Спаситель мира

ГЛАВА 3

Грохот поезда давно стих, а Ёрш все сидел, зажмурившись – к этой уловке он пристрастился в школе, – и ждал, когда сикх исчезнет из его мыслей. Зубы стиснуты, колени сведены, голова прижата к стене. Скамья попалась настолько жесткая и неудобная, что, казалось, ее поставили сюда с целью создать максимум проблем бомжам и алкоголикам. «Даже такая лучше, чем ничего», – подумал Ёрш и, подобно сикхским воинам наутро перед битвой, принялся считать свои вдохи. Сосредоточившись, он сосчитал от одного до семи, задержал дыхание, потом сосчитал от семи до одного.

Дыхательная гимнастика не на шутку утомила, хотя отдельные слова сикха не желали исчезать тихо и мирно, к примеру, «Уильям, ты ее пугаешь», или «Будь я твоим дедом, парень…», или «Ты ошибаешься». На прощание они срывались на злобный назойливый визг, а на их фоне проступал другой звук, напоминающий мерный гул реактивных турбин или высоковольтных проводов. Этот звук никакой гимнастикой не прогонишь… Он был знаком Ершу не хуже, чем характерный шум туннеля и поездов, но имел принципиальное отличие – доносился не снаружи, а изнутри.

Как обычно, вместе со страхом в сознании возник образ Виолет. Подобно свету электросвечи, он замерцал за опущенными веками. Порой Ёрш видел ее призрак, порой только образ, но всегда яркий, полный любви, пугающий. Сейчас Виолет неестественно-прямо сидела на стуле и, судя по тому, как смахивала с брюк невидимые пылинки, сильно нервничала. Короткие белокурые волосы стояли торчком, совсем как у мальчишки! Виолет уже наверняка позвонили из школы или полиции, сообщили новость и, возможно, даже вручили письмо. Интересно, она его разобрала? Ёрш искренне надеялся, что разобрала и ощутила тайную, дерзкую, типично материнскую гордость. Однако возникший за опущенными веками образ не источал гордость. Он казался бледным и несчастным.

В давние-предавние, почти стершиеся из памяти времена в спальне стояла огромная кровать. На ней спали мать с отцом. Высокая квадратная кровать была застелена простынями в терракотовый цветочек – «хиппи-простынями». Рано утром, когда родители еще спали, Ёрш обожал залезать в теплую ямку между их переплетенными ногами. Хлопковые простыни царапали щеки, словно загрубевший от соли парус, а запах родительских тел окрашивал воздух в разные цвета. Сам Ёрш отсвечивал зеленым, папа – красным, Виолет – фиолетовым. Она спала в ночнушке с надписью «Флэтбуш – столица любви» на спине, а отец – в клетчатой пижаме. Однажды пижама расстегнулась, папа что-то пробормотал, а Виолет, засмеявшись, запустила ладонь в его брюки. Сейчас от этих воспоминаний язык прилипал к нёбу, от избытка чувств начиналась тошнота, а в те далекие времена все казалось простым и естественным. О катастрофе мир тогда еще не ведал.

Это – дело прошлое, а сегодня одиннадцатое ноября. Сегодня Ёрш сидел на жесткой скамье, считал до семи и в суете нью-йоркского метро был одиноким, как пророк в пустыне.

Станция называлась «Музей естественной истории». Ёрш миллион раз бывал здесь, когда они с Виолет ездили в Центральный парк. Они частенько прогуливались вдоль спортивных площадок, конных дорожек и огороженного рабицей пруда; поначалу Виолет держала его за руку, потом они поменялись ролями. Сейчас на платформе напротив стоял мужчина. Он сутулился так сильно, что чуть не сгибался пополам, и смотрел не перед собой, а в сторону. Вот он покачнулся и неловко шагнул в сторону, совсем как в быстро идущем поезде! От Ерша этого типа отделяли лишь горячий воздух, влажность и мерный треск аргоновых ламп.

Ёрш вгляделся в глубь платформы: у кафельной стены надгробиями стояли шестнадцать скелетов из тусклой бронзы. Ёрш повернулся к ним спиной: кому интересны скелеты животных, вымерших в незапамятные времена? Раз вымерли, значит, были ошибкой природы. Зажав глаза рукой, Ёрш попытался забыть о бронзовых скелетах. Когда это удалось, он окончательно заглушил голос сикха и снова взглянул на платформу.

