – Ухожу под землю, как ерши под воду. Теперь понятно?

Поезд сбавил скорость, и Ёрш поднялся, не спуская глаз с сикха. Тот сидел неестественно прямо, совсем как чопорная старушка.

– Вы, часом, не доктор? – прищурившись, поинтересовался Ёрш. – Не доктор медицинских наук, философии или дипломированный стоматолог?

– Доктор? – удивился сикх. – Уильям, откуда такие…

– Чем докажете, что вы не из школы?

– Уильям, мне за восемьдесят! – сухо усмехнулся сикх. – В свое время я работал инженером-электриком.

– Фигня! – покачал головой Ёрш. – Чушь собачья!

Теперь пассажиры, не таясь, смотрели на него. Порой Ёрш становился тусклым, монохромным, почти невидимым, а порой источал слабое зеленоватое сияние, словно зубы под лампой Вуда. Сияя, он говорил громкой скороговоркой, и в таких случаях самым разумным было держать рот на замке. За окнами потемнело. Страшно хотелось побеседовать с сикхом, что-то ему объяснить, но Ёрш плотно сжал губы и затаил дыхание. При необходимости молчать он умел. Этому его научили в школе.

– Кто за тобой гнался? – полюбопытствовал сикх, упершись локтями в свои тощие ноги. – Школьные надзиратели?

– Нет, – категорично покачал головой Ёрш. – Они не из школы, а из… – Он сдержался в самый последний момент. – Из федерального агентства. Хотят напугать меня, насильно завербовать. – Ёрш взглянул на запястье, где следовало носить часы, но там не осталось и бледного следа. Интересно, у него когда-нибудь были часы? – Прошу прощения. – Он неторопливо повернулся к дверям. При такой высокой температуре резкие движения противопоказаны.

Поезд точно испугался ярко освещенной станции – вентиляторы стихли, ртутные лампы замерцали – и на черепашьей скорости подполз к платформе. Станция оказалась узловой, здесь сходились целых шесть маршрутов. Стены были выложены блестящим белым кафелем. Гладкий, без намека на орнамент, он прекрасно смотрелся бы в уборной. На платформе одиноко стоял дежурный по станции, который, судя по виду, мог в любую минуту умереть со скуки. Ёрш нахмурился и укусил ноготь большого пальца. «Вторник ведь, половина девятого утра, почему платформа пустует?» – недоумевал он. Ничего хорошего это не предвещало.

* * *

Дежурный украдкой наблюдал за поездом, старательно изображая равнодушие. Старый школьный трюк! Ёрш вспомнил, как Кость барабанил в дверь и орал на машиниста; вспомнил, как Череп бежал за поездом, отчаянно размахивая руками. Он снова взглянул на дежурного: у того к воротнику крепилось какое-то устройство. Дежурный чуть наклонил голову и беззвучно шевелил губами, словно читая трудную книгу. Ершу захотелось лечь плашмя на пол.

– Я ошибся, – повернувшись к сикху, проговорил он. – Это не моя станция.

– Тогда тебе стоит сесть! – посоветовал сикх, явно обрадованный этой новостью.

– Хотите, расскажу, за что меня исключили из школы? – спросил Ёрш.

– Полицейский идет! – вместо ответа объявил сикх.

Повернувшись к окну, Ёрш увидел, как дежурный шагает по платформе и заглядывает в вагоны. Двери не закрывали, следующую станцию не объявляли. Дежурный по станции скучал лишь оттого, что его заранее оповещали о возможном развитии событий. Дабы собраться с силами, Ёрш прижал голову к окну, а потом коснулся щекой плеча сикха. Рубашка старика слабо пахла анисом, и у Ерша заслезились глаза.

– Можно надеть ваш тюрбан? – шепотом спросил Ёрш.

– Возвращайся в школу! – процедил сикх.

– Да не могу я! – вздохнул Ёрш. Его левая рука судорожно дернулась. Пассажиры вагона смотрели то на него, то на сикха, то на дежурного по станции, кое-кто с явным беспокойством.

