Спаситель мира

ГЛАВА 20

Он явился на зов Секретарши, гордый, величественный, готовый исполнить миссию. Не чужую, не миссию Ерша, а собственную. Раскатом грома хлопнула дверца машины, шторы разверзлись, и на подоконнике возник он, прекрасный и молчаливый, как бог. Он широко раскинул руки – золотой атлас куртки зашуршал и блистающими складками собрался на боках. На спине темнела надпись «Ниндзя 3:10», больше всего напоминавшая обозначение псалма. Стремительный и грациозный, словно орел или тигр на охоте, он в прыжке отвесил Секретарше пощечину, потом схватил Ерша за волосы и швырнул на комод с зеркалом. Он даже кулаки не сжал, Ерша бросало в дрожь от одного его взгляда.

Он, как бабочку, пригвоздил Ерша к комоду и задал элементарный вопрос. Ёрш повернул голову, собираясь ответить, но увидел лишь пульсирующий воздух. Вопрос повторили еще несколько раз, словно анекдот для особо одаренных. Иногда его задавал один голос, иногда – другой. Иногда Ёрш слышал бархатно-печальный и бесконечно терпеливый голос Золотого бога, иногда – испуганный визг Секретарши. Вопрос казался элементарным, только где найти ответ? Ёрш согласно мычал, плакал, лепетал, строил все известные ему гримасы. Где же ответ? Вот захлопнулся ящик комода, увлекая за собой его пальцы. Ёрш закатил глаза и погрузился в темную прохладу.

«Посмотри на меня, говнюк! – Ёрш уставился в зеркало, но ничего заслуживающего внимания не разглядел. – На меня посмотри!» Голос звучал глухо и спокойно, а из-под него палимпсестом проступало бешеное шипение, в котором голос Ерша скрылся, словно голубица в дарохранительнице. «Я пишу собственный псалом», – сказал себе Ёрш. Ящик комода снова захлопнулся и снова с его пальцами. Ёрш увидел в зеркале лицо и задал, нет, истерически прокричал вопрос. Бесформенное, уродливое мертвенно-белое лицо опухло от слез, перепачкалось рвотой и молило кого-то о прощении. «Как такое лицо может существовать в моем мире?» – вопрошал Ёрш.

Через мгновение – или через несколько часов – Ерша за ноги волокли по коридору. Его руки сложили на груди, а правую кисть перевязали синей футболкой. Коридор Ёрш узнал, да, он плыл назад по реке времени. Коридор – фойе – крыльцо – щербатые зеленые ступеньки. Когда спускали по ступенькам, голову придержала чья-то ладонь. Ёрш разлепил веки и увидел жирное, безутешное лицо Секретарши. Стояла или вроде бы стояла ночь, и в свете уличных фонарей волосы Секретарши отливали синевой. Вот дымка его дыхания, чуть выше – дымка ее дыхания, на пожарной лестнице пудель, между перекладинами застрял его колпак.

Его оставили на обочине дороги. Голоса звучали громче обычного, если такое возможно в принципе. Они ругались, тараторили, спорили друг с другом и с Ершом, давали бесконечные указания. Ёрш зажмурился и подставил лицо ветру. «Сколько сейчас времени?» – вяло подумал он.

– Сколько сейчас времени? – вслух спросил Ёрш, отлично понимая: ответа не дождешься. Ёрш вытекал из своих глаз и ушей, а голоса звенели настойчивее, чем прежде. Он нахмурился, затаил дыхание и попытался разобрать, о чем речь. Судя по всему, ему следовало что-то сделать.

Вскоре после этого Ёрш поднялся на ноги.

– Сколько сейчас времени? – снова спросил он. – Почему так темно?

Ёрш спрятал руку в рукав и зашагал прочь. На улице было сухо и безлюдно, как на луне. Кое-где в окнах горел голубоватый свет. Золотой бог с Секретаршей решили избавиться от него ночью или испугались, что он умер? Низко опустив голову, Ёрш крался вдоль канав и выбоин. Когда проходил мимо окна, за которым смотрели телевизор, ведущий прогноза погоды помахал ему и пожелал счастливого пути. Электронные часы показывали 4:15.

«Четыре пятнадцать утра, – сказал себе Ёрш. – Без сорока пяти минут пять». Тут его посетила мысль, от которой окрепшие голоса испуганно притихли. Время «Ч» давно миновало! На безлюдной улице было холодно и сыро – ни малейших призраков апокалипсического пожара не просматривалось.

– Ничего не случилось! – громко произнес Ёрш, пытаясь уверовать в это сам. – Никакого пожара!

Он ждал, что голоса начнут спорить или попытаются его переубедить, но они молчали. «Они не могут спорить! – ликовал Ёрш. – Не могут! – От радости пересохло во рту. – С этим никто не поспорит, никто на свете! Сейчас семнадцать минут пятого!»

Когда первая волна восторга прошла, Ёрш стал думать о людях и особенно о Виолет. Ее образ воскресил в памяти песню Кларенса Уильямса «Я маленький дрозд», а еще «Мурашки» Бикса Байдербека и «Ничего не делай, пока я не вернусь» Билли Холидей.

– Я иду, Виолет, я скоро приду! – сказал вслух Ёрш. – Ничего не делай, пока я не вернусь!