Не успев разлепить веки, Ёрш тотчас об этом пожалел. Окружающие предметы испуганно встрепенулись, а потом, едва их контуры стали четче, начали дергаться и сливаться. Нет, только не это! Свет аргоновых ламп пульсировал, словно заячье сердце, словно им управлял какой-то разум. Ёрш внушал себе: все это не важно и напрямую его не касается, однако время самовнушения давно прошло. Он вцепился в скамью и, жадно хватая воздух ртом, попытался спокойно оглядеться по сторонам. Гладкая скамья, блестящие стены, тусклые бронзовые скелеты – все было по-обычному спокойно и безжизненно, даже ожидающие поезд казались невозмутимыми и собранными. Увы, именно казались. Секундой ранее Ёрш словно заглянул за кулисы и теперь, как здорово бы ни играли марионетки, не мог забыть о нитях и блоках, благодаря которым менялись декорации. «Ты ведь ожидал этого», – напомнил себе Ёрш. Да, ожидал, но не так скоро, поэтому чувствовал себя опустошенным, немощным и больным.

Кокетливо кружась, мимо скамьи порхнула целлофановая обертка сигаретной пачки, эдакий непритязательный предвестник, знамение. Ёрш уткнулся лицом в колени и застонал.

Может, отступить? Сумеет ли он ответить на зов и достойно выполнить свою миссию? Порой от одного воспоминания об обнаженных телах подступает рвота, а порой он буквально трепещет от предвкушения. «Кого я найду? – спросил себя он, прижимаясь щекой к коленной чашечке. – Кого я найду в метро?» В памяти тотчас всплыла девушка с длинной рваной челкой, обкусанными ногтями и серебристыми наушниками. Апатичная, неприступная, она взглянула на него и улыбнулась. Низко опустив голову, Ёрш посмотрел на грязный бетон платформы напротив. Там только что стоял обкуренный идиот. Здесь, в метро, это хотя бы теоретически возможно? «Если найду сумасбродку, то вполне, – решил Ёрш и едва не расхохотался. – С сумасбродкой у меня все получится!»

Тревоги и сомнения тут же отступили. Иногда они проносились беспечным океанским бризом, надменно показывая: Ёрш не стоит их внимания, а иногда налетали ураганом и выбивали почву из-под ног. Сегодня он молодец, выстоял! Ёрш посмотрел на исчезающие во тьме рельсы, на пустой, испещренный пятнами сырости туннель, где живут поезда, на ядовито-желтую полосу безопасности. За третьим рельсом сидела крыса и, дрожа от блаженства, пила кофе из раздавленного картонного стакана.

– За нашу прекрасную ночь! – провозгласил Ёрш, поднимая воображаемый бокал.

Пока он переглядывался с крысой, на платформу просочились неясные, искаженные расстоянием звуки – шорох шагов то ли двоих, то ли одного человека под аккомпанемент гулкого эха. Вскоре послышались голоса, бездушные, выхолощенные, точь-в-точь как помехи в старом телевизоре.

– Бр-р, здесь трупный запах!

– Не трупный, а вполне человеческий. Похоже, ты никогда не общался с простыми людьми.

– Сделай одолжение! – Неизвестный лениво подавил зевок. – В следующий раз, когда откажусь ловить такси, облей меня бензином и подожги, лады?

Воцарилась тишина, прерываемая лишь скрежетом автоматических турникетов. Шаги замерли в паре футов от скамьи. «Не стану поднимать голову, ни за что!» – подумал Ёрш: выхолощенные голоса звучали совсем как у Черепа и Кости.

– Кстати, как ты слетал в Лондон? Я там никогда не был.

– В Лондоне здорово! Мы ходили в этот, как его… Ну, ты знаешь… – Пауза. – Тауэр! – Снова пауза, на сей раз длиннее. – Народу там тьма-тьмущая!