– У тебя есть семья? – осведомился сикх, усаживаясь поудобнее. – Есть родные, которые смогут…

– Обнимите меня! – попросил Ёрш, поднял руку сикха и положил себе на плечо. Этот фокус он видел в кино, но не знал, работает ли он в реальности. Анисовый запах усилился. Отражение дежурного по станции мелькнуло в окнах, дверях и глазах всех пассажиров вагона. Ёрш зарылся лицом в плечо сикха, а тот лишь шумно вздохнул и сказал дежурному:

– Доброе утро!

Едва дежурный отошел, Ёрш резко подался вперед: его чуть не вырвало. Сикх отстранился с бесстрастностью медбрата и поправил стрелку на брюках.

– На западе Пакистана есть город Лахор, у меня там внук, – объявил он. – Ты очень на него похож.

– Он тоже прогульщик?

Сикх улыбнулся и кивнул:

– Его зовут Сатиш. Такой же негодник, как и ты. Когда ему было шестнадцать…

– Я не готов к миссии, – прошептал Ёрш, ритмично постукивая себя по груди. – Зря меня из школы выгнали.

Едва поезд покатил дальше, жизнь снова заиграла яркими красками: вернулось нормальное дыхание, шепот, кашель и пение мимо нот. После долгой тишины слышать пение было странновато, но Ёрш чуть не умер от счастья. Пару минут он мурлыкал себе под нос, наслаждаясь быстрой ездой, затем наполнил легкие воздухом и сделал постное лицо. Он собрался сказать нечто важное, предназначенное только для ушей сикха. Кроме своего маленького открытия Ершу нечего было предложить – в знак дружбы, в обмен или в дар. С другой стороны, человечество спасали и куда менее щедрые подарки.

– Превыше всего ваша религия ценит пожертвования, – начал Ёрш и перевел дух. – Они имеют огромное значение, верно?

Сикх не ответил. Ёрш ждал, что он как-то отреагирует: вскрикнет, возденет руки к потолку, засмеется, но на бородатом лице не дрогнул ни один мускул. Сикх даже смотрел не на него, а на девушку, которая сидела напротив и распутывала серебристые наушники. Ни элегантным, ни мудрым, ни просто умным старик уже не выглядел. Буквально на глазах он превращался в неодушевленный предмет, вроде ломтя свежего хлеба, который, зачерствев, становится несъедобным.

– Вы ссыхаетесь! – мрачно объявил Ёрш. – Эй, вы меня слушаете?

«Это из-за жары, – подумал он. – Мы все от нее сохнем и спекаемся». Сикх смотрел прямо перед собой, точно для портрета позировал. «Готовится, – догадался Ёрш, – внутренние ресурсы мобилизует». На следующей станции он выйдет, пересядет в другой вагон или на другой поезд, обратится в полицию или даже школу оповестит – Ёрш не исключал ни один из этих вариантов. Однако страшнее самого поступка казалось то, что сикх совершит его от невежества, не дождавшись щедрого подарка. Худшего Ёрш и представить себе не мог.

Спокойный голос сикха прозвучал как гром среди ясного неба: он ни головы не повернул, ни воздуха в грудь не набрал:

– В чем причина, Уильям?

– Причина? – переспросил Ёрш, не веря собственным ушам. – Другими словами, почему я сбежал?

Сикх моргнул лениво, даже нехотя, словно разомлевший на солнце кот.

– Раз спрашиваете, я объясню почему, – пообещал Ёрш и наклонился поближе к старику. – Дело в том, что сегодня вечером наш мир погибнет.

Теперь сикх соблаговолил повернуться к Ершу, хотя подобие интереса выражали только близко посаженные водянистые глаза. Старик молчал, и Ершу оставалось гадать, слушает ли он его. Казалось, что слушает. Слабо мерцая, откровение облетело вагон и беззвучно растворилось в воздухе. Ёрш не обратил на него внимания. Сикх нетерпеливо кивал и переступал обутыми в мокасины ногами – ерзал, совсем как сидевшая напротив девушка с наушниками. Куда они все торопятся? Хотя, естественно, времени-то в обрез! На следующей станции имелось два перехода: на оранжевый и синий маршруты. Следовало сделать выбор. Впрочем, Ёрш сделал его уже давно.