Он представил, как она сидит на черном лакированном диване у тускло-красной стены. Стоит открыть дверь – и Виолет подпрыгнет, а если рассказать о том, что сегодня случилось, упадет в обморок. В обморок люди сейчас не падают, но, если очень попросить, Виолет упадет. В старых песнях женщины постоянно падают в обморок! Представлять Виолет на диване оказалось приятно, и Ёрш представил снова. Он скажет: «Виолет, я исполнил миссию, я спас мир от гибели!» Виолет назовет его маленьким профессором, и он надуется от гордости. Ее караулит полицейский, только разве это страшно? Едва он потянется за пистолетом, Виолет выдернет ковер у него из-под ног. Полицейский попробует встать, но Виолет огреет его сковородкой. Полицейский запоет «Ты пожалеешь, что родилась» Луиса Армстронга, а Виолет – «Черный и унылый» Этель Уотерс. Потом полицейский запоет «Поезд до Джолиет» Мемфис Минни, но Ёрш перебьет его «Солнечным настроением» Бикса Байдербека, а Виолет закружится на табуретке.

В переулке у станции Ёрш заметил Быстрого с Ловким, сообщил им потрясающую новость и в доказательство поднял сломанную руку. Быстрый и Ловкий стояли не шевелясь и завороженно на него смотрели. В тени домов виднелись лишь белые носки на их ладонях и время от времени поблескивали глаза.

Ёрш зашагал было к станции, но вдруг остановился и сделал лицо «как у президента».

– Парни, я справился! – объявил он. – Миссия выполнена. Мир не погиб!

На станции Ёрш сообщал новость каждому встречному. Встречные смотрели на него в полном недоумении. Он брел вдоль турникетов, вставлял в прорези подобранные с пола билеты, и никто не говорил ни слова. Станция была куда светлее и красивее, чем прежде. Аргоновые лампы холодно пульсировали. Кожа пылала, а когда Ёрш поднес сломанную руку к глазам, пальцы громко хрустнули, только его ничего не удивляло и не волновало. Он путешествовал по миру, спасенному и преображенному ценой огромной жертвы. Неудивительно, что этот мир кажется незнакомым: Ёрш взирал на него глазами обезумевшего святого.

На четырнадцатом по счету билете Ершу повезло, и он бочком прошел через турникет, подняв сломанную руку к груди. Дышать старался ровно и медленно, хотя боли не чувствовал. К станции подлетел поезд шестого маршрута, и Ёрш сел в вагон. Платформа безропотно отстала. В пустом вагоне было чисто, серо и пахло жареным миндалем. Что за окном: ночная мгла или темнота туннеля? Это сигнальные огни или звезды? Руки Ерша прижаты к поручню, ноги – друг к другу, голос не отличим от стрекота цикады.

– Я Вильгельм Оранский! – прокричал Ёрш. – Сигарета у кого-нибудь найдется? – порой он громко и четко проговаривал каждое слово.

В вагоне стояли не блоки Г-образных сидений, а пепельно-серые скамьи, как в приемной стоматолога, или в камере, или в зале суда. Или в кабинете директора «Беллависты». Или как в курительной, только там скамейки были узорчатые.

Далее события развивались медленно. В окне Ёрш видел свое бледное лицо, которое безостановочно корчило рожи, видел звезды, царапины и выбоины в стене туннеля. Колеса мерно стучали о рельсы. Поезд идеально вписался в туннель. Он скользнул в темную арку ловко, словно рука в карман, сжал Ерша в объятиях и успокоил.

– Сколько сейчас времени? – спросил кто-то. Часы показывали двадцать семь минут пятого. Поезд дал легкий крен на вираже, выпрямился, сухо кашлянул и сбавил скорость. Сигнальные огни ярко вспыхнули, потом замигали и потухли. Ёрш выпучил глаза и прижал бескровное лицо к окну. Стены туннеля покрывали огромные цветовые полотна, глифы и подписи. Влажный бетон пестрел от тайных знаков: сквозь мрак пробивались оранжевые, бирюзовые, серебристые, платиновые. Кровоточащие, душераздирающие буквы, такие тэгами называют. Это же тайнопись! Прекрасное, пронзительное, волнующее откровение, доступное лишь его взору.

Ёрш смотрел, как мимо плывут великие слова. Возникают, по-змеиному извиваясь, по-птичьи щебечут – и рассыпаются на буквы. Расшифровывать бесполезно, они текут мимо рекой ярких татуировок. Ёрш испуганно вскрикнул, зажмурился, и за сомкнутыми веками тэги преобразовались в слова и знаки. Тэги издавали постановления, миндальный запах усиливался, и Ёрш почувствовал: если открыть глаза, произойдет немыслимое, о котором он давно размышлял. Или оно происходит уже сейчас? Ёрш зажал глаза ладонями и обратился в слух. В вагоне что-то шевелилось. Тэги расшифровывались сами, или он взломал тайный код? Да, это он его взломал! Тэги были не словами, а живыми картинками, а каждая буква – пульсирующим организмом. Буквы вибрировали, как пчелы в улье, пантомимами раскрывали свой смысл, глотали друг друга, совокуплялись, складывались в историю. Наконец Ёрш разомкнул веки: он мог читать тэги, как книгу.