Не отрывая взгляд от грязных плит пола, Ёрш с отвращением поморщился. Ни Череп, ни Кость в Лондоне никогда не были, в этом он не сомневался. Послышался сухой, скрежещущий кашель, будто кошка подавилась комком шерсти. Голоса зазвучали глуше, точно эти двое обсуждали сердечные дела и не хотели посвящать в них посторонних.

– Правда, что в Лондоне полно индийцев?

– Да, индийцев и пакистанцев, но, хочешь верь, хочешь нет, там куда чище. Нищих и попрошаек намного меньше.

– Попрошайки… – Неизвестный снова сделал паузу. – Они уверены, что Нью-Йорк принадлежит им.

– А разве нет?

– Ничего подобного! Нью-Йорк принадлежит мне.

«Если не заткнутся, я спрыгну на рельсы! – Ёрш в отчаянии кусал большой палец. – Точно спрыгну, прямо сейчас!»

К счастью, тут подкатил поезд маршрута В и спас Ерша. Первым на станцию ворвался призрак поезда: сгусток воздуха, горячий от собственной скорости и плотности. Формой он совпадал с туннелем, длиной – с несущимся за ним составом. Словно ураган, он развеял лежащий на путях и платформе мусор. Ёрш открыл рот, чтобы попробовать воздух на вкус. Прозрачная обертка порхнула к краю платформы, трепеща, как испуганная птичка. Лишь сейчас Ёрш заметил над своей скамьей полосатую, как зебра, рейку. Он знал, для чего ее тут повесили, и с гордостью произнес название: «Предельная рейка». Голос звучал уверенно: Ёрш четко представлял, что случится дальше.

Поезд влетел так же стремительно, как опередивший его призрак, моментально сбил ветер и размазал его по рельсам целой какофонией звуков. Сперва затрещал ток, затем заскрипели колеса и заскрежетали тормозные колодки. Секунда – и звуки слились в гул, заполонивший все вокруг. Теперь платформа дрожала от мощи замедляющих ход вагонов, а не от лицемерной лживости окружающего мира. По-прежнему крепко держась за скамью, Ёрш подался вперед, чтобы не пропустить кабину машиниста. Крупного плотного машиниста с невозмутимым лицом было видно издалека, да еще защитные очки мерцали не хуже стробов. Пророчество свершилось – кабина остановилась аккурат напротив скамьи. Машинист мельком взглянул на Ерша и поднял очки, чтобы свериться с предельной рейкой. Он удостоверился, что все в порядке, и раздраженно двинул локтем – двери открылись ровно на десять секунд, зафиксированный в правилах временной минимум. Беззвучно шевеля губами, кондуктор отсчитывал секунды, а Ёрш завороженно за ним следил.

– Ты садишься? – спросил машинист.

– Нет, жду маршрут С, – смущенно покачав головой, ответил Ёрш.

– Объявление читал? – Машинист кивнул на кафельную стену. – Маршрут С сегодня не ездит, так что не теряй времени и садись в вагон.

– Ничего страшного, – дрожа от удовольствия, ответил Ёрш. – Мне все равно.

– Сынок, ты меня слышал? Говорю, маршрут С сегодня…

– Вам пора! – напомнил Ёрш. – Десять секунд давно истекли. Закрывайте двери!

Машинист приподнял очки, ущипнул себя за переносицу и с преувеличенной осторожностью водрузил очки на место. Помимо этого, удивления он ничем не выдал. Прозвучало божественное ля-до, машинист дернул головой и спрятался в кабину, словно таракан в щель. Ёрш зажмурился и стал ждать сигнала – двойного звонка, по которому машинисту следует отправиться со станции. Когда он разлепил веки, поезд уже скрылся в туннеле, платформа опустела, а ему на колени приземлилась целлофановая сигаретная обертка. Лишь тут вспомнились выхолощенные голоса – опасливо, стараясь не привлекать внимания, Ёрш огляделся по сторонам, но Черепа с Костью и след простыл. Крыса по-прежнему сидела у третьего рельса, а бумажный стакан исчез. На платформе не было ни души, зато на расстоянии вытянутой руки, примерно на полпути к ближайшей колонне, лежала аккуратно свернутая двадцатидолларовая купюра.