Скрип и скрежет – поезд проезжал стрелку – моментально проникли в вагон и растеклись слоями, точно создавая буфер, убежище от того, чему было суждено случиться. Сейчас Ёрш наберет в грудь побольше воздуха и объявит…

– Через десять часов наш мир погибнет, – сказал Ёрш и двинул себя в челюсть, заставляя продолжать. – Ровно через десять часов, дедуля. Наш мир погибнет в огне.

Лицо сикха было абсолютно непроницаемым, а тело – не живее, чем у трупа или сомнамбулы. Ёрш плотно сомкнул губы, скрестил руки на груди и кивнул. До чего же трудно, горько, мучительно сидеть рядом с сикхом и ждать хоть какого-то ответа, кивать и надеяться на единственно правильную реакцию! Ёрш перевел взгляд на девушку с наушниками.

Прямая, как струна, величественная, бесстрастная, она казалась копией сикха. Чем дольше Ёрш смотрел на нее, тем меньше понимал. Покой нарушился. Мысли о девушке, сикхе и других пассажирах превратились в капельки ртути и хаотично перетекали от одного варианта к другому. Белые пустоты между событиями увеличились. Ёрш приказал себе думать лишь о форме вещей: пока достаточно формы, содержание подождет. Он бесстыдно уставился на девушку.

Такой стрижки Ёрш еще не видел. Крашеные волосы незнакомки были тусклого темно-рыжего цвета: до такого оттенка за лето смывается черная краска. Длинная рваная челка падала на глаза, а стоило девушке опустить голову – полностью закрывала лицо. Ёрш представил себе целый город девушек с лицами, завешенными волосами, и ушами, заткнутыми наушниками. Последние полтора года Ёрш находился в космосе, в изгнании, страдал от амнезии, воевал на фронтах самопровозглашенной войны. Мир изменился, пока он отсутствовал, пока гнил в своей школе. Девушка прижала ладони к коленям, пряча то, к чему крепились наушники. Создавалось впечатление, что она стыдится и рук, и коленей, и ажурных, нарочито порванных чулок. Она бы все свое тело спрятала, если б могла… Ёрш почувствовал холодок дежа-вю: ему хотелось того же.

Ее руки оказались неухоженными, шершавыми, но короткие, совершенно не изящные пальцы Ершу понравились. В чем дело, он понял, лишь когда девушка поднесла указательный пальчик ко рту: не знавшие маникюра ногти были обкусаны чуть ли не до мяса – такие простительно иметь девчонкам раза в два моложе. «Подобное я уже видел», – подумал Ёрш. Перед мысленным взором возник подсвеченный сзади образ – фигура девушки, полулежащей среди пустоты. Он даже услышал звук, слегка похожий на женское имя. Еще пара секунд, и Ёрш бы его вспомнил, даже произнес бы вслух, однако, прежде чем это случилось, подсвеченный образ растворился в воздухе.

Девушка с наушниками улыбалась. Да, точно улыбалась, краснела, поправляла челку, но причину своей радости держала в секрете.

– Это музыка! – шепнул сикху Ёрш. – Ей нравится музыка, которую она слушает через наушники. – Сикх холодно, почти недовольно кивнул, и Ёрш понял, что ошибся: девушка улыбалась не украдкой, а открыто, почти беззастенчиво, и не кому-то, а именно ему.

Тут он вспомнил, почему сбежал из школы.

Осторожно, словно зондируя почву, Ёрш улыбнулся в ответ: выпучил глаза и оскалился. С непривычки тотчас онемело нёбо. В школе девочек не было, по крайней мере в его крыле, а до зачисления в школу он ими вообще не интересовался. Зато сейчас интересовался, даже очень. Сейчас они помогали чувствовать вкус жизни.

– Прекрати на нее пялиться! – прошипел сикх.

– Я не пялюсь, а испускаю сексуальные флюиды, – парировал Ёрш.