Ёрш внимательно посмотрел на купюру, пытаясь определить, откуда она взялась. Небось из чьего-то кармана случайно выпала – это объяснение казалось самым ясным, благовидным и правдоподобным. В школе ценят именно такие. «Объяснение со вкусом азалептина! – беззвучно хмыкнул Ёрш. – Азалептиновое в хлорпромазиновой глазури».

Ёрш остался сидеть, прижав голову к стене. Подняться, сделать несколько шагов и взять двадцатку казалось немыслимым. К деньгам он не прикасался ровно полтора года, с тех пор, как его зачислили в школу. «Метро не место для случайностей», – подумал Ёрш. С другой стороны, просыпался голод, а в карманах не было ничего: ни носового платка, ни карандаша, ни спички. Ни единой таблетки…

– Случайности недаром так называются, – громко проговорил Ёрш, прислушиваясь к эху собственного голоса. – Они случаются, случаются постоянно.

С купюры смотрело тонкое учительское лицо в обрамлении фисташковых волос. Оно показалось знакомым. Да, Ёрш отлично знал этого «учителя».

– Джексон, – произнес он, тыча пальцем в двадцатку. – Эндрю Джексон, седьмой президент США, убийца индейцев.

Джексон улыбнулся ему аристократически-тонкими зелеными губами. «С удовольствием обменяю тебя на омлет со швейцарским сыром и порцию жареной картошки», – подумал Ёрш.

– Правильно, мини-босс, деньги нужно унижать и терроризировать! Только дураки молча кладут их в карман!

Ёрш медленно поднял голову. Обратившаяся к нему дородная женщина стояла, широко расставив ноги, точно боксер или цирковой акробат. Кожа такого цвета, как у этой особы, могла быть и у сикха, и у суданца, и у индейца-чероки, а может даже, и у белого. Вместо носков из разбитых кроссовок торчали полиэтиленовые пакеты.

– Купюра не настоящая, – пояснил Ёрш. – Это фальшивка.

– Неужели? – переспросила женщина, ущипнув себя за подбородок. – А что, если я подниму эту фальшивку и спрячу в свое портмоне?

– В свое что?

– Портмоне, – чуть тише проговорила женщина. – Это французское слово, обозначает кошелек.

– Пожалуй… – Ёрш задумался. – Пожалуй, вам стоит ее поднять. Да, определенно.

– Стоит поднять, – пробормотала женщина, поддела двадцатку носком кроссовки, присмотрелась повнимательнее и скрылась за колоннами. Через некоторое время Ёрш нагнулся и потрогал купюру средним пальцем правой руки. Сильный разряд тока тут же пробежал от кисти к плечу, устремился выше и впился в челюсть так, что зубы судорожно клацнули. Ёрш испуганно отстранился, и жуткое ощущение исчезло.

– Ну вот, мини-босс, а говорил, что фальшивка! – прошипела женщина, выступая из-за ближайшей колонны. Синий чемоданчик она держала крепко, обеими руками, как испуганные дети – одеяло. Для ее комплекции ладони казались чересчур миниатюрными. Женщина двигалась робко, опасливо, словно обдумывая каждый шаг. Темные глаза буквально приклеились к купюре.

– Что сейчас можно купить на двадцать долларов? – поинтересовался Ёрш, отодвигаясь, чтобы освободить место на скамейке.

– А ты не знаешь?

– Я долго отсутствовал, – покачал головой Ёрш.

Когда женщина поставила чемодан на скамейку, он задребезжал, точно в нем были рождественские гирлянды, бокалы для шампанского или пустые флаконы от духов. Какое-то время они сидели рядом, наблюдая за потоком пассажиров. На станцию влетел экспресс, и Ёрш начал волноваться из-за двадцатки, но она спокойно лежала на полпути к колонне и даже не шевельнулась. Наконец женщина пригладила брови и откашлялась.

– На двадцать долларов в городе особо не погуляешь, – объяснила она.

Ёрш улыбнулся и пожал плечами.

– Как вас зовут?

– Хезер. – Женщина выпрямила спину и кокетливо подалась вперед. – Хезер Ковингтон.

– Хезер Ковингтон, – повторил Ёрш, оглядывая собеседницу с ног до головы. Та нагнулась, чтобы поправить полиэтиленовые «гольфы». – Вы не похожи на Хезер.

Хезер подмигнула, будто Ёрш намеренно ей подыграл, и вытащила из чемодана потрепанный синий паспорт.

– Зачем это? – удивился Ёрш.

– Для знакомства.

Ёрш раскрыл паспорт и принялся осторожно листать. Страницы были пустыми, лишь на одной бледно желтел штамп «Форт Эри, Онтарио, Канада». Судя по отметкам, паспорт выдали в апреле две тысячи седьмого года.

– Хезер Дакота Ковингтон, – вслух зачитал Ёрш. – Волосы каштановые, глаза зеленые. Вес сорок килограммов… – Он сделал паузу. – Родилась в Вене, штат Виргиния, тринадцатого ноября 1998 года.

Пряча глаза, женщина мило улыбнулась и убрала паспорт в карман. Ёрш вгляделся в ее лицо: натужная улыбка чуть скривилась, словно растягивать губы стоило огромных трудов. Хезер выдержала эффектную паузу и показала на рот. «Кого она пытается изобразить?» – удивился Ёрш, но тут же все понял. Его новая знакомая улыбалась точь-в-точь как девочка в паспорте.

Вскоре экспресс привез из центра целую толпу апатично смотрящих перед собой пассажиров.

– Тринадцатое ноября, – исключительно ради поддержания разговора повторил Ёрш. – Какое сегодня число?

– Одиннадцатое.

– Значит, послезавтра ваш день рождения.

– Да, черт подери!

– Тогда возьмите деньги. Поздравляю от души!

– Праздник еще не наступил, – зевнула Хезер.

Ёрш расправил плечи и попытался пошутить.

– В этом году рекомендую отпраздновать заранее!

– Зачем это?

– Мисс Ковингтон, вдруг вы завтра умрете?

– Зови меня Хезер. – Женщина снова пригладила брови, на сей раз чуть аккуратнее. – А деньги я уже взяла, мини-босс.

Ёрш посмотрел на пол и сделал лицо «как у Филиппа Марлоу». Хезер быстро раскрыла паспорт: между последними страницами лежала двадцатка.

Ёрш изумленно разинул рот, а Хезер Ковингтон лишь улыбнулась. Ее крупные черты лица и бурая кожа воскресили в памяти пейзаж. «Да, минуло три года», – сказал себе Ёрш, погружаясь в прошлое. Три года назад Виолет взяла напрокат машину и повезла его смотреть на пенсильванские холмы. «Укатим в глушь, – сказала тогда она. – Только ты и я!» Ершу стало смешно: можно подумать, кто-то набивался к ним в компанию! Бурые холмы больше всего напоминали складки на шее угрюмого старика. «Ты мой герой! – восклицала Виолет. – Мой маленький профессор! Интересно, кем ты станешь, когда вырастешь?»

В тот день он впервые услышал гул турбин.

– Чего лыбишься, мини-босс? – поинтересовалась Хезер Ковингтон, голос которой звенел, словно писк надоедливого комара.

– Почему вы меня так называете? – осведомился Ёрш, медленно и неохотно разлепив веки.

– Потому что на обычного босса ты не похож. – Хезер вытянула ноги и взглянула на носки кроссовок.

– Я вообще не босс, – покачал головой Ёрш. – Пока нет.

– Да уж, наверное. Босс не бросил бы двадцатку.

– Мисс Ковингтон, деньги меня не интересуют.

– Не интересуют? – удивилась Хезер. – Мини-босс, ты звезда?

– Пожалуйста, зовите меня Ершом. Мне так больше нравится.

– Вот черт… – пробормотала Хезер. Ершу точно пощечину отвесили, настолько откровенным было ее неодобрение. Из туннеля вылетел ветерок, легкий, но решительный, словно авангард наступающей армии-победительницы. У турникета стояли две толстые девчонки из колледжа, держались за руки и рыдали, прижимаясь друг к другу лбами. Чуть дальше собралась бригада дорожных рабочих в оранжевых жилетах.

– Ты наверняка звезда, – не унималась Хезер Ковингтон. – Натягиваешь трусы, надуваешь губки и гребешь деньги лопатой.

– На что потратите двадцатку? – полюбопытствовал Ёрш. – На омлет со швейцарским сыром?