– Уильям, ты ее пугаешь!

Ёрш помахал девушке, сильнее вытаращил глаза и показал на свой рот. Девичья улыбка померкла, уголки рта безжизненно застыли, и Ёрш тотчас отрегулировал свою улыбку. Девушка расстегнула ранец и склонилась над ним, спрятав лицо за челкой, как витрину за жалюзи. Она смотрела в ранец, словно ребенок в бездонный колодец.

– Почему бы ей не снять чертовы наушники? Я кое-что скажу! Пропою, если захочет. Могу даже…

– Наш мир погибнет? – переспросил сикх. – Почему?

Ёрш тут же перестал улыбаться, и сексуальные флюиды, которые он так ловко и умело испускал, исчезли. Вопрос был самой настоящей провокацией. Сикх хотел обезоружить его, помешать знакомству. Девушка с рюкзаком отступила на второй план, и ее место занял сикх. Он стал совсем другим. Остальных пассажиров скрывал мрак, а сикха ярко освещали прожектора – именно он теперь был в центре внимания Ерша, говорил совершенно иным голосом, а лицо не выражало ни доброты, ни участия.

– Ваш голос изменился, – отметил Ёрш. – Я вас не слышу.

– Хватит донимать бедную девушку, Уильям! – отозвался сикх, пряча ухмылку за жидкой, блеклой бородой. Он поднял голову, откашлялся и подмигнул.

Тут Ёрш четко увидел нависшую над ним угрозу. Страшное открытие точно ударило под дых и судорогой расползлось по телу.

– Не беспокойся, – медленно проговорил Ёрш, жадно глотая воздух после каждого слова. – Ни о чем не беспокойся, дедуля. Просто исчезни!

– Дедуля? – громко переспросил сикх и осклабился. Теперь он обращался не к Ершу, а к остальным пассажирам, объявление делал. Словно опытный шоумен, он обвел взглядом зрителей и положил сморщенную ладонь на плечо Ерша. – Будь я твоим дедом, парень…

Гудящий голос сикха еще разносился по вагону, когда Ёрш схватил старика за бороду и с силой дернул. Сикх подскочил, как ошпаренный. «До чего легкий!» – про себя удивился Ёрш. Старик не удержал равновесие, упал и, точно в глупой комедии, вытаращил глаза, демонстрируя публике шок и изумление. Он ударился о стойку и, вращаясь против часовой стрелки, покатился к дверям.

Снова послышался гудящий голос, но принадлежал он уже не сикху, а неизвестному мужчине и лился из вмонтированного в потолок устройства громкой связи.

– Коламбас-серкл! – прокричал Ёрш. – Переход на маршруты А, С, D, 1 и 9!

«Хватит шуток! – заразительно смеясь, думал он. – Уже не смешно!»

Какая-то женщина, разинув рот, стояла в центре прохода. Стоило Ершу повернуться в ее сторону, рот незнакомки тотчас закрылся.

– Парень! – У сикха сбилось дыхание, и он шипел не хуже, чем устройство громкой связи. – Парень…

– Пожертвования – это прекрасно, – сказал Ёрш, опустившись рядом с ним на колени. – Согласен?

Сикх оскалился, просвистел что-то неразборчивое и схватился за горло.

– Беспокоишься обо мне! – догадался Ёрш. – Не стоит, док! Лучше беспокойтесь о мире.

Старик отполз, прислонил голову к темно-серой складке между дверями и закатил глаза. Слетевший при падении тюрбан лежал у его правого локтя. О пол ударился, перевернулся, а мудреная конструкция не рассыпалась – теперь тюрбан напоминал декоративную корзину. «Значит, тюрбан не повязывают каждый раз, – про себя отметил Ёрш, – а надевают и снимают, как шапку».

– Парень… – с видимым усилием повторил старик. Он что, других слов не знает?

Нагнувшись, Ёрш схватил его за куртку. Мячи-пуговицы жалобно заскрежетали.

– Все в порядке, дедуля! – заверил он. – У меня есть план.