Хезер засмеялась.

– В последний раз я платила за завтрак, когда еще… Когда еще не… – Она нахмурилась и похлопала по боку чемодана. – Обо мне не беспокойся!

– Где вы питаетесь?

– Раньше ходила в столовые, там органические овощи дают. Особенно нравилось у «Стрит лайф министриз», это религиозная организация, они бездомным помогают, бесплатные обеды развозят… – хлопая глазами, объясняла Хезер. – У них специальный фургончик есть, старый такой, бежевый, ну, ты представляешь. Дают сандвичи с ветчиной, с индейкой и капустный салат. Ради него я готова уверовать в Бога! Только представь: капустный салат с перцем! – Хезер подняла большой палец.

– Да, капуста с перцем – это самое то, – согласился Ёрш. – Помню, в детстве…

– Аппетит у меня хороший, а проповеди не нужны. – Хезер провела языком по нижним зубам. – Говорю, столовыми и фургончиками заправляет церковь. Они готовят еду, бесплатно раздают, а потом поучают родителей, как лучше над детьми измываться.

– Ясно, – кивнул Ёрш, наблюдая, как Хезер кривится от презрения. – Понятно.

На самом деле он не понимал ничего, но совершенно не беспокоился. Напротив, Ёрш чувствовал себя живым, а не вялым и заторможенным, как от лекарств. Нечто подобное он ощущал в школе, когда новенькие бились в истерике, не в силах справиться с переполнявшими их мыслями.

«Можно подарить себя Хезер, – подумал Ёрш. – Вдруг она согласится?»

– Хочу кое-что вам рассказать, – с трудом сдерживая волнение, начал Ёрш. – Кое-что о нашем мире.

– Мне неинтересно, – покачала головой Хезер Ковингтон.

– Что творится с воздухом, точнее, что творим с ним мы, общеизвестно. Воздух меняется ежеминутно: густеет, уплотняется, набирает скорость. С каждым днем вокруг становится жарче. – Ёрш наклонился и заглянул Хезер в глаза. – Согласны со мной?

– М-м-м! – промычала Хезер Ковингтон.

– Однако далеко не все знают, что потепление идет не плавно, не по прямой, а по круто изгибающейся кривой. График роста температуры – это кривая. – Зубами Ёрш впился в запястье – чуть ослабишь самоконтроль, заикание начнется! – а глазами – в Хезер. Определить, слушает ли его она, не представлялось возможным, а понимает или нет – тем более. – Потепление идет по кривой, мисс Ковингтон, – повторил он и взял Хезер за руку. Женщина и не думала сопротивляться. – Скорость процесса ежесекундно увеличивается, почти в геометрической прогрессии растет! – Ёрш усмехнулся. – Да не почти что, а именно так. – Он сжал руку Хезер, стараясь привлечь внимание. – Остановить процесс не под силу никому.

– Совсем как меня у банкомата, – внимательно изучая потолок, проговорила Хезер Ковингтон.

– Я нашел один способ, вернее, сам его придумал, – зашептал Ёрш. – Он связан с тем, что скрыто у меня внутри.

– Хватит! – буркнула Хезер Ковингтон. Теперь она смотрела прямо перед собой.

– Мир живет внутри меня, так же, как я внутри него, – не унимался Ёрш. – Этому учат все религии, например, буддизм. – Он прижал левую руку к щеке Хезер. – Мисс Ковингтон, вы слушаете? Я прочел это в «Нэшнл джеографик».

Хезер Ковингтон не ответила.

– Чтобы охладить воздух, я сперва должен охладиться сам. – Ёрш сжал ее лицо в ладонях, точно голливудский любовник. – Мисс Ковингтон, я раскроюсь, как цветок.

– Замолчи! – заорала Хезер, прислонив голову к кафельной стене. – Я сказала, замолчи! – Она бешено молотила руками, будто желая привлечь внимание дорожных рабочих, толстых девчонок из колледжа и бездушного автомата по продаже билетов. Толстушки обернулись, а рабочие и глазом не повели. – Хватит! – выпалила Хезер, словно оглашая приговор, и залилась сухим горестным смехом.

– Поезд идет! – Ёрш похлопал ее по плечу, но Хезер это не помогло.